Shuangshui Team: арт, Хэ Сюань/Ши Цинсюань

[Shuangshui Temple]

Название: Непобедимая армия
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Цинсюань, Ши Уду (частично)
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Исходники: текстура
Предупреждения:

СПОЙЛЕРЫ К АЧВ

кое-чья оторванная голова
Примечание: ХС немного гуль (токийский), название - из песни Flёur

@темы: Арт, Чужой пейринг, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Хэ Сюань/Ши Цинсюань

---

[Аурум]

Уважаемые участники!

10 мая объявляется днем пейрингов Хуа Чэн/Се Лянь и Цзинь Гуанъяо/Лань Сичэнь
Работы принимаются с 00.00 до 23.59 мск.

Не забывайте, пожалуйста, проставлять теги и оформлять шапки работ.

Код шапки

<b>Название:</b>
<b>Команда:</b>
<b>Персонажи:</b> 
<b>Тип:</b>
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Размер:</b>
<b>Примечания:</b>
<b>Саммари:</b> 

---

Crime Friends Team: 2 арта

[Crime Friends]

Название: Выходной
Команда: Crime Friends
Персонажи: Сюэ Ян/Цзинь Гуанъяо
Тип: арт
Жанр: модерн!ау, повседневность
Рейтинг: G

Название: За дела - плати
Команда: Crime Friends
Персонажи: Сюэ Ян/Цзинь Гуанъяо
Тип: арт
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13

@темы: Арт, Свой пейринг, mini OTP wars, Сюэ Ян/Цзинь Гуанъяо

---

Shuangshui Team: арт, Ван Чжочэн/все

[Shuangshui Temple]

Название: Однажды вечером
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Ван Чжочэн / Юй Бинь
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: G

@темы: Арт, Чужой пейринг, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Ван Чжочэн/все

---

Ван Чжочэн & Все: текст, клип

[Ван Чжочэн & Все]

Название: Песни о любви
Команда:  Ван Чжочэн & Все
Персонажи: Сяо Чжань/Ван Чжочэн
Тип: текст
Жанр: романс, song-fic
Рейтинг: R
Размер: 4100 слов
Примечания: Нелинейный таймлайн, AU, элементы гета

спойлер

односторонний ОЖП/Ван Чжочэн, а так же намек на односторонний ОМП/Сяо Чжань

Частично спойлерное примечание

Ссылка на партию из мюзикла, которую в тексте поет Чжочэн, для желающих послушать и почитать текст партии полностью. Сюжетный контекст партии прописан в Вики - Оглашается послание короля Георга III, в котором он увещеваниями и угрозами пытается охладить революционный пыл колонистов («You'll Be Back»).

Академии в тексте рандомные, без реальных аналогов.
Саммари: Однажды в Академию переводится новый преподаватель. И Чжочэн влюбляется.

Чжочэн услышал стук в дверь и потянулся ее распахнуть, торопливо приглаживая взлохмаченные волосы. За дверью стоял Сяо Чжань и улыбался.

- Простите, - начал первым Чжочэн. – Я помешал вам?
- Вовсе нет, - улыбка Сяо Чжаня стала шире. - У вас очень красивый голос. Я просто зашел спросить ключ от двести тридцатой аудитории. Мне говорили, он остался у вас.
- Ах, да, - Чжочэн вспыхнул. - Сейчас принесу.

Он отступил вглубь квартиры, цепляя рукой брошенную ранее на диван сумку. И сразу пожалел, что не пригласил Сяо Чжаня войти. Он мог бы предложить ему чай. Спеть ему. Щеки вспыхнули еще жарче, и Чжочэн наконец нашарил завалившийся в дальний карман ключ. На миг возникла мысль промолчать – и все же пригласить войти. Но брелок предательски звякнул, и он отпустил эту идею.

- Вот, - он передал ему ключ и заметил, что брелок – его личный, круглый счастливый кот с сощуренными глазами – так и остался висеть на ключе, отстав от общей связки.

Сяо Чжань с интересом повертел его в руках, легко огладив пальцем по кошачьему животу и аккуратно отцепил, вручая его назад Чжочэну так церемонно, словно это была упавшая драгоценность. И тут же расстегнул карман куртки, доставая другой брелок.
Чжочэн не поверил своим глазам. Ярко-желтый мультяшный губка Боб занял свое место кольце, и Сяо Чжань крутанул связку в руках. Глаза его смеялись.

- У вас и правда очень красивый голос, - сказал он мягко. – Я рад слышать его в любое время.

Чжочэн вспомнил свои распевки – без особого графика, англоязычные песни, которые он мог повторять иногда часами, если сильно нравились. Хотелось извиниться, но в ответ на похвалу это было бы совсем неуместно.
И еще…

Чжочэн знал, что хорошо поет. Ему говорила это мама, когда он был ребенком. Ему говорил учитель, когда убеждал, что самое время заняться пением профессионально. Ему говорили это в Академии на репетициях.
Ему говорил…

Но впервые слышать это теплое одобрение было настолько приятно.

***

Чжочэн торопливым шагом двигался по Академии. Второй курс наверняка уже собрался в аудитории и нетерпеливо ждал его.
Когда он проходил мимо его мастерской, то, как всегда, заметил запах. Свежей краски, растворителя и древесины. Он остановился, пытаясь услышать происходящее за дверью. Очень хотелось посмотреть на то, как Сяо Чжань рисует, четкими и выверенными движениями создает рисунок на холсте. Внимательно вглядывается, исправляет незаметные стороннему взгляду помарки, и снова тянется за карандашом. Он видел такое – однажды, случайно остановившись возле распахнутой двери аудитории, удивленный тишиной. Замершие, как и он, студенты смотрели на Сяо Чжаня, изображавшего набросок быстрыми штрихами. Казалось, тот не замечал ничего другого, кроме своего рисунка, ставшего центром его внимания. Студенты переводили взгляды – с Сяо Чжаня на рисунок и обратно, но Чжочэн, к своему стыду, запомнил лишь что это был цветок с нежно изогнутыми лепестками. Ему впечатался в память образ, сосредоточенный взгляд, ловкие руки.

Дверь была закрыта. Чжочэн коснулся дверной ручки, отпустил, и двинулся по коридору дальше.
Его пара началась пять минут назад.

***

Чжочэн пел:
- Вы вернетесь,
Как прежде…

Студенты зачарованно слушали. Партию короля Георга он пел не первый раз, было в ней нечто небрежное и страстное одновременное. В таких простых словах пелось об одержимости, переходящей в безумие. Но Чжочэну нравилась эта партия, несмотря на ее смысл. Студентам нравилось тоже, и попытки извлечь телефон во время занятия приходилось пресекать. Студентка Лао Мэй особенно старалась - как ранее петь, так и выудить телефон из сумки сейчас.

Чжочэн продолжал:

- Я продолжу борьбу и выиграю войну
За вашу любовь,
За вашу похвалу…

Сами собой вспоминались жесты короля Георга, и он взбудоражено взмахнул рукой. Дверь за спиной скрипнула, но Чжочэн не обратил внимания. Лао Мэй изумленно ахнула и тогда он обернулся, продолжая партию:

- И я буду любить вас до конца своих дней,
Когда вы уйдете,
Я сойду с ума… - он оборвал пение, не завершив последний куплет.

В дверях стоял Сяо Чжань. Первые несколько секунд он казался невозмутимым, но вскоре улыбнулся и взмахнул ладонями словно в порыве зааплодировать.

- Ван-лаоши, - заговорил он с улыбкой. – Прощу прощения, что прервал вас. Директор Чжан хотел срочно с вами поговорить, но не смог дозвониться.

- Я сейчас приду к нему, - ответил Чжочэн. Он поручил студентам повторять самим слова партии и вышел за дверь, где его ждал Сяо Чжань.

- Извините, что вам пришлось идти за мной.
- Ничего страшного, я все равно шел мимо. Было интересно понаблюдать за вашим занятием. И эта песня… весьма романтична.
- Не совсем так, - заметил Чжочэн. – Сюжет далек от романтики. Скорее, он о жажде власти. Обладания.
- Вот как? Видимо, я не уловил смысл истории.
- Она очень увлекательная, - Чжочэн замедлил шаг, оглядываясь на Сяо Чжаня. – Это «Гамильтон». Мюзикл.
- Вы любите мюзиклы?
- Это же моя профессия, - Чжочэн широко улыбнулся в ответ.
- Что ж, раз вы так высоко его оцениваете, то мне стоит посмотреть, - Сяо Чжань повернулся к нему. Они были почти одного роста, так что взгляд пришелся глаза в глаза.
- Можно посмотреть его вместе! - выпалил Чжочэн.
И осознав сказанное, добавил:
- Мне как раз пора его пересмотреть. У студентов будет пробная постановка, так что не помешает сравнить.
- Хорошо, - Сяо Чжань склонил голову на бок и посмотрел на Чжочэна искоса.

«Что – хорошо?» - едва не вырвался вопрос, но в этот момент Сяо Чжань приглашающе указал рукой на дверь кабинета директора.

***

- Все очень плохо, - заметила сестрица Лу.
- Настолько плохо? – уточнил Чжочэн, переводя взгляд на зеркало.
- Настолько, А-Чэн. Они же деревянные!

Чжочэн с искренним сочувствием посмотрел на своих студентов. Неукротимая энергия сестрицы Лу грозила затопить их всех с головой, и Чжочэн ободряюще улыбнулся сбившейся в стайку группе. Лао Мэй вздрогнула и покраснела.
Цзаньцзинь закончил растяжку и подошел к ним. На студентов он посмотрел оценивающе, и судя по его взгляду, вывод он сделал примерно тот же, что и сестрица Лу.

Чжочэн мысленно порадовался, что его больше учить не надо.
- Ну что, дорогие студенты, - торжественно объявил он, подхватывая слева запястье сестрицы Лу, а справа – Цзаньцзиня. – Оставляю вас в этих заботливых руках. Поэтому рассчитываю, что когда мы будем репетировать сцену в следующий раз, ваши успехи будут более впечатляющими. Хорошо?

Студенты дружно закивали, слегка расслабившись. Впечатляющие навыки Цзаньцзиня явно поразили их и вызвали опасение, что с них потребуют чего-то похожего.
Работало каждый раз.

- Куда в этот раз? – негромко спросил он у сестрицы Лу и Цзаньцзиня. Те переглянулись.
- Я скину тебе ссылку, - произнес Цзаньцзинь и похлопал его по спине в знак утешения.
Кафе за помощь с его деревянными студентами обещало быть недешевым.

***

Вечером Чжочэн нашел ноутбук. Требовался тот редко: обычно для фильмов ему хватало телефона, но если – если – Сяо Чжань решит принять его недоприглашение, то почему бы не найти его заранее? Он пробежался взглядом по полке с коллекционными дисками, выискивая «Гамильтон», и вытянул коробку из ряда, аккуратно откладывая возле ноутбука.
В коридоре раздались голоса и Чжочэн прислушался: за прошедшие две недели он уже привык ждать Сяо Чжаня. Обычно он возвращался в одно и то же время, изредка позже, но в целом образ его жизни казался удивительно методичным.
Сяо Чжань негромко с кем-то попрощался – видимо, с коллегой. Звякнули ключи, хлопнула дверь.
Чжочэн включил на телефоне мелодию и сел на ковер, скрестив ноги и удерживая телефон на колене.

- Город звезд
Все хотят лишь одного
И в барах,
И сквозь дым переполненных ресторанов,
Это любовь — да, все, чего мы ищем —
Это человеческой любви.

***

Когда Чжочэн поискал Сяо Чжаня взглядом, тот был окружен коллегами и студентами. Общительность его казалась странной: он легко подхватывал беседу и быстро сходился с людьми, но в то же время Чжочэну казалось, что и различий между этими людьми Сяо Чжань не делает. Одинаково вежливый и дружелюбный со всеми.
Иногда – сейчас – Чжочэну хотелось, чтобы он мог подойти и увести Сяо Чжаня от них. Пусть даже среди этих коллег были сестрица Лу и Цзаньцзинь. Пожалуй, он бы даже попытался – но сойти сейчас со сцены, когда ему вот-вот придется вместе с другими руководителями вокальными факультетов петь гимн, было определенно дурной идеей.
Заиграла музыка и Чжочэн прикрыл глаза. Когда открыл, наткнулся на взгляд Сяо Чжаня, направленный на него.
Если бы только не гимн – Чжочэн лучше спел бы ему «Never be alone» вот так, глядя прямо в глаза.

Ему стоило усилий собраться и не сбиться с общего ритма, и пение длилось бесконечно. Голос, его рабочий инструмент, его гордость, грозил сорваться на выкрик в самое неудачное время. Выдохнув последние строки, Чжочэн едва не сбил общее построение, устремившись прочь со сцены. Слишком медленно.

К Сяо Чжаню было не пробиться, но он снова поймал его взгляд, и в нем чудилось обещание.

***

После занятий его перехватила студентка Лао Мэй и её поведение тревожило. Не хотелось думать о худшем, но видимо, это оно и было.
Опущенный взгляд. Сомкнутые, переплетенные пальцы. Иногда она вскидывалась, как птица, и вновь обреченно замирала. Аудитория давно опустела. Звуки в Академии затихали, смех и разговоры студентов становились все дальше.

- О чем вы хотели поговорить, Лао Мэй? Есть вопросы насчет репетиции?
Лао Мэй отрицательно качнула головой, прячась в длинные волосы, и не желая цепляться за подаренный шанс.
- Учитель Ван, я хотела признаться вам, - заговорила она порывисто, глотая окончания. – Давно хотела, правда, еще с первого семестра. И вот… Я вас люблю.
Последние слова прозвучали вопросом.
- Почему, Лао Мэй? – мягко спросил Чжочэн.

- Почему? – растерялась она. – Но вы же такой… Такой красивый! И так поете! И всегда добры ко всем. И я…
- Но я не выделял вас, Лао Мэй. Мне очень жаль, если все ваши старания в учебе были ради моего внимания. Не стоило так.

Губы Лао Мэй беззвучно затряслись. Но Чжочэн знал, что нельзя затягивать.
- Я сделаю что угодно, лишь бы вы полюбили меня! - неожиданный выкрик заставил вздрогнуть.
- Мне очень жаль, Лао Мэй, - повторил он и перехватил ее руку, когда она попыталась то ли схватить, то ли ударить его.
Она отчаянно всхлипнула и вместо того, чтобы вырваться, буквально упала на него без сознания. Чжочэн придержал ее за плечо и осмотрелся в поисках удобного места, чтобы переместить ее туда, и замер: в дверях стоял Сяо Чжань с нечитаемым выражением лица.

- Ван-лаоши, - произнес он напряженным голосом и край его рта дрогнул.
- Сяо Чжань! – выкрикнул Чжочэн. – Можно попросить вас о помощи?
- Какого рода… помощи?
- Мне нужно устроить куда-нибудь мою обморочную студентку. Помогите положить ее куда-нибудь, пожалуйста?

- Нужно класть пол. Так ей будет легче дышать, - Сяо Чжань словно очнулся, и помог Чжочэну опустить на пол обмякшую Лао Мэй, заранее подстелив свой пиджак. Она была совсем не тяжелой, но Сяо Чжань стоял рядом, готовый подхватить, и на миг внутри вспыхнуло счастье, что он не ушел.

- Я позвоню ее подругам, - Чжочэн нашарил телефон на столе, почти вслепую листая телефонную книгу. С трудом заставил себя отвести взгляд от Сяо Чжаня в безотчетной тревоге, что он сейчас уйдет. – Присмотрите за ней, Сяо-лаоши?

Сяо Чжань молча кивнул и Чжочэн отступил на шаг от кафедры. Студентки откликнулись подозрительно быстро, даже не стали расспрашивать, как так вышло, что Лао Мэй стало плохо в аудитории.

- За ней сейчас придут, - он повернулся к Сяо Чжаню. – Подождете со мной? Пожалуйста.

Сяо Чжань посмотрел на неподвижную Лао Мэй и облокотился рядом на кафедру. Чжочэн выдохнул.

Те несколько минут, что они ждали друзей Лао Мэй, прошли в молчании. Чжочэн подбирал слова для разговора, но ни одна из пришедших на ум фраз не звучала достаточно хорошо. Сяо Чжань казался отрешенным и пробегался пальцами по лакированному дереву, постукивая как по пианино. Даже мелодия казалось смутно знакомой.

Благо друзья Лао Мэй не успели уйти далеко от учебного корпуса и прибежали быстро, и десяти минут не прошло. К тому времени она начала дышать чаще и глубже, и Чжочэн окончательно успокоился. В несколько рук ее подхватили и унесли к выходу. Одна из студенток, ближайшая подруга Лао Мэй, как вспомнил он, подошла к Чжочэну.

- Извините за доставленное беспокойство, учитель Ван, учитель Сяо, - поклонилась она.
- Не стоит извиняться, - отказался Чжочэн. – Передайте Лао Мэй мои пожелания скорейшего выздоровления.
Девушка выпрямилась, уколов взглядом, и поспешила следом за остальными.

- Пойдемте в общежитие? – спросил Чжочэн.
- Да, пойдемте, - откликнулся Сяо Чжань, практически за все это время не произнесший ни слова.

Они вышли за пределы учебного корпуса. Было жарко: солнце слепило, вынуждая щуриться. Чжочэн двигался шаг в шаг за Сяо Чжанем, пока не вырвалось:

- Лао Мэй призналась мне, а я отказал. Поэтому она упала в обморок, Сяо-лаоши.

Сяо Чжань остановился вместе с ним в тени дерева.
- Почему отказал? – внезапно спросил он.
Чжочэн недоуменно вскинул голову и честно ответил:
- Я же не люблю её.
- Вот как, - Сяо Чжань отвел глаза в сторону, рассматривая густо цветущее дерево.
Чжочэн выпалил по наитию:
- Я люблю вас. Тебя.
Сяо Чжань стиснул пальцы в кулак и разжал.
- Почему?
- Я не знаю, - пожал плечами Чжочэн. – Просто люблю. За все сразу.

Он протянул руку к Сяо Чжаню, желая осторожно коснуться плеча – но тот перехватил и обхватил пальцами его ладонь, обжигая касанием.

- И что же нам с этим делать? – прошептал Сяо Чжань, сжимая руку все крепче. Чжочэн шагнул вперед.
- Мы все еще можем посмотреть «Гамильтона», - предложил он.

Сяо Чжань впервые за последние полчаса широко улыбнулся.

***

Когда они пришли в квартиру, Чжочэн заказал в доставке практически все, что любил сам. Сяо Чжань прошелся по его квартире неторопливым изучающим шагом, чем внезапно напомнил Данту, когда он привозил его ненадолго из дома. Комнаты учителей в общежитии отличались мало, так что вряд ли что-то было ему в новинку. Не считая нескольких полок, заставленных дисками и книгами, одну из которых Сяо Чжань задумчиво рассматривал.

Когда принесли еду, Чжочэн быстро расставил все на невысоком столике и окликнул Сяо Чжаня, листавшего книгу. Тот присел рядом на диван и аккуратно разломил палочки. В этот раз Чжочэн не чувствовал вкуса еды, несмотря на ее остроту. Он смотрел, смотрел внимательно, что выбирает Сяо Чжань и как он есть. Странный интерес со стороны, но он не мог оторвать взгляда, лишь иногда отвлекаясь на свою порцию.

Выкинув опустевшие упаковки, он установил на стол ноутбук и включил «Гамильтон». Сюжет мюзикла и строки он знал наизусть, ему не нужно было даже вглядываться в экран – начало партий он узнавал в полуслова. Сяо Чжаню определенно было интересно и пару раз Чжочэн ставил на паузу, вдохновленно объясняя сюжетную подоплеку. Когда дошло до партии «Вы вернетесь», Сяо Чжань усмехнулся, узнав слова, что пел Чжочэн.
- И правда, - заметил он, - совсем не о любви.
- Да, - согласился Чжочэн. – Эта партия – нет. Но есть и другие партии, из других мюзиклов. Хочешь, я спою их тебе?
- Буду рад услышать, - Сяо Чжань повернулся к нему и взгляд его был столь мягким, что Чжочэн не выдержал. Он обнял его руками, крепко обхватывая, касаясь подбородком. Вдохнул запах, напряженный, готовый сразу отстраниться, если Сяо Чжань решит его оттолкнуть.

Но он не отталкивал – спустя краткий миг неподвижности он рывком обвил его за талию, вжимая в себя. Это странное, отчаянное объятие ошеломило, но Чжочэн не стал спрашивать. Он ответил так же сильно, прислонившись щекой к плечу. Он слушал биение сердца, отчетливое в тишине, и с болезненной ясностью осознал, что не отпустит Сяо Чжаня ни за что.

***

В первый день, когда Сяо Чжань приехал к общежитию Академии, там было пусто. Он поздоровался с консьержем.

- Все сейчас в учебном корпусе, - пожал плечами консьерж. – Куда идти, знаете?
- Да, мне говорили, - кивнул Сяо Чжань. – Второй этаж, девяносто четвертая комната.

Консьерж стукнул ключами по столешнице, пододвигая их к нему. Сяо Чжань поймал и потянул по ступенькам увесистый чемодан. Остальные вещи должны были привезти позже, а пока он хотел осмотреться. Да и оставлять ноутбук с фотоаппаратом не хотелось.

То, что он успел увидеть и изучить по фото, во многом отличалось от шанхайского института, но из всех вариантов Пекин был лучшим. За окном он увидел персиковое дерево. Цвести ему было рано, но ждать оставалось недолго. Сяо Чжань уже начал искать взглядом удобное место, откуда персик в сезон цветения можно будет зарисовать, когда кто-то споткнулся об его отставленный чемодан, удивленно вскрикнув.

- Извините, - бодрым голосом произнес споткнувшийся парень и поймал чемодан за ручку, не давая ему упасть.
- Ничего, в этом нет вашей вины, - отозвался Сяо Чжань, разглядывая незнакомца. Студент? Взлохмаченные волосы и улыбка делали его совсем юным, хотя по росту они были равны. Промелькнула мысль, что такие черты лица – резкие и подвижные – не так просто ухватить на рисунке.

- А вы… А, вы Сяо-лаоши! – незнакомец заулыбался еще шире, и протянул ему руку, второй все еще придерживая чемодан. – Меня зовут Ван Чжочэн. Преподаю вокал.
- Рад знакомству, - Сяо Чжань пожал протянутую руку и заодно забрал свой чемодан. – Сяо Чжань, преподаватель рисования. Мне сказали, что все в учебном корпусе.
- А у меня первую пару отменили, - радостно ответил Ван Чжочэн и Сяо Чжань усмехнулся. Все-таки похож на студента. – Давайте тогда вас провожу? У вас какая комната?
- Девяносто четвертая.

Ван Чжочэн на неуловимый миг закатил глаза, вызывая желание выхватить фотоаппарат.

- Нам сюда, левый поворот, - указал Ван Чжочэн.
Коридор местами выписывал крутые петли, и когда они прошли несколько поворотов, Сяо Чжань не сразу заметил нужную комнату с полустертым номером. Он поблагодарил нежданного проводника и потянулся ключами к замочной скважине. Ван Чжочэн все еще стоял рядом.

- Что-то не так? – уточнил Сяо Чжань.
- Ничего, - тряхнул головой Ван Чжочэн. – Просто мою дверь не открыть, пока вы здесь. Вы открывайте, я подожду. Я не спешу, просто распечатку забыл.

Сяо Чжань присмотрелся и увидел на соседней двери тускло блеснувшую цифру «девяносто три».

- Если что – стучите! Буду рад помочь, - Ван Чжочэн приветливо махнул рукой и Сяо Чжань кивнул в ответ на это теплое гостеприимство.

Пользоваться им он не собирался.

***

К пению Ван Чжочэна он привык быстро: хотя в первый раз песня, донесшаяся из-за стены в восемь утра, несколько удивила. Но голос ему нравился, да и напевы о любви Ван Чжочэну удивительно шли. Несколько раз он ловил себя на том, что губы двигаются в такт песне, повторяя слова. Иногда это были классические романсы, но чаще – песни на английском и романтичные донельзя. Каждая песня как признание.

Иногда так совпадало, что Ван Чжочэн негромко напевал снова и снова один и тот же припев. В такие моменты хорошо рисовалось – не для студентов, а для себя. Скетчбук полнился набросками. Как он и думал, лицо Ван Чжочэна передать на бумаге не удавалось. Улыбка замирала и казалась неживой. Проще было бы сфотографировать и переносить на лист с образца, но такая просьба была не из тех, с которыми обращаются к коллеге, пусть тот и предлагал «стучаться».

Сталкивались они часто, когда совпадали часы занятий. Ван Чжочэн пропускал его вперед, улыбался, спрашивал о чем-нибудь повседневном, и Сяо Чжань отвечал. Его дружелюбие – искреннее и открытое – незаметно согревало.

Тем вечером Сяо Чжань вернулся домой один. Он неторопливо переоделся, проверил присланные студентами письменные работы. Достал скетчбук, пролистал, рассматривая вчерашние наброски, вынул карандаш. И поймал себя на мысли, что прислушивается. За этот вечер он не услышал ни звука. Ван Чжочэн домой не приходил.

Рисунок не удался и Сяо Чжань вырвал лист из скетчбука. Тишина раздражала, он включил музыку, запуская любимый плейлист. Стало легче и следующий набросок он оставил. Когда он проводил линии волн на пейзаже, в дверь негромко постучали, почти поскреблись. Сяо Чжань взглянул на часы: было девять.

Он открыл дверь и ожидаемо увидел Ван Чжочэна. После приветствия тот протянул ему бумажный пакет со знакомым логотипом.

- Зачем это? – вежливо спросил Сяо Чжань.
- Просто так, - повел рукой Ван Чжочэн. – Мы с сестрицей Лу и Цзаньцзинем… Ну, вы их знаете, Сюань Лу и Чжу Цзаньцзинь, мы были в ресторане. Очень вкусно готовят. Я взял с собой немного на вынос, и решил угостить вас.

Он протянул пакет снова и не ужинавший Сяо Чжань не смог отказаться.

- Осторожно, - предупредил Ван Чжочэн. – Это сычуаньская кухня, очень острая.
- Я знаю, - рассмеялся Сяо Чжань.

Когда за ним захлопнулась дверь, Сяо Чжань запоздало вспомнил про ключ от двести тридцатой аудитории.

«А, ладно, - решил он. – Завтра спрошу».

***

После признания Чжочэна, казалось, ничего не изменилось – они все так же ловили взгляды друг друга, пересекаясь в учебных корпусах. И в то же время кое-что изменилось – теперь Сяо Чжань слушал его пение не из-за стены.

Сяо Чжань сидел на краю дивана, устроив скетчбук на подлокотник. Чжочэн лежал рядом, удобно положив голову ему на колени. Он напевал, почти мурлыкал:

- Возьми частичку моего сердца
И сделай ее частью своего,
Чтобы, пока мы в разлуке,
Ты никогда не был одинок.

Сяо Чжань опустил взгляд, пристально всматриваясь в лицо Чжочэна, мягкое и расслабленное. Когда он останавливался перевести дыхание, на губах оставалась счастливая улыбка. Сяо Чжань огладил кончиками пальцев его щеки, бережно очертил скулы и линию подбородка. Запустил руку в густые волосы и притянул ближе к себе, чтобы лучше видеть лицо, и продолжил рисовать. Теперь он видел его всего, до последней родинки.
Когда набросок был практически закончен, Чжочэн открыл глаза. Он сел и по-кошачьи потянулся.

- Ты уже все? – он придвинулся, пытаясь заглянуть через плечо, но Сяо Чжань захлопнул скетчбук.
- Увидишь, когда закончу, - ему хотелось показать Чжочэну завершенную картину, показать, каким он его видит. Яснее, чем любая фотография.

Чжочэн боднул его в плечо и снова лег головой на колени. Сяо Чжань огладил его растрепанные волосы и потянулся за карандашом, но Чжочэн удержал его руку:

- Я давно хотел спросить, - произнес он негромко.
- Что? – Сяо Чжань не стал высвобождать руку, лишь слегка повернул ее, оплетая пальцами запястье Чжочэна.
- Почему раньше, в первое время, ты бегал от меня? Я тебе не нравился? – Чжочэн закусил губу. Его голос звучал не обиженно, а скорее заинтересованно.

Сяо Чжань выдохнул, собираясь с мыслями. Сказать хотелось слишком много. Или лучше – ничего не говорить. Он сжал руку Чжочэна сильнее и склонился к нему.

- Как думаешь, почему я перевелся из шанхайского института и переехал в Пекин ?
- Ты никогда не говорил об этом. Семейные причины?
- Мне пришлось переехать, потому что… Помнишь, тебе призналась студентка?
- Такое забудешь, - Чжочэн дернулся, но Сяо Чжань удержал его, договаривая:
- А мне – студент.
- И что случилось? Он что-то тебе сделал? – Чжочэн рывком поднялся и положил руку на плечо Сяо Чжаня.
- Нет, ничего. Но наш разговор вышел чересчур… громким. Как и мой отказ. Тот студент перевелся, а я решил переехать. Мне давно предлагали, так что все прошло быстро.
- Но я не студент, - Чжочэн подался ближе, почти касаясь его лица.
- Я знаю, - мягко улыбнулся Сяо Чжань. – Но все же я пытался удержаться.
- И как? – выдохнул Чжочэн.
- Мне не удалось, - Сяо Чжань поймал его за шею и выдохнул в губы. – И я рад этому.

Он поцеловал Чжочэна, торопливо ловя губы. Хотелось кусать и ласкать, и он мимолетно обрадовался, что его комната – последняя в крыле. Как никто не слышал песен Чжочэна, так никто и не услышит его стонов.

Сяо Чжань целовал его снова и снова, скользнул по щеке и двинулся к шее, нежно прихватывая губами. Дыхание Чжочэна срывалось и, пожалуй, это звучало прекраснее, чем все его песни.

