Название: Не открывай глаза
Автор: Yunmeng Jiang
Форма: арт
Персонажи: Цзян Чэн, Вэй Усянь
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Название: Ты как?
Автор: Yunmeng Jiang
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн, Вэй Усянь
Категория: джен
Жанр: драма, капля хоррора
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: До Безночного оставался день пути...
Название: Ради него
Автор: Yunmeng Jiang
Бета: Yunmeng Jiang
Пейринг/персонажи: Цзян Яньли, Цзинь Цзысюань
Тип: джен, пре-гет
Рейтинг: G
Жанр: драма, ангст
Размер: мини, 1370 слов
Саммари: Иногда мы вдруг ясно видим свое будущее, и ничто не в силах отнять у нас мечту.
Погода стояла самая лучшая — тихая и нежная. Цзян Яньли любила начало лета, когда злые ветры утихали, а пронизывающий холод, который приходил с озер, таял под лучами солнца. А те еще ласкали, а не жалили.
Цзян Яньли знала, что никогда теперь не разлюбит это время года, потому что в первые его дни в Юньмэн приехали глава ордена Цзинь с женой и сыном.
Цзян Яньли с отцом, матерью и братьями вышла встречать их. Светло-голубое небо словно падало в воду и разбивалось на множество кусочков, когда лодки разрезали носами воду. Солнечные лучи сверкали в воде, и солнечные блики дрожали на днище и бортах лодки.
Паруса сверкали золотой вышивкой, наряды гостей переливались золотым. Цзян Яньли стояла между матерью и отцом и пыталась вспомнить лицо Цзинь Цзысюаня. Она видела его несколько раз, когда они были маленькими, а пару лет назад он даже гостил в Юньмэне, но они не особенно общались.
Да и братья с ним не ладили. Сейчас А-Чэн и А-Сянь шептались о чем-то у нее за спиной, и она разобрала тихое: «Павлин…», «Что ему опять тут надо», «Перестань ты, это же сватовство, серьезное дело».
Цзян Яньли улыбнулась. Она чувствовала себя странно с самого утра, а может, и раньше. Они виделись год назад, но только сейчас она вдруг поняла, что думала о нем все это время.
Маленький мальчик. Таким он был в их первую встречу. Но когда лодки причалили, когда отец и Цзинь Гуаншань поклонились друг другу — отец чуть ниже, — Цзян Яньли вскинула взгляд и увидела его.
Всего миг он смотрел ей в глаза, а потом улыбнулся, и в его глазах словно вспыхнул свет. Цзян Яньли опустила голову.
Мужчины пошли вперед. Цзинь Гуаншань шел не спеша, расправив плечи и высоко задрав подбородок. Он говорил громко и четко выговаривал слова, слегка растягивая гласные. Отец только отвечал ему тихим, мягким голосом.
Мама и госпожа Цзинь переговаривались, едва не соприкасаясь рукавами. Цзян Яньли не слушала, о чем они говорят, она искоса, не поднимая головы высоко, поглядывала на Цзинь Цзысюаня.
Теплый ветерок трепал его волосы, и Цзинь Цзысюань то и дело проводил по лбу ладонью, чтобы убрать волоски, щекотавшие щеки и губы.
Цзян Яньли подумала, что гораздо лучше убрала бы их.
Цзинь Цзысюань не смотрел на нее.
За столом все ждали чудесную утку, закусывали маринованными овощами, бульоном, в который кидали пельмени, тонкие кусочки баранины и рыбные шарики. Потом палочками доставали их и ели.
Цзинь Гуаншань и отец пили крепкую настойку из маленьких пиал, и глава ордена Цзинь говорил все громче. Цзинь Цзысюань хмурился и гонял по тарелке маринованный огурчик.
А-Чэн то и дело поджимал губы, А-Сянь зевал и крутил головой, а иногда вдруг вытягивался в струнку и вроде как слушал громкие речи главы клана Цзинь. Тот рассказывал что-то про удачный торговый сезон, и большую прибыль, и новые артефакты, и, конечно, успехи сына.
Цзян Яньли быстро надоело его слушать. Цзинь Цзысюань прикрыл рот рукой, зевнул, и она украдкой улыбнулась. На ветру звенели колокольчики, во внутреннем саду пели бамбуковые стебли. Этот день она запомнит навсегда.
Залитый солнцем зал, родители, братья — и он в золотом одеянии. На миг Цзян Яньли будто открылось будущее, когда она взглянула на Цзинь Цзысюаня. Туман развеялся, и она узнала, что станет его женой и матерью его сына.
Никогда и ни в чем она не была столь уверена, но все же сказала себе — не стоит мечтать о журавле в небе. Он ведь даже не смотрит на меня. Кто знает, что будет впереди. Больше всего она не хотела стать ему в тягость, не хотела навязать ему свои чувства, а потом всю жизнь видеть равнодушие.
Потому она глубоко вдохнула и разрешила мыслям и мечтам плыть мимо, проводила их взглядом, словно облака на небе.
Обед длился и длился. Цзян Яньли уже не ела, теребила заколку на ханьфу. Слушала колокольчики, плеск воды, вдыхала запах жареной утки. И иногда бросала взгляд на Цзинь Цзысюаня.
Тот все смотрел перед собой, высоко задирал подбородок, прямо как отец, поджимал губы, но Цзян Яньли видела, что ему — как и ей — обед тоже в тягость. Она сжала заколку между пальцами, чтобы почувствовать, как металлические лапки жука впиваются в подушечки ее пальцев, и та вдруг расстегнулась.
Цзян Яньли едва не вскрикнула. На коже выступила круглая красная капля — словно ягода на снегу, и Цзян Яньли наклонилась и коснулась ее губами и языком.
