Автор: ~ Каждый день ~
Бета: Анонимный Доброжелатель
Пейринг/персонажи: Лань Ванцзи/Вэй Усянь, А-Юань, молодежь из Гусу и родственники Лань Ванцзи в разных видах
Тип: джен, слэш
Рейтинг: R
Жанр: мистика, семейная драма
Размер: около 18 тыс. слов
Саммари: Вэй Усянь проснулся от ощущения, что его кто-то обнюхивает.
Дисклеймер: © mxtx
Примечание: постканон
Предупреждения: жестокость в духе канона, насильственная смерть второстепенных персонажей
читать дальше
Глава 3
Все те знания, что копятся не в голове, а в позвоночнике, весь приобретенный за две жизни опыт велел Вэй Усяню: не двигайся. Не дергайся. Не шевели свесившейся с кровати левой рукой. Расслабься и дыши.
Тварь его щупала: пальцы, костяшки, ладонь, запястье. Хватка у нее была холодная и шершавая, но вполне терпимая. За долгим вздохом последовала не вполне понятная возня, и Вэй Усянь почувствовал: в постели их стало трое. На лицо и шею упали колючие волосы, с которых, словно по канатам, спустились жуки. Двое, нет, больше. Практически забравшись на Вэй Усяня, тварь обнюхивала его: горло, грудная клетка, ниже… Над тем местом, где под кожей пульсировало в ожидании скорого раскрытия золотое ядро, движение прекратилось. Тварь застыла. Вэй Усянь последовал ее примеру, гадая, не обманула ли его интуиция. Лань Чжань расстроится, если поутру найдет подле себя труп супруга с выгрызенными внутренностями.
Она принюхивалась: тяжело, глубоко, настойчиво, так глухой переспрашивает снова и снова, злясь одновременно и на собственную немощь, и на неспособность собеседника сразу проговорить четко, а не бубнить. Один из треклятых жуков залез Вэй Усяню под шею и щекотал затылок.
Тварь что-то пробормотала — по интонациям походило на ругательство, слов не разобрать, но и бессмысленным звериным рыком не назовешь, отпрянула от Вэй Усяня и завыла: хрипло, протяжно, на одной низкой ноте, завыла так, словно причитала по покойнику, завыла, будто сердце ее было человеческим и разрывалось от горя и тоски.
Лань Чжань не проснулся.
Тварь ушла. Или уползла? Вслушиваясь в звуки, с которыми она удалялась, Вэй Усянь не смог сделать окончательный вывод, лишь увериться для себя: ни на двух, ни на четырех ногах так не передвигаются.
Из членов словно вынули все кости. Стряхнув с себя жуков и перевернувшись, наконец, на бок, он обнял Лань Чжаня. Почему супруг не проснулся, ведь должен был, ведь сам приучил: я тут, я всегда рядом, и нет такой беды, наедине с которой я оставил бы тебя… выходит, есть? Или…
Мелькнувшая мысль была проста сама по себе, однако высвечивала ситуацию настолько в ином свете, что у Вэй Усяня голова пошла кругом.
Тварь, имея на то массу возможностей, не причинила ни малейшего вреда. Лань Чжань не проснулся. Где-то в белокаменной, трижды заговоренной от всякого зла комнате маялся неведомой хворью незнакомый Вэй Усяню Старейшина. Где-то близ Цайи укрывался серым ханьфу мужчина, в профиль и со спины немного… подозрительно, слишком похожий на Лань Чжаня. Все эти бесспорные факты были объединены некой связью, но Вэй Усянь чувствовал себя слишком опустошенным, чтобы ее уловить. Опустошенным и раздосадованным: он всего лишь хотел вдоволь выспаться после того, как всласть полюбился с собственным мужем, неужели так сложно было не тревожить хотя бы до утра?
Вэй Усянь поцеловал в щеку беспокойно заворочавшегося Лань Чжаня, положил голову на подушку и велел себе отдыхать, пусть хоть духи со всей Поднебесной соберутся перед их окнами и решат отрепетировать августовский парад.
…Кому опять не спится? Ни покоя, ни порядка, будто не Облачные Глубины, а постоялый двор!
Вэй Усянь отчаянно не хотел вставать. Еще чуть-чуть, совсем немного — и тогда он встанет, и во всем разбе…
— Твои выводы чересчур поспешны, брат. Я бы так не горячился.
— Если ты не желаешь сопровождать меня, я пойду сам.
С трудом оторвав голову от подушки, Вэй Усянь попытался вспомнить, слышал ли он хоть раз в голосах Нефритов Гусу столь отчетливое раздражение: у Лань Чжаня — напористое и бескомпромиссное, у Лань Сичэня — мягкое, с ноткой тревоги. Пожалуй, что и нет, не слышал.
— Клан Оуян — наш старинный союзник, а лекарь Оуян Циу…
— Сгубил нашу мать и теперь хочет отравить моего мужа? Я не позволю.
Сонливость пропала — словно ледяной водой в лицо плеснули. В соседней комнате явно поняли, что к их беседе на двоих вот-вот присоединятся, и замолчали. Кое-как одевшись и наскоро завязав волосы, Вэй Усянь вышел из спальни.
Они сидели за чайным столиком: Нефриты Гусу, гордость своего клана, первые номера в списке самых прекрасных и могущественных заклинателей поколения. Поприветствовав одного соответствующей ситуации фразой, а другого — поцелуем в лоб, Вэй Усянь сказал:
— Можно подробнее про мое вероятное отравление? Люблю быть в курсе таких вещей.
Лань Чжань молча взял стоявший на середине стола флакон с укрепляющим настоем, о котором благополучно забыли и ни разу не использовали по назначению, отвинтил пробку и уронил одну каплю на кусочек бумаги. Результат заставил Вэй Усяня присвистнуть: от жидкости на листе осталась дыра диаметром с ноготь ребенка.
— Как мило, — пробормотал Вэй Усянь и тут же пожалел о собственном неуместном легкомыслии: сквозь обычное спокойствие черт Лань Чжаня проглянуло выражение человека, оскорбленного в лучших чувствах: да так оно, пожалуй, и было.
— Все же я склонен считать это недоразумением, — Лань Сичэнь протянул было руку к флакону, но Лань Чжань успел первым. Братья смотрели друг на друга через стол, и на миг Вэй Усянь подивился, насколько же при внешнем сходстве разнились те глубинные черты характера и темперамента, которые при всем старании не смогло пригладить и смягчить воспитание их ордена.
Лань Чжань прервал молчание первым, и чем дальше он вел речь, тем больше Вэй Усянь убеждался: ранее он никогда не поднимал эту тему прямо.
— Я был тогда ребенком, а взрослые часто рассчитывают на недостаток понимания или памяти у детей, обсуждая подле них свои дела. В комнате у мамы нашли склянку из-под лекарства, которое можно принимать только в крохотных дозах и под присмотром врача. Родная сестра Оуяна Циу была обручена с нашим отцом с отроческих лет, однако так и не стала женой ни ему, ни кому-либо еще. Что до Вэй Ина, то у него и сейчас немало врагов и недоброжелателей. Кто-то из них мог подкупить господина Оуяна.
Лань Сичэнь покачал головой. Вглядевшись лучше в его лицо, Вэй Усянь отметил легкую синеву под глазами и чуть припухшие веки: явные следы утомления.
— В твоей теории многовато слабых мест, брат, а достопочтенный лекарь Оуян — представитель приятельственного нам клана и старинный друг семьи. Нельзя оскорблять его подозрением, не имея на то веских оснований.
— Я понял. Значит, присылать отраву моему мужу — можно.
Сарказм и Лань Чжань — плохое сочетание. Настолько плохое, что Вэй Усянь, ловко выхватив из его пальцев треклятый флакон, поспешил подняться на ноги и с преувеличенной бодростью, которую сам не чувствовал, сказал:
— Поговорить с господином Оуяном действительно следует: даже если ситуация объяснится самым невинным образом, путать снадобья и разливать пациентам невесть что — неважное качество для врача. Предлагаю отдать ему визит прямо сейчас, пока он еще кого-нибудь не полечил… например, того занемогшего Старейшину. Как, кстати, его здоровье?
Временно развести братьев по разным углам оказалось не сложнее, чем разослать с поручениями юных адептов: пока Лань Чжань заваривал и наливал во флягу чай — крепкий и чуть подслащенный женьшенем, как любил Вэй Усянь, — Лань Сичэнь довольно-таки охотно делился последними новостями.
А новости были серьезными! Помимо Старейшины, о печальном состоянии которого Лань Цижэнь рассказывал накануне, слегли еще четверо. Один из них неважно чувствовал себя вот уже неделю, но, надеясь на целительную силу гусуланьских источников, молчал о своем недомогании, однако в конце концов даже этому выдающемуся мужу стало более невмоготу умерщвлять свою бренную плоть. Трое других занемогли нынче ночью, и им стремительно становилось хуже. Обстоятельства дела выглядели крайне подозрительными сами по себе, однако тот факт, что неизвестная болезнь поражала золотое ядро, заставил главу ордена прийти к окончательному решению и отослать из Облачных Глубин всех учеников из других кланов. Для младшей группы спешно устроили образовательный поход по окрестностям, для старшей — охоту.
— Если в ближайшие дни ситуация не прояснится, адепты отправятся по домам, — вздохнул Лань Сичэнь. — Мы не можем подвергать их подобному риску.
