Название: Красивые слова
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: текст
Жанр: hurt/comfort, романс, ER
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, около 5150 слов
Саммари: летом 2019 по время промо-компании "Неукротимого" вместе со взлетевшей популярностью на Лю Хайкуаня обрушился и нежелательный интерес к его прошлому, а затем и к его настоящему
Предупреждениe: трепетные мальчики; есть риск умереть от нежности; ER такой established, что дальше просто некуда.
Примечание: сюжет основывается на нескольких фактах и куче фанонов и домыслов, а также на идее анона из дежурки.
ЧИТАТЬ
Глаза уже болели от монитора, но включать верхний свет не хотелось: упиваться жалостью к себе удобнее было в темноте.
Хайкуань устало потер лоб и выбрал «удалить» для очередного своего старого комментария.
«Скучаю, сокровище моё, береги себя, люблю...» отправлялись в мусор. Хайкуань уже давно не испытывал боли, глядя на эти признания, уже давно не перечитывал их, но предавать их забвению было неожиданно больно. Он не сожалел ни о чем из написанного и никогда не собирался вырезать это из собственного прошлого. Со временем понял, что был тогда слишком откровенен и неосторожен, слишком наивно влюблен... но не считал, что кому-то будет интересно копаться во временах его студенчества, в соцсетях его друзей и знакомых. А тем более не предполагал, что это не станут делать молча, а наоборот — громко и нагло, задавая ему беспардонные вопросы, будто имея право знать.
«Так поздно онлайн? Что делаешь?» — неожиданно подмигнуло окно чата, и Хайкуань вздрогнул, будто его подловили на какой-то подлости.
Уничтожаю все доказательства, что у меня кто-то был до тебя, подумал он. Что я еще кому-то говорил, что люблю. Ты разве этого никогда не хотел?
Тут же почувствовал себя еще большим подлецом, и захотелось извиниться за эти мысли, даже если не высказал их вслух.
«Кое-что правлю», — ответил он неполную, но правду, чтобы не добавлять на свою и так посеревшую совесть еще черной краски.
«Иди спать! Спать!» — приказали ему с другой стороны, и он невольно взглянул на стену — где-то в той стороне несколькими кварталами дальше стоял другой многоэтажный дом, где светился другой экран, и вечно не спавший допоздна Цзаньцзинь, наверное, валялся на кровати, болтая ногами. От представившейся картинки на душе посветлело.
«Иду, учитель Чжу».
«Люблю, когда ты такой послушный. Люблю тебя!» — написал Цзаньцзинь, а у Хайкуаня вдруг снова всё сжалось внутри от плохих предчувствий. Захотелось крикнуть: не пиши таких слов! Даже в чат не пиши!
Поколебавшись, он ответил: «Спасибо».
В своей квартире лежащий на кровати Цзаньцзинь перестал болтать ногами, с удивлением всматриваясь в это «спасибо».
***
«Еду к тебе! Буду через 15 минут», — сообщил Цзаньцзинь следующим вечером.
«Если тебе удобно», — поколебавшись, ответил Хайкуань.
«Ой, это я должен был спросить, удобно ли тебе! Ты же только вернулся! Сильно устал? Еще не лег спать? Я такой невнимательный товарищ. Так можно мне заехать?»
Похоже, Цзаньцзинь еще ничего не знал, и мысль, что можно провести с ним вечер, как будто ничего не случилось, была чересчур соблазнительной, чтобы от нее отказаться. Хайкуань отогнал от себя еще одну мысль — что это может быть их последний такой беззаботный вечер вместе.
«Можно», — быстро написал он.
И направился было на кухню, но в коридоре его догнало сообщение: «Еду я принесу, ничего не готовь!».
Хайкуань улыбнулся и всё равно пошел посмотреть, что приготовить если не на сегодняшний вечер, то на завтрашнее утро.
Пятнадцать минут спустя в квартиру влетел неприлично энергичный для одиннадцати вечера Цзаньцзинь. Поднялся на носочки и осыпал Хайкуаня короткими поцелуями, чуть прихватывая губы, и тревоги от этой ласки рассыпались в стороны как кегли от умелого броска шаром.
Они устроились на подушках у столика в гостиной, Цзаньцзинь уплетал принесенную лапшу и рассказывал про свою недавнюю фотосъемку, то и дело что-то спрашивал, Хайкуань рассеянно отвечал, стараясь не врать, или просто улыбался, глядя на него с нежностью, а Цзаньцзинь притворно возмущался.
— Хайкуань-лаоши сегодня просто образец неразговорчивости! А я-то думал, что добился в борьбе с этой твоей привычкой выдающихся успехов! Как я ошибался, придется переписывать все наработки.
— Ты — мой шар для боулинга, — невпопад ответил ему Хайкуань.
— Прекрасно, — откашлявшись, заявил Цзаньцзинь, — и какими причудливыми путями ты пришел к такому сравнению, не расскажешь?
— Нет.
Цзаньцзинь зарычал примерно так же устрашающе, как рычали его пудели, и Хайкуань рассмеялся.
— Мне надо написать речь на завтра, ты иди спать, — посетовал Цзаньцзинь, потеревшись о его плечо, когда они допили чай и мыли посуду, мешая друг другу.
— Речь?
— Торжественную. Вдохновляющую. Про уход за недостатками кожи лица.
— У твоего лица нет недостатков.
— Спасибо, иди, поцелую... Но сказали про недостатки — надо про недостатки. Если тебе хочется быстро заснуть, то можешь послушать.
— Послушаю, — тут же решил Хайкуань.
Цзаньцзинь уселся на диван с планшетом, Хайкуань устроился рядом, но потом стек ниже, и в итоге уложил голову Цзаньцзиню на коленки, и иногда тот пробегал пальцами по его волосам.
— «Главный секрет красоты — не в том, какие средства вы используете, а в вашем хорошем настроении и душевном спокойствии. Любите себя...», — сочинял Цзаньцзинь.
— Себя?
— Конечно, сначала себя. А когда любви к себе будет слишком много — ею неизбежно захочется поделиться.
— Не могу понять, ты эгоист или оптимист.
Цзаньцзинь от обиды дернул Хайкуаня за ухо.
— То есть, ты с этим не согласен?
— Не знаю. Но тебя точно пригласили не для того, чтобы ты советовал не использовать никакие средства, эту часть поменяй.