И заметила, что Цзинь Цзысюань смотрит.
До конца обеда она сидела, оцепенев, заколка так и осталась расстегнутой, а Цзян Яньли рассеянно теребила рукава, пачкая их кровью. В груди разворачивалось и разбухало незнакомое и удушающее, билось и грохотало.
Ей было дурно. Когда наконец отец и Цзинь Гуаншань решили уединиться и обсудить дела орденов, Цзян Яньли поднялась первой.
Ей не хотелось, чтобы мама успела ее остановить. Ватные ноги едва держали, и по террасе и галерее Цзян Яньли шла очень медленно. Пахло стоялой водой, водорослями, супом и горячим деревом. Запах Юньмэна.
Она остановилась.
В животе вдруг заворочался страх, растекся до самого горла. Цзян Яньли попробовала застегнуть заколку. Раз, другой, третий. Пальцы ее не слушались.
— Дева Цзян, — услышала она.
Губы задрожали. Ей не хотелось, чтобы Цзинь Цзысюань видел ее сейчас, но убегать было уже поздно. Он подошел к ней — подбородок высоко поднят, одежды поблескивают на солнце.
Молча протянул руки к ее ханьфу и застегнул заколку.
Цзян Яньли боялась поднять на него глаза. Так они и стояли друг против друга, окутанные запахами озера, теплого ветра, шорохами бумажных фонарей и звоном серебряных колокольчиков.
Они были вдвоем. И никого вокруг на сто ли.
Она все же подняла глаза, вновь столкнувшись взглядом с Цзинь Цзысюанем, и тот тихо выдохнул. Цзян Яньли не могла ничего поделать с собой — просто смотрела. Розоватое солнце чуть касалось лучами его волос. Его щеки и мочки ушей тоже как будто порозовели.
Совсем близко раздался голос А-Сяня: «Да где же она?! Шицзе!».
Цзян Яньли будто проснулась. Поклонилась Цзысюаню, тот поклонился ей, и, как по команде, они развернулись и пошли в разные стороны.
Солнце медленно сползало в озеро, словно опускалось прямо в раскрытые цветы лотосов. Горы темнели, только небо еще сияло. Тьма поднималась из воды, медленно захватывала землю, и Цзян Яньли знала, что совсем скоро она доберется и до небес.
Она легла в постель в обычное время, но уснуть так и не смогла. Выдавливала кровь из ранки и слизывала ее. Тело горело.
Правда ли то, что она видела? Таково ли ее будущее, или она просто хочет так думать?
До рассвета Цзян Яньли так и не уснула. Как только солнце взошло, она расчесала и уложила волосы, переоделась и вышла в сад. После ночи роса выпала повсюду, огромные листы лотосов все покрылись каплями, а на террасе в лужицах резвились птицы
Цзян Яньли вспомнила, как смотрел на нее Цзинь Цзысюань, когда она слизывала кровь, вспомнила, как он застегнул ее заколку, и восторг и жалость к себе захватили ее. Она закрыла лицо ладонями и заплакала.
***
Солнечные блики метались по днищу и бортам лодок. Глава ордена Цзинь с сыном и женой, а также их многочисленная свита отбывали в Ланьлин. Лодки качались на воде, весла разбивали кусочки неба, упавшего в воду. Паруса наполнялись ветром.
Госпожа Юй стояла на самом краю причала и смотрела им вслед. Потом положила ладонь на плечо дочери и сжала пальцы. Цзян Яньли тоже смотрела на лодки, но тот, кого она ждала, так и не вышел.
Госпожа Юй взглянула на дочь. Выгодный союз, подумала она. Богатый клан. А все остальное не важно.
Цзян Яньли поджала губы, словно решалась на что-то. Госпожа Юй разжала пальцы — она вдруг увидела себя, стоявшую у ворот, такую же юную и глупую, смотревшую вслед паланкину, на котором уезжал ее будущий муж. Она уже любила его и душой, и телом, и весь вечер ловила его взгляды, в которых ей виделся ответный огонь.
Она хотела родить ему детей, хотела быть верной женой. Она мечтала, чтобы невоспитанная дрянная шлюха исчезла из его жизни навсегда, и она, дева Юй, заняла ее место.
Все вышло не так. Возможно, мольбы и молитвы убили Цансэ саньжэнь, но сердце мужа умерло вместе с ней.
Госпожа Юй обняла дочь за плечи и прогнала воспоминания.
А Цзян Яньли смотрела, как лодки уплывали все дальше, в зеленоватую тень нависающих гор, и ее сердце уплывало вместе с ними.
Навсегда.
Она не произнесла ни звука, но голос в ее голове кричал ему в спину: я буду любить тебя всегда.
Как и многие другие сегодня и потом, в туманных горах и в залитых солнцем садах, она давала обещание любить его, умереть для него, жить ради него, ждать его во чтобы то ни стало.
Название: Не снимая одежд, не развязывая поясов
Автор: Yunmeng Jiang
Бета: Yunmeng Jiang
Пейринг/персонажи: Цзян Чэн/dark!Вэй Усянь
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Жанр: драма, ангст, PWP, дарк
Размер: мини, ~4200 слов
Саммари: Цзян Чэна до сих пор бьёт мелкой дрожью от того, что они сделали с Вэнь Чао и Вэнь Чжулю. И ещё от того, кем — или чем — стал теперь Вэй Ин.
Дисклеймер: персонажи принадлежат Мосян Тунсю
Предупреждения: отклонения от канона, AU, OOC, характерная для канона жестокость, насилие, упоминания убийств и пыток, жёсткий секс, angry sex.
