Пытки и семейные ценности
Название: В твоих руках
Команда: bingjiu team
Персонажи: Юэ Цинъюань/Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю), Му Цинфан, Ло Бинхэ мимо пробежал
Тип: текст
Жанр: драма, романс, недоПВП
Рейтинг: NC-17
Размер: 4796 слов
Примечания: использован троп fuck or die; упоминается сексуальное насилие в прошлом; у персонажа ПТСР, но он об этом не знает; вероятно, тут ООС
Саммари: Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюань вдохнули пыльцу некоего растения, и теперь они с десяток лет не смогут развиваться как заклинатели — если не трахнутся.
— Парное самосовершенствование, — сказал Му Цинфан. Шэнь Цинцю показалось, что он ослышался.
— Я прошу прощения, шиди Му?.. — Юэ Цинъюань склонил голову, и Шэнь Цинцю испытал мгновенное облегчение от того, что переспрашивать пришлось не ему.
— Парное самосовершенствование, — повторил Му Цинфан ровно и спокойно, самым своим целительским тоном, словно это был абсолютно нормальный врачебный совет. — Я подробно изучил это растение, пыльцу которого вы вдохнули. Оно обладает интересными свойствами. Если бы вы были простыми людьми, лишенными заклинательских сил, оно бы подействовало как афродизиак. Но поскольку вы заклинатели, пыльца воздействовала на ваши меридианы, и единственным способом, позволяющим нейтрализовать этот эффект, является парное самосовершенствование.
Да перестанет он когда-нибудь это повторять?! Шэнь Цзю казалось, что потолок хижины рушится ему на голову. Ранее Му Цинфан сказал, что проклятая пыльца способна затормозить их развитие как заклинателей лет на десять, если не больше. Десять лет он будет впустую прокачивать энергию по меридианам без какой-либо надежды создать золотое ядро! А что, если это отбросит его назад, и он больше вообще никогда не сможет развиться как заклинатель? И однажды окружающие это поймут, и тогда…
Тем временем, Му Цинфан продолжал неторопливо вещать, и Шэнь Цинцю усилием воли отогнал подступающую панику и вслушался. Лекарь, оказывается, отвечал Юэ Цинъюаню:
— Нет, глава Юэ, это никак не может быть человек без заклинательских сил. Я повторяю — парное самосовершенствование. Партнер должен быть заклинателем, это во-первых. Во-вторых, я бы рекомендовал прибегать к янской энергии. Энергия инь… возможно, не навредит, но и пользы особой не принесет. Не тот случай.
— То есть? — вмешался Шэнь Цинцю, ощущая, как гудит в голове. — Шиди Му, я правильно вас понял, необходимо заняться… парным самосовершенствованием с…
Слова застряли комом у него в горле. Му Цинфан перевел на него спокойный безжалостный взгляд.
— С мужчиной, совершенно верно. Говоря прямо, глава Юэ, шисюн Шэнь, я бы рекомендовал вам заняться совместным парным самосовершенствованием. Это позволит вам нейтрализовать действие яда, не вмешивая посторонних лиц.
— Это неприемлемо, — мягко, но непреклонно проговорил Юэ Цинъюань. Это слова оказали странный эффект на Шэнь Цинцю — будто удар по лицу, хотя он до дрожи боялся, что Юэ Цинъюань начнет его уговаривать, и должен был почувствовать облегчение. — Шиди Му, вы абсолютно уверены, что нет другого способа?
— Абсолютно, — пожал плечами Му Цинфан. — Но я повторюсь: совместное самосовершенствование для вас двоих — всего лишь рекомендация. Вы можете прибегнуть к любому другому партнеру. Я лишь настаиваю на том, что это должен быть мужчина и заклинатель. Ну, и, разумеется, я настоятельно рекомендую использовать этот способ, потому что иначе вы рискуете отстать в развитии своих сил. Однако решать вам.
— Благодарю, шиди Му, — Юэ Цинъюань поклонился и поднялся на ноги. — Я подумаю над вашими словами. Шиди Шэнь?
Шэнь Цинцю не хотел уходить с ним. Шэнь Цинцю хотел остаться и трясти Му Цинфана, орать на него до тех пор, пока тот не придумает другой способ. Но Му Цинфан уже уткнулся в какие-то свои бумаги, и Шэнь Цинцю не оставалось ничего другого, кроме как подняться, поклониться и выйти следом за главой ордена.
Дорога на Цинцзин лежала через Цюндин. Они прошли примерно половину пути до жилища Юэ Цинъюаня, прежде чем последний наконец подал голос:
— Прошу прощения, шиди, я рискнул говорить за нас обоих. Полагаю, однако, что я был прав. Ты согласен, что это неприемлемо, не так ли?
Голос его был ровен, спокоен и приветлив. Шэнь Цинцю механически отсчитал фразы и тут же забыл об этом.