Да уж, не позавидуешь ему! С одной стороны — страх, что неопознанная хворь перекинется на кого-то из юных адептов. С другой — опасение, что приезжих учеников придется распустить, а это неизбежно скажется как на денежном положении Облачных Глубин, так и на репутации; разумеется, последнее было гораздо важнее.
По дороге Вэй Усянь не мог не заметить, какая непривычная суета поднялась в обычно столь спокойном месте, где избыточные жесты и торопливая походка почитались за нарушение правил. Возле Храма Предков было решено устроить коллективную молитву с принесением в жертву лучших благовоний: вдруг боги прислушаются и избавят от напасти? Кажется, все обитатели Гусу от мала до велика с ног сбивались, готовясь к этому событию. Все, кроме больных, а также братьев Лань и Вэй Усяня, направляющихся к гостевому дому, отведенному лекарю.
Оторвавшись от процесса письма, Оуян Циу поприветствовал их поклоном. И тут Вэй Усянь совершил тактическую ошибку — позволил Лань Чжаню заговорить первым.
Чем большую тревогу и неудобство ощущал Лань Чжань во время беседы, тем прямее он выражал свои мысли и тем сильнее эта прямота, сохраняя все формальные признаки учтивости и хорошего тона, граничила с резкостью. На момент встречи с лекарем Оуяном Лань Чжань был обеспокоен до крайности, и результат не заставил себя ждать.
— У меня нет злых чувств по отношению к господину Вэю, — прозвучало в комнате, когда Лань Чжань окончил речь. — И сказать вам мне нечего.
О чем бы спрашивали затем Лань Сичэнь и Вэй Усянь, в ответ слышали лишь: «Мне нечего сказать» — и ни словом больше. Так и ушли ни с чем, оставив Оуяна Циу запертым на ключ, а подвернувшегося Лань Чжаню под руку Лань Гуожи — на страже.
— Разумеется, господин Циу оскорблен, однако на его месте я бы приложил все усилия, чтобы как можно скорее пролить свет на эту запутанную ситуацию. Это ведь и в его интересах тоже, — покачал головой Лань Сичэнь. — Будем надеяться, что после обеда он окажется более склонным нам помогать. Позвольте вас пока покинуть: я должен проверить, все ли готово к церемонии. Встретимся у Храма.
Лань Сичэнь поспешил прочь. Взявшись за руки, Лань Чжань и ощутимо пошатывающийся Вэй Усянь пошли медленнее. Ощущение давящего на внутренности раскаленного камня сделалось уже привычным, но с момента пробуждения золотое ядро придумало новую пакость. Оно чесалось! Порой Вэй Усянь был почти готов вспороть себе живот, чтобы добраться до столь возмутительно ведущего себя органа.
На площадке возле Храма предков алтарь, подле которого в более-менее чинных позах усадили больных Старейшин. Он служил центром кругов, которые образовывали коленопреклоненные адепты Гусу Лань, чьи добрые помыслы и светлая энергия должны были соединиться во время ритуала. Внешний круг состоял из слуг, внутренний — из самых важных представителей ордена. Сам Лань Сичэнь с флейтой в руках уже стоял подле алтаря.
Освободив руку, Вэй Усянь подтолкнул Лань Чжаня вперед.
— Ты иди, а я здесь подожду. Не с моим золотым ядром сейчас молиться: если стану в круг, окажусь в нем прорехой. Нельзя мне туда.
— Если где-то нет места для Вэй Ина, значит, нет и для меня.
С безмятежно-спокойным лицом, за которым, как уже знал Вэй Усянь по опыту, скрывалось что угодно, но только не безмятежность, Лань Чжань нашел себе место во внешнем круге. Следовало, вероятно, отговорить его от столь скандальной затеи, но смутное предчувствие, усиленное кое-какими догадками, затворило уста. В конце концов, значение имели только искренность и благочестивые намерения молящегося, а не его удаленность от алтаря.
Не одному же Лань Чжаню нарушать правила? Стараясь не смотреть в сторону Лань Цижэня, Вэй Усянь уселся, прислонившись спиной к спине супруга. Все равно не видит никто, а Лань Чжаню приятно и самому удобно.
Запах благовоний донесся, вероятно, и до Цайи, и, повинуясь воле Лань Сичэня, плакала, горевала о своей тяжелой доле сяо. Среди прилежно беседующих с богами адептов трудно было не почувствовать себя лентяем, увиливающим от общих трудов. Всем телом Вэй Усянь ощущал, как энергетические потоки, идущие от каждого участника ритуала, сливались в одно огромное пульсирующее полотно.
Надо было остаться на страже под окнами Оуяна Циу. Бедняге Лань Гуожи, наверно, тоже хотелось принять участие в общем ритуале… хотя, возможно, он смотрел на дело по-другому и больше радовался личному поручению от самого Ханьгуан-цзюня. Трудно сказать точно.
От Лань Чжаня шло тепло, а от слегка раскачивающейся толпы молящихся — легкая вибрация. Несколько раз Вэй Усянь соскальзывал в полумедитативную дремоту, но надолго в ней не задерживался: то одна, то другая мысль тревожила ум.
Подбросить быстродействующий яд вместо лекарства — ну и топорная же работа! Только человек, не ценящий более ни собственную жизнь, ни доброе имя своего клана, решился бы на подобное. Найти Оуян Цзычжэня, расспросить: сразу ли он принес флакон Вэй Усяню, не оставлял ли где, кого встретил по дороге…
Лань Чжань за спиной выпрямился еще больше, чем раньше, хоть это и казалось невозможным, и ощутимо напрягся: набравшая обороты церемония приближалась к кульминационной части. Захотелось вдруг обернуться и прикрыть его: собой, полами одежды, выбившимися из ленты волосами, схоронить от большой неизбежной беды. Ибо беда была тут, и вот-вот обещала проявить себя во всем неприглядном уродстве.
Когда благовония догорели, переливы сяо умолкли, а Лань Чжань потянул Вэй Усяня за рукав: закончили, мол, поворачивайся — беда приблизилась еще на шаг.
— Лань Чжань.
— Мгм?
— Я тут вспомнил кое-что. Ты флакон с ядом где нашел?
— На полке рядом с умывальным тазом.
— Укрепляющую настойку от лекаря Циу я положил в наш аптечный ящик.
В аптечном ящике она и нашлась — к явной радости Лань Сичэня, ни словом не обмолвившегося о месте, занимаемом Лань Чжанем во время ритуала. За одно это Вэй Усянь испытывал к деверю благодарность.
— Я так и знал, что господин Оуян невиновен. Кто-то оклеветал его… если это все-таки не недоразумение.
Трудно было винить Лань Сичэня в нежелании добавлять еще одну проблему к грузу, уже лежавшему на плечах ордена. Лань Чжань, однако, не выглядел ни успокоенным, ни убежденным. И снова путь их троицы лежал к обиталищу лекаря, однако на сей раз представшее глазам зрелище разительно отличалось от мирной утренней картины.
Запертая Лань Сичэнем дверь оказалась распахнута настежь, кусок дерева со встроенным замком валялся на земле подле стены. Сам лекарь сидел на пороге, обхватив себя руками и склонив голову на грудь, Лань Гуожи стоял перед ним с сосудом воды и тщетно пытался добиться отклика. При виде старших на лице его одновременно отразились замешательство и облегчение, а после строгого вопроса Лань Чжаня: что здесь происходит? — еще и робость.
— Этот адепт делал все, как было велено, глаз с дома не спускал.
— Тогда почему дверь открыта?
— Жуки. Ее открыли жуки.
Пока Лань Сичэнь мягким голосом говорил с лекарем, Лань Гуожи поведал поистине удивительную историю. Коллективная молитва ордена вот-вот должна была окончиться, как на дорожке, ведущей к дому, из ниоткуда появилась тьма-тьмущая черных жуков. Двигаясь слажено, словно обладая единой волей, насекомые облепили дверь и в очень короткий срок выгрызли из нее замок. Привлеченный шумом лекарь вышел на порог, побледнел и застыл, как громом пораженный.
— Господин Оуян явно смотрел на что-то, недоступное моему взору… — чуть заикаясь от волнения, докладывал Лань Гуожи. — Перед порогом кто-то был. Я бросил заклятье Рдяной Сети, оно завибрировало, но только на миг: невидимка порвал сеть и ушел. Этот адепт просит прощения, что его заклятья так слабы, и обещает впредь уделять больше времени самосовершенствованию.
— Не кори себя попусту, — сказал Вэй Усянь, а Лань Чжань добавил, — Твои инстинкты достаточно хороши, чтобы вслепую попасть в цель. Духовная сила придет в свое время.
Отослав приободрившегося Лань Гуожи, они обернулись к Лань Сичэню, который уже успел разобрать в бормотании Оуяна Циу некие слова, от которых лицо его помертвело, а голос ослаб.
— Господин лекарь бредит…
— Господин лекарь готов повторить столько раз, сколько потребуется, в том числе перед судом, — ответил Оуян Циу голосом человека, готового вот-вот избавиться от невыносимой ноши, которую много лет таскал на себе. — Второй господин Лань прав: я действительно убил вашу мать.