Автора вдохновили фаноны из 31 треда, но он, по сравнению с анонами, очень фиалочный, так что траха на трупах ВЧ и ВЧЛ не будет =(
Цзян Чэн спускается вниз, доходит до двери и так сильно толкает её, что хлипкая створка не выдерживает и отваливается.Ночной воздух пахнет сухой травой и забродившими фруктами. Во дворе почтовой станции растёт большое абрикосовое дерево, и земля под ним усыпана паданцами. Их давно никто не собирал, станция заброшена.
Когда Цзян Чэн с Лань Ванцзи пришли сюда, стояла мёртвая тишина, только осы и мухи кружили над лопнувшими плодами. С наступлением темноты гудение прекратилось, но сладковатый гнилостный запах стал сильнее. От него к горлу подступает тошнота, и Цзян Чэн закрывает нос тыльной стороной ладони.
Запах от рук ещё хуже. Они пахнут кровью, смертью и обугленной плотью.
Цзян Чэн осматривается, а потом зовёт:
— Лань Ванцзи! Второй молодой господин Лань…
В ответ ни звука, только назойливое стрекотание насекомых в траве.
Должно быть, после стычки с Вэй Ином Лань Ванцзи не стал их дожидаться, да и выставили они его за дверь не очень вежливо. И у него точно есть дела поважнее, чем стоять на пыльном дворе и слушать крики Вэнь Чао. Вэнь Чжулю не кричал, хотя Цзян Чэн очень хотел его заставить.
Он слишком хорошо помнил, как Вэнь Чжулю склонился над ним в главном зале Пристани Лотоса и как посмотрел — устало и равнодушно.
— Будь осторожен, — раздался голос Вэнь Чао, — он не должен умереть.
Где-то рядом дребезжал смех Ван Линцзяо.
— Я всегда осторожен, господин, — ответил Вэнь Чжулю, рассматривая распластанного на полу Цзян Чэна, как тушу, которую предстояло разделать.
— Всегда? — взвизгнула Ван Линцзяо совсем близко, над головой. — Вэнь Чжулю, это ты убил главу Цзян и Пурпурную Паучиху! Мой господин мог бы доставить их в Знойный дворец — вот было бы зрелище и наука остальным. А теперь мы вынуждены довольствоваться наследником!
— Я выполнял ваши приказы, госпожа.
— Разве ты не понимал, что я была напугана?! Я всего лишь слабая женщина, а ты должен был…
— Хватит! — снова послышался голос Вэнь Чао. — Надоели оба. Вэнь Чжулю, заканчивай с ним!
Вэнь Чжулю положил руку на живот Цзян Чэна скупым, обыденным жестом.
Цзян Чэн помнит, как извивался под его рукой и пытался вырваться, так что магические оковы на запястьях и щиколотках оставили ожоги даже сквозь одежду, но боль он почти не помнит. Она была настолько сильной, что на несколько секунд он потерял сознание. Когда очнулся, то первое, что почувствовал, — вкус жжёного во рту, неимоверно горький, резкий, тошнотворный. И он знал, что другие этого запаха не чувствуют — только он, потому что золотое ядро сгорело внутри него. А когда он открыл глаза, то увидел всё то же безмолвное и равнодушное лицо Вэнь Чжулю.
Сегодня Цзян Чэн наслаждался тем, как уродовала и полосовала это лицо боль. Боль и ещё ужас — когда мёртвое дитя костлявыми пальцами вырвало золотое ядро Вэнь Чжулю из даньтяня. Мгновение ребёнок держал ядро в маленьком окровавленном кулаке, а потом жидкий огонь брызнул меж пальцев и растаял.
В этот момент Цзян Чэн поднял глаза на Вэй Ина и не смог их отвести. Вэнь Чжулю корчился у их ног от боли, а они смотрели друг на друга. Тёмный взгляд Вэй Ина был почти умиротворённым в своей беспредельной жестокости, и Цзян Чэну казалось, что это отражение его собственного взгляда и такого же безумного упоения местью.
Цзян Чэна до сих пор бьёт мелкой дрожью от того, что они с Вэй Ином сделали. И ещё от того, кем — или чем — стал теперь Вэй Ин.
Когда всё было закончено, Вэй Ин остался там.
— Они ещё не насытились, — сказал он, указав на мёртвое дитя и девушку в красном.
Цзян Чэн не знает, сколько он уже стоит на улице, пьяный от крови, пока что-то там, наверху, насыщается.
Он оборачивается, когда слышит позади скрип ступеней и стук шагов. Вэй Ин стоит в середине комнаты и жадно пьёт. Неровный свет масляных ламп отбрасывает на его лицо яркие блики, но не в силах разогнать тьму, которая словно следует за Вэй Ином.
Вэй Ин отнимает тыкву-горлянку от губ и протягивает Цзян Чэну: «Будешь?»
Цзян Чэн берёт и жадно пьёт, только сейчас поняв, что мучился жаждой все это время.
Вэй Ин садится на край стола и наблюдает за Цзян Чэном. С того момента, как они обнялись сегодня, Вэй Ин смотрит. Смотрит не так как раньше, безотрывно, долго, и есть в его взгляде и угроза, и что-то бесстыдное.
— Ты так и не сказал… — начинает Цзян Чэн и останавливается, потому что рядом с Вэй Ином снова появляется красная ведьма.
Он возникает из ниоткуда, словно выступает из тени на свет, но Цзян Чэн готов поклясться — только что её там не было. Она опускается на пол возле ног Вэй Ина и прислоняет голову к его бедру в преданной, животной ласке.