— Ладно.
Цзаньцзинь забормотал себе под нос варианты фраз, еще пару раз Хайкуань что-то подсказал, а потом незаметно для себя уснул. И даже не проснулся, когда Цзаньцзинь выбирался из-под него, укладывал на подушку, укрывал одеялом и устраивался с противоположной стороны дивана «валетиком», потому что огромная пустая кровать в спальне его прельщала гораздо меньше, чем тесный диван, на котором еще надо было отвоевать место возле худого, но всё равно довольно большого Хайкуаня, но он поерзал и отвоевал.
За последние несколько дней Хайкуань впервые спал так крепко и без сновидений.
***
— Хайкуань, тут что-то странное происходит... — вместо приветствия сказал Цзаньцзинь, позвонив ему в середине следующего дня. Они расстались рано утром после быстрого завтрака, и Хайкуань поехал на репетицию, а Цзаньцзинь — домой, дописывать речь и собираться на мероприятие.
— Да, — ответил Хайкуань, стараясь говорить ровно, в то время как сердце заколотилось о ребра. — Я знаю.
— Почему ты мне ничего не?.. Нет, ладно, об этом потом. У меня буквально пара свободных минут, и затем мне надо бежать, а ведь ты мог бы мне утром спокойно всё!... — Цзаньцзинь глубоко вздохнул. — Расскажи мне вкратце.
— Часть моих фанатов, как и просто любопытных незнакомцев, заинтересовались моим прошлым, нашли старые фото и комментарии, и обсуждают теперь всё это довольно бесцеремонно, приходя к выводу, что у меня был роман с мужчиной.
— Как ты деликатно назвал людей, сующих нос в чужие личные дела!
— Как мне объяснили, и я не могу с этим не согласиться, публичность — часть моей работы, и поэтому всё, что я выкладываю, пишу, говорю, — не совсем мое личное дело.
— Я бы с этим поспорил, но не сейчас. Насколько это масштабно, и что вы предпринимаете? — деловито спросил Цзаньцзинь.
— Пока я удалил часть старых постов, комментариев. Есть вероятность, что я еще недостаточно популярен, чтобы из этого вышел крупный скандал.
— Попроси свой фанклуб помочь.
— Как?
— Обратиться к фанатам с просьбой не репостить. И писать жалобы на чужие посты.
— Я... не могу.
— Почему, Хайкуань?
— Они любят меня за то, что я делаю, и я и так по сути зарабатываю на их любви. Они не подписывались спасать мою репутацию... от правды.
— Ох, я забыл, что ты слишком честный и хороший для этого мира, — то ли с досадой, то ли с уважением произнес Цзаньцзинь.
— А еще я не могу отделаться от мысли, что кто-то из них может быть среди тех людей, кто сейчас с интересом обсуждает, с кем я спал.
— Хайкуань...
— Что, я уже не такой хороший?
— Ты очень хороший. И мне так жаль, что...
— Не надо.
— Что не надо? Жалеть тебя? Ну вот я так и думал, что ты это скажешь, но ведь я не в том смысле! — Хайкуань буквально увидел, как Цзаньцзинь с досадой машет руками. — Черт, черт, мне надо идти. Всё же поговори с менеджером о том, чтобы привлечь фанклуб, ладно? Я подумаю, может, еще что-то в голову придет. Не унывай и не скрывай от меня больше ничего, пожалуйста! Договорились? Хайкуань?
— Да.
— Я люблю тебя.
Хайкуаню безумно хотелось ответить ему тем же — сказать, как сильно его любит, они часто говорили это друг другу, и он всегда был щедр на слова любви, не ограничиваясь банальными фразами, позволяя себе быть романтиком и чуточку поэтом, чем иногда смущал Цзаньцзиня, но чаще приводил того в восторг. Но сейчас слова застревали в горле, и не потому, что чувства притупились, о нет, они горели в нем и рвались навстречу Цзаньцзиню, который в этом непростом разговоре повел себя так, что Хайкуань испытывал облегчение и благодарность, о чем тоже хотел бы сказать, но будто вдруг разучился, растерял нужные слова, удалил их не только из старых постов в интернете, но и из себя самого. Зажмурившись, он ответил тихо:
— Да, я знаю.
И отключился.
А Цзаньцзинь с тревогой смотрел на погасший экран телефона.
***
И, может быть, волна интереса к его прошлому и затихла бы, если бы не появился ролик со съемок о том, как Цзаньцзинь кормил его лапшой.
Хайкуань не понимал, как одни и те же люди могли просить его почистить соцсети от «компрометирующих материалов», и в то же время ради хайпа выкладывали другие... весьма неоднозначные. При этом его самого попросили ролик не репостить, вот где в этом логика?
Хуже всего, что теперь эта волна могла задеть и Цзаньцзиня, потому что те «любопытные», кто уверился, что нашел бывшего парня Хайкуаня, начали искать его настоящего, а Цзаньцзинь становился самой очевидной кандидатурой... и действительно был его парнем. Патовая ситуация.
Оглядываясь назад, Хайкуань не понимал, как они могли быть такими беспечными, и в то же время, если быть объективным, не находил в их поведении ничего предосудительного. Они быстро подружились... ну хорошо, быстро влюбились. К тому же играли персонажей, которым досталось немало совместных ярких сцен. Актерские эмоции смешивались с настоящими, будоража кровь, но они вели себя пристойно, понимая, сколько вокруг камер. Да и отношения только начинались, а во время съемок они были сосредоточены больше на работе... кроме тех последних дней, когда как раз и сняли этот ролик. Самые сложные, самые важные сцены были позади, в воздухе висело предвкушение окончания съемочного процесса, горечь перемежалась радостным ожиданием. Им самим тогда не казалось, что они позволили снять нечто интимное, но теперь, пересматривая ролик, Хайкуань находил его личным, и чувствовал досаду, что столько людей увидит их такими.
Если бы не его неосторожное поведение в предыдущих отношениях... возможно, никто не сделал бы далеко идущих выводов из этих кадров, и из их интервью на первом фанмите, и из их дурацкого поведения во время игры на тумбе. Но чем больше Хайкуань читал обсуждений, тем больше ему казалось, что он стоит голым посреди площади Тяньаньмэнь, а толпа вокруг знает не только его имя, но и все его чувства и желания.