— Да, глава Юэ, — отозвался он — собственный голос доносился будто бы издалека. — Совершенно неприемлемо.
— Десять лет остановки в развитии — не такая уж серьезная потеря, — продолжал тем временем Юэ Цинъюань, и Шэнь Цинцю вдруг послышалась легкая вопросительная интонация в его голосе. Он вскинул взгляд на главу ордена — но тот смотрел на него спокойно и доброжелательно. Абсолютно как обычно. Будто его совершенно ничто не волновало.
Шэнь Цинцю осознал вдруг, что все его смятение сейчас отражено на его лице. Он отвел взгляд, крутанул в руке веер, неспешно расправил и прикрылся им. Стало полегче.
— Разумеется, глава Юэ, — произнес он, и наконец-то голос его звучал как надо — спокойно и прохладно. — Мы бессмертные заклинатели, и у нас достаточно времени. Десять лет пролетят незаметно. С вашего позволения.
Он развернулся и зашагал вперед, в сторону своего пика, оставив Юэ Цинъюаня позади.
Этой ночью его терзали кошмары. В них он стоял, совершенно обнаженный, перед толпой, в которой были главы пиков, его ученики, адепты Цанцюн и множество других, совершенно незнакомых людей. Кто-то прижался к нему сзади, обхватив руками, и сунул руки в его тело, в дантянь, и развел ладони, показывая пустоту внутри. “У него нет золотого ядра!” — кричали голоса. “Лжец! — вторили им другие. — Мошенник! Самозванец!”
Его пинком швырнули на колени. Сзади навалились, и знакомый, ненавистный голос прохрипел в ухо:
— Пора тебе вернуться домой, сяо Цзю.
Его затрясло. Цю Цзяньло должен был сдохнуть, сгореть в доме вместе со своим папашей и всеми своими омерзительными слугами. Но этого не случилось. Не было резни, не было пожара, он никогда не освобождался от них…
Люди впереди вдруг расступились — или исчезли? — и Шэнь Цзю увидел Юэ Ци. Брат, повернувшись спиной, уходил прочь.
— Ци-гэ! — закричал Шэнь Цзю. — Ци-гэ, пожалуйста! Не оставляй меня!
Он проснулся в слезах и в поту среди сбившихся простыней. Кое-как поднявшись на ноги, он попытался успокоиться. Попил воды, накинул на плечи тонкий халат, вышел из домика в теплую душистую ночь.
Ярко светила полная луна. В траве во всю мощь разливались цикады. Опустившись на теплый пол веранды, Шэнь Цинцю прикрыл глаза и глубоко вздохнул.
Он невыносимо любил Тихий пик. Здесь все дышало изящной красотой и покоем. И он забрался сюда сам, по камням и терниям, обдирая руки и ноги. Неужели же он позволит клятым призракам прошлого сбросить его отсюда?
Все, что ему нужно — это пойти к Юэ Цинъюаню и предложить ему свое тело. Лечь с ним в постель. Это ничтожная малость. И это ничем ему не грозит. Юэ Цинъюань — в этом Шэнь Цинцю был уверен — будет нежен и ласков. И, разумеется, ни одна живая душа не узнает об этом, кроме Му Цинфана, а тот хорошо умеет хранить секреты.
Вот и все. Он сможет это сделать. Это несложно.
Шэнь Цинцю так и не заснул больше этой ночью.
***
— Шисюн уверен? — спросил Му Цинфан, и Шэнь Цинцю захотелось его придушить. Конечно, он не был уверен! Кто вообще мог быть в таком уверен! Но рассказывать об этом Му Цинфану он не собирался.
— Разумеется, — он кивнул, сохраняя прохладное достоинство. — Меня лишь беспокоит техническая сторона вопроса. Ни я, ни глава Юэ не испытываем влечения к мужчинам. Соответственно, было бы нелишне получить какую-то дополнительную стимуляцию.
Му Цинфан задумчиво поджал губы.
— Я не стану давать вам никаких настоек, — наконец проговорил он и закопался в свои ящички. — Неизвестно, какой эффект они возымеют в сочетании с пыльцой этого растения. Я могу предложить вам, — он выложил на стол пучок благовоний, — это, — а следом перед Шэнь Цинцю появился выточенный из камня флакон, — и это. Благовония расслабят и дадут толчок к возбуждению. Масло при нанесении на кожу также поспособствует возбуждению. Возможно, имеет смысл начать с обоюдного массажа. Также его можно использовать для проникновения.
Закрываться веером было бы невежливо, так что Шэнь Цинцю оставалось только уповать, что лицо его сейчас не пошло красными пятнами. Он сдержанно кивнул, взял благовония и флакон и спрятал все это в рукав.
— Благодарю, шиди.