Чжочэн обхватил его за талию. Они словно втиснулись друг в друга, и мягкая домашняя одежда не скрывала изгибы тела. Изгибы, которые потрогать хотелось давно. Стоило отвлечься на самый желанный из них, как Чжочэн опрокинул его на диван. И сам же беспокойно вскинулся, но Сяо Чжань притянул его назад, вынуждая лечь на себя и поцеловал еще раз, глубже и дольше, заглушая стон. Чжочэн сжал его коленями и Сяо Чжань и провел рукой от загривка по спине, крепко и с нажимом, и Чжочэн вздрогнул всем телом. Сяо Чжань повел рукой ниже, просовывая её под майку. Прошелся пальцами по пояснице и тот обмяк, словно колени и локти его уже не держали. Когда Сяо Чжань добрался до ягодиц, Чжочэн рухнул. Он коснулся его виска и потянул за плечо, ловко опрокидывая Чжочэна вниз. С жадностью взглянул на него, плывущего от касаний. Контур губ размылся от поцелуев и Сяо Чжань припал к ним снова.

Он оставил поцелуй-укус на ключице, оттянув ворот майки, и с удовольствием посмотрел на покрасневшую кожу. Похожие следы уже расцветали на шее.
Чжочэн опустил руку на его бедро, сдвигая край домашних широких шорт, и Сяо Чжань придвинулся навстречу. Это невинное-дразнящее касание обжигало. Чжочэн попытался убрать руку, но Сяо Чжань вернул ее назад и сам потянулся к резинке его штанов. У них еще будет время терзать и ласкать друг друга до изнеможения, до крика, но сейчас ему хотелось попробовать Чжочэна как можно скорее. Услышать, как изменится его голос, когда он будет кончать.

Он приник к губам Чжочэна и стянул с него штаны, прижался плотнее бедрами, уткнулся взмокшим лбом в плечо. Он обхватил их члены рукой, ощущая жаркое дыхание Чжочэна.

- Не сдерживайся, - прошептал он.

И тогда Чжочэн застонал. Когда он стиснул его бедро пальцами, Сяо Чжань не сдержался, сжимая их обоих сильнее в несдержанной ласке. Близость кружила голову, тепло, голос и запах Чжочэна дурманили.

Он двинул рукой еще раз и еще, и почувствовал, как Чжочэн под ним напрягся всем телом и приглушенно вскрикнул.

Сяо Чжаню потребовалось немногим дольше и толкнулся вперед, вжимаясь в Чжочэна. Сладкое удовольствие накрыло, он впился зубами в шею Чжочэна, и кончил.

Сяо Чжань вытер руку об свои шорты и приподнялся. Он смотрел на лицо Чжочэна – изумленное и счастливое, и понял, что улыбается так же в ответ.

Пожалуй, этой ночью Чжочэн в свою комнату не вернется.


Название: Маски
Автор:  Ван Чжочэн & Все
Персонажи: Сяо Чжань/Ван Чжочэн
Тип: клип
Рейтинг: PG
Жанр: романс
Размер: 1,3 минуты.
Саммари: В погоне друг другом раскрываются истинные лица.
Песня из клипа - Nightcore - Dark Horse / E.T. (Switching Vocals)

@темы: Клип, Свой пейринг, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Ван Чжочэн/все, Текст

---

Ван Чжочэн & Все: три текста

[Ван Чжочэн & Все]

Название: О яичных тартах и наследственности
Команда:  Ван Чжочэн & Все
Персонажи: Ван Чжочэн/Сяо Чжань
Тип: текст
Жанр: романс, флафф, повседневность
Рейтинг: G
Размер: мини, 1300 слов
Примечания: омегаверс!АУ с mpreg`ом. На самом деле все очень мягко, максимально насколько был способен автор деликатно. Никаких подробностей омегаверса, как такового
Саммари: зарисовка из семейной жизни,

— Да.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Да!

— Нет!

— Пожалуйста? — Сяо Чжань похлопал ресничками, состроил умильные глазки, и Чжочэн душераздирающе вздохнул.

— Тебе нельзя. Помнишь, что врач сказал?

— Я сам врач, — Сяо Чжань сдвинул брови и опустил голову, глядя на него сквозь упавшую на лицо челку. — И вообще, не спорь со старшими.

Чжочэн поджал губы, отвел взгляд.

— Ну, прости, что тебе достался такой мелкий альфа.

Сяо Чжань улыбнулся. Нахохлившийся, встрепанный, словно птенчик — сейчас Чжочэн был невозможно милым. И нет, Сяо Чжань вовсе не был в обиде на судьбу. Альфа ему «достался» просто замечательный. Самый лучший на самом деле. Заботливый, в меру жесткий и строгий, и просто невероятно терпеливый. За те истерики, которые Сяо Чжань закатывает ему на протяжении вот уже семи месяцев, сам он давно бы уже убил, окажись на месте Чжочэна. А тот терпит и даже улыбается, несмотря на то, что младше, опыта отношений нет никакого, и залетевший омега на последнем курсе университета в его планы явно не входил. Но за все время Сяо Чжань не слышал от него ни единого слова сожаления. Разве что о том, что Чжочэн ему не соответствует, но это совсем другое. Сам Сяо Чжань перерыву в своей собственной карьере по такому поводу был даже рад. Он и так дотянул почти до самого края пограничного возраста для нормального зачатия.

— Ох, ну что ты за чудо, — пару мгновений полюбовавшись на такого Чжочэна, Сяо Чжань сдвинулся на краешек дивана. Заметив его движение, Чжочэн мгновенно оказался рядом и протянул руки, чтобы помочь подняться. Сяо Чжань вложил пальцы в его ладони и встал. Без такой вот помощи сделать это самому было уже сложно, но Чжочэн, взявший академический отпуск ради него, всегда был рядом.

Сяо Чжань выпрямился, медленно выдохнул, не отпуская его рук. Заглянул в темные глаза своего альфы, улыбнулся.

— Да?

Чжочэн сдался.

— Да. Но не больше двух штук!

— Четырех.

— Трех.

— Ладно, трех. И я хочу быть рядом, — Сяо Чжань лукаво улыбнулся.

Лицо Чжочэна тут же приняло озабоченное выражение.

— Ты уверен? В прошлый раз тебя сильно мутило.

— Это было почти месяц назад. Теперь меня не тошнит даже от запаха кошачьего наполнителя, я проверил. Так что можешь позвонить маме, что в ближайшее время заберешь наших усатых обратно.

Глаза Чжочэна вспыхнули радостью, лицо озарила улыбка, и Сяо Чжань рассмеялся. Когда-то именно она привлекла внимание тогда еще просто аспиранта Сяо Чжаня к студенту Ван Чжочэну. Все остальное было потом.

— Хорошо, мама говорила, что они скучают.

— Я тоже, — Сяо Чжань забрал у Чжочэна свои руки, вместо этого одной взяв его под локоть, а вторую заведя за спину. Не то чтобы он так уж нуждался в поддержке, просто ему нравилось. И Чжочэну нравилось тоже, это Сяо Чжань знал совершенно точно. И как хорошо, что теперь у них не квартира с крошечной кухней, а нормальный дом — подарок родителей, уже не чаявших дождаться внуков и теперь ждущих их двойню, кажется, даже больше, чем сам Сяо Чжань.

На кухне Чжочэн усадил его в уголок дивана, задержав ладонь на теплом животе, склонился и, прежде чем Сяо Чжань втянул его в поцелуй, попросил:

— Если вдруг почувствуешь себя плохо или просто как-то не так, скажи.

— Ладно, — спорить с ним Сяо Чжань перестал давно. Чжочэн и так был в курсе, что он может сам о себе позаботиться, но от этой чуть неловкой, но такой искренней заботы Чжочэна откровенно млел. Все гормоны виноваты, только они. — А теперь поцелуй меня еще раз, и займись наконец тартами. Я весь день о них мечтаю.

— Три и не больше, помнишь? — Чжочэн с нежностью его поцеловал и сделал строгое лицо.

— По одному для малышей и меня, помню, — Сяо Чжань улыбнулся, и Чжочэн отошел к плите.

Наблюдать за тем, как тот готовит свои любимые пирожные, было удовольствием. Сам Сяо Чжань до всего этого к яичным тартам относился равнодушно, но кто-то из еще не рожденных детей явно перенял страсть отца и теперь выматывал нервы.

Когда Чжочэн готовил, он выключал весь мир. Раскатывая тесто, взбивая начинку, он тихо мурлыкал себе под нос, а когда наполнял формочки, становился таким сосредоточенным, что хотелось подойти и разгладить складку, залегшую на лбу между сдвинутыми бровями. Впрочем, таким он был не только, когда занимался тартами. Он достал до печенок врача Сяо Чжаня, и тот составил ему список полезных продуктов, которыми Чжочэн забил холодильник и старался готовить исключительно из них. Чем, собственно, окончательно покорил родителей Сяо Чжаня, оценивших по достоинству его серьезный подход и заботу. И теперь Сяо Чжань порой чувствовал себя в окружении. Иногда это даже раздражало. Совсем немного.

Дверца духового шкафа закрылась с легким стуком, и Чжочэн с выдохом опустился рядом с Сяо Чжанем, вытянув ноги. Окинул взглядом наведенный беспорядок на кухне и застонал. Убираться сейчас ему явно не хотелось, да и успел набегаться за день. Срок Сяо Чжаня подходил неумолимо и слишком быстро, и нужно было успеть сделать сотню вещей. Например, закончить все-таки ремонт в детской, что с учетом постоянно меняющихся вкусов и желаний Сяо Чжаня, было совсем непросто. Но хоть на цвете стен они сошлись во мнении. Все остальное было гораздо проще, но требовало времени.

— Посиди, — Сяо Чжань нашел его руку, и Чжочэн тут же переплел их пальцы, принимаясь поглаживать костяшки. — За пять минут это никуда не убежит.

— Почему, когда готовишь ты, у тебя бардак в два раза меньше? — почти обиженно протянул Чжочэн, и Сяо Чжань рассмеялся.

— Потому что я мою и убираю в процессе.

— Я до такого уровня никогда не дорасту, — Чжочэн вздохнул почти тоскливо.

— И не нужно, — Сяо Чжань повернулся к нему, ткнулся лбом в щеку, и Чжочэн инстинктивно потерся скулой. — Ты и без того идеальный.

— Да, конечно, — фыркнул Чжочэн, но спорить не стал. Помолчал немного, а потом аккуратно поинтересовался. — Волнуешься? Две недели осталось.

— Нет, — сразу и честно ответил Сяо Чжань. Он действительно не волновался и не боялся. Просто собственные, резко ограничившиеся, возможности напрягали. И хотелось уже посмотреть в глазки своих малышей, а не на фото УЗИ. — Это ты волнуешься.

И это тоже было правдой. Чжочэн напрягался так, словно это ему предстояла операция. И приводить ему данные статистики было бесполезно, проверено не раз.

— Я боюсь, — так же честно ответил Чжочэн со вздохом. Покосился в сторону духовки, от которой поплыл сладкий аромат ванили, но остался на месте. — И не хочу, чтобы тебе было больно.

Сяо Чжань только глаза закатил.

— Мамочка, — фыркнул он, и Чжочэн смущенно сморщил нос. — Операцию делают по наркозом, да и на мне заживает все быстро. Зато я стану легче килограммов на десять. И буду снова бегать по утрам, пока ты возишься с малышами.

Чжочэн покосился на него и рассмеялся.

— А вдруг уроню?

— Не верю, — выдохнул Сяо Чжань ему в губы, поцеловал уголок и ткнул локтем в бок. — У тебя там ничего не сгорит?

Чжочэн вздохнул и встал. Подошел к плите, проверил тарты, покачал головой и принялся за уборку, параллельно рассказывая свежие новости. Отправив последнюю чашку на полку, он снова сунулся в духовку, цокнул языком и вытащил формочки с подрумянившимися тартами. Горячие, нежные даже на вид, с чуть подрагивающей начинкой… У Сяо Чжаня на миг в глазах потемнело.

— Эй! — Чжочэн даже слегка испугался, когда он потянулся к пирожным, чуть не навернувшись. Подхватил, обнял осторожно, закрывая собой обзор на тарты. — Не так быстро, они еще горячие.

— Это не я, это они, — потеряв пирожные из вида, Сяо Чжань сморгнул и выдохнул, приходя в себя. И тут же обвинил во всем малышей. И, кстати, не так уж был неправ. — Они явно пошли в тебя. Твои дети.

Чжочэн опустил взгляд, накрыл ладонями живот, довольно улыбаясь, а потом и вовсе замурлыкал:

— Имейте терпение, не мучайте папочку.

Сяо Чжань рассмеялся, почему-то именно сейчас, в эту минуту, чувствуя себя донельзя, просто до неприличия счастливым.

— Мне кажется, им просто надоело, и они хотят на свободу. Ну и посмотреть на нас с тобой.

— Как будто мы не хотим, — Чжочэн чмокнул его в лоб, потерся носом о нос и отступил. — Не больше трех штук.

— Помню-помню, — проворчал Сяо Чжань и вернулся за стол, терпеливо дожидаясь, пока Чжочэн не поставит перед ним блюдце с тремя корзиночками с нежнейшей сливочно-яичной начинкой.

Как они закончились, он даже не заметил. Вот вроде только что были и таяли во рту, а теперь он смотрит на пустое блюдце. И даже крошки не осталось. Но Чжочэн точно сделал их больше трех.

— Чэн-чэн? Я хочу еще. Только одну штучку. Слишком вкусные.

Чжочэн, который выбирал ракурс для фото тартов, тут же вскинулся.

— Нет!

— Да.

— Нет!

— Да.

— Нет!

— Пожалуйста? — Сяо Чжань похлопал ресничками, состроил умильные глазки, и Чжочэн душераздирающе вздохнул.


Название: Занимательная ихтиология
Команда:  Ван Чжочэн & Все
Персонажи: Юй Бинь/Ван Чжочэн
Тип: текст
Рейтинг: PG-13
Жанр: романтика, юст
Размер: миди, 4166 слов
Саммари: О рыбах, которые поют, плавают, прилипают, слишком много думают, не думают вообще, говорят словами через рот, читают между строк, любят друг друга, в конце концов.

Серьёзно? Нет, он это серьёзно?

Чжочэн смотрел на экран смартфона, на котором светилось два иероглифа, чувствуя, как губы, против воли, растягиваются в улыбку. Немного подумав, он всё же решился и набрал номер.

– Алло, – жизнерадостный голос совсем не казался сонным, несмотря на позднее время. Да он вообще когда-нибудь спит? – А кто это?

И трубку берёт, не посмотрев на экран. Человек, который готов разговаривать с кем угодно. Кроме Чжочэна, видимо.

– Действительно, кто бы это мог быть? – Чжочэн усмехнулся. – Юй Бинь, если ты решишь стать маньяком, тебя поймают в первый же день. И знаешь почему?

– Чжочэн?! – растерянно – неужто и правда не ожидал? – но вместе с тем и радостно воскликнул Юй Бинь. – Нет, не знаю. А почему?

– Потому что ты напишешь на стене крупными буквами: "Здесь маньячил Юй Бинь" и адрес свой укажешь. Звонить и молча дышать в трубку с номера, который забит у меня в контактах, и удивляться, что я перезвонил – ну...

Чжочэн покачал головой, как будто собеседник способен его увидеть. Юй Бинь рассмеялся, словно услыхал самую смешную шутку на свете.

– Не подумал, – признался он. – Хотел услышать твой голос, а навязываться не хотел. Я вообще часто делаю быстрее, чем думаю, ну ты знаешь... А когда речь о тебе, у меня мозг отключается совсем.

Юй Бинь был непостижим. И это самое странное что Чжочэн в своей жизни видел. Человек-душа-нараспашку, способный лично разболтать все свои самые страшные тайны в прямом эфире – казалось бы, ну какая в нём вообще может быть загадка? А она была, и решить её Чжочэну никак не удавалось, как он над ней ни бился.

– Я тебя разбудил? – теперь в его голосе звучало раскаяние.

– Я ещё не спал, – ответил Чжочэн. – Но собирался. Уже лежал в постели...

– В постели... – эхом повторил Юй Бинь мечтательно. Наверное, Чжочэн покраснел. Он не мог себя видеть, но – честно – он бы не удивился.

Первым побуждением было бросить трубку. Чжочэн с трудом удержался, лишь уткнулся лицом в подушку на пару вечностей (или, возможно, секунд пятнадцать), и спешно, запинаясь, выдал на одном дыхании:

– Но я в одежде, то есть, в пижаме, то есть...

Ужасно беспомощно и глупо.

– Ты в чём угодно прекрасен, разве я не говорил?

Чжочэн мысленно взвыл. Да что за...

– Юй Бинь, ты не помогаешь! – возмутился он. – Тебе так нравится меня смущать?

– Мне ты нравишься.

И снова эта его обезоруживающая честность, на которую не знаешь, как реагировать. Искать двойное, тройное дно в каждом слове, жесте, числе – это вбито в подкорку, заложено в самых основах мышления каждого китайца, в самом языке, где у каждого иероглифа куча значений (и, как минимум, одно обязательно неприличное). Искал и Чжочэн, искал – и не находил. Правда заключалась в том, что Юй Бинь и не пытался скрывать своих мыслей или чувств. Он не намекал, он говорил прямо. Нет худшего способа оказаться понятым, в культуре оттенков и полутонов. Не понимал его и Чжочэн, но пугало не это. Пугало сильное, страстное и непреодолимое желание – понять.

Пауза затянулась. Никто из них не решался её разорвать. К своему собственному удивлению, Чжочэн не выдержал первым.

– Почему ты молчишь?!

Не самый умный вопрос на свете. Но молчащий Юй Бинь – это как луна среди белого дня и солнце ночью. Непривычно. Неправильно. Странно.

– Не стоит говорить, если это не изменит тишину к лучшему, – мгновенно отозвался Юй Бинь. И добавил неожиданное, – Я просто не знаю, что сказать.

Он – и не знает?

– Тогда пой! – вырвалось у Чжочэна. – Ты же любишь петь!

– А тебе не нравится, как я пою, – фыркнул Юй Бинь.

– Ну почему же, – Чжочэн улыбнулся и не удержался от подколки. – Хорошо поёшь, душевно. Ну а в ноты попадать...

– Эй!

– Это уже...

– Замолчи!

– Тогда пой! Ну?

Юй Бинь запел финальную песню из "Гамильтона", нещадно коверкая английские слова и путая строки. Чжочэну с утра предстояла запись, ему бы спать – так какого же гуя он лежит сейчас в кровати и слушает это, а?

Ответ был один: Юй Бинь непостижим. И что с этим делать Чжочэн не знал.

***

– Говорят, если внезапно остановиться, замолчать и заглянуть в себя, можно достичь просветления, – с намёком сообщила И Хун, визажистка, проведя мягкой кисточкой по его губам.

– Или с ума сойти, – откликнулся Юй Бинь. – Если было с чего схо...

И замолчал. И замер. И засмотрелся – только не на собственный чересчур богатый внутренний мир, а на Чжочэна, вошедшего в гримёрку и остановившегося на пороге с застенчивой улыбкой.

– Привет! – махнул рукой тот. – Я не опоздал?

С ним, конечно, в и без того тесное помещение протиснулся кто-то из стаффа, но Юй Бинь – как всегда, когда Чжочэн появлялся в пределах видимости – залип только на него.

– Смотря куда. Если затмить луну и посрамить цветы, то ты как раз вовремя! – сообщил он, наслаждаясь лёгким румянцем, окрасившим щёки Чжочэна. Смущать его – отдельное удовольствие, в котором отказать себе сложно, хоть и стоило бы, конечно. Нельзя быть настолько навязчивым, но как же непросто порой удержаться...

– Болтаешь много.

– То тебе мало, то много – а говорят, я с логикой не в ладах. Прости, прости, красавица... – Юй Бинь снова получил по губам кисточкой и умолк. Не стоит мешать И Хун выполнять её работу!

– Я, наверное, тоже... – как-то слишком уж серьёзно и даже немного грустно отозвался Чжочэн и тут же сменил тему. – Что собираешься готовить?

Юй Бинь сделал загадочное лицо.

– Блюдо кухни Цзянсу! – "очень информативно" ответил он. Рассмеялась вся гримёрка. – Возможно, это будет, хм... Рыба?

Он подмигнул. Намёк на недавний фотосет Чжочэна пропустить невозможно, ведь так?

– Поющая? – не остался в долгу тот.

– А поющая для тебя всегда готова, Чэн-Чэн...

А вот теперь он залился краской уже всерьёз. Да как же спокойно смотреть на это, а? И кого тут Юй Бинь, спрашивается, дразнит? Кажется, в основном себя!

– Всё, исчезни с глаз моих! – И Хун несильно стукнула его по плечу, закончив наводить красоту. – Освободи место. Господин Ван, прошу...

Торчать в гримёрке дольше было совершенно незачем. Уходить – совершенно не хотелось. Тонкие девичьи пальцы, ловко орудуя пуховкой, касались лица Чжочэна, и оторвать от них взгляд было совершенно невозможно. Эти бы щёки целовать, в эти бы губы впиться отчаянно... Есть ли жажда сильнее той, что накрывает при виде глотка воды – столь близкого и столь недоступного?

И что ещё остаётся делать, когда хочется кричать? Только петь, конечно. Только петь и смеяться, иначе – никак.

– У меня есть дар для отчаянной любви... – он и запел первое, что пришло на ум. Ну и пусть не сначала, он вообще хорошо знает только свои строки. – Что? Я же сказал, я всегда готов петь для тебя, Чэн-Чэн, в любое время дня и ночи!

В него тут же полетел спонж.

– Просто исчезни! – взмолилась И Хун. – Сам вертелся, теперь его смешишь...

– Всё-всё, красавица, я исчез, совсем исчез! – Юй Бинь поднял руки и выскочил за дверь. Но не ушёл, конечно. Куда он уйдёт, если можно смотреть в щель на Чжочэна? Ясно, что никуда. Дурацкие, никому не нужные, глупые чувства – только куда от них денешься? Он, впрочем, и не пытался.

Но от сегодняшнего дня Юй Бинь намеревался взять столько, сколько получится, ведь когда они увидятся снова – непонятно. Промоушен "Неукротимого" давно позади, больше совместных проектов пока не предвидится, и что их обоих пригласили на одно шоу – это, верно, награда Юй Биню за хорошее поведение или подарок на все праздники года одновременно. Так что он будет смотреть на Чжочэна, разговаривать с ним, петь для него и веселить столько, сколько сможет...

Этого всё равно будет очень-очень мало.

***

Стол в студии был большой, но один, а сама "кухня" довольно тесная. Продукты лежали вперемешку, и вся кухонная техника считалась общей. Так что, хоть приглашённые "повара" и соперничали друг с другом, в процессе готовки им приходилось взаимодействовать и договариваться. "Зрителям нравится", – объяснил ведущий.

Юй Биню, похоже, тоже нравилось. Он сиял так, что, казалось, затмевал софиты своей улыбкой.

– Я вижу листья лотоса! – он помахал ими в камеру и повернулся к Чжочэну. – Эй, смотри, это же листья лотоса!

– Да, и они мне нужны! – Чжочэн протянул руку, но Юй Бинь тут же спрятал их за спину.

– Тогда возьми! – предложил он.

Ведущий показал большой палец. В его глазах мелькали цифры воображаемых рейтингов. Чжочэн фыркнул и поставил вариться рис. Он знал, что надолго Юй Биня не хватит, ему быстро надоест эта забава и он переключится на другую.

Но кто бы мог подумать,что в следующий раз судьба столкнёт их не на съёмочной площадке и даже не на концерте, а на кулинарном шоу...

– Я надеюсь, Чэн-Чэн не станет готовить нам "битву дракона и тигра", – поделился Юй Бинь со зрителями. – Я немного опасаюсь, ведь в кантонской кухне едят всё, что имеет четыре ноги, кроме столов, и всё, что летает, кроме самолётов...

– Но не родственников Данты! – возмутился Чжочэн. – Никаких тигров. Я собираюсь сделать цыплёнка в клейком рисе, а ты? Уже освоил что-то, сложнее яичницы?

Юй Бинь рассмеялся и продемонстрировал большое блюдо с креветками.

– А в гримёрке он обещал рыбу! – сдал его Чжочэн. – Хм... Разве это рыба?

– Они плавают! – Юй Бинь снова заулыбался в камеру. – Плавают, правда? Ну вот только что не поют...

Бонус для фанатов. Кто смотрел шоу бойзбенда, тот оценит. Что ж, он умеет работать с потенциальным зрителем, но Чжочэн не собирался отставать. В конце концов, он тут не просто так – он бьётся за честь кантонской кухни! И зрительские голоса решают всё!

– Придётся тебе петь за них, – предложил он. – Иначе не считается!

– Я лучше станцую! – Юй Бинь и правда сделал несколько танцевальных движений. – А пой ты!

Чжочэн помотал головой. Ведущий отчаянно закивал, сложив руки в умоляющем жесте.

– Может, попозже, – сдался Чжочэн.

Кажется, всё шло отлично. Если не считать незаметной камерам – хотелось бы верить – неловкости, возникающей всякий раз, когда их с Юй Бинем взгляды пересекались, или когда они замирали, обнаружив, что потянулись к одному предмету и синхронно отдёргивали руки. Такие мелочи, которые могли бы рассказать о многом – ох, не стоит зрителям это видеть, ведь он и сам лишь благодаря им...

Возможно, всё дело в том, что Юй Бинь совершенно не выглядел несчастным. О нет, кто угодно – только не он! Всегда окружённый друзьями-приятелями, которых умудрился бы завести, наверное, даже на необитаемом острове, вечно улыбающийся и веселящий других – он казался Чжочэну героем мюзикла, готовым в любой удобный момент начать петь и танцевать. И даже в неудобный. Тем более – в неудобный. Представить его – такого – страдающим от чего бы то ни было – непростая задача...

Особенно – от несчастной любви.

Особенно – от несчастной любви к Чжочэну.

Наверное, поэтому, он долго не понимал очевидного – того, что от него и не пытались скрыть. А когда понял – не верил до последнего. До случайно перехваченного тоскливого взгляда, мгновенно сменившегося радостной улыбкой. До слегка дрогнувшего голоса. До слишком быстро отдёрнувшейся руки, когда Чжочэн ненароком коснулся горячих пальцев. Намёки и полутона, чтение между строк – привычные шаблоны мышления открыли ему больше, чем прямое "Люблю тебя".

А другим всё это видеть и вовсе не нужно!

– Твои листья, Чэн-Чэн!

Юй Бинь через полстола толкнул ему чашку с листьями лотоса, уже промытыми в горячей воде. Над ними поднимался пар.

– Как мило! Может, и зелёный лук за меня порежешь? – Чжочэн улыбнулся ему, выныривая в реальность.

Зря, потому что Юй Бинь – о боги, ну разве можно так реагировать на простую улыбку?! – застыл, будто окаменев. Его губы разъехались ещё сильнее, зрачки расширились – казалось, что-то тёмное, тягуче-сладкое, сметающее всё на своём пути, голодное и жадное взвилось вихрем в его душе, захлестнуло, накрыло с головой, превратило глаза в два бездонных омута – самому бы не утонуть...

– Юй Бинь?

Тот встрепенулся и ответил невпопад, приходя в себя:

– Хочешь креветку? Они вкусные!

И не успел Чжочэн ничего сказать, как почувствовал кисло-сладкий вкус соуса на своих губах.

***

"Мы взорвём шипперский супертопик", – как-то отстранённо мелькнула мысль на краю сознания и затихла. Все мысли вымыло из головы, когда губы Чжочэна, округлившись, обхватили креветку и всосали её, сняв с палочек. Юй Бинь выронил их, словно те вдруг стали горячее огня лишь на долю секунды раньше, чем рука поднесла их к его собственным губам, дёрнулся вперёд, загипнотизированный каплей соуса в уголке рта Чжочэна, замер, поднял руку, чтобы стереть её и с натужной улыбкой запустил в свои волосы...

Кого он тут пытается обмануть? Но они ведь вырежут это, да? Должны вырезать! Ни к чему это всё Чжочэну...

– Вкусные... – после долгой паузы нарушил тишину Чжочэн. А в голове Юй Биня в голове всё ещё не созрело никаких слов. У него-то, известного трепла... Надо брать себя в руки, срочно!

– О! Меня похвалил сам Ван-лаоши! Кухня Цзянсу ещё не получала такого признания! – Юй Бинь всплеснул руками, изображая неземную радость. – Теперь точно только плясать от счастья!

И не давая словам разойтись с делом, он изобразил фристайл-импровизацию. Так же пританцовывая, он и продолжил готовку. Ну а что, не впервой – в собственной кухне он ещё и не такие пляски устраивает!

– Тогда мне и правда придётся петь, – подхватил Чжочэн, кромсая лук. И запел "Never been alone". Хорошая песня. Красивая. Про любовь. Не к нему, конечно. "Есть несколько вещей, о которых нам нужно поговорить..." Да поговорили уже, да нечего больше обсуждать...

– Это лапша из тофу, – Юй Бинь продемонстрировал в камеру очередной ингредиент своего блюда. Стоит сосредоточиться на готовке. Он не посрамит честь Цзянсу! – Я намерен её сварить. Лапша из тофу с креветками на пару под кисло-сладким соусом, вот!

– Против цыплёнка в клейком рисе, – напомнил Чжочэн, наполняя листья лотоса начинкой. Изящные пальцы ловко сворачивали конвертики, и смотреть на это было, естественно, незачем. Юй Бинь и не смотрел. Почти.

Ладно, смотрел.

– Пусти меня к пароварке!

Чжочэн подошёл к нему, но не слишком близко – вытянул руку и коснулся его плеча самыми кончиками пальцев, слегка подтолкнув. Юй Бинь отступил назад. Чжочэн сделал ещё один шаг в его сторону. Юй Бинь синхронно с ним отступил снова...

Кажется, им слишком тесно на одной кухне. На одной планете, наверное, тоже, потому что каким-то таинственным образом Чжочэн ухитрялся заполнить собой весь мир Юй Биня.

– Пароварка, – напомнил Чжочэн.

Юй Бинь кивнул.

– Прошу!

Наверное, завидовать конвертикам из начинённых листьев лотоса, укладываемым в пароварку, невероятно глупо. Юй Бинь завидовал – их касались руки Чжочэна.