Его менеджер сначала твердила, что не стоит преувеличивать проблему, и удаления старых постов будет достаточно, чтобы замять вопрос, но сейчас стала задумчивой, всё время куда-то звонила и смотрела на него с сочувствием, отчего Хайкуаня неприятно подташнивало.
Он пересказал ей предложение Цзаньцзиня задействовать фанклуб, но сказал, что сам просить их ни о чем не будет. Какие-то первые осторожные шаги в эту сторону она предприняла, но теперь их усилия смывало новой волной интереса.
С самим Цзаньцзинем они несколько раз договаривались встретиться, но что-то всё время срывалось. Для всех актеров «Неукротимого» эти недели стали даже чересчур насыщенными, и хотелось радоваться успеху, но вместо этого в редкие свободные минуты Хайкуань метался по соцсетям и в сетях собственных натянутых нервов.
На очередном дорамном мероприятии он был рассеян и замкнут. Чжочэн и Фаньсин, впрочем, окружили его заботой, о которой он не просил, но в которую было приятно кутаться как в теплый плед. Он только надеялся, что они ничего не знают о его проблемах — яд при мысли о том, кто и что знает и что думает, то и дело обжигающей волной растекался по венам. И конкурсы на мероприятии, конечно, были максимально неловкие, будто специально придуманные, чтобы наводить зрителей на пошлые мысли. Хотя почему «будто»... Он немного расслабился, только когда пел — первое выступление вживую с песней Лань Сичэня хотелось прожить ярко и запомнить отчетливо.
Домой он вернулся глубокой ночью, а под дверью, сидящим на полу, обнаружил уткнувшегося в телефон Цзаньцзиня.
— Куань-гэгэ, — расцвел тот ямочками, увидев его.
— Цзань-Цзань, ты давно тут? Почему не позвонил? Что-то случилось? Поднимайся.
«Почему мы еще не обменялись ключами?», — подумалось ему, но задавать этот вопрос вслух он не стал, уже в который раз.
— Ничего не случилось! — запротестовал Цзаньцзинь, прижимаясь к нему, пока они протискивались в дверь. — Соскучился. Беспокоюсь. Только не сердись, что я беспокоюсь, это не потому, что... не только потому, что... короче, я всё время беспокоюсь, в этом нет ничего необычного.
— Ладно, — улыбнулся Хайкуань, — впущу тебя. Условие — не говорить ни о чем беспокоящем.
— Ты меня уже впустил!
— Тогда не выпущу.
— Хм, предполагается, что я могу не согласиться? — они немного постояли в коридоре, целуясь и рассеянно гладя друг друга по спинам.
— Есть все шансы, что я отключусь, как только сяду на что-нибудь мягкое, — посетовал Хайкуань, неохотно выпуская Цзаньцзиня из объятий.
— Я пощажу тебя и не буду озвучивать ни одной пошлой шутки, которые пришли мне сейчас в голову, — захихикал Цзаньцзинь. — Давай ты тогда в душ, а я приготовлю белый чай... или тебе потереть спинку? — он поиграл бровями.
Хайкуань поколебался, но потом сказал: «Да».
Они вместе приняли душ, нежно касаясь друг друга, но не переходя к откровенным ласкам. Потом выпили чай и обсудили выступление, интервью и конкурсы — Цзаньцзинь смотрел трансляцию. Как и несколько дней назад, когда Цзаньцзинь приходил вечером, в его присутствии Хайкуаню становилось спокойно, удавалось загнать тревогу в какой-то дальний уголок души и игнорировать слона в комнате.
В какой-то момент слон всё равно заявил о себе. Цзаньцзинь спросил, собирается ли он перепостить видео с лапшой.
— Мне рекомендовали этого не делать, — чай вдруг показался Хайкуаню горьким.
Глаза Цзаньцзиня потемнели от сдерживаемого гнева, он молча отпил еще чая, видимо, тоже не особо наслаждаясь его вкусом.
— А я посмотрел его раз сто, наверное, — признался он после паузы. — Но тоже решил пока не репостить. Оно смешное. Я улыбался каждый раз, как смотрел. И когда это снимали, мне не казалось, что мы делаем что-то особенное, — ночные съемки, вечно голодный я... И ты, согласившийся тоже угоститься, что тут такого? Но когда смотришь на это как бы со стороны, то, по-моему, очевидно, что...
— Что?
— Что я подкатываю к тебе, — Цзаньцзинь легонько пнул его ногой под столом. — Банально прокладываю путь к сердцу через желудок, прям по классическим советам.
— В тот момент тебе уже не нужно было прибегать к ним, — пожал плечами Хайкуань. — Если бы ты протянул мне живого жука, я бы и его съел.
— Не говори так! — его снова пнули под столом. — Лапша была не настолько невкусная!
— Я не помню вкуса, я смотрел на тебя, и мне всё казалось прекрасным.
Цзаньцзинь улыбнулся от уха до уха:
— О, наконец-то я слышу от Куань-гэгэ что-то романтичное, а то я уже начинал думать, что меня разлюбили!
Теперь Хайкуаню пришлось опустить взгляд, чтобы не видеть слона в комнате.
— Просто я... не знаю, наверное, из-за всего этого, я немного...
— Эй, — Цзаньцзинь встал, обошел стол и облокотился на него бедром, наклонившись близко к Хайкуаню, взял его лицо в ладони, — я так и подумал. Знаешь, ты имеешь право переживать, и со мной не надо делать вид, что всё в порядке.
— Но когда я с тобой, всё и правда в порядке, — вздохнул Хайкуань.
— Я рад. Пойдем спать?
Они довольно быстро уснули, на этот раз в удобной кровати, но жались друг к другу так, будто снова лежали на узком неудобном диване.
А утром Хайкуань проснулся от ощущения тяжести и смутного удовольствия. Цзаньцзинь оседлал его и терся об его бедра, чуть постанывая, когда напряженный член, не освобожденный из белья, проезжался по телу Хайкуаня.
— Я тут... — прошептал Цзаньцзинь, заметив, что он проснулся, — немного распустил руки.
— Руки? — переспросил Хайкуань, подаваясь бедрами навстречу его движениям. — По-моему, ты распустился весь.