Он решил дождаться вечера. Провел несколько часов в медитации, а оставшееся время был настолько сосредоточен на том, что ему предстоит сделать, что машинально поблагодарил Ло Бинхэ, когда тот подал ему чай.
Ближе к вечеру он начал собираться. Во всем теле ощущалась болезненная сосредоточенность. Он не стал надевать нательные штаны — только нижний халат, и пояс завязал самым простым узлом. Сверху накинул второй халат, простой, домашний. Расчесал волосы, скрепил их деревянной шпилькой, которую было бы легко вынуть.
Ближе к концу подготовки у него начали дрожать руки, и Шэнь Цинцю приказал себе успокоиться. Если он будет трястись, Юэ Цинъюань точно не согласится ни на что. Да и чего бояться? Все это нисколько не подходило на происходившее в доме Цю. Как минимум, сейчас он действует по своей воле… ну, почти. Да и подготовкой там никто не утруждался.
Подготовка! Это слово ошпарило его, когда он уже изрядно отошел от своей хижины в бамбуковой роще. Ему следовало подготовиться заранее, а он не подумал об этом! Он едва не повернул назад — но тут же сообразил, что если вернется, то уже никуда не пойдет. Да и время не раннее, что, если глава ордена уснет?
Он шел дальше. Сердце заполошно колотилось, и Шэнь Цинцю пытался успокоить его, выравнивая удары в такт шагам, глубоко вдыхая и выдыхая. Помогало плохо, но хотя бы он был сосредоточен мыслями на ритме своего дыхания и биении своего сердца, а не на том, что предстоит сделать.
Дорога на Цюндин оказалась неожиданно короткой. Вроде бы вот он еще в бамбуковой роще — а вот уже стоит перед домиком главы ордена. Дыхание перехватило, руки снова затряслись, но Шэнь Цинцю заставил себя собраться с силами и постучать.
Ему открыли почти сразу. Юэ Цинъюань, тоже в домашнем, стоял на пороге и смотрел на Шэнь Цинцю удивленно и немного растерянно.
— Шиди?
— Глава, — Шэнь Цинцю поклонился. — Могу я войти?
— Конечно! — с чрезмерной поспешностью отозвался Юэ Цинъюань и посторонился, пропуская его в дом. Шэнь Цинцю вошел.
Глава ордена, двигаясь чуть более суетливо, чем следовало бы, принялся заваривать чай. Пока он этим занимался, Шэнь Цзю достал из рукава благовония и флакон.
— Что это такое? — с доброжелательным любопытством поинтересовался Юэ Цинъюань, повернувшись. Шэнь Цинцю открыл рот, чтобы заговорить — но горло словно парализовало. Он прокашлялся и попытался еще раз:
— Это… мне дал шиди Му. Это… если глава пожелает… я бы хотел просить…
Он замолчал, отчетливо ощущая, что ему не хватает ни слов, ни дыхания. Руки снова начали дрожать. За спиной главы Юэ зашипела на углях побежавшая из чайника вода, но никто не обратил на это внимания.
— Шиди, — голос Юэ Цинъюаня звучал осторожно, — мы ведь решили, что нам это не нужно. Десять лет — не такая уж и большая потеря…
Шэнь Цинцю захотелось закричать. Захотелось ударить Юэ Цинъюаня по лицу. Небольшая потеря? Конечно, для него, который учился у лучших наставников, это было небольшой потерей! Но Шэнь Цинцю уже и так потерял слишком много времени. Он просто не мог себе позволить…
— Глава Юэ, — заговорил он, собравшись с силами, — боюсь, ваш младший соученик не настолько развил духовную силу, насколько это сделал досточтимый глава. Боюсь, для этого ничтожного соученика потеря развития на десять лет может оказаться серьезной. Или… — он снова едва не подавился словами, — для главы мысль взять этого ничтожного на ложе категорически неприемлема?
И тут же подумал — а может, действительно? Может, он настолько отвратителен Юэ Цинъюаню, что тот скорее запрет свои силы на десять лет? К горлу подступила горечь. Он напрашивался. Фактически, он умолял о том, чтобы Юэ Цинъюань трахнул его. От этой мысли его затошнило.
Юэ Цинъюань молчал, и молчал так долго, что Шэнь Цинцю в конце концов не выдержал — поднял на него взгляд. Глава ордена смотрел на него воспаленными больными глазами — это был тот взгляд побитой собаки, который Шэнь Цинцю ненавидел больше всего.
— Сяо Цзю…
Ну вот, началось. Шэнь Цинцю вытянул руку, словно надеясь заткнуть ему рот.
— Не зови меня так! Это не имеет… никакого отношения… это просто нужно сделать! Парное самосовершенствование… Ты глава ордена, я хозяин пика, и не более того…
Он осекся, глядя на Юэ Цинъюаня. Тот стал землисто бледен после этих слов — но мгновением спустя словно собрался, сделался бесстрастен и сосредоточен.