– Ну что ж, пришла пора подвести итоги! – наконец, шоу подошло к концу. Вот сейчас они разойдутся опять и не увидятся больше долго-долго. – Кантонская кухня и кухня Цзянсу имеют много общего. Естественный вкус продуктов, минимальная обработка, простые специи... И всё же спутать их невозможно для эксперта. Сегодня наши гости приготовили: лапшу из тофу с креветками в кисло-сладком соусе и цыплёнка в клейком рисе. Пришло время попробовать эти блюда и сделать выбор! Прошу к столу!

"Тонкий ореховый привкус", "тает во рту", "сладковатое послевкусие", – эксперты щедро сыпали похвалами, и, наверное, еда действительно получилась вкусной. Юй Бинь жевал, не особенно замечая, что именно – он смотрел на то, как ест Чжочэн. Это отдельный вид искусства, это надо снимать и показывать за деньги! Он мог бы стать прекрасным фудблогером или ресторанным критиком, но стал прекрасным актёром и певцом.

Да разве не преступление вообще – быть настолько прекрасным?

– Я бы готовил для тебя каждый день, ты очень красиво ешь! – вырвалось у Юй Биня, когда Чжочэн поднял на него глаза. Кто-то рассмеялся, кто-то шумно выразил согласие, кто-то неловко кашлянул. Чжочэн промолчал, но его пальцы, еле уловимо – не заметишь, если не привык всматриваться в него, ловить каждое движение – сжали палочки.

И это, конечно, что-то значило. Вот только Юй Бинь плохо читал между строк и понимал намёки.

***

А потом они остались вдвоём. Просто как-то так вышло, у всех вдруг обнаружились дела за пределами гримёрки, а Чжочэн замешкался, задержался. Юй Бинь давно переоделся, но, почему-то, не спешил уходить.

"Потому что я ещё здесь, – сам себе ответил Чжочэн на незаданный вопрос. – Вот почему. Глупо делать вид, что не понимаешь".

Он мог бы просто выйди за дверь, молча. Им ведь совершенно не о чем говорить, верно? Не о чем говорить и незачем смотреть на то, как Юй Бинь нервно дёргает вверх-вниз замок на своей ветровке, закусив нижнюю губу. Незачем помнить, насколько эти губы яркие – безо всякой помады. Незачем перезванивать, завидев знакомое имя на экране смартфона. Незачем полночи слушать обрывки песен – как будто Юй Бинь не способен запомнить ни одну целиком или просто всё время сбивается, отвлекаясь...

Какого-то гуя Чжочэн делал всё это – и не только. Он знал как надо и как не надо, но, когда дело касалось Юй Биня, всё получалось неправильно и как-то само собой.

– Ну чего прилип, а? – спросил Чжочэн, прислонившись к стене и закрыв глаза. "И почему мой голос звучит так... отчаянно?" – второй, безмолвный, вопрос он адресовал себе.

– Может, я рыба-прилипала, – весело, как обычно, ответил Юй Бинь. Ничерта он больше не мог Чжочэна обмануть своим тоном. – Поющая рыба-прилипала...

– И немного – креветка, которая плавает. Я понял. Ко мне-то почему?

Ещё один ужасно глупый вопрос. Как будто чувства можно контролировать.

– Ну... Так вышло? – Юй Бинь развёл руками. – Эй, ты же помнишь о чём мы говорили, да?

Чжочэн кивнул. Он помнил. Они сидели на одном диване слишком близко, и говорили слишком откровенно, и вообще всё было – слишком. А потом Юй Бинь ещё и утешал его, уверяя, что он не должен переживать. "Мои чувства тебя ни к чему не обязывают, всё хорошо, справлюсь! – уверял он и смеялся, – Ну правда, Чэн-Чэн, разве я сейчас должен тебя успокаивать?"

Если бы он не был таким, всё было бы намного проще. Если бы он настойчиво бегал за Чжочэном, домогался и чего-то требовал, если бы он сидел на подоконнике, завернувшись в плед, и плакал (даже представить себе такой бред невозможно!), если бы не смотрел на него с искренней улыбкой за которой прячется боль, если бы, если бы...

– Просто ты есть, и это делает мой мир лучше, – сообщил Юй Бинь. Как всегда – предельно прямо. – И всё. Лучше, а не хуже, правда! Не грусти, а?

– Оторвёшь сейчас, – Чжочэн перехватил его руку, терзающую молнию, и отвёл побелевшие – так сильно Юй Бинь их сжимал на язычке – пальцы от ветровки. И не выпустил, так и задержал в своих ладонях. – Я не грущу, просто...

Просто всё это было не-пра-виль-но. Вообще всё: и чувства Юй Биня (разве он заслужил страдать?), и его поведение (страдают – не так!), и главное – реакция Чжочэна, его собственные мысли и эмоции. Он пытался это отрицать, он злился, он уговаривал себя, но факт оставался фактом: Юй Бинь прописался в его голове, и покидать её совершенно не собирался. Сначала Чжочэн переживал за него, потом скучал, хотел увидеть и убедиться, что он правда в порядке...

А теперь просто не желал отпускать его руку. Потому что это казалось самой неправильной вещью из всех.

– Разве ты не должен был, ну я не знаю... Обидеться на меня? Перестать со мной общаться?

А гуя с два Юй Бинь перестал. Всё так же писал глупые комментарии в Вэйбо, и звонил, и подходил поздороваться при редких встречах – в общем, вёл себя как ни в чём не бывало.

– Я не хотел. У меня нет причин на тебя обижаться.

– Ну или там, я не знаю, преследовать меня? – этого он тоже не делал, и вообще – честно старался не навязываться.

– Я не хотел. Что за глупости, Чэн-Чэн? Тебе бы это не понравилось!

– "Не хотел", – повторил Чжочэн. – А ты всегда просто делаешь, что хочешь, да? Говоришь и делаешь...

Это казалось чем-то совершенно невероятным в мире, где принято следить за словами и жестами, продумывать каждый комментарий в Вэйбо вплоть до времени поста, ведь репутация – это всё ещё чертовски важно. Фансервис – это хорошо, но ничего серьёзного, ничего настоящего. Сколько их таких, молодых дарований, в китайском шоу-бизнесе? А выплывут на вершины – сколько? Они все знают, что нужно и не нужно делать...

А Юй Бинь знает – чего он хочет.

– Не всегда. Я вот сейчас, например, поцеловать тебя хочу. Хм... Наверное, не сейчас, всегда. Но я же не...

Его ладонь, изначально холодная, согрелась в руках Чжочэна. Пожалуй, теперь она стала даже горячей, но Чжочэн лишь сжал её крепче, всё ещё не желая отпускать. "А жаль, – будто молнией прошило внезапной мыслью, одновременно пугающей – и дающей ответы на все вопросы. – Жаль, что не..."

– Ладно, я... пойду, наверное, да?

Юй Бинь очень медленно и неохотно вытянул свою ладонь из рук Чжочэна. Запоздало подумалось, что ему, должно быть, очень непросто сейчас. Если он шарахается от мимолётных случайных касаний, каково ему вот так вот держаться за руки? А отпускать эгоистично не хотелось. Хотелось шагнуть вперёд и сгрести в объятия, но Чжочэн сам отступил, спрятав руки за спину. Ну и что? Что теперь-то, а?

"Мне просто нужно время, – неуверенно пронеслось у него в голове. – Обдумать, разобраться, понять..." Как будто не этим он занимался последние... пару месяцев точно. Да сколько можно?! Чжочэн снова поступит "как надо", а Юй Бинь уйдёт, и когда они встретятся снова – непонятно. Всё, что у него останется – забавные комментарии и фото в Вэйбо, видео в Доине и голос в телефонной трубке...

Дверь с тихим стуком закрылась. Чжочэн остался в гримёрке со своими эмоциями и сомнениями.

Один

***

Юй Бинь совсем потерял счёт времени – до того ли было рядом с Чжочэном! – поэтому лишь выйдя на улицу понял, что день почти пролетел. На город опускались сумерки, веяло вечерней прохладой. Он потянул вверх язычок молнии – и когда успел расстегнуть, застёгивал же? – и направился к машине. Возле неё остановился, принялся хлопать по карманам в поисках ключей, и тут на его плечо легла рука, которую он бы не спутал ни с чьей. Как будто Чжочэн решил сегодня установить свой личный рекорд по прикосновениям к нему. Юй Бинь не удержался, погладил длинные пальцы, не оглядываясь. Те слегка сжались, сминая ткань ветровки…

А потом Юй Бинь обернулся. Ладонь мягко скатилась с его плеча. Чжочэн выглядел растерянно и решительно одновременно.

– Я подумал… – начал он и замолчал. Молчал и Юй Бинь, ну просто потому, что когда он говорит, фигня какая-то получается. Лишь посмотрел вопросительно – чего тебе, мол? – У тебя есть планы на вечер?

В его голосе звучала надежда. И неуверенность. Юй Бинь помотал головой.

– Не то, чтобы. Хочешь пригласить на свидание?

Чжочэн фыркнул и сложил руки на груди, закатив глаза – ну вылитый Цзян Чэн!

– Что, если так?

– Тогда я соглашусь, и тебе придётся держать слово, – заверил Юй Бинь. – Готов?

Сам он нифига к такому готов не был. Остаться с Чжочэном наедине – это слишком мучительно. Вот он рядом, казалось бы, только руку протяни – так оттолкнёт ведь...

– Не знаю, – вдруг ответил Чжочэн. Как-то непривычно прямо, без увёрток и недомолвок. – Я ничего не знаю, но ты же уйдёшь, и мы же непонятно когда снова, а я же…

В лицо дул холодный ветер, но щёки пылали. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу. Чжочэн сложил пальцы в замок и зажмурился, а Юй Бинь не мог – как обычно – оторвать взгляда от его лица.

– Я подумал… – снова повторил Чжочэн и опять замолчал. Ну что такое, а?

– Молодец! – Юй Бинь поднял руку и взъерошил ему волосы. – Я вот редко этим занимаюсь, рыбам такое сложно!

И рассмеялся, конечно, первым. А Чжочэн всё ещё молчал. Ну чего вот он? Всё же хорошо…

– Я не очень-то умею быть рыбой, – признался Чжочэн. – Но я обучаемый. Поехали.

И они поехали.

Конечно, сначала Чжочэн отпустил своих "надзирателей", а потом они сели в машину Юй Биня – арендованную, на самом деле, он ведь прилетел сюда самолётом. И хорошо, что один, что отказался от "доставки"... Больше свободы, чтобы делать глупости, всё, как он любит.

– Я не знаю, – Чжочэн смотрел в окно, в потолок, куда угодно, только не на него. – Как давно это понял. Не сегодня же точно. Просто ты сказал, что хочешь меня поцеловать, и я подумал – не смейся, ну! Да, подумал – что хочу этого, и… Ох!

Он зажал рот рукой. У Юй Биня горело уже не только лицо – всё тело, и душа, наверное, тоже. Зачем он говорит это здесь? Было бы невероятно глупо не удержать руль и разбиться насмерть сейчас, в шаге от мечты…

– Сколько пожелаешь, – пообещал Юй Бинь. Жар постепенно концентрировался в области живота, там, где должно быть – по идее – золотое ядро. – Только давай сперва доедем?

Было бы круто остановить машину и не медлить больше не секунды. Юй Бинь надавил на газ. Не там, где их могут увидеть. Он ждал долго, ещё полчаса погоды не сделают – убеждал он себя. И держался в машине, держался в лифте, но когда дверь, пропустив их в номер, захлопнулась за ними, его терпение подошло к концу.

– Здесь и сейчас. Да? Можно?

Чжочэн кивнул, выдохнул и первым потянулся к его губам. И поцелуй этот – немного неловкий, но жадный и решительный – будто с разбегу в воду, будто в омут головой – впервые в жизни сказал Юй Биню больше, чем слова.

Название: И целая ночь впереди
Команда:  Ван Чжочэн & Все
Пейринг/персонажи: Ван Чжочэн/Юй Бинь
Тип: текст
Рейтинг: этот автор полагает, что R, но он не уверен
Жанр: PWP
Размер: мини, 1102 слова
Саммари: И о том, что было потом.
Примечания: порно-экстра к миди "Занимательная ихтиология". Просто потому что у автора в голове у самого уже "Белокурая Жози".

– Можно считать – это было настоящее свидание, – Юй Бинь ухитрялся болтать, даже целуясь. – Мы ели, танцевали – ну хорошо, я танцевал, а ты пел…

– Просто его первую часть увидит пол-Китая, – Чжочэн усмехнулся и несильно прикусил его нижнюю губу. – Хорошо, что не последнюю.

– Можем устроить стри…

Чжочэн не дал ему договорить, накрыв рот ладонью.

– Никаких стримов. Никто не должен смотреть на тебя без одежды. Что моё, то моё.

Сам не понял, как эти слова вырвались, да поставишь фигуру – назад пути нет. А Юй Бинь рассмеялся только, глаза ещё ярче засияли. Смотреть в них больно почти физически, от сумасшедшего такого желания и крышу сносит до самого фундамента. Чжочэн смотрел, не отводя взгляда. Он хотел разделить эту болезненную страсть. Он хотел её утолить.

– Когда успел стать таким решительным, мой солнечный мальчик? – Юй Бинь подошёл к нему вплотную и добавил весело, – Но я в одежде, к слову! Сумеешь это исправить?

Дразнится ещё! Вопрос, конечно, хороший, Чжочэн не думал о том, как далеко готов зайти сегодня. С другой стороны – думать вообще как-то сложно, когда тебя прижали к стене прямо в прихожей и целуют с отчаянием умирающего от жажды, дорвавшегося до источника. Целуют куда придётся, докуда дотянутся эти слишком яркие сухие губы. И под ними горит лицо, и шея, и весь мир, кажется, горит и плавится. И остаётся только то цепляться за плечи, сминая ткань ветровки, то обнимать, гладить, зарываться пальцами в и без того лохматые волосы – полуосознанно, на рефлексах. И самому подаваться навстречу, ловить губы губами – он тоже этого хочет, он тоже ждал, пусть не вполне это понимая…

Да хватит уже думать! Надо действовать!

– Справлюсь как-нибудь, – пообещал Чжочэн, отстраняя Юй Биня от себя. – Как решился, так и стал, ну… Ты будто против?

Вопрос, конечно, риторический. Пальцы Чжочэна сами потянулись к чудом ещё живому замку злосчастной ветровки, и вскоре она полетела на пол. За ней футболка с дурацкой картинкой и глупой надписью. И вот уже Чжочэн вжимает Юй Биня в стену, обнимая за талию, целует над ключицей. Сильные, не женские руки гладят его по спине, сжимают ягодицы, и шея под его губами тоже определённо не женская, с кадыком. Да плевать, если честно. Дело-то не в этом – никогда не было в этом. Просто иногда разобраться в собственных чувствах – целый квест, куда там всем этим шоу. Особенно, когда ты гуев романтик, а пытаешься быть суровым и прагматичным…

В штанах уже тесно, дыхание перехватывает, мир плавится-плавится-плавится, и как же так повело-то? Заразно это что ли? Впрочем, они слишком близко, чтобы не чувствовать, что возбуждены до предела оба – они ведь практически одного роста, как удачно, и, о боги, да что за глупые мысли – не мысли, несвязные обрывки, словно песни Юй Биня в телефонной трубки. От поцелуев губы горят, и как же всего этого мало! Но Чжочэн не знает, что дальше…

Юй Бинь, знает, конечно. Как всегда.

– Пойдём, – шепнул он, забираясь ладонью под футболку Чжочэна. Одежды на нём категорически много, и она царапает кожу, жаждущую прикосновений совсем не ткани, пусть даже самой мягкой.

– Пойдём, – согласился Чжочэн, не уточняя куда. Не всё ли равно?

От футболки он избавился ещё по пути к спальне, как во всех этих фильмах и романах – ещё и восхититься этим успел, со штанами пришлось повозиться, пальцы дрожали и пуговица не поддавалась.

– Дай я, – нетерпеливо воскликнул Юй Бинь и ловко расстегнул пуговицу. А потом, едва штаны скользнули вниз, накрыл рукой его член. Чжочэн выдохнул, закусил губу – ох, ну не так же быстро, он же сейчас…

– Не спеши, – попросил он, накрывая руку Юй Биня своей. – Подожди немного, ладно?

Тот кивнул и потянулся к его губам. Целуясь, они упали на кровать. Внутренний романтик Чжочэна снова пришёл в восторг, внутренний прагматик порадовался, что матрас – мягкий. Два разгорячённых тела прижимались друг к другу тесно-тесно, сплетались конечностями. Кожа к коже, так горячо, так…

Невозможно приятно. И всё ещё недостаточно!

Чжочэн оказался сверху, и пользуясь этим, прижав Юй Биня к кровати, укусил за шею. Откуда взялись эти собственнические замашки, желание оставить след, отметить? Не то, впрочем, чтобы Юй Бинь возражал. Он лишь запрокинул голову, подставляясь под ласки, и скрестил ноги у Чжочэна на талии. Выгнул спину, подался навстречу и потёрся о его член своим. Яркая вспышка удовольствия пронзила тело, всё это было слишком, и Чжочэн непроизвольно отстранился, не удержав тихого стона.

– Ну и куда ты? – спросил Юй Бинь. Он дышал тяжело, глаза затуманилось, руки гладили Чжочэна по спине. – Вредный такой…

– Вредный, – согласился Чжочэн. – Зато красивый. Милый. Добрый. И вообще, солнышко…

После каждого слова он целовал Юй Биня, и тот отвечал с не меньшей жадностью.

– Это кто тебе… такое сказал?

Ладно, сегодня не он – мастер глупых вопросов!

– Ты, конечно! – напомнил Чжочэн. – И не раз.

– Вот я трепло, – Юй Бинь говорил, уткнувшись носом в его шею, обжигая её своим дыханием. Слова вибрировали на коже, рассылая импульсы по всему телу, и оно отзывалось, становясь ещё чувствительнее.

– Зато… самокритичное…

Каким-то образом – Чжочэн уже не совсем осознавал происходящее, отпустив себя полностью, позволив себе – наконец-то – не думать – они поменялись местами. И теперь уже Юй Бинь покрывал горячими влажными поцелуями его шею, плечи и грудь, а руки Чжочэна царапали его спину. Слишком хорошо, и невозможно удержаться от вскрика, когда зубы несильно сжимаются на одном соске, а пальцы – одновременно – на другом. И не податься навстречу – о, теперь он это понимает! – тоже невозможно…

Кончить, не успев снять трусы – такого с ним не случалось со времён первых школьных сексуальных экспериментов. Но даже трения через ткань ему хватило с лихвой. Не только ему, понял он, постепенно приходя в себя, после накрывшего с головой оргазма. Тело пульсировало, как одна сплошная эрогенная зона, волна за волной, но дыхание постепенно приходило в норму и ясность мышления возвращалась.

– Ты бесподобен, – выдохнул Юй Бинь уже в самое ухо, касаясь его губами, и вызывая ещё одну волну удовольствия.

– Вовсе... нет, – возразил Чжочэн. – Слишком… мало. Я хочу больше!

– И ненасытен! – Юй Бинь тихо рассмеялся. Чжочэн подумал, что готов слушать этот смех вечно. – Но впереди у нас целая ночь…

"Впереди у нас целая жизнь", – поправил его чжочэновский внутренний романтик. А внутренний прагматик заметил, что лежать в мокрых трусах – то ещё удовольствие. И надо бы их снять. А уж оказавшись без них – не терять время даром. Жизнь – понятие растяжимое, а ночь – скоротечна…

– И мы ей воспользуемся, – пообещал Чжочэн.

А свои обещания он, будучи хорошим мальчиком, старался выполнять всегда.

@темы: Свой пейринг, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Ван Чжочэн/все, Текст

---

Qijiu team: Хэ Сюань/Ши Уду, текст

[qijiu team]

Название: Я хочу тебе рассказать
Команда: qijiu team
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Тип: текст
Жанр: слэш
Рейтинг: G
Размер: драббл, 688 слов
Примечания: почти что РПС, только без РПС
Саммари: АктерыAU... или не совсем AU. Закончены съемки первого сезона сериала "Благословение небожителей" . Исполнитель роли Ши Уду встречается с исполнителем роли Хэ Сюаня, чтобы сходить вместе поужинать.

Теплая весна в городском парке. Скамейка недалеко от детской площадки. Слишком шумно, но уговор есть уговор. Да и ждать где-нибудь ближе ко входу — тоже шумно; здесь, по крайней мере, деревья защищают от уличного шума. А дети... детей можно и потерпеть.

— А потом он оторвал ему голову!
— Погоди, руки оторвал!
— А потом голову! И так непобедимый демон Хэ Сюань совершил свою месть за родителей, сестру и себя самого.
— Еще за свою невесту, не пропускай.
— Я не пропускаю, — мордашка рассказчика досадливо кривится, ну пропустил какую-то девчонку, и чего? — Ладно, за невесту тоже. Потом он порушил все храмы...
— Про храмы в другой серии уже, три кадра всего.
— И что, и три, зато было.
— Я все равно не буду играть, надоело.
— Пить хочу.
— Мороженку, браааатик, можно мне мороженку?

Дети играли в разрушение храмов — в этом году оно называлось так, а в прошлом, до выхода сериала, глупого, как вся их жизнь — кажется, завоевание царства.

Человек на скамейке в парке ничем не выделялся среди прочих людей, лицо как лицо, костюм как костюм, второй раз не взглянешь. Это на экране он потрясающей красоты самодур-небожитель. Он представил себя в образе Повелителя Вод — как он, в летящих, многослойных шелках, с веером в руках, ступает по парковой дорожке, будто она ведет к павильону посреди небесного града. Такую сцену они снимали в этом самом парке. Человек простер руку отрепетированным жестом — повелительно взмахивая веером. Вздрогнул, когда холодные пальцы ухватили его за запястье.

— Да ты совсем обо мне забыл. Что, мечтаешь о втором сезоне? — Такие же холодные пальцы погладили его по виску, убирая отросшие пряди за ухо.
— Хотел бы я посмотреть, как они выкрутятся. После такой-то смерти персонажа. Хотя...
— Хотя?
— Лао Су говорил, что обсуждает что-то еще. Может, захотят отснять еще флэшбэки.

Спутник приобнял его сзади за плечо одной рукой, прижался щекой к затылку. Удивительно — такая теплая весна, а пальцы у него всегда холодные.
— С нетерпением жду продолжения сотрудничества.
— Да уж. Сколько дублей ты мне голову отрывал? Думал, успею состариться и выйти на пенсию.
— Ты не умеешь стареть, — теперь собеседник начал накручивать его прядь волос на палец. Во время съемок он тоже делал так в перерывах — приходилось бить по рукам. Веером. Чтобы не портил парик и укладку. Вот и сейчас... с другой стороны — пусть крутит.

Почему-то это приятно.

— Брат звонил? Долго его еще ждать?
— Если ему верить, он уже минут десять как прямо здесь. Где-то носится со своим каскадером.
— С моим каскадером. Ну хорошо, хорошо, не хмурься. Он мне не принадлежит. Времена, когда человек мог кому-то принадлежать, давно прошли, к добру или к худу. Пусть младший братик забирает его себе, если сможет удержать. Идем.

Что, вот прямо так?

Он, конечно, обещал, думает человек в обычном костюме, с обычным, никаким лицом, на которое так хорошо ложатся грим и свет. Он обещал куда-нибудь сходить вместе, как закончится трансляция первого сезона. Даже ждал этого дня. Его спутник вызывает у него чувство узнавания — почти. Как будто он видел его когда-то во сне, или снимался с ним вместе и совершенно об этом забыл. И вот — они вдвоем, и будут кажется, вдвоем (потому что младший брат сперва сильно опоздает, потом позвонит и извинится, а потом опоздает совсем и явится домой под утро).

По крайней мере, можно спросить, не пересекались ли они прежде на съемках. Будет, конечно, очень неудобно, но еще неудобнее — делать вид, что все происходящее — обыкновенно.

Хотя — что может быть обыкновеннее? Двое коллег идут вместе поужинать. Говорить будут о работе, скорее всего. О семье (о непутевом младшем брате, если точно).

— Все думаешь. Строишь свои сложные злодейские планы? — спутник, худой, юный, безвозрастный, в черных джинсах и черной куртке, тянет его холодными пальцами за запястье, А другой рукой — протягивает рожок мороженого. Все просто — он держал мороженое, вот руки и холодные.

— Да уж не сложнее твоих, — отвечает человек и встает со скамьи. Берет мороженое. Баловство, аппетит перебивать, и можно простудиться... Но он совершает маленькое безумство — распечатывает рожок и откусывает прямо кусок мороженого, будто он один из тех детей, что играют в парке. — Вот сядет у меня голос. Я потеряю контракт...
— Я не замышляю никакого вреда ни тебе, ни... И... думаю, я хочу тебе кое-что рассказать.

Двое идут по дорожке к выходу из парка.
Один на ходу ест мороженое. Другой смотрит на него, смотрит и смотрит, скрывая голод во взгляде.

@темы: Чужой пейринг, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Текст

---

HuaLian: арт, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

[hualian]

Название: Ненависть, а что же ещё?
Команда: HuaLian
Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Тип: арт
Жанр: романс
Рейтинг: G

@темы: Арт, Чужой пейринг, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Хуа Чэн/Се Лянь, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

---

[Аурум]

Уважаемые участники!

9 мая объявляется днем пейрингов Цзинь Лин/Цзян Чэн и Хэ Сюань/Ши Цинсюань
Работы принимаются с 00.00 до 23.59 мск.

Не забывайте, пожалуйста, проставлять теги и оформлять шапки работ.

Код шапки

<b>Название:</b>
<b>Команда:</b>
<b>Персонажи:</b> 
<b>Тип:</b>
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Размер:</b>
<b>Примечания:</b>
<b>Саммари:</b> 

---

XueXiao Team: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, тексты(4), арт(1)

[XueXiao Team]

Название: Kissing eyes and kissing palms
Автор: XueXiao Team
Форма: текст
Размер: мини, 2999 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: R
Саммари: Он ещё ни разу не срывался вот так в присутствии даочжана, он прекрасно знает, что даже будучи слепым, даочжан Сяо Синчэнь далёк от беспомощности.
Примечание: пропущенные сцены, таймлайн города И, отклонение от канона

Привыкнуть к тому, что каждое утро у него начинается не с мыслей о том, где раздобыть еды и в какое кровавое дерьмо придётся погрузиться сегодня, а с чужого тёплого дыхания у плеча, оказывается весьма непросто. За неполные два года в городе И Сюэ Ян почти отвык просыпаться посреди ночи, прислушиваться к шорохам за окном, проверять защитные знаки. Почти — но, разумеется, не до конца, так что барьеры и заклинания окружают не только их дом, но и приличное расстояние вокруг. Сюэ Яну слишком хорошо известно, какие твари водятся в подобных местах. В конце концов, из этих тварей он — самая опасная.

Он осторожно выбирается из постели — даочжан спит чутко, но Сюэ Ян умеет двигаться неслышно. Ещё год назад ему было бы всё равно, разбудит он лежащего рядом с ним человека или нет. В какой момент что-то изменилось — это Сюэ Ян вряд ли сможет сказать. И тем более — что именно изменилось.

Он прихватывает Цзянцзай и выходит на прохладный весенний воздух в одних тонких штанах и свободной рубахе. Какой бы размеренной и спокойной не казалась их нынешняя жизнь, тренировки никто не отменял. Сюэ Яну слишком хорошо известно, как быстро всё это может измениться. К тому же такая жизнь слишком скучна, и порой он развлекает себя не только Ночной охотой с даочжаном, но и одиночными, куда более увлекательными вылазками.

Меч привычно ложится в ладонь, и Сюэ Ян полностью растворяется в движениях: точные резкие взмахи, уверенная поступь, звенящее напряжение во всём теле. В воздухе, всё ещё по-зимнему холодном, — капли утреннего тумана, и вскоре волосы начинают виться от влаги, а кожа покрывается потом и испариной. Дыхание тяжело срывается с губ, когда Сюэ Ян выполняет особенно сложный трюк, переворачиваясь в воздухе, выбрасывая Цзянцзай вперёд и вверх — и одновременно раскрывая ладонь с тёмным железом, направляя энергию вслед удару меча. Железо послушно его воле, повинуется привычно и легко, порой превосходя даже его самые смелые ожидания, словно живое и разумное существо. Это могло бы напугать кого угодно другого, но у Сюэ Яна это вызывает немного детский восторг и желание проверить, насколько далеко он может зайти.

Поднять марионеток? С этим нет проблем уже очень давно, стоит только щёлкнуть пальцами. Лютые мертвецы, контроль над гулями и духами — снова легко. Даже защитные барьеры, и те ставятся так, словно тёмное железо призвано защищать его, а не искажать его ци, приводя к безумию.

— Друг мой, солнце ещё не встало, а ты уже тренируешься. Что-то случилось?

Тихий мягкий голос даочжана заставляет Сюэ Яна одним движением скрыть тёмное железо и приземлиться прямо напротив хрупкой белой фигуры. Иногда ему кажется, что даочжан уже давно всё про него узнал, всё понял — скрывать такую сильную тёмную энергию постоянно не под силу даже Сюэ Яну. Вот только почему тогда он всё ещё здесь?

— Откуда ты знаешь, что солнце ещё не взошло? Может быть, уже ясный полдень.

Сюэ Ян дразнит даочжана, подходя ближе, и тот, как всегда, улыбается, качая головой. Дорого бы Сюэ Ян дал, чтобы понять происходящее в этой голове — слишком добрый, слишком наивный, при этом даочжан порой смеётся с далеко не безобидных шуток и убивает тварей с ничего не выражающим лицом.

— Ты же знаешь, я чувствую тепло на коже. Я.., — он запинается, словно пытаясь подобрать слова, и Сюэ Ян разглядывает лёгкую морщинку между бровей и немного съехавшую повязку, обнажающую край пустого века, — теперь мне доступно только такое зрение. Ощущениями.

Даочжан улыбается, и Сюэ Ян отчётливо слышит в его словах грусть и тоску — по тем образам, которые он больше никогда не сможет увидеть. Злость накатывает обжигающей волной: на себя, на Сун Ланя, на самого даочжана — кто бы мог предположить, что он настолько... блаженный! Отдать свои глаза какому-то проходимцу, от которого совершенно никакого прока — что такого сделал этот Сун Лань, чем заслужил это благодеяние? Где он сейчас, когда даочжан в подобном состоянии. Ладонь сильнее сжимается на рукояти Цзянцзая, а ци словно хлещет изнутри, подстёгнутая злостью — и тут же резко успокаивается, когда поверх его ладони ложится чужая, тёплая.