Цзаньцзинь предвкушающе рассмеялся и наклонился, чтобы прикусить его сосок, на что Хайкуань ответил тихим стоном, вцепился руками в его бедра, забрался пальцами под белье.
— А раздеваться до конца мы не будем? — поинтересовался он.
— Мы так давно не занимались сексом, Хайкуань-гэгэ, что я смог бы кончить даже будучи в шубе, если бы прижимался к тебе достаточно долго и близко...
— А я — только от твоего «Хайкуань-гэгэ», — выдохнул Хайкуань.
— Хайкуань-гэгэ, Хайкуань-гэг...
Это было прекрасный день, наполненный смехом и удовольствием.
К тому же праздник годовщины создания народно-освободительной армии, который хоть и не был выходным днем, но никаких мероприятий на этот день у них не было запланировано, и они долго провалялись в постели, потом поехали к Цзаньцзиню покормить его мини-зоопарк и погулять с собаками, заказали еду, болтали и смотрели парады.
А вечером Хайкуаню позвонили.
***
Его пригласили на встречу с утра на следующий день, в офис Тенсента, присутствовать должны были его менеджер и представители пиар-отдела продюсерской компании.
Он ночевал у Цзаньцзиня, и они договорились, что потом он приедет туда же — его квартира была больше и удобнее, но Цзаньцзинь бы там вообще на стенку полез, он и дома не мог ничего делать, даже есть, пока ждал долгие несколько часов. Собаки ластились к нему, чувствуя его беспокойство.
Возможно, посторонний человек ничего бы не прочитал на лице Хайкуаня, когда он вернулся, бледный как мел, но Цзаньцзинь видел и обиду, и гнев, и вину, и его сердце просто обливалось кровью.
Они уселись друг напротив друга за обеденным столом, и Хайкуань подхватил на руки немедленно подбежавшую к нему Тини.
— Чтобы избежать дальнейшего распространения нежелательных слухов, — наконец, ровным голосом произнес он, — часть маркетинговых материалов с нами и нашими персонажами не будет выпущена. Также они приняли решение удалить частично или целиком некоторые уже вышедшие материалы. Будет отменено второе запланированное совместное интервью. Отменить наше участие в Road Show они не считают возможным, но просят не демонстрировать на публике нашу дружбу слишком явно.
— О, — удивился Цзаньцзинь, — они назвали это дружбой?
— Они и мои отношения с Не Цзыхао назвали «дружбой». Это вообще был до оторопи приличный разговор. При этом мне показалось, что они знают... всё, буквально всё: сколько раз мы обедали вместе и сколько ночей провели у тебя или у меня, они разговаривали со мной уважительно, но давали понять, что бессмысленно спорить. Также...
— Это еще не всё? — немного истерично спросил Цзаньцзинь.
— Также меня попросили еще раз пересмотреть вейбо и удалить всё, что может показаться «двусмысленным». В том числе в общении с тобой. Но это не приказ, это рекомендация. В то же время, полностью прерывать общение до окончания промо-тура они не рекомендуют, потому что это могло бы показаться странным. И наша переписка привлекает новых поклонников.
— И угря съесть, и на ху... — Цзаньцзинь оборвал себя, шлепнув ладонью по губам. — Какие могут быть последствия, — вместо этого спросил он, — если эти меры не помогут?
— Активность в соцсетях и желтой прессе по этому поводу постоянно мониторится. Если она достигнет определенных чисел, которые я не запомнил... мне назначут следующую встречу.
— Ты думаешь, они могут... разорвать контракт или что-нибудь в этом роде?
— Я не знаю, Цзаньцзинь, — Хайкуань теснее прижал к себе Тини и зарылся пальцами в ее шерсть, так что та заурчала от удовольствия. — Мой адвокат говорит, что не могут, без серьезных последствий и для них самих, но... сделать так, что обо мне забудут — вполне в их силах. Это они решают, в каких интервью и передачах я участвую. Но раз они не хотят отменять мое участие в Road Show, значит, они не считают ситуацию критической, и мое присутствие там всё еще... целесообразно.
— Хорошо, это звучит разумно. Давай сделаем, как они хотят, — то ли предложил, то ли спросил Цзаньцзинь.
— Прости, — сказал Хайкуань с болью в голосе, — всё это может отразиться и на тебе, а твой контракт с Тенсентом и вполовину не такой надежный, как мой.
— Почему ты просишь прощения? В этом нет твоей вины, — кажется, искренне удивился Цзаньцзинь.
— Я виноват. Я сказал лишнее. Давно, другому человеку. А потом и тебе тоже. Сам же просил быть осторожным на публике, а потом не смог сдержаться...
— Так, стоп, стоп-стоп, Хайкуань, — Цзаньцзинь замахал руками. — Я тоже делал и говорил лишнее — и если огребешь за это не один ты, то это будет только справедливо! Не возражай! — он погрозил пальцем Хайкуаню, открывшему было рот. — И вообще-то, нет, это не будет справедливо, ни по отношению к тебе, ни ко мне, это неправильное слово. В чем мы виноваты? Что дышали? Говорили, смотрели? Что нам теперь, не смотреть друг на друга?
— Давай попробуем в Шанхае, — как можно более мягко сказал Хайкуань.
Цзаньцзинь сглотнул и уставился на него как на умалишенного.
— Ты сейчас серьезно?
— Да, — твердо ответил Хайкуань. — Я не вынесу, если это всё отразится на тебе, на твоей карьере.
— А я не вынесу, если это всё отразится на наших...! — выкрикнул Цзаньцзинь, но прервался, закусив костяшки пальцев. Тини испугалась, стала вырываться, и Хайкуань отпустил ее.
Какое-то время царило молчание. Хайкуань потирал пальцы, выдавая этим свое нервное состояние. Цзаньцзинь напряженно размышлял.
— Нет, если ты думаешь, что это поможет, — наконец, сказал он, — то мы можем попробовать в Шанхае вести себя, как будто едва знакомы. Я обещаю не говорить с тобой и даже не смотреть без необходимости.
— Я тебя обидел? — с тоской спросил Хайкуань. — Мне уйти?
— Что? Почему? Не вздумай! Разве разбегаться по разным квартирам — это выход?
У Хайкуаня на языке вертелось логичное и правильное — да, выход. Для тебя было бы лучше, чтобы мы не виделись, а возможно даже, чтобы расстались. Но вытолкнуть из себя эту фразу он не смог. Посмотрел в огромные от волнения глаза Цзаньцзиня и вместо этого сказал:
— Тогда я останусь.