— Шиди Шэнь, — проговорил он. — Что ж, Му Цинфан не стал бы советовать дурного. Возможно, вы оба правы. — Он взял благовония, зажег их от жаровни и поместил в курильницу, потом прихватил со столика флакон с маслом, а вторую руку протянул Шэнь Цинцю выверенным церемонным жестом. Шэнь Цинцю вложил в нее ладонь, и Юэ Цинъюань повел его в соседнюю комнату.
Здесь Шэнь Цинцю никогда не был, и немудрено — это была спальня главы ордена. Отпустив его руку, Юэ Цинъюань оставил его осматриваться, а сам сдернул покрывало с кровати, поправил подушки и простыни, оставил флакон с маслом в изголовье — и вновь вернулся к Шэнь Цинцю.
— Шиди позволит?
Шэнь Цинцю кивнул, не вполне понимая, на что соглашается. Он не мог даже толком рассмотреть обстановку — взгляд притягивала кровать. Его снова начало трясти.
Юэ Цинъюань зашел ему за спину и потянул с его плеч верхний халат. Потом вынул шпильку из его волос, и они упали на спину тяжелой волной. Потом Юэ Цинъюань потянулся к поясу — и Шэнь Цинцю, вздрогнув, отшатнулся.
— Я сам.
Юэ Цинъюань тут же отступил.
— Что мне сделать? — спросил он очень ровно, и Шэнь Цинцю отозвался чуть дрогнувшим голосом:
— Разденься.
Юэ Цинъюань снял свою одежду легко и без стеснения. У него было красивое тело — широкие плечи, узкая талия, крепкие руки и ноги. Шэнь Цинцю буквально заставил себя взглянуть на его мужское естество.
Во рту появился мерзкий привкус, руки и ноги похолодели, в горло будто невидимая рука вцепилась. Он усилием воли заставил себя развязать пояс и сбросить на пол нижний халат.
Он выдержит. В этом нет ничего страшного. Он смог пережить то, что было в доме Цю — сможет и это. Ничего страшного не происходит.
— Шиди, — голос Юэ Цинъюаня звучал доброжелательно и ровно, словно они собирались просто попить чаю, — боюсь, я несколько неопытен в такого рода делах. Прошу, направляй меня.
Шэнь Цинцю едва не рявкнул на него. Откуда бы Юэ Цинъюаню знать, в чем он опытен? Впрочем, он почти тут же сообразил, что Юэ Цинъюань знает о его похождениях в бордель — не о том, что Шэнь Цинцю в действительности там делал, так что вообразить можно было всякое. Он глубоко вздохнул.
Му Цинфан советовал начинать с массажа.
— Ляг на кровать, — произнес он. Внутри все будто смерзлось, и у него сейчас просто не было душевных сил на изысканную вежливость. — На спину.
Юэ Цинъюань лег, и Шэнь Цинцю, прихватив флакон с маслом, сел рядом. Юэ Цинъюань следил за ним взглядом — в его лице были спокойствие и доброжелательность, а Шэнь Цинцю колотило от мысли, что сейчас ему предстоит коснуться мужчины.
Но ведь это Ци-гэ. Они много раз касались друг друга. В этом нет ничего такого.
Только вот Юэ Цинъюань больше не был Ци-гэ.
Он резко выдохнул и плеснул масла себе на ладони. Это нужно пережить. Просто пережить. Это лекарство. Лекарства часто бывают горькими.
Он встал на кровать на колени и положил ладони на грудь Юэ Цинъюаня — тот вздрогнул, глаза его распахнулись чуть шире. Шэнь Цинцю провел руками вниз, к животу, и снова вверх, размазывая масло. Он доводил ладони почти до члена, но не касался его, лишь поддразнивал близкими прикосновениями, и выглаживал грудь и живот Юэ Цинъюаня, умащая его, и вскоре его действия дали плоды — член Юэ Цинъюаня поднялся, тот невольно раздвинул ноги, и Шэнь Цинцю устроился между ними.
Юэ Цинъюань смотрел на него из-под длинных ресниц, грудь его тяжело вздымалась. Он был возбужден, и это было хорошо: значит, все, что оставалось Шэнь Цинцю — это соединиться с ним. И тогда все станет в порядке.
Если, конечно, одного раза будет достаточно. Шэнь Цинцю очень на это надеялся.
Но было еще одно, что непременно следовало сделать, если он хотел обмениваться энергиями на ложе, а не корчиться от боли. Шэнь Цинцю плеснул еще масла себе на пальцы и, приподнявшись на коленях, завел руку назад и начал медленно поглаживать себя между ягодиц.