Правая рука Лань Чжаня легла было на меч, но Вэй Усянь успел сжать ее в своей. Левая рука Лань Чжаня потянулась было к оружию, но Вэй Усянь переложил ее к себе на плечо. К счастью, застывший в изумлении Лань Сичэнь не проявлял намерений начать кровопролитие — Вэй Усяня не хватило бы, чтобы сдерживать еще и его. Они зашли в дом, где Оуян Циу, не показывая ни страха, ни раскаяния, немедленно уселся в угол, откуда не видно было обнаженного дверного проема. Полилась его речь, подобная потоку, после многих усилий прорвавшему плотину.
— Она прожила бы дольше, но та девушка, как ее звали? Не помню. Девушка, которая тайком доставала для нее травы против зачатия, вышла замуж и уехала на запад. Я не знал. Я попытался бы помочь ей, но я не знал! Она носила третьего ребенка, вашего брата, но он умер и долгое время гнил в чреве, я извлекал его по кускам. Неудачная операция, я должен был справиться лучше! — искаженное сожалением лицо на миг напомнило Вэй Усяню корящего себя за недостаток духовных сил Лань Гуожи. — С тех пор она ни дня не была здорова… насколько можно быть здоровой, годами не выходя на солнце.
— Вплоть до последней нашей встречи я не замечал за матерью никакой хвори.
— Ты был слишком мал, — тихо поправил брата Лань Сичэнь, и у Вэй Усяня не осталось сомнений: уж он-то замечал.
— Она оправилась бы, но запечатанные каналы ци…
— Это неправда!
Впервые на памяти Вэй Усяня Лань Сичэнь вспыхнул гневом, словно сухой хворост, к которому поднесли огонь, и страшен казался он в гневе, источая ту особую ярость, что свойственна только самым мирным и уравновешенным людям, доведенным до последней черты. Оуян Циу, однако, не убоялся. Равнодушно отвернув лицо, он сказал:
— Поднимите судебные протоколы ордена, там все написано. Ваш дядя тоже знает.
— Он не говорил.
— А вы спрашивали?
Оба брата Лань, хотя и по совершенно разным причинам, были не из тех, кто спрашивает.
— Вы назвали себя причиной смерти госпожи, — осторожно напомнил Вэй Усянь.
Оуян Циу кивнул; глаза его лихорадочно блестели, захлебывающаяся речь вдруг стала прерывистой, он словно бы исторгал из себя слова.
— Ее ноги давно уже ослабели, а в последний месяц и вовсе отнялись. Я пошел к господину Ланю. Он выслушал меня и сказал: «Если небесам угодно отнять у меня возлюбленную супругу, значит, так тому и быть». Он был ее муж и глава ордена. Что приглашенный лекарь мог ему возразить? В тот день она сказала: «Оуян Циу, кажется, мои ноги прогнили насквозь, и в них копошатся жуки. Нет ли у тебя порошков от этой напасти?» Я всегда старался быть очень внимательным. Ни разу не оставил сумку с лекарствами без присмотра. Вплоть до того дня, — Оуян Циу облизнул иссохшие губы и последнюю часть признания проговорил так быстро, как только мог. — Я сделал вид, что забыл сумку подле ее ложа, послал за пропажей только на следующее утро и сразу же уехал, сославшись на срочные выдуманные дела. В сумке недоставало некоторых сильнодействующих снадобий. Я ничем не сумел помочь вашей матери, кроме как подбросить ей средство свести счеты с жизнью, а теперь, тридцать лет спустя, ее измученная душа приходит, чтобы освободить меня из-под замка.
Переведя дух, Оуян Циу жестом глубочайшего стыда закрыл лицо рукавами, из-за которых прозвучали заключительные слова его речи:
— Я действительно убил вашу мать. Делайте со мной, что хотите.
Крупная дрожь прошила его тело, а затем он лег на пол и изогнулся в позыве на рвоту. Что они могли ему сделать? Вызвав слуг, Лань Сичэнь оставил лекаря на их попечении и пригласил Лань Чжаня и Вэй Усяня пройти в рабочие покои главы ордена.
С присоединившимся Лань Цижэнем их стало четверо. Растерянный, почти испуганный дядя, озабоченный, но уже успевший взять себя в руки старший брат и застывший в неживом молчании младший: лица их плыли перед взором Вэй Усяня, словно в морозной предутренней дымке. Тонкое тело его, казалось, разобиделось на физическую оболочку, дышало и двигалось с ней не в лад. Разум, однако, был ясен, и разум этот велел: от Лань Чжаня ни на шаг.
К счастью, годы войны пощадили судебный архив Облачных Глубин, и Лань Сичэню удалось поднять документы. На заседании, заменившим смертную казнь для преступницы Шэнь Лу на вечное затворение каналов ци — в описании ритуал значится как «Отсекновение» — присутствовали двадцать человек: девятнадцать Старейшин и глава ордена. Тремя десятками лет позже в живых осталось двенадцать, пятеро из которых уже познали на себе силу неприязни неупокоенного духа.
— Нужно провести «Голос», — это были первые слова, произнесенные Лань Чжанем с тех пор, как они покинули лекаря. — Я буду говорить за отца.
Совсем Вэй Усяню не понравилась эта идея!
К ритуалу «Голос» прибегали, чтобы умилостивить особо гневливого признака, когда все прочие средства оказывались исчерпаны. Человек, которого призрак почитал своим обидчиком, или его ближайший кровный родственник обрезал волосы и, босой, облаченный в лохмотья, публично признавал свою вину перед покойником. В большинстве случаев «Голос» помогал, однако бывало и так, что призрак, заподозрив неискренность или чистую формальность выраженных извинений, нападал на говорящего, не дожидаясь окончания церемонии.
— Нет, — сказал Лань Сичэнь. — Это исключено.
— Почему? Возможно, мама…
— Даже если мы проведем «Голос» в границах Облачных Глубин, что, строго говоря, неверно — правила требуют сделать это на площади ближайшего крупного города, — рано или поздно сказанные тобой слова станут известны всем: не по злому умыслу, так по небрежности или стечению обстоятельств. Орден Гусу Лань не может позволить себе такой удар по репутации. Это совершенно недопустимо.
Слушая Лань Сичэня, Вэй Усянь почувствовал к нему жалость. В деликатном семейном деле он не мог рассуждать и принимать решения как сын, брат и племянник: обязанности главы ордена перевешивали все прочие.
— В любом случае, госпожу надо… — запнувшись в поисках как можно более мягкого слова, Вэй Усянь продолжил, — Остановить.
Ситуация осложнялась тем, что, по всей вероятности, призрак был незаметен для исконных обитателей Облачных Глубин. Во время ночных визитов его чувствовал и слышал Вэй Усянь, однако Лань Чжань даже не проснулся; Оуян Циу также видел госпожу, в то время как для Лань Гуожи это оказалось недоступно.
— Мы оставили господина лекаря в не самом хорошем состоянии: не уверен, что он окажется в силах, а главное, согласится нам помогать. Значит, вся надежда на меня. Скажу прямо: от рождения присущая мне скромность против того, чтобы забрать всю славу себе одному… учитель Лань, что с вами?
Лань Цижэнь хохотал: абсурдная, дикая, на грани с непристойностью картина. Отпив воды из рук младшего племянника, он сказал:
— Я знал, знал, что так и будет! Никто никогда не прислушивался к моему мнению, а я был прав. «Лань Цижэнь, старый ты трухль, не боишься, что я и после смерти останусь в ваших треклятых Глубинах, раз достопочтенному главе ордена втемяшилось меня сюда засадить?» Говорила и смеялась… всегда надо мной смеялась, до самого конца.
«Старый трухль». Интуитивно понятное, но явно местечковое ругательство; Вэй Усянь слышал его совсем недавно и спросил прежде, чем успел обдумать, разумно ли это:
— Учитель Лань, кто та женщина, торговка веерами, которую адептам наказано прогонять из Цайи?
Ответ последовал не сразу. Под взглядами племянников Лань Цижэнь мялся и прятал глаза, но в конце концов натура, чье природное стремление к прямоте еще отточило воспитание и род деятельности, взяла верх.
Примерно за неделю до прибытия Лань Чжаня и Вэй Усяня в Гусу, встречи с Лань Цижэнем добилась пара путников: бродячий заклинатель, назвавший себя родным племянником покойной Шэнь Лу, и его жена. Ссылаясь на некий данный перед лицом предков обет, заклинатель испросил разрешения зажечь для тети жертвенные благовония.
Путникам отказали и немедленно выпроводили вон. Желание доказать: никакой Шэнь Лу в Облачных Глубинах никогда не было, неправда, ошибка, вражеский навет — оказалось столь велико, что Лань Цижэнь поспешил тайком заменить табличку в Храме Предков на наскоро сделанную, где значилось только «Госпожа Лань». Вторая такая же была подготовлена для церемонии смены похоронных табличек, состоявшейся несколькими днями позже.
Сам того не ведая, Лань Цижэнь лишил год от года копящую силы покойницу последнего, вероятно, что еще оставалось дорогим ее сердцу: имени, которое она носила, будучи свободной, полной надежд и духовной энергии заклинательницей. Последствия не заставили себя долго ждать.
— Они не ушли. Этот… племянник околачивался по окрестностям, а женщина ходила по городу с веерами за медяк. Они даже имели наглость слать письма Лань Сичэню!
— Я никаких писем не видел.
— Конечно, не видел. Ты сам мне сказал: буду заниматься только той корреспонденцией, которая от Верховного Заклинателя, глав кланов и орденов, на остальное времени нет.