— Ты пропал на три месяца! — снова заговаривает Цзян Чэн. — И если ты охотился на них, — он показывает на потолок, где расходится багровое пятно от натёкшей крови, — то почему один? Если бы мы не пришли сюда, то ты…
— Я бы дал тебе знать, — Вэй Ин закладывает руки за спину и подходит к Цзян Чэну так близко, что тот может рассмотреть его лицо в мельчайших подробностях, вплоть до ресницы, до трещинки на губах, до паутинки сосудов в покрасневших глазах. И даже так он не может понять, что же так поменяло Вэй Ина: не худоба, не бледность, нет… Он улыбается так, словно смеётся в лицо людям, которые его пытают, или так, словно сам обрекает кого-то на смерть.
Мёртвая девушка перетекает по полу вслед за своим хозяином.
— Я сделал это и для тебя тоже, Цзян Чэн, — Вэй Ин говорит тихо, почти шёпотом. — Ты появился раньше, чем я рассчитывал. К твоему приходу они оба должны были превратиться в визжащих от ужаса калек. — Уголок его рта плотоядно ползёт вверх. — Оба должны были ползать у твоих ног и умолять о смерти.
В глазах у Цзян Чэна снова встаёт красная пелена, а сердце колотится в убийственном восторге. В груди тесно, и — самое стыдное — возвращается то извращённое, ненормальное возбуждение, которое он чувствовал, пока Цзыдянь, тонкий и острый, как лезвие меча, отхватывал от Вэнь Чжулю кусок за куском.
Член каменеет, и болезненное онемение от него ползёт выше, охватывает живот.
— Это мой подарок, — шепчет Вэй Ин. — Такого тебе больше никто не подарит. Потому что только я знаю, чего ты хочешь…
Мёртвая девушка у его ног приходит в беспокойство, хватается бурыми от засохшей крови пальцами за одежды Вэй Ина, гладит его ногу, льнёт к нему, вызывая в Цзян Чэне приступ ярости и тошноты одновременно.
Вэй Ин ловит его взгляд и с холодной усмешкой говорит:
— Они так хорошо чувствуют энергию ян… Чем сильнее прилив энергии, тем сильнее они тянутся.
Бешеная, горячая кровь ударяет Цзян Чэну в голову, когда он понимает, к чему эта девка тянется.
Не помня себя, он в бешенстве хлещет мёртвую Цзыдянем.
Фиолетовая молния проходится поперёк её груди. Тварь истошно визжит, и в комнате пахнёт жжёной тканью и жжёной плотью.
Девушка подскакивает в воздух, цепляется за балки на потолке и, перескакивая между ними, как огромный красный паук, обрушивается на Цзян Чэна. Тот уклоняется и снова ударяет Цзыдянем.
Кнут скручивается, замыкается в петлю вокруг тела ведьмы, и Цзян Чэн сжимает пальцы.
От визга извивающейся твари закладывает уши, но она всё равно продолжает бросаться на Цзян Чэна, пытаясь вонзить когти. Он лишь презрительно смеётся.
Вэй Усянь смотрит и крутит в пальцах флейту.
Цзян Чэн отдёргивает Цзыдянь, когда девушка перестаёт биться и замолкает, захлебнувшись воем.
— Это ведь не полная сила? — спрашивает Вэй Ин и сам отвечает: — Конечно, нет! — Его пристальный, взгляд упирается в Цзян Чэна и становится мягким, зыбким: — Я мечтал увидеть тебя с Цзыдянем…
— Тогда мог бы объявиться пораньше! — едва не кричит Цзян Чэн. Он выплеснул на мёртвую лишь часть злости, но оставшаяся по-прежнему клокочет в груди. — Я махал им три месяца. Без тебя!
— Ещё насмотрюсь. Мы теперь будем вместе. — Вэй Ин подходит к нему и берёт за руку. Их пальцы сплетаются сами по себе. — Нет ничего, что могло бы нам помешать, а если есть… — Верхняя губа Вэй Ина вздёргивается в хищной улыбке. — Я это уничтожу.
Перед глазами Цзян Чэна встаёт та ночь: чёрный полог длинных волос, отчаянный блеск в глазах Вэй Ина, его приоткрытые губы… То, о чём они запретили себе не то что говорить — даже думать.
Но Цзян Чэн понимает, что для Вэй Ина, из какого бы ада он ни вернулся, теперь не существует запретов.
— Уничтожу любого, — повторяет Вэй Ин, и Цзян Чэну кажется, что глаза его отсвечивают красным.
В словах — как и во всём остальном, что делает Вэй Ин, — чувствуется угроза. Цзян Чэн выдёргивает руку: никто не смеет ему угрожать, даже Вэй Усянь. Никто не смеет решать за него. А если он сам хочет того же, то он и возьмёт это — сам.
Вэй Ин хватает его за запястье:
— Только не говори, что нельзя! Можно всё. Всё, чего хочешь.
— Лучше отпусти по-хорошему, — цедит Цзян Чэн. Он так ясно, страшно понимает, о чём говорит Вэй Ин, как будто они могут читать мысли друг друга.
— Нет, Цзян Чэн, — Вэй Ин смеётся, но его глаза остаются жестокими и холодными, как у зверя.
Цзян Чэн пытается вырвать руку, но её оплетают полупрозрачные языки тёмной энергии. Их прикосновение похоже на скольжение водорослей по коже, но держат они гораздо крепче.
— Убери эту дрянь! — рычит Цзян Чэн, пытаясь стряхнуть бесплотные, как болотный туман, щупальца. — Или использовать Цзыдянь на тебе? Это ты мечтал увидеть?
Вэй Ин смеётся:
— Попробуй. Попробуй, ну же!
Цзян Чэн стискивает зубы — он не может. Даже ради того, чтобы поставить зарвавшегося Вэй Усяня на место, не может.