Глаза Юэ Цинъюаня широко распахнулись, и Шэнь Цинцю снова пожалел, что не сделал этого у себя дома. Не следовало делать таких вещей на глазах у своего… партнера по самосовершенствованию. Что, если от этого зрелища все возбуждение пропадет?
Однако возбуждение Юэ Цинъюаня и не думало пропадать. Наоборот, как будто даже еще возросло. Наверное, масло и правда было непростое. Шэнь Цинцю и сам чувствовал это — приятное жжение на входе в свое тело, оно подстегивало желание, и, ведомый им, Шэнь Цинцю сунул в себя палец.
Он прикрыл глаза. Это были хорошие ощущение. Ему доводилось испытывать и такие — Цю Цзяньло нередко предлагал его своим друзьям, а среди них попадались и те, которые не просто хотели сунуть свой член в более-менее подходящую дырку, но и чтобы их партнер получил удовольствие. Это были не самые плохие моменты.
Он добавил второй палец и принялся растягивать себя, постанывая сквозь зубы. Юэ Цинъюань не сводил с него горячего взгляда — и неожиданно это был такой взгляд, словно ничего более ценного, чем Шэнь Цинцю, не было для Юэ Цинъюаня в мире.
Внезапно ладони Юэ Цинъюаня легли ему на колени, скользнули по бедрам вверх. Шэнь Цинцю замер, ощутив, как хлестнула изнутри, будто плеть, паника.
— Позволишь мне? — тихо спросил Юэ Цинъюань — голос его слегка дрожал. Шэнь Цинцю деревянно кивнул, и руки Юэ Цинъюаня скользнули выше, легли на талию, притягивая Шэнь Цинцю ближе, укладывая его на себя. “Не надо”, — успел подумать Шэнь Цинцю, прежде чем его перевернули, и он оказался лежащим на спине, с Юэ Цинъюанем между ног.
— Я не сделаю больно, — прошептал Юэ Цинъюань ему на ухо. Его тяжелое тело вдавливало Шэнь Цинцю в постель. Паника залила изнутри, подступила к горлу. Шэнь Цинцю мертвой хваткой вцепился в твердое плечо.
Это Юэ Цинъюань, твердил он себе. Он не сделает ничего плохого. Все будет хорошо.
Пальцы Юэ Цинъюаня, скользкие от смазки, скользнули между ягодиц, и Шэнь Цинцю вынудил себя расслабиться. Нужно расслабиться, иначе будет больно. Чужие пальцы двигались внутри, тянули его. Юэ Цинъюань склонился над ним, заглядывая в лицо, потом его губы коснулись губ Шэнь Цинцю, раздвинули их, язык проник внутрь. Машинально Шэнь Цинцю обвил руками его плечи.
“Обними меня, — приказал голос в его голове. — Обними меня, как обнимаешь мою сестру, ну!”
Цю Цзяньло нравилось притворяться, что у них с Шэнь Цзю все по любви. Сначала он колотил его, или грозился, что отдаст для развлечений слугам — или отдавал, — а потом, когда у Шэнь Цзю больше не было сил сопротивляться, целовал и обнимал его и требовал того же в ответ. И укладывал его в постель, нежил его, ласкал — и наконец трахал.
Такое было едва ли не хуже насилия, но Шэнь Цзю осознавал это уже после.
— Сяо Цзю… — прошептал голос в ухо. — Можно, я…
Не открывая глаз, Шэнь Цзю рывком приподнялся, перекатился на живот и встал на четвереньки, отставив задницу. Руки легли ему на бедра, сжали, приподнимая, выпячивая сильнее, раздвигая ягодицы. В дырку толкнулся член. Было не больно. Его хорошо растянули. Шэнь Цзю приник щекой к постели. Выдохи рвались изо рта судорожными полустонами-полурыданиями, и он сжимал зубы, глуша их. Хозяева ненавидели, когда он начинал рыдать.
Он ощущал, как движется в нем член, как раскрывает его, раздвигает стенки. Он расставил ноги шире и прогнулся, подставляясь. В голове мутилось, к горлу подкатывала тошнота. Он знал, что будет дальше. Потом ему сунут грязный член в рот и велят облизать. И он будет облизывать, вылизывать дочиста, сосать, а потом его трахнут в горло, удерживая за волосы. И он будет слышать глумливый хохот над головой, и кто-то сунет член в его растраханную, залитую семенем задницу, и будет драть, пока он не начнет орать от боли, или пока не упадет от усталости в подгибающихся ногах.
Это его жизнь, и никто не вытащит его отсюда, никто не придет за ним, никто не спасет его. Единственный человек, которому было до него дело, ушел и никогда не вернется. Его брат умер. Надежды нет.
Короткое сухое рыдание вырвалось из горла Шэнь Цзю — он не мог больше сдерживаться.