Спрятав улыбку, вызванную обескураженным лицом Лань Сичэня, Вэй Усянь переплел пальцы с Лань Чжанем и тихонько сжал его руку.
— Мне так надоело разбирать их полуграмотные каракули, что я обратился к начальнику общественного порядка Цайи с просьбой о небольшой услуге: припугнуть хорошенько этих бродяг.
— Будем надеяться, он не преуспел, — сказал Лань Сичэнь. — Нам следует найти их и извиниться. Большая удача, если наш… двоюродный брат и его супруга согласятся поспособствовать в поисках призрака. Кстати, дядя, что конкретно вы имели в виду под «припугнуть»?
— Понятия не имею, — пожал плечами Лань Цижэнь. — Я не просил совершать ничего жестокого или по-настоящему ужасного, не делай из меня монстра! Не в тюрьму же он их посадил, в самом-то деле.
Мысленно застонав, Вэй Усянь как можно надежнее оперся на руку Лань Чжаня и приготовился к занимательной экскурсии в Цайи. Золотое ядро ныло нещадно.
Начальник общественного порядка оказался человеком бойким, но недалеким, на простецкой физиономии которого читалось: как бы и вышестоящим угодить, и самому особо не перетрудиться.
— Ну, конечно, сделал все, как вы просили, господин Лань! Вторые сутки сидят у меня тут, как миленькие. Дамочка, правда, возмущалась попервой… но сейчас ничего, притихла.
— Освободить их немедленно! По какому праву вы их вообще схватили?
— Так ведь господин сам велел…
— Ничего подобного я не велел! Никто меня не слушает, совсем никто…
Под горестные причитания Лань Цижэня и жалобные попытки начальника оправдаться ввели заключенных.
Если и были какие-то сомнения в близком кровном родстве братьев Лань и заезжего заклинателя, то при появлении последнего они рассеялись без следа. На миг Вэй Усянь почувствовал себя совсем дурно: казалось, что это на дорогом до последней черточки лице Лань Чжаня расцвели следы побоев. Очертания скул и подбородка Лань Чжаня, линия рта Лань Чжаня, форма носа и рисунок бровей — единственным сразу заметным отличием оказался цвет глаз: карих, очень темных, с тревогой и теплом глядящих на жену, и только на нее. Красота этого человека была величавой и бесспорной, однако едва ли служила предметом разговоров где-либо, за исключением родного квартала или деревни. Он ведь не значился сыном великого клана.
Взор женщины, наконец, оторвался от мужниного. Проведя кончиками пальцев по его разбитой губе, она обернулась, оглядела собравшихся — и гнев вспыхнул в ней, как сухая трава от небрежной искры. Прежде, чем оказались бы сказаны слова, после которых пришлось бы оставить всякую надежду на налаживание отношений, Вэй Усянь выступил вперед.
— Здравствуй, сестрица. Не осталось ли у тебя еще вееров?
Она смешалась, но тут же узнала Вэй Усяня и с любопытством склонила голову набок.
— Если господин закусывает ими на обед, то при таких аппетитах ему надо нанять для своих нужд мастерскую. Ты веероед?
— Нет. Я Вэй Усянь, и мне надо найти одного призрака.
Начальник распорядился принести подушки: разномастные и не блещущие чистотой, но уж чем богаты, — и собирался было улизнуть, но в спину ему прозвучало:
— Если ты, господин, или люди твои чем обидели мою жену, то придется мне вызвать тебя на поединок.
— Нет! — крикнули одновременно и женщина, и начальник.
— Да вы что! Да я… Да у нас… У меня у самого супруга и дочь в невестах ходит!
— Он правду говорит. Мне даже поесть принесли и воды, когда я попросила. Не надо ни с кем на поединок, уйдем лучше поскорее.
— Твое счастье, если так, — было сказано начальнику, и куда более тихим голосом жене, — Давай сперва послушаем всех этих людей. Зачем-то ведь они здесь собрались.
Со скрипом, но беседа наладилась. Довольно скоро Вэй Усянь обнаружил, что по левую руку его сидят Лани, по правую — не-Лани, а сам он — то ли толмач, то ли третья нейтральная сторона в переговорах.
…Его звали Шэнь Тао, ее — У Сун. Она оказалась ровно настолько бойкой, как подумал Вэй Усянь при первой встрече, он — неожиданно более разговорчивым, чем можно было предположить. Не болтливым, но и не замкнутым. Со слабым уколом в сердце Вэй Усянь подумал: так бы легко шел на знакомство с новыми людьми Лань Чжань, навещай он мать чаще и дольше, чем до шести лет и раз в месяц?
— Позапрошлой зимой моя нареченная У Сун заболела и слегла. Я молился о ее здоровье и дал в местном храме обет: не пользуясь иными средствами передвижения, кроме собственных ног, обойти могилы всех предков до третьего колена и возжечь для них тот сорт ритуальных благовоний, который делают только в нашей местности. Небеса услышали меня: У Сун поправилась, и праздник цветения груш стал днем нашей свадьбы. С тех пор мы вдвоем путешествуем, выполняя мой обет. Облачные Глубины должны были стать последней остановкой перед нашим возвращением домой, — переведя дух, Шэнь Тао обратился к Лань Цижэню. — Зачем господин нас выгнал? Мы не попрошайки и не проходимцы. До двенадцати лет я обучался в монастыре возле нашего с У Сун родного города, потом стал помощником пары бродячих заклинателей и долго странствовал с ними. Моя жена — дочь аптекарей, с юных лет родители наставляли ее в ремесле. Веерами У Сун занимается, когда нет другой работы: в Цайи уже есть аптекарская лавка, и она весьма хороша. Все, что нам было нужно: немного времени и разрешение зажечь благовония. Сделав это, мы ушли бы с благодарностью и никогда бы больше не потревожили вас. Зачем было утверждать, что господин впервые слышит имя тети?
— Затем, что испугался. Побоялся, что нищий недоучка со вздорной провинциальной женой будет навязываться в родственники его богатым и знатным племянникам, — голос У Сун сочился замешенным на меду ядом. Про себя Вэй Усянь решил, что подавляющее большинство глав орденов и их приближенных так бы и поступили. У Сун неоткуда было знать детали внутриклановых дел: она поняла только то, что ее мужа обидели. — Не надо было вообще к ним на поклон идти. Перебрались бы ночью через стену — Храм Предков не иголка, как-нибудь нашли бы.
Шэнь Тао шокировано повернулся к супруге.
— Так делать нельзя. Нас бы поймали и посадили в тюрьму.
— Нас и без того поймали и посадили в тюрьму — только за то, что мы не нравимся этому господину.
— Это было ужасное недоразумение, — сказал Лань Сичэнь, склонив голову. — Я, как глава ордена и старший сын Шэнь Лу, приношу вам свои извинения.
Вэй Усянь поспешил к нему на помощь.
— У наставника Лань Цижэня в силу профессии и воспитания очень высокие стандарты, ему много кто не нравится, вот я, например. И что? И ничего. Живем, порой даже за одним столом едим, небо на голову не падает. Совсем другое дело — госпожа Шэнь. С ней у нас пока некоторые проблемы. Сомневаюсь, что ваши благовония пойдут ей впрок: неупокоенным душам не свойственно обращать внимание на подобные дары.
После долгого и во многих местах неловкого разговора Шэнь Тао и У Сун в общих чертах поняли, в чем проблема, и согласились принять участие в поиске и дальнейшем очищении призрака.
— На месте дамы-незаклинательницы я бы не стал мешать супругу, — Лань Цижэню очень хотелось, чтобы хотя бы У Сун осталась в Цайи и не раздражала его своим присутствием.
— Если моей жене нельзя в Облачные Глубины, то я тоже не пойду.
— Об этом и речи нет! — голова Вэй Усяня кружилась, молчание Лань Чжаня тревожило, что за бесконечный, тяжелый как крышка гроба на груди день. — Если сестрица не боится призраков, то ее зоркие глаза нам очень пригодятся.
— Я не боюсь. Шэнь Тао научил меня, как вести себя на охоте, я не буду мешать.
На том и порешили.
По возвращению в Гусу Вэй Усянь выдумал предлог, чтобы отделиться от спутников и вперед Лань Чжаня добраться до их покоев. На первый взгляд все было на месте — собственно, и на второй тоже: ни из рабочей комнаты, ни из спальни ничего не пропало, только прибавилось. Моток веревки под кроватью. Пара склянок с неизвестным содержимым возле умывальника. Нож для трав Лань Чжаня на подушке. Сама подушка пахла неправильно: сандал едва-едва пробивался сквозь гниль и мокрую землю.
Вэй Усянь с трудом, но успел запрятать с глаз долой все лишнее и сменить наволочку до прихода Лань Чжаня. Тот пришел с обедом, благослови небеса его светлый ум. Кое-как начинив себя едой, Вэй Усянь устроился отдохнуть.
— Посиди со мной.
Притянутый за полу одежд Лань Чжань сел, потому полулег рядом.
— Скажи мне что-нибудь. Не молчи.
Лань Чжань провел рукой по волосам Вэй Усяня: раз, другой — коротко вдохнул и медленно выдохнул, как учат на медитации.
— Ни словечком меня не пожалуешь, гэгэ?