— Мне не нужен Цзыдянь, — шипит он. Он посылает энергию в руку так же, как посылает её в кольцо, и по туманным щупальцам на его запястье идёт рябь. Они слабеют, распадаются, и Цзян Чэн резко, но не сильно толкает Вэй Ина в живот.
Тот отлетает на несколько шагов, и, если бы не стоящий позади него стол, то он свалился бы на пол.
Цзян Чэн злится ещё больше: поганец даже не выставил защиту! Что он пытается доказать? Что ему даже духовные силы не нужны, чтобы выстоять против него? Что ему не нужен теперь меч, только чёрная флейта?
Цзян Чэн бросается на Вэй Ина, хватает его и встряхивает:
— Что ты о себе возомнил? В одиночку сражаешься с кланом Вэнь! Преподносишь мне Вэнь Чао в подарок! Тебе никто не нужен, да?! Что ещё ты сделаешь, чтобы показать своё величие?! Что?!!
Вэй Ин перехватывает его запястья и крепко держит.
— Могу призвать сюда тех двоих, — он кивает на потолок. — Могу собрать всю нежить, что живёт в горах. Могу поднять армию мертвецов.
В его медленных, насмешливых словах столько тёмной силы, что по телу Цзян Чэна пробегает дрожь. Не от страха, а от ярости и от противоестественного восхищения.
Вэй Ин, не сводя глаз с Цзян Чэна, наклоняет голову. Он опускает её ниже, и взгляд исподлобья кажется умоляющим. Цзян Чэн вдруг догадывается, что Вэй Ин собирается сделать — но поздно. Губы Вэй Ина уже касаются его пальцев, а потом он больно, хищно кусает.
Его зубы вонзаются не настолько глубоко, чтобы Цзян Чэн не мог бы освободить руку, но он просто теряется. Тело деревенеет, не слушается.
Это уже было… Вэй Ин точно так же сжал его зубами, в том же самом месте. Укусил так сильно, что, будь Цзян Чэн обычным человеком, у него остался бы шрам, но та ранка к утру выглядела так, словно зажила несколько месяцев назад, а на следующий день сошла окончательно.
Вэй Ин погружает зубы всё глубже, словно на это раз хочет оставить незаживающий след. Цзян Чэн свободной рукой хватает его за волосы и дёргает, заставляя Вэй Ина разжать зубы и оторваться.
Он медленно поворачивает кисть, наматывая волосы на кулак, и бледное, нечеловечески красивое лицо Вэй Ина приближается.
Сердце стучит так, словно сейчас разорвёт грудную клетку, и Цзян Чэну кажется, что и сам он уже распадается на куски, так болезненно желание.
Вэй Ин угадывает это желание. Он прижимается своими губами к его и кусает рот Цзян Чэна так же, как только что кусал ладонь. И, хотя Цзян Чэн почти не чувствует боли, в рот ему течёт тёплая, солёная кровь.
Он на секунду отрывается, чтобы глотнуть воздух, а потом с жадностью припадает к губам Вэй Ина, сосёт, и слизывает, и пьёт с них свою же кровь.
В ушах болезненным гулом отдаётся стук сердца, а золотое ядро стонет и пылает таким жаром, что Цзян Чэну кажется, что оно сгорит во второй раз. Он и сам сгорит, обратится в руках Вэй Ина в пепел. И то, что сдерживало его так долго, сгорит тоже…
В Пристани Лотоса они жили в одной комнате, и, конечно же, не могли не слышать… Каждый старался делать это, когда другой уже спал, но угадать получалось не всегда. Поэтому Цзян Чэн слышал, как дыхание Вэй Ина на соседней кровати учащалось, а потом, в какой-то высокой, напряжённой точке останавливалось. Останавливалось так надолго, что начинало казаться, что Вэй Ин никогда уже не выдохнет… Летом, когда долго не темнело, Цзян Чэн мог даже различить силуэт Вэй Ина. Он видел, как резко, ломко тот запрокидывал голову — и не дышал. Цзян Чэн не дышал тоже, а в паху всё наполнялось жаром и сладким, преступным онемением. Он представлял, как Вэй Ин осторожно сжимал свой член, боясь сделать слишком явное движение, как двигал рукой вверх-вниз по горячему стволу, — и почти чувствовал нежную, влажную кожу под пальцами. А ещё он думал, что Вэй Ин точно так же мог слышать его, в другие дни…
Потом он узнал наверняка, что Вэй Ин слышал. В одну из ночей Вэй Ин не выдержал, скинул с себя одеяло и кинулся к постели Цзян Чэна. Он встал возле неё на колени и одной рукой нащупал возбуждённый член Цзян Чэна, а другой закрыл ему рот.
— Не шуми, тихо… — торопливо зашептал он. — Что такого? Мы взрослые… Я всегда знаю, когда ты делаешь это. Я помогу тебе. Говорят, намного приятнее, когда делает другой.
Его рука сильно и нежно двигалась по члену Цзян Чэна, и стыдное удовольствие было безумным, ослепительным. Цзян Чэн послушно выгнулся в руках Вэй Ина. Тот перестал зажимать ему рот, но рука осталась рядом, на щеке. Цзян Чэн, не помня себя от возбуждения, прихватил зубами кончики пальцев Вэй Ина, втянул их в рот и через несколько мгновений спустя выплеснулся в руку Вэй Ина.
После того случая они прекратили скрываться — так и правда было приятнее; с другим всё чувствовалось острее. Но никогда больше — если не считать самого последнего раза — Цзян Чэн не касался Вэй Ина губами.