***
Хайкуань плохо спал, и на следующий день болела голова, а разговаривали они с Цзаньцзинем так, будто каждый из них считал другого сделанным из тонкого фарфора, который мог разбиться от слишком громкой фразы или слишком резкого выдоха.
«Тебе нужен компьютер?» — «Нет-нет, работай, мне не нужен». — «Скажи, если будет нужен, я не занят ничем серьезным». И всё в таком роде.
Потом позвонила мама, и Хайкуань вдруг вспомнил, что у него завтра день рождения. Это его не слишком-то обрадовало, зато обсуждение его планов перенесло их из фарфоровой лавки в более обычное состояние.
— Не хочу ничего делать, нет сил и желания, — заупрямился он на вопрос Цзаньцзиня.
— Надо! Я понимаю, что больше всего хочется просто переждать, но фанаты не поймут, а их поддержка сейчас важна.
— Опять ты за своё! Почему ты о них так печешься, если по сути из-за их любопытства я и попал в неприятности?
— Я о них пекусь? Это ты о них печешься, Хайкуань, носишься с ними как курица с яйцами, подбадриваешь, хвалишь, терпеливо отвечаешь на их глупые вопросы, ласково троллишь, считаешь себя их папочкой...
— Ты преувеличиваешь! — смутился Хайкуань.
— Совсем чуть-чуть, но из всех моих знакомых артистов ты единственный, кто фанатов не считает неизбежным злом или просто способом достижения цели. Не меняй этого своего отношения к ним, я же знаю, что это для тебя важно. И вот увидишь, они тебя не подведут!
— Да откуда в тебе вдруг, — Хайкуань вздохнул и изобразил что-то непонятное в воздухе, — вот это всё?
— Потому что я немножко один из них, — обезоруживающе улыбнулся Цзаньцзинь. — Твой маленький гребень волны, помнишь?
И тут улыбка сползла с его лица, потому что он вспомнил, что писал так в вейбо, и что это было одно из сообщений, которые лучше удалить. Хайкуань сразу догадался, о чем тот подумал, и тут же решил, что готов сплясать в день рождения даже танец деревянных барабанов, лишь бы не видеть это выражение на лице Цзаньцзиня снова.
— Что ты предлагаешь?
— Сыграть? Спеть? — встряхнулся Цзаньцзинь. — Хотя бы просто какие-то необычные фото. Видеообращение.
— Спеть нет. Сыграть... возможно.
— Отлично! — подскочил Цзаньцзинь. — Я свяжусь с твоей студией.
— C каких пор у тебя есть их контакты?
— С недавних! — таинственно ответил Цзаньцзинь и убежал звонить.
Так они организовали ролик на день рождения. Рояль, таинственный полумрак, одетого как студента-отличника Хайкуаня. Сыграл он «Неминуемо». На рояле она звучала по-особому пронзительно, что не преминул заметить Цзаньцзинь, делая вид, что ему соринка в глаз попала:
— В ней всегда было столько тоски, или я только сегодня заметил?
— Это вариант песни Лань Сичэня, в котором его заставили зарисовать черной тушью А-Яо на его картинах.
Цзаньцзинь посмотрел на него как на убийцу младенцев.
***
В сам день рождения ему тоже не дали забиться в уголок и грустно выть там на луну в компании гитары и собак — Цзаньцзинь заставил отвечать на все звонки, подсовывая ему телефон буквально под нос, распаковать кучу подарков, врученных фан-клубом на концерте и присланных за последние дни. Сфотографироваться на фоне всего этого добра.
Они долго обсуждали, должен ли Цзаньцзинь откомментировать его выложенный в вейбо ролик. Так серьезно, будто от этих комментариев зависела судьба планеты. В итоге Цзаньцзинь коротко похвалил его, поздравил с тем, что он стал старше и элегантнее.
— «Спасибо, Чжу-лаоши»? — скривился он, увидев ответ. — Мне больше не нравится «лаоши». Как будто я тебе какой-то дядя.
— Поправить на «дядя Чжу»?
Цзаньцзинь запустил в него комком подарочной бумаги.
Пока Хайкуань всё еще сидел на полу в окружении десятков собственных портретов от фанатов, Цзаньцзинь протянул ему конверт.
— Там деньги? Сомневаешься, что я дальше смогу сам себя содержать? — удивленный, спросил Хайкуань. — Письменное обещание никогда не готовить на моей кухне? Дарственная на Тини?
— Размечтался! Тини идет только в комплекте со мной. И что это было про «не готовить»???
Хайкуань открыл конверт, вытащил содержимое.
— Билеты? — спросил с интересом, а потом замер. — На Хайнань?
— Ты же хотел съездить... «Принимать ванны», помнишь?
— Ага, это мое классическое «сказал, не подумав», которое вырежут, если уже не вырезали, — Хайкуань самому себе удивлялся, почему раз за разом сводил на «нет» попытки Цзаньцзиня его отвлечь, но ничего с собой не мог поделать. Цзаньцзинь, впрочем, не обращал на это внимания, удивительный человек.
— Из интервью, может, и вырежут. А из нашей с тобой реальности нет. Поедем, будем гулять, я покажу тебе, где рос, учился, познакомлю с друзьями, родителями...
Сердце затрепыхалось в груди от этих слов, а кровь предательски прилила к щекам, ушам и вообще всему. Хайкуань сгреб Цзаньцзиня к себе, помяв несколько собственных портретов.
— Это... потрясающий подарок, спасибо, — прошептал ему на ухо, обжигая дыханием.
***
В Шанхай они отправились на поезде, с Юй Бинем. Это была отличная компания — Бинь-Бинь безостановочно болтал, не особо переживая, что ему изредка односложно отвечает Цзаньцзинь и почти совсем не отвечает Хайкуань.