— Ци-гэ… — выстонал он. — Ци-гэ, пожалуйста, помоги мне…
В то же мгновение все переменилось. Из него вышли, его сильно, но бережно обхватили, перевернули на спину, и над ним возникло перепуганное лицо Ци-гэ.
— Сяо Цзю? Что… что не так? Я сделал больно? Сяо Цзю…
Руки были везде. Прикосновения, от которых по коже продирало морозом. Шэнь Цзю попытался отползти, поскуливая, но было некуда; он хотел стряхнуть с себя чужие руки — но не мог, боясь хозяйского гнева. Его трясло, в голове была полная каша. Это же был Ци-гэ. Но почему? Это Ци-гэ — его хозяин теперь?
Или это Юэ Цинъюань — его хозяин?
Лицо напротив вдруг затвердело, и Шэнь Цзю непроизвольно съежился, ожидая удара. Но его не последовало — взлетело белое, будто крылья, и на плечи Шэнь Цзю легло покрывало, укутавшее его, закрывшее, спрятавшее от мира. Только тут Шэнь Цзю осознал, что его трясет, и вцепился в край покрывала, плотнее натягивая его на себя.
— Сяо Цзю… — повторил Ци-гэ, но оборвал сам себя, слез с кровати и куда-то ушел — Шэнь Цзю не проследил за ним взглядом, пытаясь выровнять дыхание.
Ци-гэ вернулся очень быстро. Он надел и подпоясал халат, а в руках у него оказался чайный столик. Ци-гэ поставил его на кровать и ушел снова, и вернулся с жаровней, на которую поставил чайник.
Он ничего не говорил, пока вода не закипела. Тогда он заварил чай, разлил его по чашкам и подал одну Шэнь Цзю. Замешкавшись, тот кое-как выпростал руку из кокона, в который сам себя закутал, и принял чашку.
Чай был горячий, чуть сладковатый, оставляющий тонкое, нежное послевкусие. Он выпил чашку почти что залпом, и Юэ Цинъюань немедленно налил ему вторую. После третьей выпитой подряд стало почти совсем хорошо, и Шэнь Цинцю аккуратно поставил чашку на доску. И только тогда рискнул наконец поднять взгляд и встретиться с Юэ Цинъюанем глазами.
— Сяо Цзю, — тихо проговорил тот. — Расскажи мне. Пожалуйста. Что происходит?
— Мне очень нужно излечиться от последствий этой пыльцы, — Шэнь Цинцю казалось, что губы у него смерзлись и еле шевелятся. Юэ Цинъюань снова налил ему чаю, и Шэнь Цинцю вцепился в чашку. — Мои энергии… нестабильны. Ты знаешь. Ты… помогал мне справляться с искажениями ци. Но… — он глубоко вздохнул и сказал наконец то, что никак не должен был говорить главе своего ордена — он уповал лишь на то, что сейчас он со своим, пусть и бывшим, братом: — Я еще не сформировал золотое ядро, Ци-гэ. Если я потеряю эти десять лет… может так случиться, что я потеряю все.
Юэ Цинъюань глубоко вздохнул. Налил еще чаю, отпил из своей чашки. И наконец произнес:
— Я спрашивал не об этом.
Шэнь Цинцю знал, что он спрашивает не об этом. Ему захотелось закричать. Захотелось кинуть чашку Юэ Цинъюаню в голову. Захотелось спросить — по какому праву ты хочешь знать, ты, тот, кто бросил меня?
Вместо этого он сказал, обращаясь к чайному столику:
— В доме Цю меня сделали рабом для постельных утех.
Он услышал судорожный вздох и больше почувствовал, чем увидел, как Юэ Цинъюань качнулся к нему — и тут же вернулся обратно. Он заговорил снова — теперь, когда он произнес первые слова, говорить дальше стало легче. Он рассказывал, как старик Цю однажды позвал его в свою спальню, велел раздеться и лечь к нему в постель, и там долго гладил по ногам, по животу, по заднице, перебирал волосы, потом целовал, а потом попытался тыкать членом в задницу, но стояло у него так себе, и ничего не вышло, и тогда он велел Шэнь Цзю сосать у него. Старик почти никогда не был груб, если только у него не было совсем уж плохое настроение. Зато вот Цю Цзяньло нравилось колотить Шэнь Цзю. Потом ему нравилось совать член ему в рот и насаживать головой, пока Шэнь Цзю не начинал давиться. Потом ему нравилось сдирать с Шэнь Цзю штаны, швырять его на четвереньки и вставлять ему без подготовки.
Он говорил и говорил, и ему казалось, что изо рта его исходят не слова, а его собственные внутренности, мерзкие и ядовитые. Он будто выблевывал самого себя перед человеком, перед которым никогда и ни за что он не хотел бы раскрываться так — но у него больше не было сил. Если сейчас Юэ Цинъюань, преисполнившись отвращения, вышвырнет его прочь и прогонит из ордена — значит, так тому и быть. Шэнь Цинцю и так слишком долго занимал чужое место.