В тот вечер Вэй Ин притащил кувшинчик рисового вина; Цзян Чэн сделал лишь глоток, а Вэй Ин выпил всё остальное. Цзян Чэн лёг спать, но уснуть было невозможно: разразилась гроза. По крыше грохотал ливень, а вспышки молний были такой силы, что освещали комнату до самых дальних углов. Цзян Чэн прятал голову под одеяло и затыкал уши, пытаясь заснуть, и поэтому не видел и не слышал, как в его кровать забрался Вэй Ин, почувствовал лишь, когда тот скользнул под одеяло. Он прижался к Цзян Чэну всем телом и сначала лежал смирно, так что даже не было повода выгнать его из своей постели. Потом он перекинул руку через Цзян Чэна, притиснулся ещё ближе и просунул ладонь за пояс штанов.
— Давай снимем, — прошептал он на ухо.
Всё начиналось как обычно, но потом… Цзян Чэн не знал, что случилось с ними тогда: даже если Вэй Ин и был пьян, то он-то — нет. Может быть, дело было в грозе, в бесчисленных молниях, которые будоражили кровь, заставляли подниматься волоски на руках и кололи где-то под кожей.
Он прижимал Вэй Ина к себе и наваливался сверху, а когда они перевернулись и он оказался внизу, то схватил Вэй Ина за плечи, притянул к себе и стал раскачиваться в такт с ним. Они, не расцепляя пальцев, вжимались друг в друга скользкими от пота телами, и Цзян Чэн чувствовал как его член трётся о такой же твёрдый, закаменевший член Вэй Ина. Оба были на краю. Вэй Ин уронил голову Цзян Чэну на плечо, зарылся лицом в рассыпавшиеся волосы, а потом поцеловал. Цзян Чэн дёрнулся, словно его коснулось раскалённое железо.
— Не надо, — простонал он. Поцелуи — это уже не то, что просто дрочить вместе.
Вэй Ин выпрямился, не переставая всё так же резко, глубоко двигать бёдрами. Он навис над Цзян Чэном — его волосы накрыли их, словно шёлковое покрывало, — и прошептал, кусая губы:
— Почему это?
— Мы мужчины. Так не должно быть, — Цзян Чэну казалось, что он сходит с ума: он одновременно тёрся членом о член Вэй Ина, и говорил ему, что это невозможно, неправильно.
— Я хочу тебя, — Вэй Ин перестал шептать и сказал это вслух. Громко.
Цзян Чэн зажал его рот рукой — от страха, что их могут услышать, движение вышло резким, похожим на пощёчину, — и в ту же секунду почувствовал, как зубы Вэй Ина вонзаются в его ладонь чуть ниже большого пальца. А ещё миг спустя от возбуждения, от боли, от жалящего блеска в зрачках Вэй Ина Цзян Чэн кончил.
Это был их последний раз, потому что то, что они делали друг с другом, было уже не «помощью» и не забавой, оно превращалось в связь.
Потом случилось много, очень много всего, но то, как Вэй Ин — сейчас — впивается в его руку, а потом в губы, перечёркивает всё, что было между, возвращает их в тот самый момент, когда они испугались запретного. И теперь Вэй Ин говорит, что запретов не существует. Не существует ничего, что могло бы их остановить и через что они не могли бы переступить.
Те, чьи тела лежат наверху, это знают.
Цзян Чэн не понимает, что сейчас так горячо и больно разъедает ему душу: любовь к Вэй Ину или ненависть. И то, и другое. А то, чем стал Вэй Ин теперь, радо тому и другому, оно с одинаковой безумной страстью встретит и ласки, и удар плетью.
Цзян Чэн тянет волосы Вэй Ина вниз, так что тому приходится запрокинуть голову, а потом целует беззащитно выгнутую шею. Она — пугающей матовой белизны, и следы от губ и зубов на ней вспыхивают красным.
Вэй Ин запускает пальцы в его волосы, хватает за плечи, за спину, бесстыдно и громко стонет, и Цзян Чэном овладевает то же исступлённое ожесточение, с которым он рвал на куски Вэнь Чжулю.
На его пальцах, как и на пальцах Вэй Ина, нет ни капли крови Вэнь Чао или Вэнь Чжулю — потому что она слишком грязная, презренная, для этого у них есть Цзыдянь и мёртвые твари, — но Вэй Ина хочется рвать своими руками, причинять ему боль, вымещать собственную боль и отчаяние, мучительную тоску по нему…
— Я хочу тебя, хочу, хочу… — повторяет Цзян Чэн с остервенением, потому что наконец-то может это сказать. Знает, что может. — Где ты был, когда был так нужен? Где ты был?
Вэй Ин накрывает его рот своим.
Цзян Чэн подминает Вэй Ина под себя, опрокидывает на стол и падает сверху.
На мгновение он замирает. Лицо Вэй Ина похоже на маску, в нём нет ни тонов, ни оттенков, только три чистых, ярких до рези в глазах цвета: белый, красный и чёрный. Он замирает, а потом снова припадает к этим мертвенно алым губам.
То, что происходит между ними, больше похоже на схватку. Они обнимают и пытаются вырваться из чужих объятий, стискивают, кусают, вгрызаются, мнут, и Цзян Чэн уже чувствует, как синяки на его плечах наливаются ноющей болью.
Сквозь слои одежд он нащупывает твёрдый член Вэй Ина, и когда он сжимает его, Вэй Ин дрожит всем телом.
— Я не выдержу! — шипит сквозь зубы Цзян Чэн. — Не вытерплю.
Жажда обладать Вэй Ином такая же слепая и беспощадная, как жажда мести. Запах его кожи пьянит так же, как запах крови клана Вэнь.