— Что с тобой, друг мой? Я не хотел вызвать у тебя такую реакцию.

Сюэ Ян вскидывает взгляд. Чувствует, всё же он чувствует, неужели ещё не догадался? Ладонь — к счастью, не изуродованная — спокойно лежит под ладонью даочжана, но Сюэ Ян знает, как должен ощущаться наощупь. Переливы чёрно-алой энергии, вспышки темноты и сладковато-гнилостный привкус смертей. Чувствует?

По лицу даочжана сложно что-либо прочесть, кроме теплоты и беспокойства, и Сюэ Ян трясёт головой, отнимая руку и делая шаг назад. Порой ему кажется, что он сорвётся и выложит всю правду сам, только для того, чтобы посмотреть, как меняется лицо даочжана. Или для того, чтобы больше не гадать, что тот думает, касаясь его.

— Всё в порядке. Просто гадаю, каким нужно быть идиотом, чтобы отдать кому-то своё зрение, зная, что ты сам навсегда останешься в темноте, беспомощным как котёнок! Мне бы тоже отдал что-то жизненно важное, интересно, или это только избранные удостаиваются такой чести?

Сюэ Ян уходит в дом, не дожидаясь ответа. Он ещё ни разу не срывался вот так в присутствии даочжана, он прекрасно знает, что даже будучи слепым, даочжан Сяо Синчэнь далёк от беспомощности. Но жгучая злость внутри едва не выворачивает наизнанку: почему, почему Сяо Синчэнь так поступил? Да, он тот ещё любитель помогать всем бедным и убогим, даже в ущерб себе, но чтобы настолько?

Как-то раз во время Ночной охоты они столкнулись с весьма сильной тварью, которая, к тому же, могла овладевать телами крестьян, не убивая их, но делая сосудами для своей сущности. Они сражались довольно долго и утомительно — Сюэ Ян мог бы покончить с тварью одним щелчком пальцев, — ладно, может быть, не так легко, но всё же. Но он выжидал, давал даочжану проявить своё человеколюбие: тот с самого начала прокричал «Не убивай его!». И они не убивали, пытались обездвижить, изгнать, упокоить. Ровно до тех пор, пока Сюэ Ян сам не подставился под клыки и когти твари. Он не планировал этого делать, замешкался, сосредоточившись на том, чтобы отбросить ударом энергии духов, привлечённых сильными вспышками чужой ци и подбирающихся к даочжану. Когти полоснули по спине, через лопатку ниже — больно, но не смертельно, — а в следующее мгновение тварь уже лежала на земле, пригвождённая к влажному чернозёму лезвием Шуанхуа. Лишившись тела, тварь заметалась в поисках нового, но даочжан запечатал её — быстро, словно почти не обращая внимания на происходящее — и сразу же опустился на колени возле Сюэ Яна.

— Глубокая рана? Не двигайся, я осмотрю.

В голосе Сяо Синчэня была тревога, забота и — страх, что-то, чего Сюэ Ян раньше не слышал. Он перехватил чужую ладонь, перепачканную кровью, коротко ткнулся в неё губами, покачал головой.

— Всё в порядке. Я в порядке. Жить буду.

Ему доставалось куда сильнее раньше, эта рана неприятная, но не слишком глубокая — рваные края осложнят заживление, и только. Но вот почему... Сюэ Ян посмотрел на лежащее рядом тело, потом на даочжана — сжатые побледневшие губы, испачканное кровью белое ханьфу, подрагивающие пальцы. Сюэ Ян впервые допустил мысль, что может быть — только может быть, — он действительно стал кем-то настолько значимым для даочжана, что тот готов пожертвовать чьей-то ещё жизнью ради него. Мысль отдавала восторгом и почему-то — горечью.

Сюэ Ян выныривает из воспоминания, когда льёт на себя ледяную воду, смывая пот и остатки угасающей злости. Воздух холодит кожу, и он зябко поводит плечами. Как тот, кто так долго прожил на улице, он ненавидит холод и терпеть не может мёрзнуть, но дрова для печи кончились ещё вчера, а с утра он не успел принести новые. Не Слепышку же за ними посылать — хотя он был бы не против, только даочжан почему-то отказывается.

Он ещё несколько раз умывается, стоя в одних мокрых нательных штанах, и переводит дыхание. На смену злости приходит чувство вины: что-то, к чему Сюэ Ян совсем не привычен. Не стоило ему с даочжаном — вот так.

За спиной слышатся тихие шаги, и Сюэ Ян резко оборачивается, смотрит на застывшего в дверях Сяо Синчэня — тот, конечно, слепой, но вламываться вот так в ванную... Это было бы даже волнующе, если бы не совершенно потерянное выражение лица даочжана, от которого Сюэ Ян чувствует ещё одну вспышку вины.

— Даочжан, что-то случилось?

Тот качает головой и проходит внутрь, прикрывая за собой дверь. Сюэ Ян разглядывает стройную фигуру, уверенные движения — даочжан передвигается так, что если бы не повязка, сложно было бы поверить в его слепоту. Сюэ Ян мысленно выругивается самыми грязными словами, которые он знает, и делает несколько шагов навстречу, протягивая руку и касаясь даочжанова предплечья.

— Я не должен был так говорить. Что-что, а беспомощным ты точно никогда не был.

Это самое близкое к «прости меня», что Сюэ Ян может произнести — он поднимает взгляд на лицо Сяо Синчэня, смотрит на удивлённую полуулыбку, на едва заметные ямочки на щеках, на плотную белую повязку. И понимает, что мог бы. Мог бы сказать и «прости меня», и «я Сюэ Ян», и что угодно другое, лишь бы даочжан оставался здесь, с ним, лишь бы иметь возможность видеть его — вот таким. Это похоже на безумие, ещё большее, чем то, к которому он давно привык. Чувствовать нужду в том, чью жизнь собирался превратить в ад и почти в этом преуспел? Глупо, странно и очень-очень опасно. Куда опаснее, чем все те эксперименты, которые они с Мэн Яо проводили в Ланьлине над лютыми мертвецами. Опасно — для другого.

— Всё в порядке, друг мой. Я понимаю, что ты не со зла. Я... я хотел бы показать тебе кое-что, если позволишь.

Дождавшись утвердительного ответа, Сяо Синчэнь берёт его за руку и тянет в сторону деревянной скамьи у окна, через которое ванную комнату заливает рассветное солнце. Занятый размышлениями Сюэ Ян не заметил, что уже рассвело. Он послушно устраивается на влажном дереве и тут же замирает, распахивая глаза, когда тонкие длинные пальцы ложатся на его висок, прослеживают пульсирующую венку. Дыхание чуть сбивается, и Сюэ Ян только смотрит во все глаза, ловит выражение лица Сяо Синчэня — ровное, немного заинтересованное и сосредоточенное. Что, демоны его подери, он творит?

— Ты говорил, что я пожертвовал своим зрением и остался в темноте. Да, это действительно так, в этом ты прав, и как бы стыдно мне ни было это признавать, иногда я жалею об утрате возможности любоваться рассветом или приносить больше пользы людям. Но я всё же могу... видеть. Просто по-другому. Вот так.

Пальцы очерчивают его глаза, едва-едва касаясь подушечками подрагивающих ресниц, дотрагиваются до крыльев носа, проходятся по линии скул и на мгновение замирают у губ — а потом оглаживают контур. Указательный и средний пальцы останавливаются на нижней губе, и Сюэ Ян невольно приоткрывает рот, чуть трётся о пальцы, подставляясь этой странной ласке. Сердце глухо колотится в горле, а воздух в комнате сгущается. Ему уже давно не холодно, тело горит от вспыхнувшего желания — настолько острого, что поверить в его возникновение лишь от таких прикосновений — невозможно.

— У тебя красивое лицо. Особенно сейчас, когда на него падают блики солнца. Вот здесь, — даочжан ведёт пальцами по краю губ, к левой щеке, — кожа немного теплее, значит, её касаются солнечные лучи.

Сюэ Ян тяжело сглатывает. Он не один раз представлял, каково бы это было — между ними. Особенно по утрам, когда разглядывал спящего даочжана, с растрепавшимися волосами, сползшим с плеча ханьфу, лежащего на животе. Сюэ Яну представлялись жаркие поцелуи, сорванные хриплые стоны, обнажённая белая кожа под его пальцами, расчерченная ярко-алым. Выгибающийся, сам подающийся навстречу его глубоким толчкам даочжан, с покрасневшими от смущения и желания щеками. Но вот чего он представить не мог, что сам будет тянуться за тёплыми пальцами, что возбудится до плывущего зрения только лишь от таких невинных касаний.

Пальцы даочжана скользят ниже, поглаживают шею, пробегаются по кадыку — Сюэ Ян сглатывает ещё раз. Следом идут ключицы, и их даочжан «разглядывает» медленнее, касается всей ладонью, поднимает вторую и кладёт на плечо, слегка сжимая.

— У тебя много шрамов, некоторые — от тяжёлых ран. — Пальцы гладят побелевший рубец, тянущийся от ключицы к груди, и Сюэ Ян выдыхает с едва слышным стоном. Стоит уже так, что тонкая влажная ткань нательных штанов неприятно холодит и трёт головку, хочется стянуть их, взять руку даочжана и притянуть к паху. Сюэ Ян не двигается.

— Кожа гладкая, а мышцы — сильные. Должно быть, ты уже давно тренируешься, и очень преуспеваешь в боевых искусствах.

Ладони даожчана двигаются ниже, и Сюэ Ян вздрагивает, когда кончики пальцев касаются напряжённых сосков. У Сяо Синчэня — ярко-алые щёки и закушенная нижняя губа, словно его самого происходящее смущает донельзя — и это становится последней каплей в чаше терпения. Сюэ Ян накрывает ладони даочжана своими, всё ещё стараясь не слишком касаться его изувеченной рукой, а потом тянется ближе, замирает у самого его лица. Дыхание у даочжана быстрое, горячее, и Сюэ Ян ловит его губами, прежде чем придвинуться ещё теснее и прошептать:

— Останови меня, если не захочешь.

Сяо Синчэнь не отвечает, только распахивает губы, приоткрывает, сам тянется за поцелуем — и Сюэ Ян целует его, так, как хотел уже давно. Сминает губы, вылизывает жарко и жадно, толкается языком в рот, лижет кромку зубов, прихватывает клычками нежную кожу на губах. От желания всё плывет в голове, и Сюэ Ян тянет даочжана на себя, помогает усесться на свои бёдра. Даочжан вздрагивает от прикосновения прохладной влажной ткани штанов, но льнёт ближе, продолжает ладонями исследовать его тело — спину, грудь, живот, замирает у самой кромки ткани.

— Мне нравится видеть тебя таким. Ты невозможно красивый, — шепчет Сяо Синчэнь, и Сюэ Ян распахивает глаза, чувствуя, как внутри что-то не то обрывается, не то — сжимается в болезненный узел. Что он такое несёт? Это он-то, Сюэ Ян, красивый? Да на нём живого места не осталось без шрамов, ну разве что лицу более-менее повезло.

— Это всё потому, что ты меня глазами не видишь. Так бы убежал с криками.

Сюэ Ян смеётся хрипло, и даочжан качает головой — а потом трётся бёдрами, ягодицами о пах Сюэ Яна, и смех резко обрывается, превращаясь в стон. Такого он точно не ожидал. Ладонь Сяо Синчэня накрывает его пах — неуверенно сжимает напряжённый член через ткань, а потом тянет её, и тут же снова дотрагивается.

Сюэ Ян толкается бёдрами в чужие пальцы, стонет в голос, уже не сдерживаясь, и запускает ладонь в волосы даочжана, тянет его к себе, целуя ещё раз. Даочжан двигает рукой медленно, словно изучает, проводит пальцами по головке, слегка трёт, размазывая выступившую смазку, ведёт ниже по стволу до самого основания. Его щёки горят, и Сюэ Ян не может оторвать взгляд от этого зрелища, не зная, куда смотреть — на белоснежные тонкие пальцы на его члене, или на невыносимо прекрасное в этот момент лицо даочжана, подёрнутое собственным возбуждением.

— Сильнее, даочжан, — хрипло шепчет Сюэ Ян, и ладонь послушно ускоряет движения, приноравливаясь, а другая поднимается выше, гладит соски, сжимает их, заставляя Сюэ Яна едва не всхлипывать от желания почувствовать больше. На мгновение он представляет, каково это должно ощущаться — внутри даочжана, в кольце тесных узких мышц, растягивающихся, впускающих его. Оргазм накрывает неожиданно и ярко, и Сюэ Ян выплёскивается на узкую бледную ладонь и на белоснежный ханьфу.

Даочжан тяжело дышит и пытается встать, но Сюэ Ян ловит его за запястья, не даёт отстраниться — удовольствие всё ещё разливается по телу, не давая собраться с мыслями, и хочется растечься по скамье, не двигаясь. Но ещё больше хочется — дотронуться. Он ссаживает даочжана со своих колен на скамью и опускается на колени между разведённых бёдер. В голове шумит.

— Не дёргайся, ладно? Я тоже хочу... посмотреть на тебя.

Сюэ Ян шепчет, утыкаясь губами куда-то даочжану в бедро, а потом разводит полы ханьфу, тянет с узких бёдер нательные штаны, оставляя их болтаться у лодыжек — и несколько мгновений разглядывает аккуратный налитый кровью член с покрасневшей влажной головкой.

— Ты везде красивый, даочжан.

Сюэ Ян ухмыляется, когда слышит полустон-полувсхлип, и наконец берёт в рот, втягивает головку, скользит по ней языком, слизывая капельки солоноватой смазки. Впускает глубже — раньше он не делал ничего подобного, но несколько раз был свидетелем таких сцен, да и теоретические знания, почерпнутые из книг, оказываются весьма полезны. Сглатывает вязкую слюну, всё равно давясь ей, когда головка скользит по задней стенке горла — а даочжан сдавленно охает. Сжимает губы плотнее, лижет ствол, выпускает изо рта целиком, чтобы провести кончиком языка по небольшому отверстию на головке — в висках стучит, и ему хочется большего, хочется, чтобы Сяо Синчэнь стонал в голос, просил его не останавливаться.

И тот, словно читая мысли, шепчет, срываясь на жалобные стоны:

— Пожалуйста, А-Ян, пожалуйста, я хочу...

Пальцы даочжана вплетаются в его волосы, и Сюэ Ян берёт ещё глубже — до предела, и пытается сглотнуть наполнившую рот сперму, чувствуя, как она всё равно стекает с уголка рта, мешаясь со слюной. Он держит обмякающий член во рту, легонько ласкает языком, а потом отстраняется, утирая рот тыльной стороной ладони.
И сползает с колен на пол, чувствуя, как внутри что-то обрывается. Он не сразу услышал... не сразу понял...

— Даочжан?

Сюэ Ян спрашивает вкрадчиво, осторожно, уже не контролируя голос — и Сяо Синчэнь чуть дёргает краем губ, сжимает пальцами полы ханьфу, неловко пытаясь расправить их.

Он знал? Он знает? Мысли скачут как сумасшедшие: почему тогда не убил его, как выдалась возможность? Сейчас, будучи безоружным и полуобнажённым, Сюэ Ян представлял бы не такую уж трудную мишень, по крайней мере он бы не ожидал нападения. Почему позволил...

— Как давно ты знаешь?

Он не двигается, смотрит на Сяо Синчэня, пытается понять — о чём тот думает, что происходит в его голове. Сяо Синчэнь молчит, и Сюэ Ян хрипло, нервно смеётся. Вот же ирония — хотел дождаться момента, хотел видеть ошарашенное выражение лица, хотел заставить страдать. И кто теперь ошарашен?

— Около года. Я не был уверен, но у тебя узнаваемая энергия. И, А-Ян, в порыве злости ты не всегда следишь за словами.

Сюэ Ян несколько раз моргает, а потом до него доходит — и смех превращается в истерический. Он сам этим утром ляпнул то, что никак не мог знать кто-то, не знавший Сяо Синчэня до этого. «Отдать кому-то свое зрение». Сам Сяо Синчэнь никогда не упоминал эту историю при нём, Сюэ Ян же узнал об этом сам, решив разведать причину слепоты даочжана, ещё в самом начале.

— Почему ты не убил меня? Столько возможностей было.

Сюэ Ян встаёт, чувствуя, как пальцы сжимаются в кулаки от бессильной злости. Что даочжан сейчас сделает? Прогонит? Но тогда к чему был весь этот цирк?

Ладонь даочжана ложится на его — четырёхпалую, и пальцы переплетаются друг с другом, тесно, правильно, странно.

— Потому что, мне кажется, я увидел тебя, только когда ослеп. Смог увидеть... причины твоих поступков, хотя и далеко не все. И мне хочется, чтобы ты оставался таким же, каким был со мной эти годы. Я же знаю, ты можешь, Сюэ Ян.

Даочжан впервые называет его полным именем, и Сюэ Ян выдыхает, жмурится, сжимает пальцы крепче на чужой ладони. Глупый, глупый Сяо Синчэнь, он и половины всего не знает. Вот только, настолько ли это важно — знать всё?

— Могу, если ты покажешь мне, как, — тихо произносит Сюэ Ян — и пока эти слова звучат, он сам верит в них.

Название: Его следы
Автор: XueXiao Team
Форма: текст
Размер: мини, 1015 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Сун Лань
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Саммари: прошлое оставляет следы. Но их можно перекрыть своими.

Прошлое оставляет следы как связь — и хотя ты не сможешь вернуться по ним назад, прошлое всегда догонит тебя по следу, ударит в спину, не даст забыть.

А порой ты сам становишься всего лишь следом, всего лишь шрамом, жестоким напоминанием прошлого о том, что будущее мертво.

— Уходи, — хрипит, с кровью выталкивая слова, не слыша обещаний и заверений, и невидящие расширившиеся зрачки плавают в набухшей крови вместо белков. — Прошу тебя, уходи и не возвращайся. Я не держу зла на тебя, но я не смогу забыть... Твой голос, звук твоего меча будут всегда напоминать мне о том, что ты не убил его тогда, что этого кошмара не случилось бы, если бы ты прислушался ко мне! Если хочешь что-нибудь сделать — оставь меня и убей его сейчас, пока не слишком поздно!

— Если я уйду, кто поможет тебе?.. — шепчет Синчэнь, но Сун Лань, лишившись сознания у него на руках, уже не услышит, даже если захочет. Едва ли захочет.

Оставить его сейчас без помощи — значит убить, но можно отдать ему всю свою ци, а можно — вложить её в перелёт на мече. Синчэнь выбрал второе. Он уже знал, как поступит, каким бы безумным ни было такое решение. Если Сун Ланю не нужен тот, кто готов служить его глазами, — значит, у Сун Ланя будут глаза. А ему, Синчэню, они ни к чему, раз всё, что он видел впереди, — прямой и ясный путь, общие помыслы, новые лица, что станут семьёй, собравшись со всех концов Поднебесной, — размокло в крови и сузилось до окончательной точки мёртвого зрачка, не прикрытого веками.

Он сдержал обещание и ушёл — пусть раны не дадут сразу уйти далеко, Сун Ланю по той же причине не позволят подняться с постели прежде, чем приживутся глаза. А когда он вернётся к прежней жизни, след Синчэня уже рассыплется пылью и будет смыт дождём, и ничто не напомнит о прошлой ошибке, о том, что посчитал надёжной опорой непрочный лёд, и можно будет начать всё с начала.

А Синчэнь не останавливался, пока хватало сил идти, от одного поселения до другого, а расстояние и время размечал следами крови, пропитывавшей бинты. Он менял повязки, скрываясь от людей, — в стороне от дорог и водопоев, после ночлега на задних дворах домов, где к нему подходили собаки и козы, единственные, кто не боялся вида и запаха кровоточащей плоти, — и сжигал потемневшие заскорузлые ленты, чтобы не привлечь голодных до крови духов. Но следы оставались с ним, заставляя снова и снова касаться больной, незаживающей памяти: ты хотел войти в мир и показать ему правду, скрытую от него, а мир воспалился и отторг тебя, как занозу.

Синчэнь уходил всё дальше, помня, что в мире у него есть враг — и что он перед этим врагом, словно заяц на раннем снегу, уязвим. Всякий, кто видел безглазого заклинателя, укажет путь. Медленно таяли под лунным светом следы Шуанхуа — каллиграфия росчерков инея на едва примятой шагами траве, на камнях и телах мертвецов и чудовищ, — и случайный свидетель также их не забудет. Порой Синчэнь почти хотел, чтобы Сюэ Ян нашёл его наконец и убил, избавив от ожидания. А затем — примирился и уже ничего не ждал, живя для других, — и жизнь почему-то длилась и длилась.

Когда в его жизни вновь появился... друг — Синчэнь с первых слов догадался, что этот человек так же бежал от прошлого, как и он сам. И, перевязывая его раны покрасневшими и опухшими от воды руками, отдавая все пилюли и мази, что хранил для себя, после Ночных охот принимая плату от горожан сытным бульоном, собирая для отваров целебные травы и ненадолго засыпая с ним рядом, чтобы просыпаться на каждый шорох, — Синчэнь только лучше понимал различие между собой и Сун Ланем.

Сун Лань был готов умереть, но уничтожить зло. Синчэнь был готов умереть, но сохранить жизнь другого. А кто из них был прав, вовсе не имело значения.


После Ночной охоты времени остаётся мало, край солнца уже щурится из колыбели гор, и вместо его лучей пустые глаза сквозь повязку целуют губы — и становится до дрожи тепло. Синчэнь тянется за поцелуем сам, и весь раскрывается ему навстречу; пусть говорят, что наяву не бывает так радостно и легко, — значит, вот уже сколько лет он живёт как во сне. Вдали от троп человеческих и звериных — одежды падают на траву, зрячие руки Синчэня знают каждый шрам наизусть, но он никогда ни о чём не спросит. Все раны обоих зажили, и не о чем вспоминать, — Синчэнь научился жить здесь и сейчас, когда узнал, что между вдохом и выдохом может уместиться бесконечность.

Там, в прошлом, похоронено имя, окутанное шлейфом домыслов и басен, — а в мгновении настоящего от его горячего шёпота «Даочжан...», словно сухая стружка от единственной искры, вспыхивает тело. В прошлом — ласковыми шёлковыми стежками стягивал петлю политический расчёт, теперь — в его ладонях, жёстких от рукояти клинка, кожа и мышцы плавятся податливой глиной. Когда-то ты был воплощённый холод, неизменный, как порядок звёзд на небесном своде, — но с ним, только с ним забываешь дышать от страсти, выгибаясь струной, отдавая себя до капли. До боли, до обоюдоострой грани — и вовсе за гранью всего, что чувствовал прежде.

Он кусает ключицы и плечи — и Синчэнь нарочно подставляет ему горло; заострённые клыки, которые столько раз Синчэнь осторожно обводил языком, оставляют на коже ямки, наливающиеся винной синевой. И нет тревог, когда ощущаешь его неукрощённую силу, наполняющую тебя до краёв — и растягивающую края под себя, — и ощущаешь, как он опасен — для всего, что обратится против тебя, но не для тебя. Как крепко сжимаются и держат зубы, желая тебя целиком, и не вырвешься, даже если захочешь, — но никогда не надорвут до крови.

Солнце в такое утро поднимается последним. На рассветном ветру, уносящем в горы обрывки темноты, Синчэнь остужает жар на зацелованных скулах, что мог бы выдать их тайну. После, дома, — засыпает быстро и сладко, припав губами к его ладони. И всякий раз, одеваясь, наслаждается тем, как томительно саднят от прикосновений ткани свежие метки его зубов — и тем, что они укрыты безупречной белизной от постороннего взгляда. Ещё недавно он и предположить не мог, что, будучи невидящим, столь приятно иметь нечто невидимое для других.

Эти следы, тлеющие под одеждой, — как ожоги от сгоревшего прошлого, удерживающие в настоящем, отнимающие право обернуться назад, не позволяющие усомниться в выборе. Незачем растравлять исцелённое, подкармливать кровью остывшие, ставшие пресными воспоминания.

Синчэнь знает, что если призраки прошлого явятся по их следам — любых врагов они встретят вдвоём.

Название: this is his body
Автор: XueXiao Team
Форма: текcт
Размер: мини, 1784 слова
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: дарк
Рейтинг: PG-13
Саммари: через некоторое время у него возник ещё один план. План «Как превратить жизнь Сяо Синчэня в ад».
Предупреждениe:

спойлер

упоминание каннибализма, таймлайн города И

То, что даочжан не ест мясо, Сюэ Ян заметил ещё на первой неделе их совместного проживания.

— Отнимать жизнь у другого существа ради собственного удовольствия — это неправильно, друг мой. К тому же, рис с овощами ничем не хуже, я уверен.

Голос Сяо Синчэня был мягким, но уверенным, словно тот не раз уже отвечал на подобные вопросы.

Вслух Сюэ Ян соглашался, но глаза закатывал — кроликов и куропаток даочжану жалко, ишь! А вот ему, восстанавливающемуся от ранений, мясо бы очень пригодилось.

Впрочем, надо отдать должное отварам и травяным настоям, которые делал для него даочжан, — раны заживали быстро.

Спустя ещё несколько месяцев Сюэ Ян понял, что даочжан вообще был довольно аскетичным в еде: рис, овощи, травы, немного хлеба — вот и весь рацион. А-Цин иногда ворчала, что в своих скитаниях она питалась и то лучше, но быстро умолкала и виновато ковырялась в своей тарелке, когда даочжан печально вздыхал. Мысленно Сюэ Ян соглашался со Слепышкой, но вслух ничего не говорил. В конце концов, он тут благодарную жертву изображает, можно и потерпеть немного.

К тому же через некоторое время у него возник ещё один план. План «Как превратить жизнь Сяо Синчэня в ад», пункт четвёртый — о, это доставляло Сюэ Яну особенное удовольствие. Детально продумывать каждый шаг, каждое действие, каждое слово — чтобы постепенно, по крупице отнимать у даочжана всё то, чем тот так гордился, что делало его таким святым.

Иногда, лёжа ночью на узкой скрипучей постели, Сюэ Ян представлял лицо Сяо Синчэня, когда тот узнает правду. Узнает, что его друг, которого он спас, который живёт с ним под одной крышей, сопровождает на Ночных охотах; который так смешно шутит и всегда может заставить даочжана смеяться — тот, из-за кого Синчэнь вообще оказался в этой дыре. Эти мысли вызывали у него довольную улыбку и почти физическое возбуждение. В такие ночи Сюэ Ян засыпал быстро, а наутро просыпался с вязким ощущением возбуждения и с напряжённым членом, трущимся о тонкую ткань нательных штанов. Разрядка наступала быстро, стоило ему обхватить себя, предварительно стянув до колен штаны, сделать несколько резких движений ладонью, сжимая пальцы тугим кольцом. Сюэ Ян выплёскивался на свой живот, представляя выражение лица Сяо Синчэня в тот момент, когда тот узнает правду, а потом обтирался простынями.

Смотреть, как Сяо Синчэнь отстирывает его сперму, тоже было своего рода удовольствием.

В один из дней, когда Сюэ Ян уже окреп настолько, что мог приступить к выполнению следующей части своего плана, он отправил Сяо Синчэня в компании Слепышки на рынок, наказав той следить, чтобы доверчивого даочжана опять не облапошили.

Оставшись один, он прикинул имеющееся в его распоряжении время: дорога до деревушки и обратно, выбор продуктов... вряд ли его компаньоны вернутся раньше заката. Сюэ Ян довольно ухмыльнулся, привычно призвал Цзянцзай и, воспользовавшись талисманом, исчез.

Возвращаться пришлось пешком — всё-таки он не рассчитал количество энергии, затраченной на перемещение. Уже затянувшиеся раны ныли, а перед глазами плыло — чёртов Мэн Яо, мог бы и не делать его «смерть» настолько натуралистичной! Больше всего Сюэ Ян ненавидел чувствовать себя слабым, пусть даже эта слабость была временной. Но всё физическое недомогание уходило на второй план и становилось неважным, стоило ему подумать о том, какое представление ожидало его сегодня вечером.

В доме было тихо: даочжан и Слепышка ещё не вернулись. Сюэ Ян быстро вымылся, а потом слил розоватую воду из бочки на грядки позади дома. Сяо Синчэнь, конечно, слепой как крот, но запах крови учуять сможет — в этом Сюэ Ян даже не сомневался. Испачканный ханьфу он бросил в своей комнате и, оставшись только в нижней рубахе и штанах, отправился на кухню.

К тому моменту, как со двора послышались голоса, Сюэ Ян уже заканчивал с готовкой, пребывая в приподнятом расположении духа. Он то пританцовывал, то прокручивался вокруг своей оси, то хихикал над мысленными шутками. Вечер обещал быть интересным.

— Даочжан, ну наконец-то, вас только за смертью посылать.

Сюэ Ян выглянул из кухни и даже забрал из рук Сяо Синчэня корзину с овощами и хлебом, зыркнув на недовольную Слепышку. Ничего, когда-нибудь он убьёт её — смысла мучить девчонку он не видел, в конце концов, она ничего ему не сделала, кроме того, что весьма раздражала своей болтовнёй.

— Прости, друг мой, мы задержались в лавке пекаря. Я... вот.

Сюэ Ян округлил глаза, когда заметил, что щёки даочжана порозовели. Интересно-интересно, и что же вызвало такую реакцию? Даочжан протянул ему ладонь, раскрывая тонкие пальцы, и Сюэ Ян почувствовал, как рот наполняется слюной. На белоснежной ладони лежало несколько шоколадных — из настоящего тёмного шоколада — конфет.

— О. Оох, даочжан, это правда мне?

Дразнить Сяо Синчэня было забавно. Ещё забавнее наблюдать, как тот смущался — а именно это сейчас и происходило. Обычно бледные щёки стали почти пунцовыми, а губы то и дело сминались от покусываний. На мгновение Сюэ Ян почувствовал восхищение: даочжан был красив, отрицать это было бы глупо. Он потряс головой, а потом осторожно взял конфеты с ладони Сяо Синчэня, проведя по тёплой коже кончиками пальцев. Прикосновение отозвалось тяжестью в паху.