Когда он замолчал, в комнате воцарилась звонкая тишина. Он боялся поднять глаза на Юэ Цинъюаня, который сидел, замерев неподвижно, будто статуя. Но вот, наконец, он отмер — Шэнь Цинцю увидел край рукава, как рука потянулась, взяла его чашку. Зажурчала вода. Чашка вернулась — уже с чаем.
— Я пришел на пожарище.
Шэнь Цинцю вздрогнул, едва не расплескав чай, вскинул голову. Ци-гэ смотрел на него — бледный, осунувшийся, с воспаленными глазами.
— Вместо дома Цю было пепелище. Я решил, напали разбойники. Это давало надежду — возможно, ты не погиб, тебя увели. Но потом я узнал от людей, что женщины выжили. Если бы это были разбойники, в первую очередь они увели бы женщин, не так ли? Люди говорили — никто не нападал, дом просто загорелся. Все мужчины погибли. Я бродил по пепелищу, пытался раскапывать кости… Глупо. Я похоронил тебя, сяо Цзю. Я похоронил тебя там.
— Почему?
Собственный голос прозвучал как карканье. Ци-гэ разомкнул губы — сухие, как и его глаза — и спросил:
— Почему что?
— Почему ты не рассказал мне этого раньше?
Горький смешок вырвался у Юэ Цинъюаня.
— Потому что я был слаб, сяо Цзю. Потому что я опоздал. Какая разница, пришел я или нет, если все равно было слишком поздно? Я оставил тебя там и не смог вовремя спасти, и из-за меня… все это… стряслось с тобой. — Он вдруг стиснул челюсти, будто от внезапного приступа боли, лицо его скривилось. — Я глуп и бесполезен. Даже сейчас. Я позволил тебе… я не понял… не почувствовал…
Шэнь Цинцю рванулся к нему через столик, опрокидывая чашки и чайник, вцепился в рукава, перехватил запястья. Покрывало упало с плеч, прикосновение обожгло ладони, но все это не имело сейчас никакого значения — Шэнь Цинцю просто не мог смотреть в это искаженное от горя лицо и позволить Ци-гэ брать всю вину на себя.
— Это моя вина! Я должен был сказать тебе… прямо сказать…
Они замерли оба, глядя друг другу в глаза над опрокинутым чайным столиком, над залитой чаем постелью. А потом Юэ Цинъюань дернул Шэнь Цинцю на себя и стиснул его в объятиях.
И, не удержав равновесия на краю кровати, они вдвоем повалились на пол, а следом за ними с грохотом полетел чайный столик и свороченная жаровня.
Какое-то время спустя, когда высыпавшиеся угли собрали обратно в жаровню, затлевший тут и там огонь сбили покрывалом, и собрали осколки, и открыли окна, чтобы вышел дым, Юэ Цинъюань запоздало подал Шэнь Цинцю халат, и тот скользнул в рукава так изящно и непринужденно, словно не он только что нагишом метался по комнате, хохоча и ругаясь одновременно.
Он подвязал пояс и взял старшего брата за запястья, перевернув руки ладонями вверх.
— Так и знал. Ты порезался.
— Одна царапина, — Ци-гэ попытался отнять руку, но Шэнь Цинцю не позволил — поднес палец к губам и осторожно втянул в рот, зализывая царапину. Несколько мгновений Юэ Цинъюань смотрел на него широко распахнутыми глазами. Потом положил ладонь на щеку. — Там же не яд, сяо Цзю.
— Могут быть мелкие осколки, — возразил Шэнь Цинцю, выпуская палец, но удерживая руку. Несколько мгновений они так и стояли, не сводя друг с друга взгляда. Потом Юэ Цинъюань опустился на кровать и потянул Шэнь Цинцю на себя, усаживая между своих ног.
Они замерли так, тесно прижавшись друг к другу, как в те времена, когда жили в нищете и холоде, когда у них никого, кроме друг друга, не было, и они так и засыпали, сплетя объятия, грея друг друга. Потом Юэ Цинъюань заговорил:
— Сяо Цзю, насчет нашей проблемы…
Шэнь Цинцю замотал головой, не дав ему договорить.
— Нет. Ци-гэ, это было глупо с моей стороны. Ты был прав. Это неприемлемо.
— Я люблю тебя, — перебил его Ци-гэ, и Шэнь Цинцю задохнулся и растерял все слова. — И я лягу с тобой как любовник, потому что это нужно сделать. Если это будет нужно нам только чтобы излечиться, значит, так тому и быть. Если вдруг… получится что-то больше, — он сжал Шэнь Цинцю в объятиях чуть крепче. — Мне все равно, как любить тебя, сяо Цзю. Лишь бы ты позволял.