— Прямо сейчас! Быстрее! — Вэй Ин дёргает бёдрами так, чтобы член сильнее тёрся об руку Цзян Чэна.
Торопливо, не снимая одежд, даже не развязывая поясов, они непослушными от возбуждения руками стягивают штаны. Цзян Чэн разворачивает Вэй Ина к себе спиной и толкает на стол. Вэй Ин сначала упирается в него руками, пытаясь встать, но Цзян Чэн давит ему на загривок, давит и давит, пока Вэй Ин не ложится на стол грудью и животом.
Вэй Ин что-то хрипло говорит между стонами, но Цзян Чэн с трудом может разобрать. Кажется, это что-то про то, что Вэй Ин убьёт и повесит на собственных внутренностях любого, кто встанет между ними, кто хоть пальцем посмеет коснуться…
Цзян Чэн закидывает полы ханьфу на спину Вэй Ина и путается в ворохе чёрного шёлка и чёрных волос, в котором лишь изредка вспыхивает красное — лента.
Ладони Цзян Чэна текут по влажным от пота бокам, по пояснице, спускаются ниже, раскрывают…
Его мысли уже давно — обожженная плоть и зола, кровь и желчь; но в самой их глубине Цзян Чэн ещё хранит другого себя, юношу, у которого были родители, друзья и дом. Тот Цзян Чэн знал, как быть нежным и как любить. Всё, что знает о теле, о течении его запутанных жил, меридианов и вен нынешний Цзян Чэн, связано лишь с ранами, войной и болью. Он умеет убивать, знает, куда ударить, что причиняет боль меньшую или большую. Он забыл, как щадить, заботиться и ласкать, он помнит лишь, что знал это когда-то.
Поэтому он не щадит, а просто берёт.
Он растягивает края большими пальцами, разводит в стороны и направляет туда свой член.
Вэй Ин глухо вскрикивает, и Цзян Чэн замирает, хотя хочет войти глубже до темноты, до кровавой пелены в глазах.
— Не останавливайся, — говорит Вэй Ин, его бледная щека мелькает под чёрной паутиной волос.
— Тебе больно, — Цзян Чэн не спрашивает, он утверждает. А если и спрашивает, то о том, достаточно ли больно.
Он проталкивается глубже, вбивает до конца.
— Я люблю, когда ты причиняешь боль, — задыхаясь, шепчет Вэй Ин. Он не говорит — кому. Всем.
Он прогибается, тянется, насаживается.
— Ещё, ещё, ещё… — его слова, как грубая, занозистая нить, вытягиваются в вой. Он требует и умоляет.
И Цзян Чэн вколачивается в него, в его горячую, тесную плоть всё быстрее и безжалостней. Внутри Вэй Ин податливый и обжигающий. Цзян Чэн вплавляется в него.
На обратной стороне опущенных век снова пьянящие кровавые вспышки: красное месиво вместо лица Вэнь Чао, сгрызенные пальцы, ожоги от Цзыдяня, кровоточащая плоть.
Может быть, Вэй Ин внутри сейчас тоже как открытая рана, потому что Цзян Чэн видит его кровь и тянущиеся к ней языки тьмы. Даже это не может уменьшить его дикого, лихорадочного возбуждения, и он, не переставая вбиваться в Вэй Ина, падает на его напряжённую, взмокшую спину. Вэй Ин изгибается, поворачивает голову, подставляет лицо, и Цзян Чэн своими разорванными губами целует уголок его рта.
— Я скучал, — шепчет он. — Ты был мне так нужен…
По бледному даже сейчас лицу Вэй Ина скользит улыбка:
— Хочу видеть тебя.
Цзян Чэн перехватывает его и переворачивает одним движением.
Они смотрят друг на друга. У Цзян Чэна сводит мышцы на животе от возбуждения, когда он видит Вэй Ина вот так, под собой. Его запрокинутое лицо, покрытую следами укусов шею, набухший член, который Вэй Ин немилосердно и как-то неправильно сжимает, словно хочет не удовольствия, а боли.
Цзян Чэн вбивается всё сильнее, стонет, впивается пальцами в непристойно, грязно раскинутые перед ним ноги Вэй Ина, и понимает, что больше не может…
Удовольствие такое сильное и жестокое, что глаза застилает слезами, а земля уходит из-под ног. Цзян Чэн глохнет от своих и чужих криков и падает, бесконечно падает в темноту.
Первыми, как всегда, возвращаются запахи. Кровь, пот, обугленная кожа и гнилостно-сладкий запах смерти. Прозрачное белое семя на пальцах Вэй Ина пахнет водой и солью. Другая его рука беспокойно крутит и тянет вниз край рубахи, словно пытаясь что-то прикрыть. Вэй Ин тяжело, шумно дышит, глаза закрыты.
Цзян Чэн опускается на него, приникает к его груди, где лихорадочно стучит сердце.
Больше Цзян Чэн не слышит ничего, даже своих слов, когда говорит, что он убьёт любого, кто встанет между ними, он — тоже.
Вэй Ин тихо и печально смеётся.
— Я верну тебе всё, — говорит он. — И ты никогда больше не будешь один.
Цзян Чэн чувствует, что Вэй Ина обволакивает тьма, она как слой испарины на его теле. Он не сосредотачивается специально, это просто невозможно не заметить, когда они так близко. Вэй Ин не просто управляет нежитью с помощью флейты, тёмная ци пронизывает его так же, как светлая — всех остальных заклинателей.
— Ты скрывался эти три месяца… — тихо говорит Цзян Чэн, разглаживая пальцами чёрный шёлк на груди Вэй Ина. — Ты стал другим и думал, я не приму тебя таким? — Вэй Ин ничего не отвечает, и только дыхание слегка учащается. — Мне всё равно.