— Спасибо.

Сюэ Ян проворно наклонился и, пока даочжан не успел убрать руку, быстро поцеловал протянутую раскрытую ладонь, чувствуя на губах едва уловимый привкус шоколада. Вкусно.

Рука тут же отдёрнулась.

— Ты говорил, что любишь конфеты.

Голос Сяо Синчэня звучал глухо, и Сюэ Ян уже раздумывал над какой-нибудь двусмысленной фразой, но их прервал возглас Слепышки, успевшей зайти на кухню.

— Чем это тут пахнет?!

Сюэ Ян закатил глаза. Да, убить надоедливую девчонку казалось всё лучшей идеей.

— Я решил приготовить вам ужин. Ты же не против моей стряпни, даочжан?

Сяо Синчэнь с улыбкой кивнул, и Сюэ Ян расплылся в широкой радостной улыбке. Уже совсем скоро. Интересно, как пройдёт этот эксперимент? Если успешно, то это откроет такой простор... Он предвкушающе облизнулся.

Спустя полчаса даочжан и Слепышка сидели за столом, а Сюэ Ян заканчивал последние приготовления, одновременно рассказывая и поясняя.

— Решил размяться сегодня и вышел на один из торговых путей, мы там уже были с тобой, даочжан, несколько недель назад торговцы жаловались на гулей.

Даочжан кивнул, принюхиваясь и задумчиво морща лоб — на взгляд Сюэ Яна пахло потрясающе, не хуже, чем в тавернах Ланьлина. Он даже был горд своими кулинарными успехами — кое-что подобное они уже проворачивали с Мэн Яо несколько лет назад, но тогда ситуация отличалась...

— Так вот, — продолжал Сюэ Ян, раскладывая ароматную густую похлёбку по мискам и щедро приправляя её разными сортами перца, — в благодарность за помощь один из торговцев предложил мне кое-что особенное. Новый сорт соевых бобов, выращенных и приготовленных таким образом, что по вкусу и текстуре они почти ничем не отличаются от мяса. Вот я и решил, даочжан, что раз ты не притрагиваешься к животной пище, может, хоть подобием её сможешь полакомиться.

Эту историю Сюэ Ян сочинил в одну из ночей, прикидывая, насколько правдоподобно она звучит. На его взгляд — не очень, но даочжан — другой, даочжан доверяет людям. Вот и сейчас он только задумчиво склонил голову, принюхиваясь, а потом тепло улыбнулся, качая головой.

— Друг мой, тебе не стоило беспокоиться. Мне вполне хватает овощей, я не ищу вкуса мяса. Я никогда в жизни его не пробовал.

Сюэ Ян поставил на стол две тарелки — Слепышке и даочжану, и плюхнулся на скамью, едва не ёрзая от нетерпения. Неужели всё будет так легко? Он посмотрел на Слепышку, которая выглядела так, словно у неё уже текли слюнки, и легонько подтолкнул к даочжану ложку.

— Я просто решил тебя порадовать, даочжан. Поблагодарить за всё то, что ты для меня сделал. К тому же, ни одна зверушка не пострадала, так что тебе ничего не мешает насладиться хотя бы похожим на мясо продуктом.

Сюэ Ян не врал: ни одна зверушка действительно не пострадала. Сяо Синчэнь улыбнулся и взял ложку, зачерпнул похлёбку, принюхался. И начал есть.

Слепышка, поковырявшись ложкой в миске, последовала его примеру. Следующие несколько минут в кухне было тихо, только ложки постукивали о миски, да Слепышка периодически причмокивала. Даочжан ел тихо, но с явным удовольствием, и отложил ложку только тогда, когда миска полностью опустела.

— Было очень вкусно, друг мой. Не думал, что скажу это, но этот вкус... он действительно очень приятный. Даже немного сладковатый. Спасибо, это было очень заботливо с твоей стороны.

Обе тарелки были пусты. Сюэ Ян чувствовал, как всё его тело подрагивает от восторга и удовольствия. Он даже не думал, что всё пройдёт настолько хорошо. Рот наполнился слюной, и Сюэ Ян тяжело сглотнул — ему самому поесть пока не удалось, но сегодня ему хватит неожиданно принесённых Сяо Синчэнем конфет.

Сюэ Ян вызвался убраться в кухне самостоятельно, чем вызвал волну протестов даочжана, и в итоге было решено отправить сонную Слепышку спать, а им двоим поделить обязанности по уборке.

— Значит, тебе понравилась моя стряпня, даочжан?

Сюэ Ян закончил протирать стол и теперь сидел на нём, покачивая ногами и довольно поедая конфеты. Его пальцы были перепачканы шоколадом, и он то и дело облизывал их, посасывая и причмокивая.

— Да, очень. Сперва вкус показался странным, но только оттого, что я никогда не пробовал ничего подобного.

Даочжан теперь подошёл к нему, безошибочно определив, где Сюэ Ян находится, и стоял совсем близко, вытирая влажные ладони о полотно. Сейчас он выглядел... красивым. Сюэ Ян встряхнул головой, отгоняя эту мысль. Да-да, Сяо Синчэнь красивый, но одно дело просто думать об этом, а другое — любоваться. Хотя сейчас, после ужина, не любоваться даочжаном было ещё сложнее.

Сюэ Ян поднял пальцы и коснулся кончиками приоткрытых, припухших от горячего острого бульона губ, поймал удивлённый выдох.

— Попробуй.

Голос звучал хрипло, возбуждённо, и Сюэ Ян едва не застонал, когда губы Синчэня послушно сомкнулись вокруг его пальцев. Несколько секунд даочжан осторожно касался их языком, слизывал горький шоколад, посасывал — Сюэ Яну показалось, что прошёл как минимум час, прежде чем Сяо Синчэнь отстранился, выпуская пальцы изо рта.

— Вкусно.

Его голос был таким же севшим, подрагивающим, и Сюэ Яну пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы не сделать ничего... поспешного. Нет, ещё рано, нужно двигаться постепенно.

— Спокойной ночи, даочжан.

Сюэ Ян спрыгнул со стола и, игнорируя вопросительно поднятые брови даочжана и его растерянное выражение лица, едва не бегом отправился в свою спальню. Тело жгло от невозможно жаркого, обволакивающего возбуждения. Он привалился к двери, наспех приспустил штаны и обхватил себя, поглаживая твёрдый напряжённый ствол. Перед глазами мелькали обрывки сегодняшнего дня.

Чужой рот, искажённый криком, который обрывается быстро, в один взмах Цзянцзая. Тёплая кровь на пальцах, пачкает, застывает коркой. Хруст костей, дурманящий запах сырого мяса, влажные звуки, с которыми мышцы отделяются от сухожилий и кожи. Пряные острые приправы, всё ещё тёплое мясо под пальцами, так послушно сминается, наполняясь специями и соусами. Кипящий бульон. Розовые тонкие губы даочжана, обхватывающие кусочек человеческой плоти. Движение гортани и довольная улыбка. Слова благодарности и влажно блестящий рот, быстрый язык, слизывающий последние капли похлёбки с ложки. Тот же язык, ласкающий его пальцы, вылизывающий, напряжённый...

Сюэ Ян кончил, лихорадочно толкаясь в свою ладонь, почти не сдерживая стонов — даже если даочжан услышал, это даже хорошо. Пусть смутится ещё сильнее. А может, и не только смутится.

Добраться до постели оказалось сложно — ноги были всё ещё немного ватные после оргазма, и Сюэ Ян растянулся на матрасе, расфокусированно глядя в потолок. То, что он сделал сегодня, — только очередная часть плана, но однозначно одна из самых увлекательных.

Убивать людей руками даочжана было интересно только первые несколько раз. А вот видеть сытое выражение на его красивом лице, пока он вкушает плоть этих людей, — совсем иное удовольствие.

И сколько подобных — и совсем других — удовольствий у него ещё впереди?

Сюэ Ян заснул с по-детски радостной улыбкой на лице, и ночью ему снились тонкие горячие губы и перепачканная кровью белоснежная повязка.

Название: Сон. Явь. Судьба
Автор: XueXiao Team
Форма: текст
Размер: мини, 1070 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: PWP, character study
Рейтинг: R + kink
Саммари: ретроспектива отношений
Предупреждениe: стилистические особенности, лайт-кинк на увечья и др.
Примечание: в конце отсылка к переводу имён персонажей

Поначалу не верилось. Думаешь, что сходишь с ума, или что он издевается. Или судьба? Так не бывает. И хотелось вскричать:

— Сяо Синчэнь, вот он я! Тот, кого ты должен хотеть убить. Тот, что отнял у тебя всё... — и посмотреть в его лицо — удивлённое?

Но подранная шкура была сильнее — тогда. Сильнее, а ещё мудрее, трусливее, и хотела жить, и, видно, чуяла что-то, быть может, подспудно. Под его руками — нагой кожей под пальцами, чего ей хотелось всегда, чего не знала, но к чему тянулась исподволь...

И ты смолчал. Отвёл руку. А голос? Что голос — тебе уж давно не пятнадцать, да и после того, сколько выхаркал, выблевал крови, сам не признаешь... Вот и он — враг — спаситель — никто пока ещё — не признал... Не видит глаз, не видит лица. Забота? Так вот ты какая... И есть время — и это тоже внове — подумать, как дальше, когда он и не заподозрит, и сам идёт в руки — к тебе, руки убийцы, что по плечи в крови. И сложится в мозгу новая цель — приручить, привязать, сделать своим, и разбить, растоптать. За всё, что было. За то, что встал на пути... Нужно терпение, но ты это умеешь.

Много терпения Сяо Синчэню. Оно того стоит. Руки к рукам, ладони к ладоням. И слова, медленно падающие тяжёлым снегом. И мучительно жжёт, что не видишь всего лица, словно — всего не прочесть по одним губам.

Он жалеет, жалеет, что хотел переделать мир, что замахнулся на многое, не зная того мира, лишь спустившись с горы... А что перешёл дорогу тебе? Жалеет ли, когда обнимает холодной зимней ночью, и горячее дыхание согревает, и телом к телу, и сердцем к сердцу. И снова не сдохнуть — уже обоим.

Смотришь в ночи, в свете неверной луны. Спокоен, словно святой, и полоса поперёк лица. Бесит, хочешь сорвать, хочешь видеть, знать, обладать... Телом, душой, разумом, полностью сделать своим... Но — не насильно. И снова — отдёрнуть руку. Сяо Синчэню — много терпения, семена посеяны, ты это чувствуешь, и пусть сейчас — ты и мог бы взять, но не слаще ли будет, если он сам?

И по весне, как цветок из-под снега, его губы манят, словно налиты сладостью. Сплести пальцы, прижать спиной, чтобы некуда деться, и целовать. Жадно, долго, сминая губы, захлёбываясь дыханием, до белых звёзд, до чёрных точек, глубоко, неистово, как ни с кем прежде. И чувствовать — отвечает — робко вначале, потом смелее. Словно в омут ныряет, и как хмель в голову. И не хочешь трезветь, хочешь больше и дальше, и он шепчет: «ещё».

Ещё, дальше, теснее... но позже. Как привыкнет к тебе немного. Когда солнце печёт горячее. Когда тело льнёт к рукам, а уста к устам. Когда плоти становится тесно. Провести ещё дальше по пути падения, и пойти вместе с ним, плевать, если это станет ценой, чтобы им обладать. Пальцы на стволе как на флейте, сок изольётся, и стон как музыка — нравится? А ведь так — только начало. Но он — уже твой, не правда ли. Ты откроешь ему его самого.

Сяо Синчэню много терпения — даже сейчас, когда рык в горле, когда у самого стоит колом. Не спешить в его первый, и он уже сам разводит колени. Раскрывать собой, горячо и влажно. Тесно до боли, до безумия жарко. Это все девственники такие — или только с ним так? Да плевать... И обнимает ногами, и подаётся навстречу, твой, только твой. Обладать, присваивать, самым древним, самым верным — телом к телу. И целовать, выпивая дыхание вместе с криком, пусть и не хватает имени, но он шепчет: «твой». И восторгом заходится сердце.

— Я хочу видеть твоё лицо.

— Ты видишь его. Под повязками — нет ничего.

Ну что за упрямец! Что вбил себе в голову. Что тебя перекорёжит, как его самого? Или вывернет от его шрамов, — да ты в крови купался, и — это возбуждало. Есть силы спорить. А есть ли — противиться? Ведь некуда деться. И склоняешься, оседлав его бёдра, лицом к лицу. Языком по повязке, пока не размокнет... и под неё, коснуться шрама — на миг, — отшатнулся.

Демоны! И злость накатывает. До темноты в глазах, до шума в ушах. И мог бы прижать, сорвать, впиться. А он ещё увещевает. А ты слушаешь как издалека, но смакуешь на кончике языка толику шрама — так сладко. И выдыхаешь. Сяо Синчэню — много терпения. И нагота тела не столь остра, как нагота ран, но ты хочешь его полностью. И потому — руки к рукам.

— Ты думаешь, мне будет противно? Но я слишком многое видел. — одну ладонь к сердцу, другую к лицу — кожа к коже, — Меня не стошнит, не бойся. Сердце и губы не солгут пальцам, я хочу, чтобы между нами — не было ничего, что бы мешало.

И тут уж впору опасаться, как бы не выдать своё предвкушение, но он, похоже, верит... Как же медленно! Как невесты разоблачение. Тёмные провалы — манят... И уже ничто не прикрывает — приникнуть губами, изучать языком, ласкать, медленно, осторожно, распробовать. И он замирает под тобой, словно не дышит, только сердце выдаёт, что жив. И, насытившись, — пока, ненадолго, — целовать в губы, чтобы ожил.

Кто знает, чем может закончиться утренняя шалость. «Не шуми, не мешай, я всё сделаю сам». И непогода за окном заглушит сдавленный стон. А в поцелуе — он узнает собственный вкус, и снова алеют скулы. Не устаёшь умиляться, но потом...

— Ты позволишь? — и сердце пропускает удар. И не успеваешь подумать, не то что сказать: «тебе — да». Потому что — о, демоны!.. Ты, конечно, иногда воображал... и только киваешь. Сильные пальцы мечника ласкают, а потом губы — целуют, обхватывают, забирают, и смотришь, и все силы — чтобы не двигаться, не помешать. Словно сон. Явью стал.

Он говорит, что любит твои метки, что хочет помнить телом — всегда, — раз не может смотреть. И помечаешь его, губами, зубами, чтобы распускались цветами — не до крови, зачем, просто чтобы знал, и терзаешь грудь — о, так не забыть, в каждом движении быть с ним рядом... Только их тайна, под белыми одеждами — такая страсть, такой пожар, что никому невдомёк. Сяо Синчэню много терпения — и оно того стоит. Стать ему всем, стать вместо того, что отнял и ты, и он сам у себя. И иногда думаешь, неужели — так и не понял? Когда телом к телу — руки и зубы не спрятать, а когда меняешься голосами, дыханием — можно ли скрыть? Так не знает, или не хочет знать?

Или шкуре — виднее, не только твоей. И притянулись двое исковерканных друг к другу. Без имён, без прошлого. Но с такой звериной тоской по теплу? Хотел приручить, привязать, привести к падению — звезда и пала с небес — в море полыни, но мало кто помнит: звёзды только кажутся холодными, потому что неизмеримо далеки. Но, будучи рядом, обжигают? Под белыми одеждами страсть, пожар, и тебе не остаться прежним в звёздном огне, — до того, как рассыпаться пылью, обожжёт, расплавит, изменит.

Название: Туман
Автор: XueXiao Team
Форма: арт
Размер: 835х1200
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: эротика
Рейтинг: R

@темы: Арт, Свой пейринг, Драма/ангст/хоррор, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Текст

---

Shuangshui Team: Хэ Сюань/Ши Уду - 3 арта, 2 текста

[Shuangshui Temple]

Название: Несбыточное
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Категория: слэш
Жанр: драма, романтика
Рейтинг: G
Предупреждения: спойлер к Арке Чёрных Вод
Примечание: возможный ООС, АU в каноне

Название: In All My Dreams I Drown
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Мин И/Ши Уду
Категория: слэш
Жанр: любовь (и тентакли)
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: спойлеры к Арке Чёрных Вод
Примечания: Ши Уду не знает, кто такой Мин И а мы знаем; слегка вдохновлено этим фиком; название отсюда

Название: Моря поднимутся по слову твоему
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Категория: слэш
Жанр: фиксит
Рейтинг: PG
Исходники: текстуры 1, 2
Предупреждения: следы спойлеров к Арке Чёрных Вод

🌊🌊🦑
Название: Никогда больше
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17
Размер: драббл, 502 слова
Предупреждения: спойлеры к Арке Чёрных Вод

🌊 читать дальше

Пальцы Хэ Сюаня скользнули по фарфорово-белой щеке Ши Уду. Повелитель Вод был красив – резкой, опасной красотой, магнитом притягивал чужие взгляды. Повелитель Вод был опасен – как опасна обманчиво неподвижная змея, как губителен яд, незаметно проникающий в кровь.
Мой.
Теперь только мой.
Густые черные волосы водорослями раскинулись вокруг головы Ши Уду. Закрыв глаза, он выглядел смягчившимся, спокойным, даже нежным. Исчез нервный изгиб губ, и брови больше не хмурились.
Красиво.
Черный коготь нежно коснулся нижней губы Повелителя Вод. Покорность низвергнутого бога пьянила, и член Хэ Сюаня мгновенно налился кровью. Захотелось, чтобы этот нежный рот искривился в знакомой улыбке, захотелось толкнуться членом внутрь и чувствовать влажные касания языка. Легко надавить на затылок, побуждая Ши Уду взять глубже, до мягкого нёба. Распухшие губы, блестящие от слюны, плотно обхватывали бы член, заставляя Хэ Сюаня толкаться все чаще.
Такой красивый, такой покорный.
Сияющая мечта.
Иногда ему казалось, что самое большое его желание – поставить Ши Уду на колени и увидеть слезы раскаяния на его лице. В другие дни Хэ Сюань думал, что склонившийся у его ног Повелитель Вод – слишком редкий дар судьбы, чтобы им разбрасываться. Слишком прекрасный.
Он запустил правую руку в блестящие волосы Ши Уду. Тяжелые пряди слегка завивались от влаги, отсвечивали голубоватым в неверном свете светильников. О таких говорят – волосы, словно шёлк. Если Ши Уду встал бы на колени, облизал узкие губы и взял в рот член Хэ Сюаня, можно было бы запустить пальцы ему в прическу, снять заколку-гуань – Повелитель Вод наверняка ругался бы после, – и растрепать пряди, завесив волосами разрумянившееся лицо. Или разложить Ши Уду на черном шелке, белого, как драгоценный нефрит, недовольно хмурящего брови, полностью обнаженного, с уже стоящим членом. Хэ Сюань бы вычерчивал причудливые узоры на его груди и животе, легко задевая когтями напрягшиеся темные соски и член, а потом обхватил Ши Уду за шею, наклонившись к его искусанным губам. Наверняка Повелителю Вод понравится – будет смотреть возмущенно, но его член набухнет еще больше, легко будет почувствовать даже сквозь одежду, потереться бёдрами. Поймать ртом долгий стон Ши Уду. Дождаться, пока тот попросит взять его.
Ши Уду бы цеплялся руками за плечи Хэ Сюаня, раздвигая ноги под ним все шире. Он налил бы ароматного масла на ладонь и подготовил Повелителя Вод к вторжению, а потом брал его, неистово вколачиваясь, не помня себя, смотрел на закатившиеся глаза и раскрытый в беззвучных криках рот.
Ты позволишь?
Хэ Сюань коснулся губами губ – нежных, будто не их недавно кривили в гримасе, - медленно обвёл их языком. Слегка прикусил нижнюю губу, проник языком внутрь, углубляя поцелуй, потом прервал его, глядя в застывшее лицо Ши Уду.
Бледные костистые пальцы потянулись стереть каплю крови на белой щеке. Как жаль. Мертвые не протестуют, но и не улыбаются резкой, как лезвие, улыбкой, не отвечают на поцелуи, не стонут от прикосновений.
Ладонь левой руки была в крови, вытекшей из разодранной шеи Повелителя Вод. Кровь была еще теплой, приятно согревала привыкшие к холоду пальцы. Скоро белая кожа пожелтеет, прекрасное лицо застынет в гримасе смерти, и все закончится.
Хэ Сюань никогда больше не увидит своего врага.
Он прижал к груди оторванную голову Ши Уду и завыл.

🌊🌊🦑
Название: Свет мой, зеркальце, скажи
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Категория: слэш
Жанр: ангст, PWP
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 1470 слов
Предупреждения: словесное унижение, секс перед зеркалом, дабкон
Саммари: Зеркала правду говорят.

🌊 читать дальше

Первый раз у зеркала произошел случайно. Хэ Сюань брал его у ближайшей стены, которая по иронии судьбы оказалась зеркальной. Хотя, наверное, это не ирония даже, а какой-то хитрый план для того, чтобы сильнее унизить Ши Уду. Потому что это всегда так – все действия Хэ Сюаня нацелены лишь на то, чтобы доказать Ши Уду, что он жалкий и никчемный. Ши Уду знал, что Хэ Сюань упивается тем, что гордый небожитель готов ползать у его ног, лишь бы хоть как-то отвлечь внимание от Ши Цинсюаня.

Наверное, будь Хэ Сюань чуть более милосерден, он бы просто убил Ши Уду. Закрыл бы тем самым бесславную страницу их совместной судьбы, пошел бы дальше своей дорогой, не вспоминая больше бога, который отобрал его судьбу. Но отношения между ними были запутаннее и сложнее, чем обычная месть. Хэ Сюань хотел не просто убить Ши Уду. То есть, хотел и его смерти, но только после того, как растопчет, не оставив и следа от бывшей гордости.

Но гордость Ши Уду ничего не значила по сравнению с ценностью жизни Ши Цинсюаня, поэтому Ши Уду легко выполнял все приказы. Смирял свою гордость, и она утихала внутри. Ши Уду весь был – как море в штиль: чистое и безмятежное, раскинувшееся до самого горизонта.

Ши Уду вжимался щекой в прохладное стекло, стараясь не соскальзывать.

Он больше не сопротивлялся. Не кричал, не пытался прокусить Хэ Сюаню кожу или выдавить ему глаза. После тех пары случаев, когда его брали связанным, Ши Уду сдался. Его сопротивление ничего не значило, только сильнее заводило Хэ Сюаня. Чем больше Ши Уду кричал и рвался, тем больше Хэ Сюань радовался. Как зверь, почувствовавший панику своей добычи, как акула, учуявшая кровь в соленой морской воде, Хэ Сюань хотел почувствовать, как Ши Уду бьется в его руках, как злится. Ши Уду ему такого удовольствия доставлять не хотел.

Поэтому он просто отдавался, стараясь всем своим видом показать свое равнодушие, свою апатию, свое отвращение. Можно получить тело. Нельзя получить душу. И Хэ Сюань, каждый раз видя, что не может задеть Ши Уду, бесился и злился. В эти моменты он был похож на штормовое море, на черные волны, что отчаянно бросаются на скалы в попытке их уничтожить, но только вспарывают себя, разбрасывают на тысячу бесполезных брызг.

Практически все время Ши Уду проводил на свободе. Ни цепей, ни клеток. Хотел показать, что Ши Уду здесь по своей воле, сам согласился, сам прогнулся, сам поддался, сам променял себя на жизнь братца. И одежда у Ши Уду оставалась такой же богатой и изысканной, как и в прежние времена, когда он жил среди небожителей. А под нежным шелком прятались следы от ударов, синяки и порезы. Каждый нанесен с особой изощренностью, а потом обработан и перевязан. Но обязательно так – чтобы на нежной коже в итоге остались шрамы. Хэ Сюань не хотел его пока убивать, но хотел видеть, что может испортить Ши Уду, уничтожить его безупречность и изящность.

Однажды он сказал Ши Уду, что когда-нибудь, когда Ши Уду решит взбунтоваться и попробует сбежать, Хэ Сюань сломает ему ноги, а потом поможет костям срастись так, чтобы Ши Уду мог передвигаться лишь волоча свои конечности по полу. Чтобы знал, чем может обернуться его попытка побега.

Ши Уду в ответ на это гордо вздернул подбородок и сказал:

– Давай. Начинай прямо сейчас.

Он ждал, что Хэ Сюань начнет злиться, и тот действительно потемнел лицом, сжал губы в узкую полоску, глядя на Ши Уду с нескрываемой ненавистью. А потом – будто солнечный луч упал из-за туч на темные воды, подсвечивая что-то в глубине – просветлел и улыбнулся.

– Я передумал. Если ты попытаешься сбежать, я поступлю так не с тобой. С твоим братом.

После этого он улыбнулся так довольно, что Ши Уду понял, что рассыпался не только внутри в этот момент. А еще и дрогнул лицом, показывая Хэ Сюаню свой страх. И Хэ Сюань в ответ улыбнулся – с радостным восторгом.

Хэ Сюань никогда не спрашивал разрешения, никогда не был ласков. Ши Уду думал, что это будет вызывать в нем отвращение, но каждый раз тело позорно его предавало, реагируя на грубость. Он даже не стал раздевать Ши Уду. Прижал к стене, задрал полы одеяний и надавил на поясницу, вынуждая прогнуться в спине. Долго гладил холодными пальцами изгиб спины, потом – бедра отдало прохладой – стащил штаны и оттянул в сторону ягодицу. Ши Уду полыхал лицом и вздрагивал от прикосновений. Хэ Сюань почти его не готовил и не смотрел, достаточно ли был возбужден Ши Уду. Но входил медленно, осторожно, придерживая Ши Уду за пояс, пока сам Ши Уду держался за стену, закрыв глаза.

Это можно было потерпеть. Но Хэ Сюаню никогда не нравилось, когда Ши Уду играл роль беззащитной жертвы. Он хотел видеть, как Ши Уду корчится под ним, и каждый раз придумывал для этого новые способы. И Ши Уду велся.

Когда Хэ Сюань неожиданно вышел из него и толкнул его на пол, Ши Уду тихо вскрикнул и неловко упал, ударившись локтями. А в следующее мгновение Хэ Сюань схватил его за волосы, заставив задрать голову, и произнес:

– Я хочу тебе кое-что показать сегодня. Ты ведь любишь представления, а, небесный владыка морей и океанов? Сегодня ты будешь играть в нем главную роль. А я побуду рассказчиком. Как тебе, Ши Уду?

Ши Уду открыл глаза и тут же захотел навсегда их закрыть. Перед ним было его же лицо – в обрамлении спутанных волос, с чуть приоткрытым ртом и горящими глазами. По щекам и шее разливался болезненный румянец. Хэ Сюань устроился сзади, потянул за волосы, вынуждая откинуть назад голову, и прижался ртом к его шее. Ши Уду должен был скривиться. Точнее, его лицо должно было скривиться в отвращеннии. Но прямо перед ним человек в зеркале закусил губу, сдерживая стон, и болезненно свел брови вместе.

В паху отдалось возбуждением, когда Хэ Сюань стянул с плеч Ши Уду одежду и принялся целовать плечи. Его волосы касались кожи Ши Уду, щекоча ее. Хэ Сюань расцеловал плечи, а потом еще раз дернул за волосы и обхватил ладонью подбородок Ши Уду, чтобы тот не смел отворачиваться.

– Посмотри на себя. Посмотри на свое лицо, когда ты стонешь. Посмотри, каким довольным ты выглядишь, когда сжимаешься на моем члене. Тебя, наверное, так не радовала ни одна молитва, вознесенная со всеми почестями? Просто посмотри на себя. Ты ведь хочешь, чтобы тебя брали именно так. Хочешь, чтобы тебя осквернили и унизили. Потому что ты сам, лучше других знаешь, что ты не светлый бог, ты не герой, не спаситель. Ты знаешь, что от судьбы не убежишь. Ты ведь наслаждаешься тем, что это именно я. Я поставил тебя на колени, я унизил. Думаешь, ты так искупишь свою вину?

Ши Уду в ответ громко застонал. Член болезненно ныл, почти прижимаясь к животу. В зеркале напротив было лицо, искаженное мукой удовольствия. Сведенные вместе брови, приоткрытый рот с покрасневшими губами, глаза, подернутые пеленой слез. От каждого слова Хэ Сюаня Ши Уду вздрагивал, как от удара, но одновременно стыдливо чувствовал свое возбуждение.

– Смотри. Что ты видишь? Хочешь, я сам расскажу? Я вижу гордого владыку, водного тирана, который хочет быть растоптанным. Хочет, чтобы его драли, не спрашивая ни мнения, ни разрешения.

Ши Уду попытался мотнуть головой, но Хэ Сюань не дал ему, только рассмеявшись. А после заставил опуститься на колени и опираться руками о стену. Сам он пристроился сзади, направляя член внутрь Ши Уду. Хэ Сюань толкнулся в него, и вместо того, чтобы попытаться вырваться, Ши Уду подался навстречу бедрами и хрипло застонал. Почти заскулил.

Под руками Ши Уду была гладкая скользкая поверхность. Когда Хэ Сюань двигался слишком сильно и глубоко, руки Ши Уду соскальзывали, и тогда он задевал руками свое отражение. Он практически чувствовал, как пальцами мажет по своему лицу. Лицу, на котором не было отвращения. Ши Уду пытался кусать губы и сдерживать себя, но зеркало показывало ему, как безуспешны его попытки. Все его тело горело, а мысли плыли, сосредоточившись на двух вещах – члене внутри него и руке Хэ Сюаня, которая в какой-то момент оказалась на члене Ши Уду.

Ши Уду не знал, чего хочет больше – сильнее толкнуться в руку Хэ Сюаня или чтобы Хэ Сюань взял его глубже. От удовольствия перед глазами темнело, и Ши Уду закрыл их, но все равно видел на внутренней стороне век свое лицо. Он мог бы даже описать его и нарисовать в этот момент.