«Не общаться, не смотреть друг на друга» — отличный план, который так просто выполнить. И для Хайкуаня почему-то абсолютно невыполнимый. Как магнитом тянуло — смотреть. Ему казалось, что если бы они ни о чем таком не договаривались, то он вел бы себя намного естественней. От природы не особо общительному и открытому, ему не составляло труда стоять неподвижно и невозмутимо, будто безостановочно позируя фотографам (что на фанмитах было недалеко от правды), и думать о своем. Сегодня этим «своим» был Чжу Цзаньцзинь, который будто перенял у Хайкуаня его скованность и скупость на улыбки, в то время как Хайкуаня, казалось, дергали за невидимые ниточки, заставляя постоянно смотреть в ту сторону и барахтаться в собственных сожалениях — жалел ли он о том, что им обоим так плохо удается притворяться, или же о том, что вообще предложил это делать?.. Так или иначе, два неплохих актера с треском проваливали миссию по притворству, то ли совершенно не стараясь, то не умея играть в жизни, а не по команде «мотор!».
Фанмит проходил как-то вяло, а когда хост предложил разыграть с фанаткой романтическую сценку, Хайкуань вежливо, но упрямо отказался. Отжиматься в наказание? Запросто. Выдавить из себя что-нибудь красивое он всё еще был не в состоянии. А в воображении вообще возникла сцена, как из плохих сериалов, где фанатка, стоя напротив него, внезапно говорила в микрофон вместо слов любви что-то вроде: признайтесь, Лю Хайкуань, вы гей? Скажите нам правду, мы имеем право знать!
Цзаньцзинь, впрочем, вместо того чтобы упрекать его и снова распинаться про любовь к фанатам, эгоистично порадовался:
— Кто вообще придумал эти задания! Мне и так невесело, а они еще хотят, чтобы я слушал, как ты признаешься кому-то в любви! Вот отжимания — это было прекрасно. Я бы заставлял тебя отжиматься на каждом фанмите. И чем торжественнее ты одет, тем больше отжиманий.
Хайкуань стал поближе, чтобы их плечи как бы невзначай соприкасались, и улыбаясь, наговорил Цзаньцзиню кучу красивых слов — пока мысленно.
***
Через пару дней менеджер сообщила ему, что волна интереса утихает, и в этом немалая заслуга его фан-клуба, неутомимо преследовавшего неуместные посты и дискуссии на вейбо. В остальном план оставался прежним, увы, — никаких интервью и фотосессий на двоих.
— Продолжайте умеренно общаться на вейбо, но не вздумайте прикрываться персонажами, чтобы пофлиртовать! — сказала она в конце, а потом добавила: — Еще долгое время, Хайкуань, придется вести себя осторожно, отказаться от определенных форматов... Но я не думаю, что придется жертвовать чем-то... действительно важным.
— Просто быть немного не самим собой? — почти без горечи спросил Хайкуань, и она ничего на это не ответила.
— Я же говорил! — обрадовался Цзаньцзинь, услышав про фанатов. — Ты был к ним добр и внимателен. И они ответили тебе тем же, всё просто.
— Я чувствую себя окруженным маленькими ангелами-хранителями. Самый маленький из которых — ты, — подразнил Хайкуань, растроганно улыбаясь.
— Надо закрепить успех, — решил Цзаньцзинь, — удалить кое-что из моих старых сообщений. Я всё не мог на это решиться, но это же просто... буквы.
Он сел к компьютеру и защелкал мышкой. Хайкуань смотрел на это, затаив дыхание и борясь с желанием его остановить.
— Вот это, наверное, — пробормотал Цзаньцзинь. И, покашляв, добавил: — Я как восторженный щеночек. И вот это. Хотя мне даже невинное «привет» кажется намекающим на что-то, впрочем, я не писал тебе тогда ничего невинного, ни единого невинного слова. И вот эт...
Он запнулся, Хайкуань сделал шаг вперед, и увидел, что его пальцы на мышке подрагивают. Взглянул на экран: «...я всегда буду твоим маленький гребнем волны».
— Не могу, — пожаловался Цзаньцзинь. — Ну почему нам важны такие глупые вещи? Это ведь просто шутливая фраза...
Хайкуань рванулся к нему, развернул к себе. Глаза были большие и несчастные, а сдерживать слезы Цзаньцзинь никогда особо не умел, так что они грозили появиться в любой момент.
«Пожертвовать чем-то действительно важным», снова вспомнились слова менеджера. «Да обойдетесь, — с несвойственной ему злостью подумал Хайкуань, — хватит моих старых фотографий и давно погасших страстей, больше я ничем жертвовать не собираюсь, уж ничем важным — точно». Ему ясно увиделись вдруг эти последние дни, когда он хандрил и всё пытался остаться один, но ему не позволяли, вытаскивали из раковины, окружали теплом и вниманием. Не обижались на едкие фразы. А ведь он один раз чуть не предложил Цзаньцзиню расстаться, из лучших побуждений и из заботы о его благополучии! Вырвать себе и ему сердце — разве это забота?
— Не удаляй, — мягко ответил Хайкуань, убирая палец Цзаньцзиня с мышки. — Пусть останется. Объяснишь шуткой, если спросят. Может, это и просто слова, но пока они нам важны — я не согласен их уничтожать. Я тоже далеко не всё удалил...
— Что, например, не удалил? — быстро с любопытством спросил Цзаньцзинь, уже не собираясь рыдать.
— «Ты... я...» под песней, помнишь?
— Помню, — тот смущенно улыбнулся.
— Я ведь пел, что надо быть смелым, и вот, когда и правда надо — попытался спрятаться в норку, стереть всё неугодное каким-то чужим людям, на чье мнение мне наплевать. Фанатов чуть не обидел. Тебя.
— Ты меня не!..
— Не перебивай, я и сам собьюсь. Спасибо, что не позволил — скрываться и съедать себя чувством вины. Ты ведь прав, ни в чем мы не виноваты, кроме того, что были самими собой. Так что хватит... чем-то жертвовать, я буду смелым и сильным, каким всегда собирался быть. И буду любить себя.
— О.
— Делать то, чего хочет мое сердце. А оно хочет быть с тобой. Кстати, — Хайкуань нырнул рукой в карман и вытащил второй комплект ключей от своей квартиры, — это тебе.
Цзаньцзинь рассмеялся, откинув голову назад, будто с его плеч гора свалилась, а потом прыгнул в объятия Хайкуаня, повалив его на пол.
***
На фанмит в Циндао они отправились в прекрасном настроении. Вели себя, вроде бы, естественно — скромно и немного смущаясь, потому что такие массовые публичные мероприятия с восторженной публикой еще не стали для них чем-то привычным. Но иногда забывались, тихо переговаривались и переглядывались, обменивались прикосновениями, не слишком заметными, но важными для них.