Вэй Ин молчит. В комнате мёртвая тишина, слышно лишь, как кровь тяжёлыми медленными каплями падает с потолка.
***
Они не делят комнату и не проводят ночи вместе, но про их близость все знают. И если глава Цзян ещё пытается сохранять приличия, то Вэй Усянь не скрывает ничего и дерзко улыбается тем, кто излишне долго задерживает взгляд на отметинах на его шее или искусанных губах. Если кто и осуждает их двоих, то не осмеливается произнести этого даже шёпотом под собственным одеялом, потому что неведомо, как далеко распространяются их власть и их знание. Они разные: суровый и насмешливый, облачённый в лиловое и носящий чёрное, молния и флейта, идущий путём меча и ступивший на путь тьмы — и всё равно как один, слитые в нерушимое и безжалостное единство.
Про себя они знают, что не едины, и знают, что лучше не касаться ещё не сросшихся швов. Цзян Чэн не в силах предсказать, срастутся ли они когда-нибудь. Они вернули Пристань Лотоса, низвергли Солнце и тысячу раз признались друг другу в любви. Теперь их соитие не всегда так безумно и жестоко, как в первый раз, — хотя оба любят сопротивление и схватку. Но, как в первый раз, оно всегда неожиданно, быстро и как будто случайно, и поэтому — и наверняка почему-то ещё — Вэй Ин никогда, никогда не снимает одежд.
@темы: Арт, Совет кланов, Орден Юньмэн Цзян, Драма/ангст/хоррор, Текст
-
-
06.12.2019 в 19:34Как красиво перетекает из рук в руки сила
Ты как?
Очень атмосферно получилось, будто рядом идешь
Ради него
Я не очень сочувствую такой вот бескомпромиссной любви, когда с объектом воздыхания и словом-то не обмолвился толком, а уже готов идти следом до конца жизни, но написано здорово. Девичья влюбленность очень убедительно вышла!)
Не снимая одежд, не развязывая поясов
Давно хотелось чего-то в этом духе про них
-
-
06.12.2019 в 20:07Очень понравилось, спасибо
-
-
06.12.2019 в 20:44Спасибо, мне понравилось. )
-
-
06.12.2019 в 21:06-
-
06.12.2019 в 22:01охх, это было здорово, спасибо!
чэнсяни♥
-
-
06.12.2019 в 22:21-
-
06.12.2019 в 22:35Классный рисунок, понравилось и то, как нарисовано, и сюжет. Только вот ВИ мне почему-то упорно видится девушкой )) то ли ракурс, то ли разница в размерах с ЦЧ ))
Не снимая одежд, не развязывая поясов
Красиво, страстно и жутко. Вот понимаешь, что оно какое-то нездоровое, но невозможно же оторваться. А ещё текст очень, если так можно сказать, визуальный - было ощущение, что я не читаю, а дунхуа смотрю, так ясно всё представлялось. Здорово, правда, спасибо за таких чэнсяней
-
-
06.12.2019 в 23:47Ради него
Такой чудесный текст, очень замечательно переданы чувства Цзян Яньли. Огромное спасибо!
-
-
07.12.2019 в 00:16-
-
07.12.2019 в 04:50Смотреть приятно))
Не снимая одежд
Пару раз ударился об ООС, но в целом подобные штуки люблю. Понравилось.
-
-
07.12.2019 в 19:37очень
Спасибо!
-
-
09.12.2019 в 16:51Дорогой автор! Спасибо за этот фик и Ваш талант! Никогда не думал что этот пэйринг сможет мне додать, но Вы сумели)))) Ваш слог творит тут что-то невероятное - спасибо
-
-
10.12.2019 в 12:44Это было чудесно
-
-
18.12.2019 в 00:12Спасибо! Очень понравилось! Дарк-чэнсяни - сильные, красивые, жестокие и, главное, вместе.
-
-
21.12.2019 в 23:25очешуительно красивый арт
-
-
22.12.2019 в 19:20Давно хотелось чего-то в этом духе про них. И флэшбэчные сцены тоже как из моих фантазий. Спасибо, додали!
Очень рада, что совпали по видению ))
кот Мурр, Дамария, Hide Matsumoto, Roctis Kravei, mdzs-author, А. Ли, большое спасибо! Хорошо, что получилось вас порадовать.
серафита, чэнсяни — жуткие и ещё какие-то, подходящее слово не находится. Не такие уж и дарковые относительно канона, в части пыток так точно.
С пытками у меня не очень, так что остались за кадром.
Keishiko, А ещё текст очень, если так можно сказать, визуальный - было ощущение, что я не читаю, а дунхуа смотрю, так ясно всё представлялось. Здорово, правда, спасибо за таких чэнсяней
Очень рада, что вам понравилось, спасибо за отзыв!
Зомбибой, Никогда не думал что этот пэйринг сможет мне додать, но Вы сумели)))) Ваш слог творит тут что-то невероятное - спасибо
Это для меня самой был новый пейринг, так что вдвойне рада, что получилось ))
Отрина, Дарк-чэнсяни - сильные, красивые, жестокие и, главное, вместе.
да, приятно иногда порадовать себя именно дарк-верисей. Канон очень располагает.
-
-
22.12.2019 в 20:23-
-
23.12.2019 в 11:15-
-
25.07.2021 в 23:29Придумать образ, влюбиться и потерять себя... Бедная Цзян Яньли, первая влюбленность болезненная
Не снимая одежд, не развязывая поясов
Ух, вот это было жестко и сильно. Напряженные оба, оголённые эмоции, яркие, сильные, тяжелые и непонятные