Хэ Сюань довел его почти до пика. Почти. Он кончил раньше, не вытаскивая. Ши Уду только болезненно застонал, когда Хэ Сюань вышел из него. Вышел и оттащил от стены, швырнул на пол. Ши Уду ударился спиной и широко распахнул глаза, глядя на Хэ Сюаня. Тот возвышался над ним в своих черных одеждах, бледный и довольный собой. А потом он наклонился и бережно убрал волосы с лица Ши Уду.

– Ты никогда от меня не уйдешь, – сказал Хэ Сюань, гладя его по лицу. – Не из-за брата. Уже давно не из-за брата. Ты не уйдешь потому, что тебе нравится быть здесь.

Ши Уду отвернулся от зеркала, и, закусив губу, стыдливо обхватил ладонью свой член. Он не хотел видеть свое лицо. И почему-то видел. И знал. Хэ Сюань был прав.

@темы: Арт, Свой пейринг, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Текст

---

Ван Чжочэн & Все: Хэ Сюань/Ши Уду, текст

[Ван Чжочэн & Все]

Название: Сорт ненависти
Команда:  Ван Чжочэн & Все
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду (односторонний), Хэ Сюань/Ши Цинсюань (просто больноублюдочный)
Тип: текст
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, драма, пиздец, всё плохо, ЮСТ, повседневность
Размер: драббл, 817 слов
Саммари: Хэ Сюань ест и ненавидит Ши Уду, Ши Цинсюань виснет на Хэ Сюане, Ши Уду не море, его не волнует. Ничто не ново под луной.
Предупреждения: пейринг - уже предупреждение. Изысканные сорта стекла для особых гурманов. Но тут всё довольно безобидно. Пока.

– Мин-сюн! Мин-сюн, ну посмотри на меня?

Ши Цинсюань немного пьян и весьма навязчив. Он почти лежит на "своём дорогом друге" (который, конечно, не друг ему вовсе!) и болтает о всякой ерунде. Хэ Сюань терпит молча и жуёт мясо, не чувствуя вкуса, а вокруг все смеются и веселятся…

Хэ Сюаню хочется убивать.

– Мин-сюн! Ты так вгрызаешься в эту куриную ножку, будто в шею врага! Даже смотреть жутко!

Веселится и Ши Цинсюань. Одному Хэ Сюаню совсем не весело. Потому что (он давно разучился улыбаться) враг сидит прямо напротив него, похожий и, одновременно, непохожий на виснущего на нём бога ветра. Его лицо столь же красиво, но надменное выражение, застывшее на нём, хочется содрать вместе с кожей. Лёгкое раздражение – единственная эмоция, проскальзывающая в его равнодушном взгляде, когда тот падает на его брата и "Мин И". Так смотрят на мелкую, но досадную неприятность, вроде комара…

Так нельзя смотреть на Хэ Сюаня. Наступит день, и Ши Уду придётся это усвоить.

– Ты уже столько съел, и как в тебя влезает так много еды, Мин-сюн?

– Я умер голодным, – отвечает Хэ Сюань.

Ши Цинсюань смеётся над "шуткой", которая, конечно, не шутка вовсе. Он умер голодным, несчастным, раздавленным, потерявшим всё и всех, и причина этого здесь, за одним с ним столом прикрывает лицо веером. Хэ Сюань думает, что сломает его первым делом.

Сначала – веер. Потом – Ши Уду.

Равнодушие? Раздражение? Презрение? Он сотрёт с этого (красивого) лица всё, кроме страха и боли. Он превратит жизнь Ши Уду в бесконечный кошмар, он не будет столь милосерден, чтобы просто убить его – о нет! Он заставит его на коленях молить о прощении и быстрой смерти!

И всё бы ничего, но когда воображаемый Ши Уду опускается на колени, Хэ Сюаню – мёртвому и холодному, словно замёрзшая во льдах рыба – становится по-настоящему жарко. И сердце, которое вовсе не должно биться, стучит будто заполошное, быстро-быстро. Дыхание, которое не более, чем маскировка, учащается. И всё это злит Хэ Сюаня ещё сильнее.

– Мин-сюн, ты знаешь, мне совсем не нравится этот генерал Пэй, – жалуется Ши Цинсюань ему на ухо, кивая на оного генерала.

– Мне тоже, – коротко отвечает Хэ Сюань.

Пэй Мин – типичный бог войны, громкий и наглый. Он что-то вещает на весь сад, по-свойски положив руку на плечо Ши Уду. Хэ Сюань не вслушивается, потому что гнев кипит у него в груди. Да, Пэй Мин, определённо, ему не нравится, как и Линвэнь, подошедшая к Ши Уду со спины и склонившаяся к его уху. Наверняка – да нет, точно! – они помогали своему дружку всё это провернуть и скрыть, а значит, они тоже должны страдать!

(Красивое) Ненавистное лицо Ши Уду смягчается, когда он разговаривает с ними.

(За это тоже…)

(Потому что, ему явно приятно общаться с ними, а ему не должно быть приятно).

"Боль и страх", – повторяет про себя Хэ Сюань и снова падает в свои фантазии, где Ши Уду стоит перед ним на коленях, израненный и избитый и глядит на него…

Надменно. Холодно. Равнодушно. С лёгким раздражением разве что – как на комара.

Хруст. Куриная кость разламывается на части, не выдержав напора сомкнувшихся на ней зубов. Ши Цинсюань восторженно хлопает в ладоши. Кажется, он пьян уже не немного.

– Что бы эта курица тебе не сделала, ты определённо ей отомстил! – шепчет Ши Цинсюань, касаясь губами его собственного уха. Хэ Сюань кивает.

– Точно, – говорит он.

Вот только отомстить Ши Уду пока не получается даже в фантазиях. Потому что тот отказывается каяться и умолять. Хэ Сюань мысленно заносит руку для удара, и взгляд воображаемого Ши Уду меняется. Вот только это вовсе не страх, а…

(Страсть!)

Что-то тёмное, яростное, всепоглощающее, чему Хэ Сюань не в силах противиться. Он запускает руку в волосы Ши Уду и тянет их с силой, заставляя запрокинуть голову. Это… просто ненависть, просто одна из её форм, верно? Эти ведь унизительно – так успокаивает себя Хэ Сюань, вот только воображаемый Ши Уду вовсе не выглядит униженным. Он как будто забавляется тем, что сумел довести Хэ Сюаня до такого, заставить его потерять контроль над своими эмоциями, заставить его…

(Хотеть себя).

Хэ Сюань опрокидывает в себя кувшин вина – залпом, прямо из горла. Ши Цинсюань обнимает его сзади, положив подбородок ему на плечо и прижимаясь мягкой женской грудью – когда успел, а?

– Мин-сюн, давай уйдём отсюда? – предлагает он. Хэ Сюань снова кивает. Он больше не может смотреть на развлекающегося Ши Уду.

(Он не смотреть на него хочет!)

Сегодня он опять будет трахать Ши Цинсюаня, представляя на его месте его брата – благо, они таки во многом похожи, а в чём нет – то дорисует воображение. Потому что член, которому в общем-то тоже стоять незачем, натянул штаны так, что чудом не рвёт, и хорошо, что его одежды свободны, и никому нет до него дела...

– О… ты так хочешь меня, Мин-сюн?! – никому, кроме Ши Цинсюаня. "Не тебя, – думает Хэ Сюань. – И не хочу, а… ненавижу!"

И молчит.

@темы: Чужой пейринг, Драма/ангст/хоррор, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Ван Чжочэн/все, Текст

---

Bingjiu team: арт, Хэ Сюань/Ши Уду

[bingjiu]

Название: Ты в моих руках
Команда: bingjiu team
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Тип: арт
Жанр: флафф
Рейтинг: R
Примечания: Нет

@темы: Арт, Чужой пейринг, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду

---

Bingqiu team: арт, Хэ Сюань/Ши Уду

[bingqiu]

Название: Нелюди
Команда:  bingqiu team
Персонажи: Хэ Сюань/Ши Уду
Тип: арт
Жанр: драма
Рейтинг: G
Примечания: нет

@темы: Арт, Чужой пейринг, Драма/ангст/хоррор, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду

---

Bingjiu team: арт, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

[bingjiu]

Название: Быть с тобою рядом
Команда: bingjiu team
Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Тип: арт
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Примечания: Нет

@темы: Арт, Чужой пейринг, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

---

Bingqiu team: арт, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

[bingqiu]

Название: Что угодно, только не слезы
Команда:  bingqiu team
Персонажи: Сюэ Ян, Сяо Синчэнь
Тип: арт
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Примечания: нет

@темы: Арт, Чужой пейринг, Драма/ангст/хоррор, mini OTP wars, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

---

Shuangshui Team: арт, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

[Shuangshui Temple]

Название: Мечтать (не) вредно
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Сяо Синчэнь/Сюэ Ян
Категория: слэш
Жанр: безудержный флафф
Рейтинг: G
Исходники: текстура

@темы: Арт, Чужой пейринг, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Сюэ Ян/Сяо Синчэнь

---

[Аурум]

Уважаемые участники!

8 мая объявляется днем пейрингов Ван Чжочэн/все и Сюэ Ян/Цзинь Гуанъяо
Работы принимаются с 00.00 до 23.59 мск.

Не забывайте, пожалуйста, проставлять теги и оформлять шапки работ.

Код шапки

<b>Название:</b>
<b>Команда:</b>
<b>Персонажи:</b> 
<b>Тип:</b>
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Размер:</b>
<b>Примечания:</b>
<b>Саммари:</b> 

---

WangChengXian Team, миди

[WangChengXian Team]

Название: Любовная лихорадка
Команда:  WangChengXian Team
Персонажи: Лань Чжань/Вэй Ин/Цзян Чэн
Тип: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, 7815 слов
Саммари: все любят Цзян Чэна

Цзян Чэн рассеянно крутил на пальце Цзыдянь и рассматривал тренирующихся учеников. Новичков в этом году было много. С одной стороны, это, конечно, хорошо — орден растет. С другой… Один из учеников испуганно дернулся, услышав отдаленный раскат грома, и подставился под удар деревянного меча. Цзян Чэн подавил тяжелый вздох — с другой стороны, с ними столько мороки.

Хуже всего были те из них, которых до этого обучали в своих кланах или семьях. Они посматривали на остальных свысока и даже мастера слушали снисходительно. Именно поэтому Цзян Чэн и пришел на тренировку — в его присутствии они немного присмирели. Он видел у них ошибки в базовых стойках, неправильные хваты на рукояти меча и понимал, что переучивать их будет куда сложнее, чем обучать с нуля тех, кто не знает совсем ничего. И самое плохое — заниматься этим придется ему: первые несколько уроков по традиции проводил глава ордена.

Цзян Чэн любил тренировать учеников, правда, это вносило приятное разнообразие в нудные переписки и разбор документов. Но ему нравилось заниматься с теми, кто постарше, а не со спесивой мелочью.

Он мысленно составлял расписание тренировок, когда заметил спешащего со стороны дома помощника.

— Глава Цзян, — он кивнул, показывая, что слушает. — Ваша тетушка приехала.

— Тетя? — Цзян Чэн удивился. Обычно она всегда предупреждала о визитах заранее. — Проводи ее в малый зал и распорядись подать чай.

Он еще раз оглядел учеников, запоминая, кому придется уделить особое внимание, вежливо поклонился мастеру и пошел в дом.

Тетя могла приехать так неожиданно только по двум причинам. Возможно, она хотела попросить о чем-то накануне завтрашнего Совета кланов. И Цзян Чэн был бы очень рад, если она посетила его именно поэтому, какой бы сложной ни оказалась просьба.

Увы, вторая причина была куда более вероятной и куда менее приятной. Наверняка она нашла ему очередную невесту. Цзян Чэн вздохнул — если тетя поставила себе какую-то цель, остановить ее почти невозможно.

Он вспомнил, как около года отказывался от служанок из клана Мэйшань Юй, которых она ему предлагала. Объяснял, что они могут вызвать недоверие, убеждал, что и сам в состоянии постоять за себя, говорил, что они будут напоминать ему о трагедии.

В итоге на одной из них неожиданно женился его помощник — Цзян Ливэй, а вторая переехала к нему на правах сестры.

И, естественно, служить они стали в Пристани Лотоса, быстро став неофициальными телохранителями главы.

Сейчас Цзян Чэн к ним привык, они действительно во многом ему помогали, но в то же время служили постоянным напоминанием о его сокрушительном поражении от тетушки. Утешало только, что на тот момент ему было всего двадцать с небольшим, и он еще не умел противостоять коварным интригам.

Попыткам тети его женить он противостоял уже десять лет. И втайне очень этим гордился.

Он зашел в малый зал и поклонился:

— Тетя, чем обязан столь приятному, хоть и неожиданному визиту?

— Цзян Чэн, ты опять сразу переходишь к делу, — она неодобрительно покачала головой и повела рукой, указывая, куда он должен сесть.

Вот так всегда, даже когда она была у него в гостях, то выглядела хозяйкой, а он чуть ли не непрошенным гостем.

Цзян Чэн послушно сел за стол и вежливо отпил чай.

— Как дела в ордене? Не беспокоят ли твари? Хорош ли урожай? Как твое самочувствие?

Его закидали ничего не значащими вопросами, и Цзян Чэн понял, что угадал неприятную причину визита. Если бы у тети была какая-то важная просьба, она и сама бы незамедлительно перешла сразу к делу.

Он скупо отвечал на расспросы, тягостно ожидая разговора об очередной невесте.

— Хорошо, что в твоих землях спокойно, — покивала тетя, отпивая чай. — Значит, семья Бо успеет на Совет вовремя. В этом году они представляют интересы своего клана. Я, кстати, предложила им переночевать в Пристани Лотоса, раз они все равно будут проезжать мимо. Ты же не против?

— Конечно, нет, тетя, — обреченно согласился Цзян Чэн.

— Их всего несколько человек: сам Вэймин Бо, его дочь Мэйли Бо — прекрасная девушка, красивая, скромная, послушная — и двое слуг.

— Я распоряжусь, чтобы им подготовили комнаты, — Цзян Чэн старался, чтобы ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Замечательно, — тетя благосклонно кивнула. — Я бы тоже отдохнула до их приезда, дорога меня утомила.

Ее голос звучал несколько укоризненно, будто это Цзян Чэн настоял на ее визите.

Тетушка поднялась, расправила складки ханьфу и, поклонившись, вышла из зала.

Цзян Чэн проводил ее взглядом и, как только дверь за ней закрылась, одним глотком допил чай, чтобы тут же швырнуть чашку на стол. Она жалобно звякнула и скатилась на пол.

Вечер обещал быть тяжелым.

***

— … желтые лотосы тоже прижились, а вот длиннолепестковые слишком капризные, — Цзян Чэн бессознательно кивнул. Он уже около часа сидел и кивал на каждую фразу господина Бо, совершенно не вслушиваясь в их смысл. Будь его воля, он бы давно выгнал его, нисколько не смущаясь нарушения правил гостеприимства. Но рядом с господином Бо сидела тетя и зорко следила за Цзян Чэном: как только он начинал раздраженно крутить Цзыдянь или хмуриться, она подливала ему чай, слегка ударяя о край чашки носиком чайника.

Цзян Чэн пил и снова кивал, стискивая зубы.

Слева от господина Бо сидела его дочь. Тетушка, кажется, сильно снизила свои требования к невестам, потому что лицо девы Бо было покрыто таким слоем рисовой пудры, что сразу наводило на мысли о тщательно скрываемых изъянах.

— Возможно, вам стоит взглянуть, в каких условиях растут длиннолепестковые лотосы в этой резиденции? — предложила тетушка. — Здесь за ними ухаживают самые умелые сборщики.

Цзян Чэн снова подивился тому, как легко ложь слетает с языка тети — как будто кто-то вообще ухаживал за лотосами, они же росли как сорняки, хоть рви их, хоть срезай, хоть ломай стебли, меньше их не становилось.

— Прекрасное предложение, — очень ненатурально возрадовался господин Бо. А вот он врать совсем не умел, сразу засуетился, оглянулся на дочь.

Цзян Чэн укоризненно посмотрел на тетю — она опять хотела оставить его наедине с незамужней молодой девой. Неужели надеялась, что он разглядит неописуемую красоту за слоем пудры?

— Я здесь частый гость, поэтому не будем отвлекать главу Цзян, — тетушка проигнорировала его молчаливое возмущение и, грациозно поднявшись, взяла господина Бо за руку. — Я вам сама все покажу.

— Да и моя дочь устала с дороги, не дело нагружать ее лишними прогулками, — подхватил тот. Он явно говорил тетиными словами. — Хотя, право, я бы не отказался, чтобы глава Цзян нас сопровождал, — неожиданно сказал он, оглядываясь на Цзян Чэна.

— В этом нет нужды, — тетя нахмурилась и с силой увлекла господина Бо к дверям. — Сейчас сюда подойдут служанки, а там и мы вернемся.

Наступила тишина. Дева Бо молчала, Цзян Чэн тоже. Он уже понадеялся, что так они и просидят до возвращения ее отца и тети, но через несколько минут дева Бо вскинула на него глаза и тихо спросила:

— Чаю?

Цзян Чэн так же молча кивнул.

Она зашуршала длинными рукавами, приподнимая чайник, и тут же неловко уронила его себе на платье.

— Ах! — она всплеснула руками и вновь замолчала.

— А вы весьма неуклюжая, — отметил Цзян Чэн.

— Да, глава Цзян, — покорно кивнула она.

— Это скверное качество для молодой девушки, — добавил он.

— Да, глава Цзян, — вновь согласилась дева Бо.

— Я плохо переношу запах рисовой пудры, он мне неприятен, — Цзян Чэн начал раздражаться.

— Простите, глава Цзян, — она подняла руку и рукавом стала стирать пудру с лица.

Цзян Чэн ошеломленно наблюдал за ее действиями — такого он не ожидал. Зато изъян обнаружился сразу — небольшое родимое пятно над верхней губой. Но теперь это было не главным, дева Бо вела себя слишком странно.

— У вас ужасные манеры, — наверное, впервые совершенно честно сказал Цзян Чэн.

— А у вас они прекрасные, — на секунду ему показалось, что она шутит, это было неожиданно и очень к месту, он почти улыбнулся. Но она смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых плескалось восхищение, и говорила совершенно серьезно. — Я бы хотела научиться у вас, как правильно себя вести.

— Этому вас должна была научить ваша мать, — Цзян Чэн уже откровенно грубил. Ему совсем не нравилось все происходящее, он покосился на дверь, надеясь на возвращение тети, но той все не было.

— Ах, моя мать умерла и не успела научить меня ни манерам, ни искусству спальных покоев, — она потеребила мокрый подол ханьфу. — Но я очень быстро учусь. Всему.

— Дева Бо! — Цзян Чэн встал и отошел от нее на несколько шагов. — Мы не в борделе, я ищу себе супругу, а не девушку на одну ночь!

— Но я согласна стать кем угодно, — она тоже поднялась, не отрывая от него взгляда. — Если я не подхожу как супруга, возьмите меня на одну ночь!

Цзян Чэн изумленно молчал — просто не знал, что ответить на столь возмутительное предложение.

Неизвестно что почудилось в его молчании деве Бо, но она начала резво снимать с себя верхние одежды.

— Немедленно прекратите! — попытался остановить ее Цзян Чэн, и именно в этот момент дверь в зал распахнулась.

Тетушка замерла на пороге, оглядывая кабинет.

— Цзян Чэн!

— Тетя, я вообще ничего не сделал!

Но тетя уже и сама сообразила, что он не при чем. Она неодобрительно нахмурилась и быстро подошла к девушке.

— Прикройся, — она запахнула наполовину снятые одежды, несмотря на сопротивление девы Бо.

Господин Бо, зашедший следом за тетей в зал, растерянно огляделся и перевел взгляд на Цзян Чэна. Тот приготовился отражать негодование и возмущение отца опозоренной девушки, но вместо обвинений господин Бо подбежал к нему и участливо спросил:

— Она вас смутила? Простите мою глупую дочь, она совершенно не умеет нравиться мужчинам. Я готов загладить ее вину как вам будет угодно.

— Что? Нет, — Цзян Чэн отступил на шаг, но господин Бо тут же придвинулся ближе.

— Отец, ты обещал его для меня, — возмущенно забилась в руках тети дева Бо.

— Замолчи, дура, ты его недостойна, — он даже не оглянулся на свою дочь.

— Тетя! — рявкнул Цзян Чэн. — Оставляю вас с вашими гостями наедине.

Он отпихнул господина Бо и вылетел из комнаты. Что за безумие здесь происходит?

***

Цзян Чэн бросил взгляд на небо — до темноты еще оставалась пара часов, он успеет провести небольшую тренировку, но сначала лучше успокоиться. В кабинете он, немного подумав, все же налил себе вина.

Интересно, зайдет ли тетя? В этот раз она, конечно, превзошла саму себя. Найти целую семью безумцев надо еще умудриться. Цзян Чэн покачал головой и выпил. Может, после такого провала она хоть ненадолго оставит его в покое.

— Глава Цзян?

— Заходи, Цзян Ливэй, — Цзян Чэн приподнял чашку, приветствуя его.

Вовремя. Как раз надо оставить несколько указаний на время его отсутствия. Он очень не хотел ехать на Совет кланов, потому что тот должен был проходить в Облачных Глубинах. Где теперь жил Вэй Усянь со своим — Цзян Чэн поморщился и сделал глоток вина — мужем Лань Ванцзи. И всегда оставался шанс их встретить, хотя он, конечно, приложит все усилия, чтобы этого не произошло.

— Это тебе, — отвлек его от размышлений Цзян Ливэй.

Цзян Чэн поднял глаза и обомлел: ему протягивали букет лотосов. Длиннолепестковых. Еще свежих — со стеблей стекали капли воды.

— Это что? — он крепче сжал в руке чашку — кажется, одним кувшином не обойтись.

— Цветы, — Цзян Ливэй восхищенно смотрел на него и улыбался, что разительно отличалось от его обычно хмурого и сосредоточенного выражения лица. — Тебе. Я бы сказал, что они такие же красивые, как ты, но это будет неправда. Ты намного красивее.

— Понятно, — Цзян Чэн приложил ладонь ко лбу — начинала подступать головная боль. Безумие продолжалось. — Снимай ханьфу, — он отставил чашку и поднялся.

— Да, глава Цзян! — с восторгом откликнулся Цзян Ливэй, бросил цветы на пол и начал срывать одежду.

— Штаны оставь, — одернул его Цзян Чэн, с жалостью наблюдая за этим безобразием.

Он положил ладонь на грудь своего помощника, концентрируясь на энергии Золотого ядра, проверил циркуляцию ци по меридианам, убедился, что ни один даньтянь не поврежден, и отошел.

— Глава Цзян, — просительно позвал Цзян Ливэй, тяжело дыша.

— Оденься, — устало сказал Цзян Чэн. Он не заметил никакого воздействия на духовные силы Цзян Ливэя, искажения ци тоже не было. Тогда что, духи его забери, происходит?

— Глава Цзян, я не хочу…

— Вон! — рявкнул Цзян Чэн и полоснул развернувшимся Цзыдянем по голой груди Цзян Ливэя.

Тот пошатнулся, но даже не подумал отступать, только восхищенно выдохнул и сделал шаг ближе.

— Это начинает надоедать, — пробормотал Цзян Чэн и быстро нажал несколько акупунктурных точек, погружая Цзян Ливэя в сон.

Как не вовремя этот Совет! Ему придется на три дня покинуть свой орден, в котором творилось что-то странное, только для того, чтобы слушать очередные жалобы и глупые споры. Если бы дело было только в нем, он бы не поехал, но бросать Цзинь Лина одного с кучей старых интриганов нельзя.

Цзян Чэн одним глотком прямо из кувшина допил вино и отправился на тренировочное поле. Ему надо было предупредить, что никакого обучения сегодня не будет.

Это оказалось ошибкой. Он смог вырваться из круга обступивших его учеников только вскочив на Саньду. Зато теперь стало понятно, что безумие не ограничивалось семьей Бо и Цзян Ливэем. Каждый человек в его ордене мечтал выразить ему свою любовь всеми доступными и далеко не всегда приличными способами.

Снижаясь к своей комнате, Цзян Чэн вовремя заметил столпившихся около двери служанок и тут же сменил направление. Нет уж, хватит с него любви на сегодня.

Он подлетел к одному из самых высоких деревьев в Пристани — Цзян Чэн иногда любил сидеть на нем в одиночестве. Ночь он решил переждать здесь. Поискав среди ветвей, он нашел запрятанный с прошлого раза кувшин вина и порадовался своей предусмотрительности.

С удобством устроившись на широкой ветке, Цзян Чэн прикрыл глаза. Скорее всего, это проклятие. Обычные твари не могли действовать так осмысленно, значит, в странном поведении его людей виноват заклинатель. И когда Цзян Чэн его отыщет, то вырвет ему ноги.

***

— Глава Цзян! Я тебя нашел!

— Чтоб тебе лютый мертвец рукав оторвал пять раз подряд, ублюдок! — чуть не свалившись от громкого голоса, Цзян Чэн в последний момент успел схватиться за ствол дерева.

— Ты так красиво ругаешься!

— Да заткнись уже, — Цзян Чэн потер глаза, пытаясь проснуться. Оказывается, вовсю уже светило солнце, и время приближалось к полудню. Ну надо же. Надо почаще ночевать на дереве, он у себя в комнате так хорошо не высыпался.

— Ты же возьмешь меня с собой на Совет? — настойчиво спросил Цзян Ливэй.

— И не подумаю, — к сожалению, за ночь ничего не изменилось, значит о горячей воде можно было и не мечтать. Как только он прикажет набрать бочку, чтобы помыться, сюда сбежится вся Пристань. Ладно, ничего, найдет подходящее озеро по пути к Облачным Глубинам.

Куда, кстати, уже пора выдвигаться.

Связав почти не сопротивляющегося Цзян Ливэя Цзыдянем и вновь погрузив в сон, Цзян Чэн мстительно оставил его на дереве — а вдруг свалится, так ему и надо.

***

Каменистая площадка перед входом в главный зал в Облачных Глубинах была заполнена заклинателями. Цзян Чэн, еще снижаясь, заметил большое желтое пятно — орден Цзинь. В этот раз Цзинь Лин взял с собой чуть ли не два десятка сопровождающих — он наконец-то начал набирать группу преданных последователей. Тех, кого пытались навязать ему старейшины, он отправлял на дальние рубежи сторожевых башен. Даже без совета Цзян Чэна, умный мальчик.

Цзян Чэн приземлился поближе к нему, он в этот раз в нарушение всех традиций прибыл один, и ему не хотелось привлекать к этому лишнее внимание.

— Дядя, ты опоздал, — прошипел вынырнувший из гущи людей Цзинь Лин. — А еще мне что-то о манерах говоришь. Почему ты один? Что-то случилось?

С каждым вопросом его тон становился все тревожнее, он внимательно оглядывал Цзян Чэна, наверняка проверял, не ранен ли.

— Все нормально, прекрати суетиться, — одернул его Цзян Чэн. Рассказывать о нелепых проблемах в своем ордене он не собирался, сам разберется.

Сейчас ему очень не хватало столов с легким вином и закусками, какие выставляли на советах в Ланьлин Цзинь. Сам он готовил такие же и тратил немало денег на угощения. Орден Гусу Лань же приветствовал гостей пустой равниной. А в самом зале будет только чай. И ведь даже в жадности их не обвинишь, традиции у них такие. Хорошо устроились. Интересно, как сейчас изменятся приемы в Цинхэ Не? Раньше их всегда помогал организовывать Цзинь Гуанъяо.

— Дядя! — Цзинь Лин невежливо толкнул его в бок. — Тебя уже объявили, ты чего спишь?

— Орден Юньмэн Цзян! — вновь звонко разнесся над площадкой голос распорядителя, и Цзян Чэн недоуменно нахмурился. Он не мог припомнить ни одного раза, чтобы его первого приглашали в зал. И надо же было этому случиться именно сегодня.

Он постарался выглядеть совершенно невозмутимым, в одиночестве поднимаясь по лестнице. Ему казалось, что все взгляды направлены на него, а возможно и не казалось. Такое излишнее и пристальное внимание раздражало. У него даже не было возможности осмотреться и проверить, здесь ли Вэй Усянь с Лань Ванцзи. Не то чтобы он жаждал их увидеть, просто хотел убедиться, что хотя бы они на него сейчас не пялятся.

— Прошу сюда, глава Цзян, — встречающий адепт ордена Лань сегодня был очень суетлив. — Вот. Здесь вам удобно? Присаживайтесь, — он слегка коснулся пальцами его рукава, и Цзян Чэн смерил его недовольным взглядом. — Налить вам чаю? У нас есть…

— Благодарю, — ледяным тоном отозвался Цзян Чэн. — Вас ждут другие гости.

— Да, конечно, — адепт еще немного потоптался рядом и отошел.

Чая не хотелось. Хотелось, чтобы прием закончился как можно быстрее. Раз уж Цзян Чэн застрял здесь на три дня, надо воспользоваться библиотекой Гусу Лань, почитать о проклятиях. Он сомневался, что здесь найдется информация о заклинаниях такого рода, но свои записи он просмотрит, как вернется, а пока придется использовать то, что под рукой.

— Благодарю, но я сяду здесь, — Цзян Чэн моргнул, выныривая из своих мыслей, он и не заметил, что зал почти заполнился людьми, а рядом с ним стоит Лань Сичэнь.

— Но ваше место за другим столом, — настойчиво убеждал его тот же самый суетливый адепт.

— Ничего страшного, я составлю компанию главе Цзян, раз уж он сегодня без сопровождающих. Вы же не против? — он посмотрел на Цзян Чэна, и тот молча наклонил голову. Какая ему разница, с кем сидеть.

А вот место было не очень удобным, в самом центре на возвышении, опять под кучей любопытных взглядов.

— Как дела в вашем ордене? — начал беседу Лань Сичэнь. Он выглядел намного лучше, чем в их прошлую встречу на Ночной охоте, уединение явно шло ему на пользу.

— Спасибо, прекрасно, — Цзян Чэн не хотел разговаривать, но выбора не было.

Лань Сичэнь улыбнулся и явно собрался сказать что-то еще, но его перебили.

— Глава Цзян, глава Лань, как я рад вас видеть! Ох, здесь самый красивый набор чашек, я не могу пройти мимо! Это просто великолепно. Вы позволите? — справа от Цзян Чэна стоял Не Хуайсан.