— Мне кажется, будто все эти годы я жил в доме подле мутного озера, где плавало чудовище. Задавал вопросы и слышал в ответ: перестань. Чудовища не существует. Чудовище неопасно. Опасно, но только для плохих людей. Существует, но не здесь… Теперь же я знаю точно, что часто задавал не те вопросы и в большинстве случаев слышал неверные ответы. Оно существует. Оно опасно. Оно здесь. Но это не самое худшее.
Согласно кивнув, Вэй Усянь взял ладонь Лань Чжаня и подложил себе под щеку.
— Тебя пугает не столько само чудовище, сколько люди, столь самозабвенно отрицавшие его наличие и пытавшиеся убедить в этом всех вокруг.
— Да. Отдыхай, Вэй Ин.
Вэй Усянь послушался: закрыл глаза и задремал. Лань Чжань побыл возле него еще какое-то время, а затем вышел в рабочую комнату, откуда слышались голоса Лань Цижэня и их новых знакомых.
…Светел разумом, строг нравом, горделив душой был Лю Бингвен, настоятель монастыря близ одного торгового города в часе полета на мече от моря. Море было пересечено им дважды, и из страны Дунъин в монастырь приплыли драгоценные свитки, где шла речь о сотворении неба и земли, а также природе человека, мира и всех вещей. Много южнее, но тоже по соседству с морем жил Лань Ан — не тот, что основал Облачные Глубины, а его потомок, никогда не знавший ни ласки жены, ни иных семейных радостей: в ордене ему прочили стезю бессмертного и чрезвычайно гордились столь выдающимся адептом. Лю Бингвен и Лань Ан считали себя друзьями и вели обширную переписку. Далее единая история распадалась на версии.
Один рассказчик голосом с явным северным акцентом утверждал, будто Лань Ан попросил у Лю Бингвена драгоценные свитки из страны Дунъин для изучения, обещая вернуть в оговоренный срок. Однако, когда последний наступил, Лань Ан отказался отдавать чужое. Будто бы мудрость, изложенная в тех текстах, была столь велика, что только он, всю жизнь положивший на алтарь познания и самосовершенствования, мог по-настоящему понять ее. Оскорбленный Лю Бингвен вызвал недавнего друга на поединок, и был убит.
Другой рассказчик, в чьей речи то и дело звучали ноты опытного лектора и наставника, рисовал совсем иную картину. Лань Ан не пытался присвоить чужое, а желал отстоять свое. Свитки принадлежали его названому брату из обители Сун, который, странствуя в поисках истины, пал жертвой монстров кровожадной страны Дунъин. При его кончине присутствовал Лю Бингвен; последней волей покойного был наказ доставить свитки Лань Ану. Лю Бингвен взялся выполнить просьбу, но, пленившись красотой священных текстов, скрыл их, и лишь случайно правда вышла наружу. Оскорбленный Лань Ан вызвал недавнего друга на поединок и убил его.
…Лань Цижэнь и Шэнь Тао в соседней комнате спорили: каждый пытался отстоять свою точку зрения, ни один не имел неопровержимых доказательств. Ни живых свидетелей, ни письменных документов: ничего не осталось с тех пор; одним небесам ведомо, как оно случилось на самом деле. Достоверно известно лишь следующее: через полгода после кончины Лю Бингвена некая дева Шэнь, его лучшая ученица, которую он сам называл следующей главой воспитавшего их обоих монастыря, вызвала Лань Ана на поединок и пронзила мечом его сердце.
Вэй Усянь увидел ее во сне. Дева Шэнь ступила на земли Гусу, пылая жаждой мести, глаза ее отливали золотом, а мелкие цветы, украшавшие гребень, походили на крылья жуков.
Он продремал несколько часов, а когда проснулся, немедленно оказался вовлечен в подготовку вечерней охоты
Все Старейшины, которым Лань Сичэнь описал грозящую им опасность, согласились покинуть территории Облачных Глубин, возлежа в гробах: уловку предложили, надеясь обмануть призрака. Больных увезли отдельно: их состояние с каждым часом ухудшалось. Лишь один человек не пожелал прислушиваться к совету главы ордена.
Старейшина Лань Тенгфей телом был худ, как палка, а нравом подобен отпрыску осла и осы.
— Величайший позор для адепта Гусу Лань сбегать из родных мест, испугавшись какого-то призрака. Остальные пусть поступают, как хотят, а я никуда не поеду. Лучше стану приманкой для отлова этой нечестивой души.
Чтобы не затруднять ситуацию еще больше, Лань Сичэнь не раскрыл Старейшинам, кто же именно желает им зла. Поскольку «нечестивую душу» действительно требовалось «отловить», было решено пойти на риск и принять помощь Лань Тенгфея.
Он жил очень скромно, в хижине из одной комнаты, куда напрочь отказался кого-либо пускать. Без особой надежды на успех заклинатели поставили вокруг его обиталища ловушки для духов.
— Дядю тоже хорошо бы отослать. Ведь это он заменил табличку и рассердил маму.
— Не тревожься сильно за него, — постарался утешить Лань Чжаня Вэй Усянь. — Судя по тому, что мы знаем о госпоже сейчас, она не различает отдельных лиц, лишь, грубо говоря, Ланей и не-Ланей, среди первых выделяя Старейшин, которым мстит. Я очень сомневаюсь, что она действительно узнала лекаря Оуяна: скорее всего, он для нее оказался просто не-Ланем, которого заперли в Облачных Глубинах, как и Шэнь Лу когда-то. Вот она и пришла к нему на помощь. Лань Цижэнь не присутствовал на том судебном заседании, значит, и бояться пока нечего.
Путь духовного самосовершенствования, избранный Лань Тенгфеем, позволял ему по собственному желанию спать короткими отрезками и ровно столько и тогда, когда требуется.
— Вы сторожите снаружи, а я лягу, будто на покой, но каждую четверть часа стану просыпаться и звенеть в колокольчик из освещенного в четырех концах Поднебесной хрусталя. Ни одна нечисть не выдержит этот звук в непосредственной близости: закричит. Тут вы с ней и расправитесь.
Лань Чжаню явно не понравилось слово «расправитесь», но в целом план был признан рабочим, хотя и не в полной мере безопасным. Лань Сичэнь желал бы посадить Вэй Усяня или У Сун, чтобы они в укрытии наблюдали за спящим Старейшиной и в случае появления призрака немедленно подняли бы тревогу, но Лань Тенгфей и слышать о том не хотел.
— При всем моем уважении к главе ордена: чтобы какая женщина или… Патриарх Илина смотрели на меня в подобном уязвимом состоянии! Это просто возмутительно.
Лань Сичэнь не стал давить на старика.
Землю обняла ночь. Братья Лань, привлеченный к делу А-Юань, Лань Цижэнь и Шэнь Тао договорились, как совместно сыграют мелодию, чтобы очистить душу призрака и позволить ей покинуть этот мир. У Сун перебирала свою походную аптечку, пока Вэй Усянь одну за другой рассказывал ей небылицы о том, зачем же ему действительно понадобилось столько вееров. Дождь обещал, что вот-вот прольется, но раз от разу откладывал угрозу.
В девять часов Лань Тенгфей закрыл окно ширмой, показывая, что отправился на отдых, и разговоры прекратились. За временем следил Лань Цижэнь.
Оно тянулось долго.
Каждый звук священного колокольчика, за которым не следовало ни крика, ни иного постороннего шума, методично отмечал на бумаге Лань Цижэнь. Когда количество отметок перевалило за десяток, Вэй Усянь уже сам был готов завыть от скуки.
Госпожа могла не прийти в ту ночь. Госпожа, раз уж на то пошло, могла распробовать месть и месяцами, если не годами, держать Облачные Глубины в напряжении.
Рука Лань Цижэня застыла над листом, готовясь сделать шестнадцатую отметку, но колокольчик не зазвонил. Шэнь Тао распахнул дверь.
— Тут!
В дальнейшем вспоминая ту охоту, Вэй Усянь всякий раз поражался той бестолковне и суматохе, которая, конечно, не могла не подняться, учитывая, что из восьми присутствующих только четверо могли видеть Шэнь Лу и вдвое меньшее количество — что-то предпринять по этому поводу.
Как и ожидал Вэй Усянь, А-Юань, столько много и тяжко размышлявший о своих кровных родственниках и злоключениях людей по фамилии Вэнь, также попал в группу условных «не-Ланей». Не повезло бедняжке: Шэнь Лу отнюдь не представляла собой отраду для глаз.
Для призрака госпожа выглядела пугающе материальной и столь же пугающе изнуренной, как узница, только что вышедшая на свободу после многолетнего заключения. Хуже всего были ноги: насколько мог разглядеть Вэй Усянь за полами ханьфу, они представляли собой нечто уродливо скрученное, неестественно тонкое и явно не приспособленное для передвижения.
Шэнь Лу сидела на кровати Старейшины, положив обе руки ему на то место, где грудь переходила в живот. Лань Тенгфей был в забытьи или без сознания и на появление целой толпы в собственной драгоценной хижине никак не отреагировал.
На порчу золотого ядра, вероятно, требовалось какое-то время: едва приметив заклинателей, госпожа выхватила нож — нож Лань Чжаня для трав, вот приглянулся же ей, — вонзила его в грудь Старейшины и попыталась сбежать.