— Ци-гэ… — выдохнул Шэнь Цинцю и, развернувшись в его руках, уткнулся головой старшему брату в плечо. И из этого положения уже прошептал, не поднимая лица: — Но ты же видел. Я не могу. Я не смогу.
В ответ Юэ Цинъюань взял его за подбородок, приподнимая голову, и Шэнь Цинцю с изумлением увидел, что он улыбается.
— Есть ведь и другие способы. Почему я не могу быть… эээ… младшим? Если для тебя это невозможно?
Шэнь Цинцю приоткрыл рот, вновь потеряв дар речи, и Юэ Цинъюань все с той же улыбкой коснулся губами уголка его рта.
— В любом случае, мы не должны ничего делать сегодня, сяо Цзю. У нас есть время. Мы справимся.
Он будто светился. Шэнь Цинцю вдруг подумалось, что он уже давно — или никогда — не видел Ци-гэ таким сияющим, таким счастливым. Будто с него упала некая черная пелена, и теперь на Юэ Цинъюаня стало почти невозможно смотреть.
С робостью, изумившей его самого, Шэнь Цинцю запустил пальцы в его волосы, перебирая шелковые пряди, и Юэ Цинъюань прикрыл глаза от удовольствия.
— Тогда, наверное, мне стоит уйти и позволить главе наконец лечь спать? — спросил он, ощущая, как губы расползаются в абсолютно глупой и счастливой улыбке. Руки Юэ Цинъюаня вокруг талии сомкнулись крепче.
— Нет, зачем? — спросил он изумленно. — Ты можешь остаться. Ты не хочешь?
Шэнь Цинцю покачал головой и тут же кивнул. Он был уверен, что не сможет заснуть — но и тогда будет хорошо. Может, Ци-гэ тоже не будет спать, и они проведут ночь за разговорами. Или он просто будет лежать рядом со своим самым дорогим человеком в этом мире, слушать его дыхание и знать, что теперь — и навсегда — все станет хорошо.
Они перестелили сырую постель и погасили свет. В полутьме, сталкиваясь руками, путаясь в простынях и неловко посмеиваясь, они наконец забрались под одеяло, и Юэ Цинъюань вытянул руку, а Шэнь Цинцю, чуть помедлив, лег головой ему на плечо.
Он не чувствовал никакого отвращения, прикасаясь к этому телу. Он даже смог обнять Ци-гэ, перекинув руку через его талию.
Снаружи занимался рассвет, чирикнула первая птица. Шэнь Цинцю прикрыл глаза, слушая, как выравнивается и становится глубже дыхание его брата.
Он был уверен, что не заснет. Но прежде, чем он додумал эту мысль, он уже спал — крепче, чем на самых мягких женских коленях, и чем в одиночестве в своей бамбуковой хижине.
Он не помнил этого, но в последний раз так крепко он спал в далеком-далеком детстве, совсем малышом, на руках у своего названного брата.
@темы: Чужой пейринг, Драма/ангст/хоррор, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Ло Бинхэ/Шэнь Цзю, Юэ Цинъюань/Шэнь Цзю, Текст
-
-
05.05.2020 в 01:27-
-
05.05.2020 в 01:32*потирает руки* just as planned!
-
-
05.05.2020 в 01:35Такой чудесный ХЭ Т_Т
-
-
05.05.2020 в 01:50Что вы натворили
Это слишком великолепно, и больно, и так идеально
Я просто не могу даже слов подобрать
Прочел на одном дыхании, а все кажется мало (хотя и понимаю, что сказано ровно столько, сколько нужно)
так больно от того, что им просто. Надо. Было. Поговорить!!!!!!
-
-
05.05.2020 в 06:01Спасибо за замечательный фик!
-
-
05.05.2020 в 07:23Так здорово описан ПТСР, читала и обмирала ...
Мой любимый формат - когда после стеклища оборачивают в одеялко хэппи-энда
Спасибо
-
-
05.05.2020 в 08:57оставшееся время был настолько сосредоточен на том, что ему предстоит сделать, что машинально поблагодарил Ло Бинхэ, когда тот подал ему чай.
Ло Бинхэ наверное пришибло от шока и счастья.
-
-
05.05.2020 в 10:05-
-
05.05.2020 в 10:31Eswet, вот! Я же говорила, что 79 отличный пейринг, а не только бротп))
-
-
05.05.2020 в 12:23-
-
05.05.2020 в 15:58-
-
17.05.2020 в 07:58-
-
17.05.2020 в 16:56-
-
17.05.2020 в 20:14Присоединяюсь к голосам тех, кто хочет продолжения))
-
-
19.10.2020 в 11:05