— Мне кажется, твое место не здесь, — как-то прохладно ответил Лань Сичэнь, а Цзян Чэн вновь кивнул, ему по-прежнему было все равно.

— Замечательно, — Не Хуайсан не обратил внимания на возражение Лань Сичэня и опустился за стол. — Цзян Ваньинь, я как раз хотел попросить у тебя разрешения поохотиться на твоих землях, мы сейчас набираем много новичков, на всех мест Ночной охоты не хватает.

Не Хуайсан придвинулся ближе, ожидая ответа.

— Мне казалось, ты хотел попросить об этом одолжении меня, — вновь раздался голос Лань Сичэня, ставший еще на пару градусов холоднее.

— Ах, — Не Хуайсан взмахнул веером. — Земли Юньмэн Цзян подходят гораздо лучше, — он не отводил глаз от Цзян Чэна.

Нет. Нет-нет-нет. У Цзян Чэна похолодели руки. Не может быть.

— Чаю? — рядом с ним стояла служанка с подносом. Он посмотрел на нее и встретил тот же бессмысленно-восхищенный взгляд, что уже видел у девы Бо и Цзян Ливэя.

Не Хуайсан между тем придвинулся так близко, что до Цзян Чэна долетали порывы ветра от частых взмахов его веера, на Лань Сичэня смотреть не хотелось — от него расходилась убийственная аура.

— Этому столу я подаю чай, — вторая служанка почти отпихнула первую. — У меня особый сбор. Налить вам?

От предложений налить чаю у Цзян Чэна уже начинался нервный тик.

— Вы свободны, — Лань Сичэнь улыбался, но служанки пошатнулись и медленно отошли от стола. — Я ведь и сам могу вас угостить, вы не против, глава Цзян?

Цзян Чэн молчал, он пытался незаметно осмотреться и искал пути отступления. Так значит, это не на его людей наслали проклятие. Какой-то наглец посмел шутить над ним самим! Одними вырванными ногами он не отделается. Цзян Чэн сжал зубы, чувствуя подступающее бешенство. По ободку Цзыдяня с громким треском пробежала искра.

— Разве это гостеприимство? — голос Не Хуайсана звучал безмятежно, но смотрел на Лань Сичэня он очень недобро. — Я бы угостил Цзян Ваньиня самыми сладкими… угощениями, — он вновь взмахнул веером и уронил его на стол прямо рядом с только налитой Лань Сичэнем чашкой чая, задев ее так, что она опрокинулась. — Простите мою неловкость.

По столу медленно растекалась лужа, а Цзян Чэн понял, что в зале уже давно стоит полная тишина.

Ситуация становилась не только нелепой, но и опасной. Здесь больше сотни заклинателей, они все являются сильнейшими представителями своих кланов, в воздухе уже чувствовалось собирающееся напряжение.

Цзян Чэн неловко дернул рукой, задевая вторую чашку, и опрокинул ее на себя.

— Извините меня, — он резко поднялся. — Мне надо переодеться.

— Глава Цзян! — его звали, кажется, со всех сторон одновременно, но он практически пробежал расстояние до двери.

Выскочив на улицу, он ненадолго замедлился, пытаясь понять, где бы ему спрятаться, и тут его цепко схватили за руку.

— Глава Цзян, простите этих неловких мальчишек, — Цзян Чэн застыл, неверяще разглядывая стоящего перед ним Лань Цижэня. — Совершенно не умеют заботиться о гостях. Позвольте я провожу вас в уединенное место.

Он говорил спокойным тоном, и на секунду Цзян Чэн почти поверил, что его это безумие не охватило, пока не понял, что именно кажется неправильным в его облике. На лбу Лань Цижэня не было ленты. Цзян Чэн сглотнул и опустил взгляд — из рукава его фиолетовых одежд виднелся ее белый кончик.

— Я…, — он запнулся, услышав сзади нестройный гул приближающейся толпы, — с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

Глаза Лань Цижэня удовлетворенно блеснули, он отвернулся, приглашая следовать за собой, и Цзян Чэн, воспользовавшись моментом, позорно сбежал под защиту раскидистых деревьев.

Плутая по Облачным Глубинам и отбиваясь от встреченных групп адептов самых разных орденов, он продумывал самые страшные пытки, которым подвергнет того ублюдка, что поставил его в эту сумасшедшую ситуацию.

Пользуясь проверенной тактикой, Цзян Чэн взлетел на дерево и укрылся в его ветвях. Он чувствовал себя загнанной дичью, на него охотились как на какую-то навку! Он ударил кулаком по стволу, и Цзыдянь отозвался на его эмоции яркой вспышкой.

— Дядя! — послышался с земли громкий шепот. — Так и думал, что ты на дерево залез!

— Не подходи! — Цзян Чэна впервые охватил страх. Если и Цзинь Лин сейчас… Нет. Нет! Такого позора он не переживет.

— Да что происходит?! Почему все как с ума посходили и ищут тебя? Что ты сделал? Ты в порядке?

Слова Цзинь Лина звучали разумно, но после Лань Цижэня Цзян Чэн не доверял никому.

— Уходи! — резко приказал он.

— Дядя! — Цзинь Лин поднялся к нему на мече, и Цзян Чэн шарахнулся в сторону. — Ты хоть представляешь, чего я наслушался от своих адептов? — он спрыгнул на ветку и упер руки в бока. — Да я год после такого в бордель не смогу пойти! Слушать о том, что они хотят с тобой сделать! Фу! — он покраснел и отвернулся.

— А с тобой все в порядке? — уточнил Цзян Чэн, немного расслабившись. — Ты меня не любишь?

— Дядя! — зашипел Цзинь Лин и покраснел еще больше. — Ты тоже с ума сошел?!

— Возможно, — Цзян Чэн устало привалился к стволу.

— Так что происходит? — уже спокойнее спросил Цзинь Лин.

— Какой-то очень храбрый, но очень глупый человек, — Цзян Чэн крутанул на пальце Цзыдянь, — решил, что будет весело наложить на меня нелепое любовное проклятие. Я очень хочу узнать, кто это, — он предвкушающе улыбнулся.

— Дядя, ты пугаешь даже меня, лучше не улыбайся.

— Помолчи, паршивец, — беззлобно ругнулся Цзян Чэн.

Ему нужно было место, чтобы спокойно подумать, и желательно такое, где никто не стал бы его искать.

К сожалению, на ум приходило только одно.

— Где живут Вэй Усянь и Лань Ванцзи? — выбора не было.

— Ты же мне говорил не приближаться к ним.

— А то ты послушал, — хмыкнул Цзян Чэн.

— Третий дом на склоне, — Цзинь Лин указал рукой направление.Он немного помялся, а потом все же спросил. — Ты что, думаешь, это Вэй Усянь с тобой сделал?

— Нет, конечно, он же не такой глупец, — не раздумывая ответил Цзян Чэн. — В смысле, глупец, естественно. Но не настолько.

Снизу послышался шум.

— Я точно видел вспышку великолепного Цзыдяня! Глава Цзян здесь! — раздался чей-то возбужденный голос.

— Цзинь Лин, прикрой меня, — быстро сориентировался Цзян Чэн и ступил на Саньду.

— Будь осторожней, дядя.

Цзян Чэн поднялся повыше, чтобы с земли его было не видно, и полетел к указанному дому. Два заклинателя, пусть и сильных, были не так опасны, как сотня. Он надеялся, что сможет с ними справиться и немного отдохнуть. Интересно, насколько глупо они будут выглядеть под проклятием? Он видел Вэй Усяня любым, спал с ним в одной комнате и одном походном шатре, но только после его смерти понял свои чувства. Цзян Чэн попытался представить Лань Ванцзи, смотрящего на него влюбленными глазами. Воображение отказывалось рисовать эту картину. Цзян Чэн давно смирился с тем, что это невозможно. Вэй Усянь больше никогда не будет рядом, а Лань Ванцзи уж тем более не посмотрит на него хоть сколько-нибудь благосклонно. Он запрещал себе даже думать о них после сцены в храме, хватило и одной ночи безобразной пьяной истерики. Только он был таким неудачником, что тосковал по двум недостижимым людям.

Возможно, идея спрятаться у них не так уж хороша. В конце концов, можно просто скрыться в лесу. Да, так и надо сделать. Он же обязательно разберется с проклятием, и как ему потом жить, вспоминая, пусть и неискреннее, но все же желание в их взглядах?

Цзян Чэн глубоко вздохнул, успокаивая мысли, и начал снижаться к третьему дому на склоне.

Искушение слишком велико.

Он спустился на крыльцо и распахнул дверь. На пороге его встретил Лань Ванцзи, загораживающий проход.

— Гостеприимно, — похвалил его Цзян Чэн, приподняв бровь, и обошел со стороны.

— Цзян Чэн? — из другой комнаты выглянул Вэй Усянь. Его волосы были влажные, а ханьфу небрежно запахнуто. — Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?

Ни один из них не выглядел хоть каплю влюбленно. Ну, конечно, с его-то везением неудивительно, что они оказались единственными, на кого проклятие не действует. Цзян Чэн пытался подавить неожиданно сильное разочарование, его буквально захлестывала обида непонятно на что.

— Это я у тебя хотел бы спросить, — рявкнул он. — Шутки вздумал шутить?

— Что я опять сделал? — изумился Вэй Усянь. — Я ничего не делал, Лань Чжань, скажи!

— Не делал, — подтвердил тот сразу же, вставая с Вэй Усянем плечом к плечу.

— Тогда почему это на вас не действует? На всех действует, а на вас нет! — Цзян Чэн услышал, что обида все же прокралась в голос, и разозлился еще сильнее.

— Что не действует? — Вэй Усянь хлопнул глазами. — Цзян Чэн, да говори ты нормально, что произошло?

— Ничего, — процедил он и отвернулся. Плохая, очень плохая идея сюда прийти. Он не собирался просить помощи!

— Эй, да стой же ты, — Вэй Усянь дернул его за рукав, разворачивая к себе. — Может, чаю?

И тут Цзян Чэна прорвало. Он высказал все, что он думает о чае, о его предложениях, об Облачных Глубинах, о самом Вэй Усяне, о Лань Ванцзи, о них обоих вместе взятых, о людях в принципе, о том ублюдке, что наслал на него проклятие, и о самом проклятии.

Выговорившись, он устало выдохнул и почувствовал, что ему немного полегчало.

Что странно, его ни разу не перебили. Вэй Усянь смотрел на него огромными глазами, и даже Лань Ванцзи выглядел несколько удивленным.

А когда Цзян Чэн закончил говорить, он молча ушел в комнату и вынес ему кувшин вина.

Не ожидавший от него такого понимания Цзян Чэн благодарно кивнул и сделал глоток.

— То есть, — наконец отмер Вэй Усянь, — на тебя наложили проклятие, и тебя теперь все любят?

Цзян Чэн заметил, как у него начали дрожать уголки губ. Ну, он знал, что этим закончится, поэтому просто смиренно кивнул. И тогда Вэй Усянь захохотал.

Он смеялся, всхлипывал, пытался что-то говорить, но ничего не получалось. Лань Ванцзи стойко терпел, пока Вэй Усянь цеплялся за него, сгибаясь от хохота, и безмятежно смотрел вдаль. Цзян Чэн признал, что выдержка у него прекрасная, он бы уже выдал пару подзатыльников. Но после вина спокойствия у него прибавилось, так что он тоже ждал, когда Вэй Усянь придет в себя.

— Цзян Чэн, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой, — наконец тот смог простонать осмысленную фразу сквозь смех. — Ты точно нас не обманываешь?

— Зачем бы мне это понадобилось? — возмутился Цзян Чэн. — Вот, — он вытащил из рукава кучу лент, которые ему успели насовать встреченные адепты Гусу, — смотри. Я что, силой их отбирал?

Вэй Усянь взвыл и бессильно опустился на пол, а Лань Ванцзи сделал шаг вперед и резко вырвал ленты из руки Цзян Чэна.

— Дядя? — его голос дрогнул, когда он увидел ленту Лань Цижэня.

— Я сейчас умру, — предупредил Вэй Усянь с пола. Он уже даже смеяться не мог, только всхлипывал и держался за живот.

— Раздай их там обратно, — пожал плечами Цзян Чэн.

— Раздам, — Лань Ванцзы смял ленты в кулаке.

Он смотрел на них с таким неодобрением, что Цзян Чэн почувствовал смутную вину, будто действительно забрал их самовольно. Но он ни при чем!

— Так, — Вэй Усянь утер слезы и поднялся. — Я абсолютно уверен, что это не темное проклятье. И оно не злонамеренно.

— Не злонамеренно? Ты издеваешься?

— Цзян Чэн, но оно не приносит тебе вреда, — улыбнулся Вэй Усянь. — Оно приносит вред всем остальным, воздействует на их разум, твой же остается в спокойствии.

Не успел Цзян Чэн еще раз возмутиться, как в дверь тихо постучали. Вэй Усянь приложил палец к губам, призывая к тишине, а потом спросил:

— Кто там?

— Господин Вэй?

— Только его тут еще не хватало, — скривился Цзян Чэн.

— Заходи, Вэнь Нин, — позвал Вэй Усянь.

— Тебе запрещено находиться в Облачных Глубинах, — сказал Лань Ванцзи, как только тот переступил порог. Кажется, он тоже был не рад его видеть.

Но Вэнь Нин ничего не ответил, вместо этого он немного неуклюже потоптался около двери, а потом посмотрел на Цзян Чэна.

— Глава Цзян, — тихо произнес он и протянул ему ветку магнолии с распустившимися розовыми цветами.

— Ох, — тихо выдохнул Вэй Усянь.

— В задницу ее себе засунь! — рявкнул Цзян Чэн. Это переходило уже все границы.

Вэнь Нин посмотрел на него, потом на цветы и начал медленно заводить руку за спину.

— Ох, — кажется, у Вэй Усяня не осталось слов, а Цзян Чэн понял, что смотреть на то, что произойдет дальше, он не в силах.

— Стой! — прервал он Вэнь Нина и выдернул у него из руки ветку. — Я взял, все. А теперь выйди во двор и иди прямо, не останавливаясь, три часа.

— Хорошо, глава Цзян, — кивнул тот и вышел.

— Ты видишь? — Цзян Чэн повернулся к ошарашенному Вэй Усяню. — Видишь, что творится? — он ткнул рукой с зажатыми цветами в сторону окна. — Это действует даже на лютых мертвецов! Какое тут спокойствие?! — он швырнул ветку на пол и с удовольствием на нее наступил.

— Тихо, — неожиданно сказал Лань Ванцзи. — Сюда идут люди.

— Да что ж такое-то, — Цзян Чэн потер висок, ни минуты отдыха, у него просто голова кругом идет.

— Прячьтесь за ширму, — тут же сориентировался Вэй Усянь, а сам сдернул со стола одну из лент адептов, сметая остальные на пол.

Цзян Чэн еще не успел ничего сообразить, а Лань Ванцзи утянул его за ширму.

Вэй Усянь в это время быстро накинул себе на запястья ленту, а другой конец привязал к ножке стола. Он еле успел закончить, как дверь распахнулась, и в комнату ввалились несколько человек, которых вел глава Яо.

— Где глава Цзян? Его заметили, когда он летел сюда! — требовательно обратился он к сидящему на полу Вэй Усяню.

— Цзян Чэн! — взвыл тот неожиданно и громко, попытался подняться, но споткнулся и на коленях пополз к главе Яо. — Лань Чжань увел Цзян Чэна! Моего любимого Цзян Чэна!

Какой все-таки придурок, подумал Цзян Чэн, чувствуя, как в груди теплеет, а губы растягиваются в улыбке. Он так давно не видел дурачеств Вэй Усяня и так, оказывается, по ним соскучился.

— Развяжите меня, — взмолился Вэй Усянь, протягивая руки к заклинателям. — Я должен найти Цзян Чэна, он мой!

Цзян Чэн понимал, что это притворство и игра, но сердце все равно пропустило удар от таких слов. Он отвел глаза, не в силах смотреть на Вэй Усяня. Тот сейчас строил влюбленные гримасы, и от этого становилось по-настоящему больно. Он вздохнул и вдруг почувствовал ладонь Ванцзи на своих губах.

— Тихо, — почти беззвучно произнес тот, а у Цзян Чэна в который раз за этот день спутались мысли. Он отдернул голову, зло оскалившись, но все еще чувствовал фантомное прикосновение теплой кожи и тонкий аромат сандала. Если его не сведет с ума проклятие, то это сделают Вэй Усянь и Лань Ванцзи. Он не готов, совсем не готов находиться так близко к ним.

— Все, они ушли, — позвал их Вэй Усянь, и Цзян Чэн быстро выскочил из-за ширмы. Ему нужен был свежий воздух, слишком жарко, слишком душно. Всего слишком.

— Снимай ханьфу, — скомандовал Вэй Усянь, и Цзян Чэн нервно рассмеялся. Этот кошмар никогда не закончится.

— С моей ци все в порядке, — выдавил он наконец. — Я чувствую, проверять меридианы незачем.

— Ты можешь этого не замечать…

— Я сказал, все в порядке, — отрезал Цзян Чэн, с трудом подавив желание вцепиться в ворот ханьфу, будто Вэй Усянь собрался снимать его насильно.

— Ай, с тобой так сложно!

— Я могу проверить, — предложил Лань Ванцзи и достал гуцинь. Цзян Чэн пожал плечами. Пусть. Лучше так.

Полилась тихая умиротворяющая мелодия, и Цзян Чэн прикрыл глаза. Впервые за последние два дня, а может и за гораздо большее время, он почувствовал себя спокойно и хорошо.

— Течение ци в порядке, — сказал Лань Ванцзи, закончив играть.

— А я говорил, — добавил Цзян Чэн, уже тоскуя о замолкшей мелодии.

— Так это замечательно, — просиял Вэй Усянь. — Значит, проклятие воздействовало не на духовную энергию, а на физическое тело. А такие заклятия недолговечны, оно будет действовать три-четыре дня, не больше.

— Хоть что-то хорошее, — признал Цзян Чэн.

— Но это значит, что его наложил кто-то, находящийся рядом с тобой. Это мог быть порошок, снадобье, подсыпанные в еду, питье, или воскуренные травы, — продолжал рассуждать Вэй Усянь. — Рассказывай, когда это началось?

— На смотринах, — отозвался Цзян Чэн, припоминая весь вчерашний день в подробностях.

— У тебя были смотрины? Удачные? — голос Вэй Усяня звучал напряженно.

— Необычайно, — хмыкнул Цзян Чэн. — Особенно хорошо дело пошло, когда дева Бо начала раздеваться.

— Сразу решила показать все свои преимущества, — рассмеялся Вэй Усянь. — А до этого что происходило?

— Я наблюдал за тренировкой адептов, — начал перечислять Цзян Чэн. — Потом мне доложили о приезде тети, мы пили с ней чай, и она рассказала, что пригласила деву Бо… О, нет.

— Думаю, все же да, — Вэй Усянь смотрел с сочувствием.

— Тетя, — обреченно признал Цзян Чэн. И как он с самого начала не догадался? Неожиданный визит, проезжающая мимо невеста. Чай этот, опять же, ненавистный. Да, тетя и правда не умела отступать от своих затей, раз пошла на такие отчаянные меры.

— Ты можешь пожить у нас пару дней, — предложил Вэй Усянь. — Пока заклятие не рассеется окончательно.

— Ни за что, — тут же отказался Цзян Чэн. Да он тут с ними точно безумцем станет. — И я все еще не понимаю, почему это не подействовало на вас! Только на вас. И на Цзинь Лина.

— Любовные заклятия не действует на тех, кто и так влюблен, — неожиданно, но это сказал Лань Ванцзи.

— Да-да, — подхватил Вэй Усянь. — А мы с Лань Чжанем очень сильно любим друг друга.

— Отвратительно, — Цзян Чэн отвернулся. Это что же, значит, Цзян Ливэй не любит свою жену? И неужели все те заклинатели… Так. — Цзинь Лин в кого-то влюблен? — наконец-то он понял, что задело его больше всего.

— Он любит тебя, — снова подал голос Лань Ванзци.

— Лань Чжань хочет сказать, — опять влез Вэй Усянь, пока Цзян Чэн в ужасе представлял, что Цзинь Лин влюблен в него, — что он же твой племянник, родственник, поэтому и так тебя любит. На него не действует. На тетю же тоже не подействовало.

— К демонам вас! — воскликнул Цзян Чэн, чувствуя, как паника медленно отступает. — Болтаете, что вздумается!

— Вэй Ин, — ему показалось, что голос Лань Ванцзи звучит укоризненно, но сил разбираться во всем этом уже не было.

Цзян Чэн отступил к двери и прислушался — ничьих голосов слышно не было.

— И куда ты теперь? — спросил Вэй Усянь.

— Да уж найду куда, — не стал вдаваться в подробности Цзян Чэн. Пересидит в лесах пару дней, заодно отдохнет ото всех. Он открыл дверь и на самом пороге, не оборачиваясь, добавил. — Спасибо.

***

Цзян Чэн сидел за столом и разбирал письма. Не Хуайсан прислал записку, где подтвердил свою просьбу об охоте на землях Юньмэн Цзян и выразил надежду, что глава Цзян все же согласится, несмотря на неловкие обстоятельства первого разговора. Это явно было предложением все забыть, и Цзян Чэн его точно поддерживал.

Господин Бо, как и ожидалось, прислал гневное письмо, в котором требовал принять ответственность за бесчестие, произошедшее под крышей его дома, и либо жениться на деве Бо немедленно, либо выплатить тысячу золотых в качестве компенсации.

Цзян Чэн как раз раздумывал, стоит ли честь девы Бо тысячу золотых, или хватит и пятисот, когда в дверь вежливо постучали, и в кабинет зашел Цзян Ливэй.

— Ваша тетя ждет в малом зале, — сообщил он, подходя к столу и кладя очередную стопку свитков на его край. Его лицо было сосредоточенным и отстраненным.

Цзян Чэн порадовался, что выбрал себе отличного заместителя: не требует никаких компенсаций, не выспрашивает, что случилось, сразу сделал вид, что все в порядке.

— Спасибо, я понял, — Цзян Чэн набрал туши на кисть и начал писать ответ господину Бо.

— Я, кстати, упал с дерева, — ровным тоном сказал Цзян Ливэй, и Цзян Чэн сжал кисть крепче, смазывая только написанный иероглиф.

— И сочинил стихотворение в вашу честь, — Цзян Чэн сжал зубы. Рано он обрадовался. — Я вам его прочту: “Так же прекрасен, как вспышка Цзыдяня, как молния...”

— Довольно, — он отшвырнул кисть.

— А потом мы с женой провели ночь любви, называя друг друга вашим именем.

— Что ты хочешь? — сдался Цзян Чэн.

— Три выходных. Мне надо заново налаживать семейную жизнь, — невозмутимо ответил Цзян Ливэй.

— И ты никогда не вспоминаешь об этом, — поставил встречное условие Цзян Чэн.

— Договорились, — кивнул Цзян Ливэй и пошел к двери. — Ах да, стихотворение на столе.

— Цзян Ливэй! — взревел Цзян Чэн, поднимаясь, но тот уже скрылся в коридоре. — Мстительный ублюдок, — пробормотал он и раздраженно отшвырнул свиток со стихотворением куда-то в угол, чтоб даже на глаза больше не попадался.

Его окружают ужасные люди. И сейчас надо встретиться с самым ужасным.

Он специально заставил тетю прождать около часа, но дальше оттягивать встречу было некуда.

Цзян Чэн прошел в малый зал и молча опустился за стол.

Тетя сидела с идеально прямой спиной, собранная и аккуратная, как всегда. И только руки будто жили отдельной жизнью, разглаживая несуществующие складки на идеально спадающем на колени ханьфу.

— Тетя, — наконец холодно поприветствовал ее Цзян Чэн, спустя несколько минут гнетущей тишины.

— Даже чаю мне не предложишь? — спросила она тихо.

— Я больше никогда не буду пить с тобой чай, — мрачно ответил Цзян Чэн.

Они еще немного помолчали.

— А вино? — уточнила тетя еще тише.

— Вино буду, — согласился Цзян Чэн, вытаскивая из рукава кувшин Улыбки Императора. Грех, побывав в Гусу, не купить этого вина.

После третьей выпитой чашки, Цзян Чэн наконец задал давно мучивший его вопрос.

— Тетя, зачем?

— Ты слишком долго одинок. Ты уже настолько привык к этому, что не готов что-то изменить. Но это неправильно, — она качнула головой и грустно улыбнулась. — Люди не должны быть одинокими.

— Я сам могу решить, хочу ли я что-то менять, — резко ответил Цзян Чэн и с силой опустил чашку на стол. — Тем более, такими способами. Ты же не только меня в глупое положение поставила! Знаешь, сколько людей от этого пострадали?

— Я немного не рассчитала с дозой, — она досадливо поджала губы.

— Немного? — Цзян Чэн не верил своим ушам. — Тетя, мне подарил цветы лютый мертвец!

— Неожиданный эффект, — признала она.

— Откуда вообще у тебя такая мерзость?

— Это старинный рецепт моего рода. Обычно это средство добавляли в напиток своим мужьям девушки перед первой брачной ночью. Договорные браки, — она слегка повела плечами. — Так было проще, видимо. Мне это не пригодилось, но рецепт я помнила от матушки. Ты первый, на ком я его испробовала.

— Я надеюсь, и последний. Тетя, я серьезно.

— Ситуации бывают разные, — ответила она. — Моя бабушка с помощью этого снадобья узнала, что муж ее на самом деле любит, это сделало ее супружескую жизнь намного счастливее. Я думаю, ты успел понять, что оно не действует на тех, кто и так тебя любит.

— Да, на тех, кто влюблен, — Цзян Чэн сразу вспомнил слова Лань Ванцзи.

— В тебя, — еще раз уточнила тетя.

— Да, да… Что? — Цзян Чэн насторожился. — То есть, если человек любит кого-то другого…

— То снадобье все равно сработает, — кивнула тетя. — Оно же направлено только на тебя. Чувства к другим людям значения не имеют, во всяком случае, на время его действия.

— Не имеют значения, — эхом повторил Цзян Чэн. Теперь все вставало на свои места. Ведь не могло быть такого, что ни у одного из сотни заклинателей не было дорогого человека. Да и Цзян Ливэй всегда смотрел на свою жену с обожанием. Тогда почему не сработало на Вэй Усяне и Лань Ванцзи? Не может же быть…

— Цзян Чэн? — позвала его тетя. — Ты так задумался, неужели оно на кого-то не подействовало? Что это за девушка?

— Это был Цзинь Лин, — нашел отговорку Цзян Чэн.

— Ах, — тетя сразу поскучнела. — Это вполне естественно. Вот у тебя тоже есть племянник, о котором ты заботишься. Тебе как никому другому должно быть понятно мое участие в твоей судьбе.

— Тетя, я прошу больше не участвовать в ней так сильно!

***

После отъезда тети прошло уже несколько часов, а Цзян Чэн все еще не мог успокоить свои мысли. Он мерил шагами кабинет и пытался придумать хоть одно разумное объяснение тому, что старинное проверенное снадобье не подействовало на Вэй Усяня и Лань Ванцзи.

Проблема была в том, что ничего разумного придумывать не хотелось — хотелось поверить в совершенно невозможное, но такое желанное.

Цзян Чэн готов был допустить, что Вэй Усянь еще помнил их юность, и у него остались отголоски прежних дружеских чувств. Но Лань Ванцзи! Они никогда не были близки, Цзян Чэн в основном наблюдал за ним издалека, а в их редкие встречи после смерти Вэй Усяня Лань Ванцзи выражал скорее неприязнь, чем привязанность.

Он не мог выносить этой неопределенности. Надо спросить или хотя бы просто еще раз увидеть их, попытаться понять. Хоть что-нибудь понять. Цзян Чэн, не оставляя себе времени на раздумья, встал на Саньду и полетел в Облачные Глубины.

Но что он может спросить? Да у него язык не повернется даже просто озвучить такое смехотворное предположение в их присутствии! Какая глупость приходит ему иногда в голову.

Он развернул меч обратно. В его жизни нет места пустым мечтам.

***

Совет в Облачных Глубинах так и не состоялся, его перенесли на два месяца. Видимо, для того, чтобы все оправились от позора. Цзян Чэну эту новость написал Цзинь Лин, от ордена Гусу Лань до сих пор не поступало никаких сообщений. С их строгими правилами и запретами вся эта ситуация наверняка стала кошмаром наяву. Цзян Чэн даже пожалел бы их, если бы не считал себя самым главным пострадавшим. Он до сих пор с содроганием вспоминал разговор с Лань Цижэнем.

В дверь робко постучались.

— Глава Цзян? — временный помощник отличался ужасной стеснительностью.

— Да, заходи, — откликнулся Цзян Чэн.

— Там, — помощник мялся на пороге. — Приехали. К вам.

Цзян Ливэя ощутимо не хватало, к счастью, сегодня был последний его выходной, и завтра жизнь Цзян Чэна войдет в привычное русло.

— Кто приехал? — терпеливо уточнил он.

— Ханьгуан-цзюнь и…

— Я понял, — помощник совсем стушевался и не смог произнести титул ужасного Старейшины Илина, так что Цзян Чэн над ним сжалился.

Зачем они здесь? Он только принял твердое решение, как они грозились вновь нарушить его покой. От одного имени Лань Ванцзи сердце Цзян Чэна забилось чаще. Он был отвратителен сам себе из-за таких несдержанных реакций. Надо выгнать их вон!

— Цзян Чэн! — и как он мог надеяться, что этот неугомонный будет терпеливо ждать приглашения. — Мы вина привезли.

Вэй Усянь отодвинул замершего помощника с прохода и приветственно помахал зажатыми в руке кувшинами Улыбки Императора. Следом зашел Лань Ванцзи и коротко поклонился.

— И что вы тут забыли? — хмуро спросил Цзян Чэн, кивком отсылая помощника.

— Гостеприимно, — вернул его же замечание Лань Ванцзи.

— Лань Чжань все объяснил Лань Сичэню, — начал Вэй Усянь, устраиваясь за столом. — Где чашки? А, вот они.