Хвала всем богам, Лань Чжань и Лань Сичэнь не могли видеть, как передвигалась их мама. В призрачной форме ее пропорции изменились: руки стали длинны настолько, чтобы, опираясь на них, как на ходули, перетаскивать тело и усохшие ноги. Нечесаные черные с проседью волосы стелились по полу. На щеке Старейшины сидел жук.
Конечно, они поймали ее. Не могли не поймать. У Сун побежала за лекарем для Старейшины, а Вэй Усянь чувствовал странную досаду, почти раздражение: не следовало втягивать в это А-Юаня. Не настолько он еще извалялся в житейской грязи, чтобы смотреть на подобное.
Впервые Вэй Усянь слышал мелодию Очищения в столь необычном квинтете: два гуциня, две флейты и чжен, на котором играл Шэнь Тао. На госпожу пришлось накинуть еще пару Рдяных сетей: она была сильна, очень сильна, и билась в путах, словно за собственную, давно угасшую жизнь, и оглашала окрестности нечленораздельными криками — как хорошо, что Лань Чжань не слышал!
Их было пятеро, двое из которых — сильнейшие в своем поколении. И все же им потребовалось больше часа, чтобы госпожа обмякла и перестала вырываться. У Сун вскрикнула от ужаса за спиной у Шэнь Тао, который тут же обернулся к жене и чуть сбился с ритма.
— Я в порядке! Играй. Она просто…
Вэй Усянь положил руку на поясницу Лань Чжаня. Что «просто», скоро поняли все: распадаясь, госпожа стала для них видима. Первые жуки полезли из семи отверстий: глаза, уши, рот, нос. Насекомые выгрызали путь из ее тела, которое сначала оказалось погребено под ними, а потом и вовсе перестало существовать.
Госпожа исчезла. Жуки остались. Рдяные сети растворились за ненадобностью.
Лишь спустя несколько часов Вэй Усяню и Лань Чжаню стало возможным удалиться на покой. Пока лекарь — не Оуян Циу, а облаченный в клановые одежды белее снега — оказывал помощь пострадавшему Старейшине, все прочие занимались жуками. К счастью, поставленный барьер не дал им расползтись по Облачным Глубинам. А-Юаню поручили следить за крепостью преграды, а старшие заклинатели в компании с величайшим любопытством наблюдавшей за их действиями У Сун провели все возможные и с дюжину невозможных манипуляций над несчастными созданиями. Энергия светлая и темная, музыка и талисманы, огонь и вода — чего только не пошло в ход. Однако, что бы ни делали заклинатели, вывод напрашивался один и тот же: жуки — это просто жуки, крохотные неразумные существа, не несущие на себе ни малейшего отпечатка души Шэнь Лу. В конце концов, Лань Чжань создал магическое облако, которое впитало в себя насекомых, и, повинуясь воле призванного с востока ветра, отнесло их далеко в безлюдные луга.
Закапал ожидаемый еще третьего дня дождь. Лань Чжань раскрыл над головой Вэй Усяня зонт; велика была их усталость, а поступь тяжела и медлительна. Когда они, наконец, достигли веранды, Вэй Усянь сделал усилие и на шаг обогнал мужа.
Чтобы избавиться от супруга и физических страданий, Шэнь Лу совершила самоубийство. Чтобы сбежать от охотников и их сетей, призрак позволил жукам себя «съесть»… не слишком ли смелая параллель, не спешит ли Вэй Усянь с выводами? Или все-таки тело Шэнь Лу распалось под действием мелодии, а жуки всего лишь подчистили энергетический мусор?
Вэй Усянь не знал наверняка. Вэй Усянь не мог рисковать.
— Лань Чжань.
— Мгм?
— Я люблю тебя. Очень. Пожалуйста, зажги световой талисман и пропусти этого мужа вперед.
Изумленный Лань Чжань не сразу нашелся с ответом, и Вэй Усянь смог оттеснить его от двери и войти первым.
Шэнь Лу ждала их, сидя в центре комнаты. Если бы не застывшее, подобно снятой с покойника маске, лицо, ее можно было бы даже перепутать с живой женщиной. Одежды были опрятны, а волосы, хоть и не уложены в прическу, не свисали более безобразными кусками пакли. На коленях ее лежал меч — его собственный, Вэй Усяня, клинок, извлеченный из цянькунь, любовно и со знанием дела наточенный руками призрака. Вскоре после начала тренировок по культивации золотого ядра Суйбянь воспрянул духом и перестал быть запечатанным оружием, подчинявшемся только Цзян Чэну и настоящему владельцу, что и позволило Шэнь Лу им воспользоваться.
За спиной раздался рваный вздох: Лань Чжань теперь тоже видел госпожу. Вэй Усянь развернулся так, чтобы ни на миг не упускать их обоих из поля зрения.
— Матушка.
Вэй Усянь резко дернул Лань Чжаня на себя.
— Молчи! Потом сердись на меня, обижайся, если пожелаешь, но пока — ради всего святого, молчи. Сейчас сядем, и я стану говорить, а ты положи мне голову на колени и старайся не встречаться с ней взглядом.
— Но…
От непонимания и боли в глазах Лань Чжаня хотелось плакать, но позволить себе подобное Вэй Усянь пока не мог.
— Если любишь меня и хочешь пережить эту ночь, то молчи! Лань Чжань, милый мой, хороший, ты ведь видишь этот меч? Госпожа принесла его для тебя. И, судя по истории с Лю Бингвеном и Лань Аном, она прекрасно умеет с ним обращаться. Ты сделаешь, как я прошу?
Тишина.
— Лань Чжань!
— Да.
Переступив порог, Вэй Усянь тут же сел на пол. Чтобы склонить голову ему на колени, Лань Чжаню пришлось лечь. Шэнь Лу наблюдала за ними ничего не выражающими глазами, пальцы ее нежно поглаживали рукоятку Суйбяня. Должно быть, госпожа соскучилась по оружию. Прикрыв ладонью горло Лань Чжаня, Вэй Усянь заговорил так весело и почтительно, как только мог.
— Шэнь Лу чрезвычайно добра ко мне. Этот ничтожный очень благодарен. Уверен, что, сложись обстоятельства более благоприятно, мы бы с вами отлично поладили. Почтенный наставник Лань, боюсь, сбежал бы в отшельники через три дня, но почтенному наставнику Ланю вообще сложно угодить.
Шэнь Лу не отвечала: да и могла ли она по-настоящему говорить? Вэй Усянь не знал. И мучился подозрением, что сказанные им слова лишь частично достигают сознания призрака. Последнее было так дурно, что грозило погубить все их надежды.
— Госпожа, вероятно, считает, что дух мой совсем сломлен. Вы обеспечили меня массой возможностей: нож, веревка, лучший яд от лекаря Оуяна — а я до сих пор ничем не воспользовался. Не отомстил своему мучителю. Не оборвал собственную жизнь, раз уж других вариантов не осталось.
Лань Чжань вздрогнул всем телом; не отрывая глаз от его матери, Вэй Усянь прижал палец к его губам.
— Я примерно понимаю, как это выглядит с вашей точки зрения. Некий Лань привел в домик, много лет служивший для вас тюрьмой, некого не-Ланя. Мое золотое ядро еще не раскрылось: вы почувствовали, что оно есть, но почему-то не работает, как положено, и предположили самое худшее. А потом мы с Лань Чжанем еще и занялись совместным самосовершенствованием… сомневаюсь, что у вас есть хоть одно хорошее воспоминание об этом акте. Очень благородно с вашей стороны было пожалеть меня и прийти на помощь.
Суйбянь, предатель этакий, не выдержал напора женских чар, подчинился и воспарил. С ужасом наблюдая, как Шэнь Лу лениво делает в воздухе базовые выпады, Вэй Усянь продолжал говорить:
— Но ведь не всегда наиболее очевидное умозаключение является правильным. Госпоже незачем гневаться на моего мужа… на вашего младшего сына. Мой Лань Чжань очень хороший, самый лучший, нежный и внимательный. Во всей Поднебесной не найти ему равного. Я благодарен судьбе, которая сделала возможным наш союз. Нет таких слов, чтобы в полной мере описать радость, что я испытываю, когда делю с Лань Чжанем ложе. Я…
Закашлявшись, Вэй Усянь согнулся почти до земли. Грудь его пронзила неведомая ранее боль. Шэнь Лу перестала манипулировать мечом, Лань Чжань, презрев данное ранее обещание, подскочил и поддерживал Вэй Усяня за плечи.
— Я… — потеряв остроту, боль затопила его, наполнила все тело, как вода кувшин, боль жевала его плоть, грызла кости и терзала нервы, но и давала словам небывалую силу убеждения, которая выпадает заклинателю только в первые минуты после прорезания золотого ядра — …Каждый день прошу небеса о том, чтобы нам с Лань Чжанем не суждено было больше расставаться. Ваш младший сын — человек благородного духа и сострадательного сердца. О вашем старшем, Лань Сичэне, я также могу сказать только хорошее. Уверен, что когда он решит жениться, то найдет себе спутницу по взаимной симпатии и согласию, и будет для нее заботливым и уважительным мужем. Любая мать гордилась бы такими детьми, как у вас, госпожа. Много лет прошло с момента вашей кончины, но они до сих пор скорбят о вас. Посмотрите сюда. Быть может, эта вещь придется вам по душе?