Хайкуань был как никогда разговорчив, щедр на комплименты, не стал отказываться от участия в романтической сцене с фанаткой (вообще-то, Цзаньцзинь был этим глубоко возмущен, но промолчал).
Потому что при каждом удобном (и иногда неудобном тоже) случае ему доставались россыпи, мириады, фонтаны красивых слов. Как будто за те несколько дней, что Хайкуань был не в состоянии их произнести, в нем накопилось столько идей, что теперь они переливались через край.
— ... И как не смотреть на тебя, если ты самое прекрасное, что есть в этом зале?
— ... В океане моей любви тонут твои корабли.
— ... Мое хладнокровие рушится от одного лишь взмаха твоих ресниц.
— ... «Чжу-Лю-Хай».
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
Название: Горячее сердце
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: текст
Жанр: фэнтези, романс
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 3570 слов
Саммари: Настоящие чувства преодолеют что угодно – даже если нарушают законы пищевой цепи.
Предупреждениe: Чжу Цзаньцзинь не совсем человек, вернее, совсем не человек.
Примечание: "Только те, у кого горячее сердце, способны изведать беспредельное счастье и вечную любовь" (китайская мудрость).
ЧИТАТЬДушные ночи в конце мая стали невыносимы из-за выматывавших снов. Хотя кондиционер в номере исправно работал, Хайкуань десятый рассвет подряд встречал совершенно разбитым, обливаясь потом, будто выныривал из бесстыжих видений, а в это пробуждение и вовсе обнаружил подсыхавшую сперму в пижамных штанах.
Такого не случалось со школы, понуро размышлял он, пока гримёры колдовали над макияжем Лань Сичэня. Как и предыдущие девять раз, он не мог вспомнить подробностей снов, но точно знал, кто причастен к этой пытке, затмившей и майскую жару, и подъёмы в пять утра, и бесконечно долгие съёмки.
На площадке тот не нарушал нормы приличий. Хайкуань сразу поддался его обезоруживающей улыбке, бьющей ключом энергии и дружеским подколкам, но потом стал замечать этот взгляд. Хайкуань мог поклясться, что порой физически ощущает затылком и спиной, как тягуче и пронзительно сверлят его эти глаза. Поначалу он застывал в необъяснимой истоме, затем пробовал резко оборачиваться – и если перехватывал взгляд, становилось только хуже. Его обдавало волной жара, сбивалось дыхание, но вдруг всё исчезало, и он растерянно стоял среди суетящихся работников съёмочной команды и хватал воздух, как выброшенный штормом глубоководный зверь.
Недели три назад к мучившим его взглядам добавились и прикосновения.
Тогда Хайкуань, изнывающий от духоты в парике и многослойных одеждах, нашёл у стены раскладной стул и, усевшись, листал на телефоне ленту постов в вейбо. Тут на его плечо мягко опустилась рука. Жар ладони даже сквозь несколько слоёв ткани казался невероятным.
– Цзаньцзинь, – дёрнулся Хайкуань, – ты не перегрелся?
Цзаньцзинь ответил заразительной улыбкой.
– Не волнуйся за меня, Куань-гэ. – Пальцы на его плече ожили и сжались крепче, и огнём плеснуло в кровоток. Хайкуань почувствовал, как нагреваются щёки. – А тебе самому не жарко? – вдруг заботливо склонился к нему Цзаньцзинь.
Голову повело сильнее, Хайкуань качнулся вперёд, глядя прямо в глаза Цзаньцзиню. Казалось, что в сливавшейся со зрачком радужке мелькали всполохи.
– Готовность пять минут! – раздался усиленный громкоговорителем голос режиссёра Чэня.
– Нужно идти, – Хайкуань еле сдержался, чтобы не потрясти головой, отгоняя морок.
Цзаньцзинь неохотно убрал руку.
– Тогда идём.
С того раза касания стали постоянными. Хайкуань теперь пристально наблюдал, со всеми ли Цзаньцзинь настолько тактильный, и с разочарованием узнал, что с большинством. Чжочэна, например, тот не только касался, но и обнимал, взъерошивал ему волосы, звонко хохоча вместе. Смотрел он тоже на многих и, пожалуй, не менее пронзительно, чем на Хайкуаня. В конце концов, не виноват же человек в том, что природа наградила его такими глазами.
Прикосновения выбивали из колеи каждый день. Порой обжигающие пальцы пробегали по предплечью, когда к Хайкуаню крепили тросы. Ладонь иногда проходилась вскользь по пояснице, когда гримёры поправляли макияж и нельзя было повернуть голову. Он каждый раз знал, кто его коснулся. Сам постоянно выискивал взглядом Цзанцзиня, чтобы оказаться ближе – как бы он себя ни одёргивал, ему хотелось всё больше этих прикосновений. После недавнего болезненного разрыва Хайкуань вновь отчаянно желал ощутить чужое тепло рядом. Неудивительно, что он стал отвечать такими же якобы случайными касаниями. Кончики пальцев после них горели так сладко, Хайкуань ни на что бы это не променял.
Он жадно запоминал, с какой лёгкостью двигался Цзаньцзинь, как мурлыкал себе под нос популярные песни и светился улыбкой, заражая бодростью даже после многочасового рабочего дня. Невысокий, но изящный, лучащийся жизненной силой, он притягивал не только взгляды Хайкуаня. Разговаривать с ним даже по пустякам было настолько приятно, что Хайкуань старался по возможности проводить свободное время в его компании.
Вот только этот улыбчивый и такой живой парень был партнёром по съёмкам, к тому же от него веяло не теплом, а опасным, невозможным жаром. Он не выделял Хайкуаня, твердил тот себе, просто это манера общения. Цзаньцзинь порывистый и открытый, ему, наверное, плохо удавалось не вторгаться в личное пространство. Хайкуань не мог позволить себе ошибиться, он нередко принимал желаемое за действительное. Вот только назойливые мысли атаковали всё чаще, пока это не стало мешать работе.
Когда, спустя пару недель с того первого прикосновения, снимали сцену с игрой Песни Очищения на гуцинях перед Не Минцзюэ, Хайкуань сорвал несколько дублей подряд.