Распоряжается как хозяин, с неудовольствием отметил Цзян Чэн.

— Так вот, — Вэй Усянь распечатал кувшин. — Лань Сичэнь не в обиде, сказал, что это был интересный опыт. Так что он ждет тебя на следующем Совете, просил нас передать приглашение.

— Мгм, — подтвердил Лань Ванцзи.

— Считайте, что передали, теперь можете выметаться, — Цзян Чэн упорно не смотрел на них, но до него долетал легкий запах сандала и волновал его кровь.

— А Лань Цижэнь ушел в глубокую медитацию, — хохотнул Вэй Усянь, не обратив внимания на его слова. — Так что ученики тебе сейчас искренне благодарны, надеются, что его уединение продлится подольше.

— Рад был помочь, — ледяным тоном отозвался он.

— Цзян Чэн, тетя же рассказала тебе, как действует ее заклятие? — как будто между делом спросил Вэй Усянь все тем же легкомысленным тоном, а Цзян Чэн замер, не в силах ответить. — Прости, что соврал, Лань Чжань на меня ругался.

— Я не ругался, — мягко возразил Лань Ванцзи.

— Ты осуждающе смотрел, этого достаточно, — рассмеялся Вэй Усянь. — В общем, любовные проклятия и правда не действуют на тех, кто уже влюблен. В тебя.

— Это не заклятие, — выдавил Цзян Чэн. — Это травы, у них может быть другое воздействие.

Зачем он врет?

— Неважно, травы или нет, — отмахнулся Вэй Усянь. — Так что?

— Что? — повторил Цзян Чэн. Он с силой вцепился в край стола, и дерево под пальцами крошилось.

— Цзян Чэн, мы тут тебе в любви вообще-то признаемся, — возмутился Вэй Усянь.

— Ты сошел с ума, — резко бросил Цзян Чэн, вскакивая на ноги. — И болтаешь чушь. У меня нет на это времени, — он отвернулся к окну. Духи, почему здесь так мало воздуха? Ему так тяжело дышать.

— Лань Чжань, он согласен!

— Ты меня не слушаешь? — Цзян Чэн резко развернулся, раздраженно уставившись на сияющего Вэй Усяня.

— Конечно, нет, — пожал тот плечами. — Если бы я слушал все, что ты говоришь, то утопился бы еще в детстве!

— Мог бы просто попросить, я бы с удовольствием тебе в этом помог, — огрызнулся Цзян Чэн. И тут ему в голову пришла отличная идея. — В любом случае, даже если бы я поверил в тот бред, что ты несешь, ты не мой тип.

— Что? — возмутился Вэй Усянь. — А кто же тогда.... Ах ты!

Кажется, он понял, но Цзян Чэн завершил свою месть и указал рукой на Лань Ванцзи:

— Мне нравятся такие, как Ханьгуан-цзюн, — усмехнулся он.

Цзян Чэн ожидал увидеть вытянувшееся лицо Вэй Усяня, но совсем не ожидал ощутить крепкую хватку Лань Ванцзи на своем запястье.

— Ты сам это сказал, — он притянул его к себе, и Цзян Чэн почувствовал чужое дыхание на своих губах. А потом мир сошел с ума.

Лань Ванцзи целовал его, и Цзян Чэна вело сильнее, чем от ласк самых искусных шлюх. От прикосновений, легкого привкуса горьких трав на языке, одного дыхания на двоих.

— Правда Лань Чжань очень хорошо целуется? — услышал он вкрадчивый голос Вэй Усяня у самого уха.

Лань Ванцзи прекратил терзать его губы, и Цзян Чэн смог вдохнуть немного воздуха. Голову туманило возбуждение, он толком не понял, что ему говорят.

Но в этот раз Вэй Усянь явно не был настроен на долгие разговоры. Он накрыл его губы своими, смешивая вкусы, лишая его последних остатков воли. Его язык танцевал во рту Цзян Чэна, и тот мог только беспомощно цепляться за плечи Лань Ванцзи, чтобы устоять на ногах.

Цзян Чэн не знал, сколько длилось это безумие, время потеряло свой смысл. В себя его привел громкий звон колокольчика. Духи, он настолько забылся, что утратил контроль.

— Довольно, — хрипло выдохнул он, вырываясь из чужих рук и отступая к стене. Он прижал руку к горящим губам, все еще не веря в происходящее.

Лань Ванцзи смотрел на него теплым взглядом своих золотых глаз, и Цзян Чэн плавился под ним.

— Цзян Чэн, мы будем жить в комнате рядом или в отдельном павильоне? — Вэй Усянь вернулся к столу и сделал несколько глотков из кувшина, хотя его глаза и так были совершенно пьяными. — Павильон, наверное, удобнее, да, Лань Чжань?

— Мгм, — согласился тот.

— Какой павильон? — Цзян Чэн с трудом вникал в смысл слов.

— Отдельный, — сказал Лань Ванцзи. — Вэй Ин громко кричит.

— Кричит? Кричит, — до Цзян Чэна наконец дошло, и он вспыхнул. — Какой стыд!

— Тебе понравится, — усмехнулся Вэй Усянь.

— Не собираюсь об этом даже думать! — вопреки своим словам, он тут же это представил, и со стоном спрятал горящее лицо в ладонях. В груди разрасталось что-то пугающее, огромное и непривычное. Это счастье?

— Я хочу южный павильон! Это символично, — хохотнул Вэй Усянь. — К тому же там прекрасная беседка.

— Я не собираюсь селить вас ни в каком павильоне!

— О, и я покажу тебе свое любимое место на озере, Лань Чжань.

— Мгм.

— Вы меня вообще слушаете?!

***

— Лань Чжань, Лань Чжань! Смотри, что я нашел у Цзян Чэна в кабинете.

— Ты смеешься.

— Конечно, смеюсь. Ты только послушай:

“Так же прекрасен, как вспышка Цзыдяня,
Как молния неудержим,
Аметистовым росчерком в небе
И грозовой волной

Проходит, сердца пленяя,
Смотрит в самую глубину
Пронзает стрелой любовной...”

— Вэй Усянь!!!

@темы: Свой пейринг, mini OTP wars, Лань Чжань/Вэй Ин/Цзян Чэн, Текст

---

Qijiu team: 3 текста, 2 арта

[qijiu team]

Название: Как луна и солнце.
Команда: qijiu team
Персонажи: Юэ Цинъюань/Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю)
Тип: текст
Жанр: ангст, двухсторонний юст
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 532 слова
Примечания: AU в каноне; используются значения и коннотации имен, а также традиции использования имен в Древнем Китае.
Саммари: Они ненавидят и любят друг друга, не в силах ни уйти, ни остаться.

Шэнь Цинцю задыхается, хватает ртом воздух, давит в себе мучительный стон; нельзя, нельзя чтобы его услышали, за стенами полдень.
Под закрытыми веками рассыпается искрами мягкая улыбка его Юэ Ци.
Шэнь Цинцю ненавидит Юэ Цинъюаня. Ненавидит за знакомую мягкость, за щедрую нежность, на ласковые слова и ушедшую чуткость. Юэ Ци всегда знал о нем все, даже если он сам не знал, даже если его имя лгало на каждом звуке. Юэ Цинъюань, как чистый источник, должен быть прозрачен и искренен, как ключевая вода, но лживее и циничнее того, кем когда-то был.
Шэнь Цинцю ненавидит его за то, что глава ордена никогда не видит в нем равного, каждый раз напоминая старым именем, что Шэнь Цинцю раньше был рабом.
Шэнь Цинцю не может не любить его всей своей сутью, как бы он не ненавидел его.

Юэ Цинъюань закусывает подушку, пряча голос, дрожит в полуночной прохладе, когда уходит внутренний жар. Под ночным светом его Сяо Цзю рассеивается, как сон.
Юэ Цинъюань рассеяно вытирает пальцы заготовленным полотенцем. Он любит Сяо Цзю больше собственной жизни, больше ордена и всех адептов, больше всех богов и предков скопом. Сяо Цзю — его маленькая вечность, весь мир и суть. Но эта вечность рассеивается каждый раз, как день двойной девятки, осыпается осенними листьями и снова прячется в бамбуковой роще. Цинцю, чистая осень, и никакой вечности, как ни зови по имени души того, кто понимал его без всяких слов, как не обещай заботу и поддержку.
Юэ Цинъюань любит его всей своей сутью, не может не любить.
Но иногда, самую малость ненавидит за то, что тот никогда не отзывается.

На заре они вновь встретятся и разойдутся, как два небесных светила...
— Сяо Цзю!
— Я Шэнь Цинцю.
...и вновь пойдут своими путями. До следующей зари.

***

Больше всего на свете Шэнь Цинцю сейчас желает, чтобы Юэ Цинъюань забыл про Юэ Ци. Чтобы он не спускался в Водную тюрьму за бывшим рабом, который недостоин даже имени горного лорда из его уст. Шэнь Цзю готов сам умереть поскорее, лишь бы тот жил.

Больше всего Юэ Цинъюань сейчас желает, чтобы Шэнь Цинцю забыл про гордость Сяо Цзю и попросил помощи. Без этого его руки связаны надёжнее, чем вервием бессмертных. Юэ Ци готов и вовсе отказаться от родства и последних воспоминаний, лишь бы тот жил.

***

Юэ Ци — какой прок от этого имени, если горы потеряли всякий смысл — идет, понимая, что умрет, так или иначе. За спиной рассвет, но кажется, что это огонь, пожирающий горный хребет.
Все было зря.
Слишком темно. И даже луна не проникнет через эту тьму стрел.

Шэнь Цзю — какой прок от этого имени, если гордость потеряла всякий смысл — молча смотрит на осколки, понимая, что ему не дадут умереть, так или иначе. За стенами, должно быть, закат, но толку от смены суток.
Все было зря.
Слишком темно. Даже если его выволокут на самое солнце.

***

Солнце ближе всего к луне, когда происходит его затмение. Но оно гаснет в этот миг.
Луна дальше всего от солнца, когда происходит ее затмение. Но без него она всего-лишь безжизненный камень.

***

....Однажды весенним днем, Шэнь Цзю не просыпается, хоть и Шэнь Цинцю очнулся.
Однажды весенним днем Юэ Ци потерял того, кто ближе всех, хотя Шэнь Цинцю был жив.
Оба получили, что хотели; оба не получили того, чего желали.



Название: Три вопроса
Команда: qijiu team
Персонажи: Юэ Цинъюань/Шэнь Цзю
Тип: текст, перевод, автор Sath, оригинал - archiveofourown.org/works/19244647, разрешение на перевод получено
Жанр: слэш, юмор
Рейтинг: R
Размер: драббл, 863 слова, в оригинале 1022 слова
Примечания: примечания в конце текста
Саммари: Юэ Цинъюань продолжает объяснять, что нет, они с Шэнь Цинцю не занимаются парным совершенствованием. А может, все же занимаются?

Лю Цингэ распахнул дверь в бамбуковую хижину, поразив Юэ Цинъюаня и Шэнь Цинцю. Юэ Цинъюань скатился со спины Шэнь Цинцю, а Шэнь Цинцю сел, натягивая одежды на плечи.

— Я вас поймал на горячем! — провозгласил Лю Цингэ, выхватывая из ножен Чэнлуань. — Шэнь Цинцю, ты и глава ордена занимаетесь парным совершенствованием!

— Он массаж мне делает, ты, варвар! — ответил Шэнь Цинцю, — И кто ты есть, чтобы спрашивать, чем занимается глава ордена?

— Массаж? Ты так спешил меня надурить, что у тебя халат в штаны заправлен!

Раздраженно взмахнув рукавами, Шэнь Цинцю высвободил край одежд и расправил его.

— Лю-шиди, — сказал Юэ Цинъюань, голосом много спокойнее, чем требовала ситуация, — У Цинцю такие сильные зажимы плечевых мышц.
— Теперь они еще сильнее, — едко заметил Шэнь Цинцю.

— Ты должен уйти, — сказал Юэ Цинъюань.

Лицо Лю Цингэ демонстрировало всю его боль от столкновения высокого уважения к Юэ Цинъюаню с глубоким разочарованием от того, кого Юэ Цинъюань склонен выбирать для постели. Он отвернулся от ужасного зрелища.

— И пришли кого-нибудь с пика Аньдин, починить дверь, — сказал ему вслед Юэ Цинъюань.

______

Было что-то очень странное в том, какое количество лечебного масла требуется пику Цюндин. У них и близко не было такого количества травм, как на Байчжань, и все равно казалось, что Му Цинфан никогда не посылал его туда в достаточном количестве. И, как будто одной этой странности недостаточно, количество мази от мозолей, которую постоянно посылали для слишком много играющих на гуцине учеников, уменьшилось вполовину, как будто Шэнь Цинцю забывал заставлять их практиковаться.

Это позволяло прийти к невозможному, но единственному заключению: Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю занимаются парным совершенствованием. Лю Цингэ уже рассказал ему о сеансе «массажа», и хотя Му Цинфан сперва ему не поверил — но записи о поставках не лгали.

Му Цинфан должен предупредить Юэ Цинъюаня о некоторых из странных побочных эффектов парного совершенствования. Он постучался в дверь дома Юэ Цинъюаня.

Шэнь Цинцю рывком приоткрыл дверь.
— Что? — требовательно спросил он. Его волосы были распущены и что это... след укуса? На шее?
— Шисюн, — пробормотал Му Цинфан, — Глава ордена дома?
— Это его дом или нет? Где ж ему еще быть? Устроиться на пикник в пещерах Линси?
— Можно мне с ним поговорить?

Шэнь Цинцю усмехнулся и открыл дверь полностью. Му Цинфан увидел Юэ Цинъюаня, который прислонился к стене; воротники у него все были сикось-накось и волосы выбились из заколки. Му Цинфан постарался спрятать разочарование, когда подтвердились его худшие подозрения.

— Шиди, что, на Цяньцао снова не хватает припасов? — спросил Юэ Цинъюань, — С маслом задержка.
Му Цинфан должен был это сказать. Юэ Цинъюань заслуживал предупреждения.

— Мое искреннее медицинское мнение — парное совершенствование может привести к неожиданным и непредсказуемым истечениям ци, и, в крайних случаях, к искажению ци. Это все что я хотел сказать благодарю что выслушали глава ордена я уже должен идти.


_______

Шан Цинхуа пытался не улыбаться, пока Му Цинфан делился своими заботами. Его канонная пара наконец вместе! Каким-то образом даже ужасающая личность Шэнь Цинцю оказалась неспособна победить мощь притяжения соулмейтов! Ему также приятно было услышать, что они используют много смазки. Но кто сверху? Шан Цинхуа в замыслах никогда не заходил так далеко! Что, если сверху не тот, кто бы это ни был? Это абсолютно испортит ему пейринг!

Он должен узнать, и потом понять, что он чувствует по этому поводу. Шан Цинхуа полетел на пик Цинцзин, зная, что ученики будут слишком бояться Шэнь Цинцю, чтобы сказать тому, что они заметили хозяина пика Аньдин, крадущегося среди бамбука. Подобравшись к окну спальни, Шан Цинхуа начал слушать.

Там были сплошные стоны. Но кто стонал? Был ли это тот тип стона, когда стонет боттом, или это больше похоже на стон топа, типа, о, так тесно, я чувствую, как ты сжимаешься вокруг меня? Шан Цинхуа никогда не задумывался, как его персонажи звучат, когда стонут. Ну, ладно, кроме Мобэй-цзюня. У него был бы очень маскулинный, мужественный стон. Стон, который Шан Цинхуа слышал прямо сейчас, был... ну, не очень. Он звучал немного задушенно. Шан Цинхуа определенно не будет его вспоминать в следующий раз, как соберется дрочить.

Затем начался шлепающий звук. Кого-то шлепают? Кто шлепает? Шан Цинхуа должен был узнать. Он решил покинуть укрытие в кустах и заглянуть в окно — процесс парного совершенствования достаточно сильно отвлекает внимание участников, чтобы позволить Шан Цинхуа получить ответ на сжигающий его вопрос.

Он споткнулся, упал и стукнулся достаточно сильно, чтобы взвизгнуть. Шан Цинхуа попытался сбежать, но его подняли за шиворот. Извиваясь, чтобы повернуться, Шан Цинхуа посмотрел вверх, на благородные черты Юэ Цинъюаня.

Проклятье, глава ордена гор Цанцюн был босиком и одет только в нижнее платье.

— Шиди, что ты делаешь?
— Починяю стену бамбукового домика? — ответил Шан Цинхуа.
— Все в порядке с моей стеной! — отозвался Шэнь Цинцю изнутри дома, — Этот бесполезный холоп — извращенец!
— Ты подслушивал? — спросил Юэ Цинъюань.
— Нет?
— Я тебя убью, — сказал Шэнь Цинцю еле слышным голосом.
Но хуже угрозы Шэнь Цинцю был спокойный взгляд Юэ Цинъюаня. Это был самый сильный укор, который Шан Цинхуа когда-либо получал.
— Лю Цингэ и Му Цинфан сказали, что вы занимаетесь парным совершенствованием.
— Так что ты пришел проверить сам. Ну? Занимаемся мы парным совершенствованием?
Спокойный взгляд начал становиться немного... менее... спокойным.
— Нет, — ответил Шан Цинхуа, — Я уже должен идти.
— Да.

Шан Цинхуа поспешил обратно на пик Аньдин, его сердце бешено колотилось. Юэ Цинъюань рассердился на него! Это было редкое зрелище, примерно как увидеть цилиня! Но, хотя Шан Цинхуа выжил, у него все еще не было самой необходимой информации:

Кто сверху?

примечания автора

Примечание 1. Да, они трахаются занимаются парным совершенствованием.
Примечание 2. Онименяются.




Название: Тень
Команда: qijiu team
Персонажи: Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю), Юэ Цинъюань
Тип: текст
Жанр: ангст, АУ, ООС
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, 1577 слов
Примечания: искусственно созданная личность, амнезия, глобальное AU в каноне.
Саммари: У каждого главы ордена Цанцюн есть тень.

Его движения — тень падающего листа, звук раскрывающегося бутона. И все же хозяин чувствует их приближение и успевает предупредить: поднимает руку неторопливо, как полагается достойному благородному мужу, говорит, когда стихают все голоса.

Говорит:

— Я полагаю, всем нам необходимо успокоится и обдумать все, что было здесь сказано.

— Глава Юэ, несомненно, прав, — отзывается один из гостей.

— Возможно, нам стоит продолжить завтра.

Напряжение, сломленное одним жестом руки хозяина, исчезает. Гости хребта расслабляются, расслабляется и Шэнь Цинцю, готовый было немедленно перерезать горло несговорчивым гостям, — впрочем, расслабляется едва-едва. При случае он успеет вытащить оружие быстрее всех. При случае он сумеет с достоинством выполнить свой долг перед хребтом — и перед хозяином.

— Все в порядке, шиди‚ - говорит хозяин негромко, когда гости отбывают, чтобы занять выделенные им комнаты. Шэнь Цинцю хочет сказать: «Ничего не в порядке, пока здесь посторонние», но только молчаливо склоняет голову. Хозяин кладет руку ему на локоть, как будто придерживает для равновесия. Его пальцы крепкие и холодные. Шэнь Цинцю послушно отвечает:

— Разумеется, шисюн.

Это не совсем ложь. Сейчас и правда все в порядке. Если ситуация изменится — Шэнь Цинцю сумеет ее исправить.

Хозяин улыбается болезненно, словно от подступающей мигрени или от переутомления. Шэнь Цинцю открывает рот спросить о здоровье, напомнить о восстанавливающих настойках, убедить отдохнуть, но ничего не говорит — не в его праве.

— Ты... ты отдохни, пока есть время, шиди, — говорит хозяин с небольшой заминкой, и Шэнь Цинцю, не успев скрыть удивления, вскидывает голову. На лице хозяина по-прежнему та улыбка, словно он вынужден улыбаться через силу. Не Шэнь Цинцю указывать ему, что делать, но ему все же хочется одернуть хозяина, закатить глаза, выдернуть руку, сказать что-нибудь резкое. Странный порыв — ужасный и недостойный по своей сути. Шэнь Цинцю не ведает его корней. Хозяин — все для него, как и положено, как и наставлял учитель.

Шэнь Цинцю хочет напомнить о бдительности. О том, что Шэнь Цинцю не может позволить себе отдыхать, пока дела не улажены, пока на территории их хребта посторонние. Но зачем? — хозяин и так это знает. Значит, за его словами есть иной смысл, указание, которое Шэнь Цинцю только что пропустил мимо ушей по своей рассеянности.

Он сжимает губы, стискивает в левой ладони веер.

— Да, шисюн. Благодарю за заботу.



— «Благодарю за заботу». Или «спасибо», — говорит хозяин, и его голос звучит вымученно. — Так отвечают в подобных случаях. Не волнуйся, шиди, это только подарок.

Он все еще протягивает Шэнь Цинцю веер на открытой ладони.

Зачем ему веер? Зачем хозяину давать ему веер?

— Что я должен с ним сделать? — беспомощно спрашивает Шэнь Цинцю, потому что это слишком сложная задача, он не понимает намеков хозяина.

Хозяин улыбается. Хозяин не выглядит радостным, его улыбка вынужденная — такая же, как и приветливый тон. У Шэнь Цинцю неприятно ноет в грудине от мысли, что недовольство хозяина — прямое последствие его недогадливости.

— Это подарок, — повторяет хозяин, терпеливо и снисходительно. — Мне показалось, что тебе понравится этот веер, поэтому я хочу, чтобы он у тебя был. И поэтому я даю тебе его. Так это работает. Подарки, я имею в виду. Ты можешь сделать с ним все, что захочешь.

— Я...

Шэнь Цинцю осторожно берет веер в руки. Он сделан искусно, с тонко выписанным пейзажем. Шэнь Цинцю чувствует, как в горле больно екает, но почему-то это приятное чувство. Он медленно раскрывает и складывает веер.



— Не нужно поспешных действий, шиди, — говорит хозяин, и Шэнь Цинцю опускает подбородок, выражая согласие. Хотя он не стал бы возиться с этими переговорами. Стоит хозяину только повести плечом, и Шэнь Цинцю избавится от его врагов.

— Я не желаю принимать необдуманных решений, — говорит хозяин, кажется, заподозрив о мыслях Шэнь Цинцю. Что ж, хозяин многомудр и видит окружающих насквозь, Шэнь Цинцю в том числе.

— Я не думаю, что в этот раз нам придется прибегнуть к крайним мерам, — говорит хозяин и улыбается. Улыбка его ложится в уголках рта, короткая и неяркая, как бледный рассветный луч, но все еще великолепная и естественная. Шэнь Цинцю кивает:

— Само собой, шисюн.

«Крайние меры» для хозяина — это «иди и займись своей работой» для учителя. Разные люди, чье поведение, слова и мысли различны, как солнечный день и безлунная ночь. Есть что-то до странности забавное в их различиях. Учитель готовил его для хозяина, но приготовил как будто для себя.

Иногда это становится причиной недовольства хозяина, хотя Шэнь Цинцю научен исполнять все, что прикажет глава ордена — его хозяин.



— ...хозяин.

— Думаю, тебе не стоит так меня называть, — говорит хозяин.

— Тогда как мне стоит обращаться к хозяину?

Хозяин смотрит на него странно, выжидающе, будто в самом деле ждет, что Шэнь Цинцю сейчас угадает правильный ответ. Наверное, хозяин хочет, чтобы он соблюдал субординацию на виду у посторонних. Чтобы никто не знал о том, кто Шэнь Цинцю на самом деле такой.

Шэнь Цинцю улыбается: хозяин осмотрителен, и многое открыто его ясному взору.

— «Глава школы»? — предполагает Шэнь Цинцю.

Хозяин не выглядит так, словно Шэнь Цинцю угадал. Даже наоборот.

Он вздыхает, и говорит:

— Да. Да, так. И ты можешь звать меня шисюном, шиди.

На его лице — печаль и усталость.

— Этот шиди все понял.



Иногда ему снятся алые всполохи, и чей-то ласковый голос, который он не может различить, разгадать. Наверное, это голос его души, всякий раз решает Шэнь Цинцю, пробудившись ото сна. Он не узнал бы этот голос, даже если бы услышал сейчас, настолько он стерт, настолько затерян в глубине.

— Закат сегодня прекрасен, шиди, не так ли? — говорит хозяин, когда Шэнь Цинцю подходит ближе. Его голос спокоен и ровен, и он говорит привычно учтиво, как будто они не одни.

Они одни.

Закат алый, и с высоты горного хребта Шэнь Цинцю кажется, что весь мир, за пределами хребта в огне — пожран рыжим пламенем, и вскоре на его месте останется лишь пепелище.

Странная мысль ложится безмятежностью на его лицо, расправляет внутри стальной прут.

— Прекрасен, шисюн, — отвечает Шэнь Цинцю, чуть откинув голову. Глава школы смотрит на него вскользь и умиротворенно улыбается. И молчит. Шэнь Цинцю вдруг думает, четко проговаривает про себя: Юэ Цинъюань.



— Юэ Цинъюань, следующий глава школы. Он будет твоим хозяином.

Юэ Цинъюань, следующий глава школы, который будет его хозяином, смотрит на него в ужасе. На побелевшем до трупной белизны лице широко распахнутые глаза, и в них — страх, страх, страх, как будто перед ним демон или самое отвратительное порождение бездны.

Учитель кладет руку на плечо, сдавливает до боли, напоминает: отведи взгляд.

— Он способный мальчик, — говорит учитель с долей самодовольства. Учитель имеет на него право.

— Шэнь.

Нынешний глава школы — чьего имени ему не назвали и который не будет его хозяином — трет пальцами подбородок.

— Цинцзин. Он отправится туда.

Учитель отпускает плечо. Говорит:

— Тогда осталось только оговорить детали.

— Да. Цинъюань, проводи его на Цинцзин. И помни, что я тебе говорил об этом ребенке.

Юэ Цинъюань, следующий глава школы, который будет его хозяином, неловко кивает, отвечает:

— Да, учитель.

В его лице, в его глазах — страх, страх, ужас. Восторг.

Они выходят.

— Сяо Цзю.

Он хмурится, удивляется, поднимает голову. Спрашивает растерянно:

— Что?

— Сяо Цзю, — повторяет хозяин. Немного робко. Как будто проверяет.

— Шэнь. Имя, — осторожно предполагает он, но потом сам себя одергивает: — Но хозяин может звать меня, как ему угодно.

Хотя вообще-то ему не нравится это странное прозвище, не поймешь, то ли ласковое, то ли пренебрежительное, — не поймешь, что оно должно значить.

— Ты... давно У Яньцзы учит тебя? — голос хозяина неуверенный, дрожащий. Наверное, от горного воздуха, от крутых тропинок, от скользких ступеней.

Вопрос неожиданный, но вопрос задан хозяином, так что ответить нужно. Сколько?

Шэнь замирает на мгновение, а затем отвечает честно, потому что не может лгать хозяину:

— Столько, сколько помню себя.



Иногда хозяин смотрит на него, как не незнакомца, иногда — как на дорогую сердцу сломанную безделушку. Иногда — как на меч, что лишит его жизни и щит, что закроет от удара. Но Шэнь Цинцю никогда не причинит хозяину вреда: он — меч, что сокрушит его врагов.

На собрании лордов Шэнь Цинцю сидит по левую руку от хозяина и чувствует себя не вполне Шэнь Цинцю. Ему стоило бы предпочесть из всех возможных положение за спиной хозяина, стоя, чтобы окидываться взглядом все доступное пространство, суметь уловить любой возможный подвох. Но подвоха не будет, и Шэнь Цинцю на короткий момент чуть больше лорд пика, чем тень хозяина.

Он даже может обратиться к хозяину по имени. Сказать с почтением:

— Глава Юэ.

Или:

— Юэ-шисюн.

Не так важно, что ему придется сказать после обращения. У него много важных фраз в запасе: «Пик Цинцзин нуждается в практических заданиях, хотелось бы увеличить количество контрактов», «В этом году пик не примет больше пяти учеников», «Нет, в этом мероприятии ученики пика Цинцзин принимать участия не станут».

Шэнь Цинцю должно быть стыдно, но во время таких собраний он до того входит в азарт, что ему приходится напоминать себе, что перед ним не просто глава школы, а его хозяин. Хозяин. Не «Глава Юэ» или «Юэ-шисюн». Он чувствует досаду от своего легкомыслия, беспечности, но каждый раз не может удержаться.

Хозяин смотрит на него с легкой расслабленной улыбкой, прислонив затылок к высокой спинке, внимательно слушает. Никогда не одергивает и не поправляет. Можно подумать, что хозяину тоже нравятся такие собрания, где лорды пиков порой на повышенных тонах обсуждают насущные бытовые дела. Возможно, ему приятна безопасная атмосфера. Возможно, ему приятно думать о лордах пиков как о семье, и подобное времяпрепровождение его не обременяет.

Когда собрание подходит к концу, хозяин все еще в благожелательном расположении духа, он все еще расслаблен, спокоен. Наблюдает за уходящими лордами с теплотой. Шэнь Цинцю задерживается дольше всех.

— Спасибо за твою усердную работу, шиди. Тебя не утомили эти споры?

Голос — негромкий, мягкий, как легкое касание мискантуса к щеке. У Шэнь Цинцю все замирает внутри от этого голоса, который звучит, как ласковое прикосновение. Ему хочется поддаться.

Хочется прикрыть глаза, приблизиться на полшага, коснуться плечом.

Коснуться пальцами чужой руки.

Ответить: «Тебе не о чем волноваться, Юэ Цинъюань, мне это в радость».

Шэнь Цинцю сжимает губы и крепко стискивает в руке веер.

Отвечает хозяину:

— Все в порядке, шисюн. Благодарю за заботу.



Название: Больше не отпущу
Команда: qijiu team
Персонажи: Юэ Цинъюань/Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю)
Тип: арт
Жанр: романс
Рейтинг: G

Название: Рассвет
Команда: qijiu team
Персонажи: Юэ Цинъюань/Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю)
Тип: арт
Жанр: безудержный флафф
Рейтинг: PG-13

@темы: Арт, Свой пейринг, Драма/ангст/хоррор, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Юэ Цинъюань/Шэнь Цзю, Текст