Трясущейся от слабости рукой Вэй Усянь вытащил из кармана небольшую дощечку, принесенную накануне из Храма Предков. Как ни мало было времени, но часть символов на сделанной Лань Чжанем похоронной табличке, так и не попавшей стараниями Лань Цижэня на алтарь, удалось соскоблить и заменить новыми. Вместо «Шэнь Лу, мать Лань Сичэня и Лань Ванцзи, супруга главы ордена» там значилось: «Шэнь Лу, мать Лань Сичэня и Лань Ванцзи, возлюбленная ученица Лю Бингвена, отомстившая за его смерть».
Суйбянь лег на пол справа от Шэнь Лу. Вэй Усянь шепнул Лань Чжаню:
— Возьми меня за руку.
Пальцы Лань Чжаня обхватили ладонь Вэй Усяня, в которых была зажата табличка. Затаив дыхание, они протянули ее Шэнь Лу.
— Примите, госпожа. Мы вас очень просим.
Шэнь Лу забрала подношение, обвела пальцами иероглифы имен: сначала своего, потом сыновей и учителя — и едва заметно улыбнулась. На миг Лань Чжаню и Вэй Усяню повезло увидеть ее такой, какой она была до рокового поединка с Лань Аном, приговора к вечному затворению каналов ци и последующих несчастий: ослепительно красивой, юной и бесстрашной.
В следующее мгновение Шэнь Лу исчезла: навсегда покинула Облачные Глубины, отправившись на следующий круг перерождения.
Дождь перерос в ливень. Боль Вэй Усяня притупилась и пошла на убыль: организм постепенно привыкал к полностью функционирующему золотому ядру и открытым каналам ци. Боль Лань Чжаня обещала жить в его душе, пока смерть не разлучит ее с телом.
Эпилог
Спасти заболевших Старейшин не удалось: все шестеро, включая Лань Тенгфея, чья рана в ту же ночь загноилась, скончались до исхода недели. Их похоронили с пышностью.
Главе ордена все же пришлось отдать распоряжение, и ученики из других орденов с извинениями были отправлены по домам вплоть до истечения месячного срока самого глубокого траура.
Вэй Усянь и Лань Ванцзи договорились сохранить в тайне последний визит Шэнь Лу, поведав о том лишь Лань Сичэню. Ее останки перенесли на кладбище, где покоились рыбаки и члены их семей; с одной стороны там открывался чудесный вид на реку, с другой — на сосновую рощу.
Сделанную руками Лань Чжаня табличку, надпись на которой столь спешно изменил Вэй Усянь, покрыл свежим лаком Лань Сичэнь. Ее установили в общественном храме Цайи. Право зажечь первую благовонную палочку братья Лань уступили Шэнь Тао и У Сун, чей данный перед лицом предков обет наконец-то был выполнен.
В тот же вечер Шэнь Тао и У Сун распрощались и покинули Облачные Глубины. Вэй Усянь провожал их с сожалением в сердце. В других обстоятельствах они могли бы стать добрыми друзьями, однако взаимная неловкость, ощущавшаяся между этой молодой парой и членами семьи Лань, делала установление близких отношений невозможным.
— Я хочу уехать, — сказал Лань Чжань через несколько дней после окончания срока первого траура. К тому времени жизнь в Облачных Глубинах вернулась к привычному распорядку, а А-Юань, как и планировал, получил разрешение главы ордена и отправился на встречу с дядей.
Вэй Усянь еще плохо проснулся, вернее, совсем не проснулся. Не освоившийся с требованиями нового дня мозг сформулировал, а дурной язык ответил:
— Хорошо. Надеюсь только, что меня ты возьмешь с собой, а не оставишь на растерзание родственникам.
Вэй Усянь не успел толком договорить, как его сгребли в охапку — вместе с одеялом, подушкой и неумением думать прежде, чем болтать — и усадили на колени. Это могло бы стать началом любовной игры, если бы не выражение Лань Чжаня: не привычно задумчивое, не нарочито серьезное, а отчаявшееся. Страшное.
— Я бы никогда…
— Я знаю! Я просто пошутил. Неудачно, да? Пожалуйста, держи чуть полегче. Мне неудобно.
Дождавшись, когда хватка Лань Чжаня ослабнет, Вэй Усянь обнял его за шею и вынудил склонить голову к себе на грудь. Спустя много-много равномерных вдохов и выдохов и поглаживаний по спине Лань Чжань словно бы немного успокоился.
— Знаешь, — шпильки и украшения полетели на кровать, прическу, приличествующую адепту ордена Гусу Лань, придется делать заново, но это ничего. Копна благоуханных волос ощутимой тяжестью легла Вэй Усяню на руку, — А-Юань подсказал мне тут одну мысль. Я ведь толком и не знаю, где похоронены Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться на юг?
— Мгм.
— Вот и я так думаю.
Перед лицом надвигающегося месяца духов, а за ним и осени, решено было не откладывать путешествие. Нервное возбуждение словно сошлось в Лань Чжане с неестественным каменным напряжением всего тела; вел он себя так, чтобы ни на минуту не выпускать Вэй Усяня из поля зрения. Словно боялся, что тот исчезнет.
Лань Цижэнь быстро заметил неладное, о вышедшем к общему столу Лань Сичэне и говорить нечего. За трапезой Вэй Усянь чувствовал на себе взгляды сразу трех Ланей: и забавно, и грустно, и самую малость неприятно.
Пока один из вышеупомянутых Ланей собирал вещи, его брат, дядя и стенка в кабинете последнего взяли Вэй Усяня в кольцо.
— Ты должен привести моего племянника обратно!
— Лань Чжань не ребенок. Я ничего не смогу сделать, если он не захочет.
Мягко оттеснив Лань Цижэня, Лань Сичэнь положил кончики пальцев на плечо Вэй Усяня — невиданное нарушение запрета на излишние прикосновения.
— Место Лань Ванцзи здесь. Мы ждем его, он нам нужен. Все наши надежды на тебя, молодой господин Вэй.
Да что они так распереживались? Будто Лань Чжаню впервой покидать Гусу.
Вэй Усянь знал только провинцию, где погибли родители, и то, что рядом с последним посещенным ими городом лежало большое судоходное озеро. Это уменьшало количество вариантов, однако не намного. Предстоял долгий путь, а потом, вероятно, втрое более долгие поиски. Заклинательский клан, контролировавший эту территорию тридцать лет назад, сгинул во времена Аннигиляции Солнца; не так давно на его месте возник новый, возглавляемый семьей Линь. Шанс узнать у нее что-нибудь был мал, но попробовать все-таки стоило.
На третий день странствия сладко выспавшийся Вэй Усянь спустился к завтраку, посмотрел на Лань Чжаня — и не сразу понял, что не так. Все тот же статный и красивый, как герой романа, господин — вот повезло же взять такого в мужья — однако…
Лань Чжань был в белом ханьфу. Просто в белом: ни серо-голубой отделки, ни подвески-облака на поясе, ни лобной ленты. Совсем ничего. Едва проговорив слова приветствия, он отвел взгляд; смотрел в чашку, молчал.
Людей в трактире немного, да если бы и толпа набилась — что с того, какое их дело? Вэй Усянь поцеловал своего Лань Чжаня в щеку, поцеловал еще раз — в уголок губ — сел рядом и сказал:
— Доброе утро. Я есть хочу.
Отсутствие любимой игрушки немного печалило. Печаль эту, Вэй Усянь, конечно, пережил бы, но скоро стало ясно: самому Лань Чжаню неуютно без ленты. Он то и дело касался лица, прически, словно бы пытаясь начесать волосы на открытый всем взорам лоб.
@темы: Свой пейринг, mini OTP wars, Лань Ванцзи/Вэй Усянь, Текст
-
-
02.05.2020 в 10:10— Я закончил. Давай примерим.
Конечно, это была иная лента, чем раньше: и ткань дешевле, и вышивка, несмотря на многие старания и потраченные часы, не такая тонкая — и все-таки она шла Лань Чжаню. Он осторожно дотронулся до обновки пальцами, погладил, потом взял руки Вэй Усяня в свои и некоторое время просто держал.
— Спасибо.
— Да не за что. Без нее скучно.
Себе Вэй Усянь расшил ленту, которую носил в волосах. Хотел бы взяться за ворот и рукава ханьфу, но передумал и отложил: все-таки его портновские навыки оставляли пока желать лучшего. Не попасть бы впросак.
Они уже покинули территории, бывшие под присмотром Облачных Глубин, когда Лань Чжань удивил снова. Староста деревни, куда они заглянули на подвернувшуюся ночную охоту, прозрачно намекал на недород, падеж скота, эпидемию странной хвори и еще пару-тройку несчастий, но в конце концов оказался оборван на полуслове.
— Цена наших услуг…
Названная затем сумма была более чем разумной. Вот только озвучил ее Лань Чжань, который на памяти Вэй Усяня ни разу не брал плату за помощь!
Вечером, когда после целого дня расспросов они отправились на покой, в комнате прозвучало — тихое, виноватое:
— Я не хотел брать с собой много денег.
«Брать у них много денег» — услышал Вэй Усянь.
— Взял только на первое время и немного не рассчитал.
«Мы на мели» — услышал Вэй Усянь. Он отложил гребень, кое-как собрал волосы — надо было все-таки подстричь немного перед дорогой — и аккуратно развернул к себе Лань Чжаня. Вот еще придумал — любоваться стенкой! Законный супруг есть, пусть на него и смотрит.
— Знай я об этом раньше, не набрал бы позавчера на ярмарке столько ерунды. Тебе следовало мне сказать.
— Мне было, — Лань Чжань замолк, подбирая слово, — Неловко.
Бедный Лань Чжань. Привыкнув, что деньги берутся в кошельке, а еда — на оставленном у дверей подносе, нелегко начать жить, как простой смертный.
— Если мы с тобой… кхм… отправились в действительно долгое и далекое путешествие, то должны обсуждать друг с другом такие вопросы.
— Хорошо.
Глядя на его огорченное лицо, Вэй Усянь решил: раз сам требует большей откровенности, значит, нечего дальше секреты хранить. Тем более что пробные версии уже почти готовы. Рассмотрев Повязку Птицы и Пояс Змея, а также схему нанесения иероглифов, Лань Чжань сказал:
— Ты мастерил это долго.
— Да. Сама идея старая, еще с Луанцзань. Сложно было придумать, как исключить возможность подделки. Раньше меня такие вопросы не занимали.
Складывая работу в шкатулку, а ту — в цянькунь, Вэй Усянь продолжал говорить, не поднимая головы:
— Скоро я закончу. Испытаем вещицу, и, если все нормально, начнем продавать. А-Юаня и Вэнь Нина в долю возьмем — если они захотят, конечно.
— Ты совсем на меня не надеялся.
И думать не смей! Затянув шнурок на цянькунь, Вэй Усянь как мог строго посмотрел на Лань Чжаня.
— Надеяться на тебя и на твой орден не одно и то же. Гостить в Облачных Глубинах приятно, но кормить и содержать меня на постоянной основе никто не обязан.
— Даже я?
— С тобой мы дежурства устроим: день ты, день я, а раз в неделю — А-Юань: пусть имеет уважение к стареющим родителям… Лань Чжань, не хмурься так. Все наладится, вот увидишь.
Вэй Усянь поцеловал его в крохотную морщину между бровей, а потом в нос, а потом в то нежное место, куда ложатся ресницы при сомкнутых веках. Хотел было поцеловать еще и в щеку, но, будучи притянутым Лань Чжанем к себе за пояс, промахнулся, и скоро ласки приняли куда более откровенный характер.
За благополучно завершенной ночной охотой последовала другая, а за ней третья, а потом Вэй Усянь перестал считать. Пояс Змея хоть сегодня годился в продажу, а вот Птица требовала корректировки и дополнительных проверок. Капризные они, птицы.
Скоро из Гусу к ним начали приходить письма. Лань Чжань делился содержимым и садился за ответы. На сердце у Вэй Усяня полегчало.
— Гэгэ.
— Да?
— Мы ведь вернемся в Облачные Глубины? Твой брат и дядя очень переживают.
— Дай мне, пожалуйста, еще моток, — приняв из рук Вэй Усяня запасную веревку, Лань Чжань продолжил работу над ловушкой. — Весь месяц траура я надеялся себя переломать, чтобы жить как раньше и не доставлять никому неудобств. Но я не могу. После первой осады Луанцзань мне как-то удалось примириться с тем, как в стенах ордена праздновали твою смерть, но сейчас моя чаша переполнена.
— Значит… — Вэй Усянь и сам толком не знал, что «значит», и боялся узнать.
— Подержи, — Лань Чжань протянул ему доделанный край, — Да, вот так. Мы вернемся, но потом. Когда я смогу смотреть в лица Старейшин и не думать, как матери перерезали каналы ци. Можем даже поселиться близ Цайи, если нам разрешат и ты захочешь.
Лань Чжань стал спокойнее. По утрам он терпеливо ждал, пока Вэй Усянь выспится и встанет с постели, чтобы повязать ему лобную ленту. Когда они разжились деньгами и тканью, швейный набор снова увидел свет. Как Вэй Усянь ни старался, вторая лента получилась чуточку не такая, как первая, но на Лань Чжане смотрелось все равно красиво. Потому что боги расстарались, когда его создали: любая тряпка к лицу будет, хоть в мешок из-под риса обряди.
Вэй Усяню тоже пришлось проявить терпение: Лань Чжань о чем-то думал. Думал так же крепко, как обнимал в любой момент, когда чувствовал в том потребность, и любил ночами, думал и не говорил. Это было немного обидно, но попытки откровенного разговора едва ли увенчались бы успехом. Вэй Усянь ждал, а когда дождался, не знал, какое чувство оказалось сильнее: изумление собственной недогадливостью или просто изумление.
— Этот заклинатель — Вэй Усянь, мой супруг, — кто тут чей супруг Лань Чжань всегда проговаривал при представлении очень четко, потенциально — несколько раз, если собеседник чем-то ему не нравился.
Купец, чей дом повадилась навещать алые хохотуны — отвратительные твари, норовящие залезть человеку в рот и щекотать его изнутри, — с достоинством поклонился и глянул на Лань Чжаня в ожидании продолжения знакомства.
— Шэнь, — непривычная фамилия заставила Вэй Усяня вздрогнуть и понять, наконец, чего же они так боялись, Лань Сичэнь и Лань Цижэнь, почему так просили вернуть их брата и племянника домой. — Меня зовут Шэнь Ванцзи.
-
-
02.05.2020 в 12:33-
-
02.05.2020 в 12:51читать дальше
-
-
02.05.2020 в 13:38-
-
02.05.2020 в 14:20-
-
02.05.2020 в 15:55история ладная, детальки, складывающиеся постепенно в один пазл... жуки эти жуткие, бррр
жалко всех (с)
Ванцзи, делающий свой собственный выбор -
-
-
02.05.2020 в 16:29Очень хорошо описаны жутики, когда призрак приходил к Вэй Усяню, а Лань Чжань даже не просыпался — ух прямо!
Добротная «история про призраков» вышла.
-
-
02.05.2020 в 16:31-
-
02.05.2020 в 16:35Начало очень размеренно и уютное, прогулка ВИ с молодёжью в город — милота. Середина показалась суховатой из-за ускоряющихся событий.
Чтобы не спойлерить, главный мистический персонаж логически подведен, угадать его несложно. А вот его мотивацию я приняла за ревность к ВИ из-за ЛЧ.
Концовка — необычная. К добру ли, к худу, но выбор ЛЧ есть выбор ЛЧ.
Спасибо за хороший текст, читать его было приятно и увлекательно.
-
-
02.05.2020 в 18:11, кроликов в конце концов?-
-
02.05.2020 в 18:20-
-
02.05.2020 в 18:36Честно сказать, я удивлена, что при такой концентрации злости Лань Чжань всего лишь ушел из ОГ, а не устроил ядерный гриб.
Иногда лучшее, что можно сделать - это уйти из Омелоса, то есть из Гусу Лань. Хотя бы чтоб разобраться с собственным гневом и пересмотреть свою жизнь.
Все они правильно сделали.
-
-
02.05.2020 в 23:54Прочитала на одном дыхании.
-
-
02.05.2020 в 23:58Грустная история, рассказанная так увлекательно, так здорово, что сложно все время расстраиваться, временами сердце заходилось от радости и этого было достаточно. Вот такое ощущение от текста - в нем всего достаточно. Удивительно уравновешены все элементы, все выверено и в итоге это похоже на слаженный часовой механизм. Боль, грусть, тоска, любовь, радость, преданность, верность, горе, злость, предательство, унижение, насилие... столько тут всего, но всему свое место и время. Поразительно, как автору удалось сложить этот паззл так, что до последнего момента сохранялась интрига.
Безмерное восхищение! Спасибо за огромное наслаждение! Пусть вдохновение вас никогда не покидает и подарит нам еще много историй!
-
-
03.05.2020 в 02:07-
-
03.05.2020 в 04:16я накатала простыню, но поняла, что это вопросы фанонов и забила. Хер с ним, каждый видит по своему.правда текст получается несколько ау относительно экстр, поскольку подозреваю, что обучать мечу без ядра трудновато, но это тоже хрен с ними
-
-
03.05.2020 в 06:47звуковые выебоны
-
-
03.05.2020 в 12:17как жукиТекст мне понравился, хороший лёгкий слог, интересная интрига, хоть и немного отдает Санта-Барбарой. В мои хэдканоны о маме нефритов вы не попали, ну да и ладно, важно то, что несмотря на это для меня история абсолютно верибельна и логична.
Однако, мне невероятно думать о том, как страдала госпожа Лань в этом раскладе
-
-
03.05.2020 в 19:56-
-
03.05.2020 в 22:58-
-
05.05.2020 в 17:00Но какое же грустное послевкусие оставляет эпилог. Уважаю право автора на свое видение, но присоединяюсь к просьбе Лань Сичэня и Лань Цижэня - верните Ванцзи в семью!
-
-
08.05.2020 в 22:27-
-
09.05.2020 в 00:51читать дальше
-
-
12.05.2020 в 22:59Спасибо автору!
-
-
17.05.2020 в 19:24Очень классный саспенс, ЛЧ жалко, хорошо, что они ушли.
-
-
18.05.2020 в 16:03Спасибо за текст.
-
-
18.05.2020 в 16:30Про эпилог: его костяк был написан значительно раньше, чем основная часть истории. Мне не хотелось бы навязывать свое мнение, но других вариантов окончания я просто не видела.
Еще раз спасибо всем)
-
-
21.05.2020 в 12:10-
-
03.12.2020 в 07:47