– Ты должен просто на него взглянуть и слегка улыбнуться, – начал закипать режиссёр Цю, – а не смотреть так, как будто на вас падает стена!
Хайкуань старался, но было не сосредоточиться. Стоило взглянуть на улыбающегося ему Цзаньцзиня, как внутри что-то ёкало, и губы кривились в болезненной ухмылке.
– Стоп, ещё раз! Хайкуань, соберись, хорошо? Начали!
Цзаньцзинь словно затаил дыхание, глядя на него, еле заметно кивнул, желая подбодрить. Хайкуань сделал глубокий вдох и прикрыл на пару секунд глаза. Если его состояние начало влиять на игру, то необходимо прекратить. Больше никаких надежд, навязчивых мыслей и желаний – нельзя допускать такое. Он должен был справиться.
Хайкуань переключил внимание на свои пальцы, перебиравшие струны, посмотрел не на Цзаньцзиня, а чуть в сторону, и улыбнулся ровно так, как надо.
В тот вечер он не присоединился к общему застолью в номере Юй Биня, какое тот планировал вместе с Чжочэном, а взял роман Лю Цысиня и спустился в холл. Там пустовали уютные кожаные диванчики и кресла, людей почти не было. Хайкуань сел на диван у окна, подальше от бормочущего со стены телевизора, и погрузился в чтение.
Нашёл его там, как ни странно, Юй Бинь. Судя по банке колы в руке, он ходил к стоявшему в коридоре автомату.
– Так и думал, что это ты сидишь. Уже первый час, а никто не собирается свалить из моей комнаты. Между прочим, не у всех завтра выходной, – пожаловался он, плюхнувшись рядом с Хайкуанем. – А ты чего не спишь? Всё нормально?
– Конечно, – ровно ответил Хайкуань и закрыл книгу, в которой за последний час не перевернул ни одной страницы. За окном сгустилась чернота, телевизор выключили с наступлением ночи, а он ничего не заметил.
Юй Бинь задумчиво почесал подбородок.
– Знаешь, по тебе не скажешь, что нормально. Больше похоже на то, как ты от кого-то прячешься.
– Я не… – начал он и осёкся. Оправдываться тоже было нельзя.
– Последние дни ты какой-то странный, – продолжал Юй Бинь, откинувшись на спинку дивана. – Раньше заходил к нам, даже если не оставался посидеть. А теперь забился в угол и гипнотизируешь книжку. Всё-таки прячешься?
– От кого мне прятаться?
– Кто прячется? – Цзаньцзинь тут же соткался из полутьмы, окружавшей соседние столики с креслами.
Хайкуань не дёрнулся только потому, что первым порывом было замереть. Он заставил себя медленно повернуть голову и встретиться взглядом с Цзаньцзинем. Тот казался встревоженным, хотя умело скрывал это за привычной улыбкой. Если бы не ежедневные наблюдения Хайкуаня, он вряд ли бы заметил.
– Ты прячешься, Хайкуань-гэгэ?
Хайкуань не сразу нашёл слова. Видеть Цзаньцзиня рядом было слишком тяжело.
– Я читал. Немного болит голова, видимо, устал за эту неделю. Не хотел мешать вашему веселью…
– Тебе плохо? – прервал его Цзаньцзинь, вдруг приблизившись вплотную. Он всматривался в лицо Хайкуаня, словно хотел отыскать малейшие следы болезни.
Стало совсем невыносимо – и от близости, и от нескрываемого волнения в голосе Цзаньцзиня.
– Конечно, нет. Просто усталость, но завтра выходной, высплюсь, и всё пройдёт, – он постарался улыбнуться, чтобы развеять все сомнения. – Немного засиделся.
Он начал подниматься с дивана, и Цзаньцзинь был вынужден отодвинуться. Он, похоже, не спускал с Хайкуаня глаз, а Юй Бинь с интересом наблюдал за обоими, прижимая к груди запотевшую банку.
– Ты идёшь спать? – спросил Цзаньцзинь. Что-то непонятное прозвучало в его голосе, отчего Хайкуань невольно помедлил с ответом.
– Да, конечно. – Ему стоило больших усилий не добавить «а что?». Он направился к лифту, не оборачиваясь, моля всех богов дать ему уйти спокойно. Наверное, это вышло грубо, головная боль тут не оправдание. Хоть бы его никто не догнал, только не Цзаньцзинь. Про себя он молил всех богов дать ему уйти спокойно. – Доброй ночи.
– Ночи, – откликнулся Юй Бинь, а потом звякнул приехавший лифт, и если Цзаньцзинь что-то и ответил, то Хайкуань его не услышал.
Выходной прошёл как в тумане. Видимо, в качестве наказания за ложь у него и впрямь разболелась голова. Хайкуань провалялся в номере с книгой, только раз заказав еду.
На следующий день, когда они явились на площадку, прикосновений больше не было. Хайкуань чувствовал, как тоскливо ныло внутри всякий раз, когда на площадке он оказывался недалеко от Цзаньцзиня, но тот смотрел на него, только если этого требовал сценарий. Осталось лишь убедить себя, что всё к лучшему, и сконцентрироваться на игре.
В ту же ночь пришли сны.
И вот, сегодня, после десятого жуткого пробуждения, Хайкуань понял, что дальше так продолжаться не может. Его собственное подсознание ополчилось против него и страшно мстило. Собственная правота теперь не казалась такой уж непогрешимой – возможно, он серьёзно ошибся. Стоило бы поговорить и прояснить всё, но он не представлял, как начать такой разговор.
Цзаньцзинь явно его избегал. Хайкуань тоже старался лишний раз не смотреть в его сторону, благо, совместных сцен за эти дни не было. Конечно, на площадке могли заметить, что их отношения изменились, но пока это не влияло на работу, никто не стал бы спрашивать. Никто, кроме тех, кому это не было безразлично.
Чжочэн сам пришёл к нему в номер этим же вечером, предупредив в вичате, что отговорки не принимаются. Будто почувствовал надлом, какой Хайкуань тщательно скрывал ото всех. Принёс кокосовые конфеты без сахара – однажды за разговором они с Чжочэном и Цзаньцзинем умяли полкоробки таких.
– Раз ты к нам не заходишь, я решил занести, – Чжочэн сел к нему на кровать, пристроив на колене коробку с конфетами, и похлопал рукой рядом с собой. Когда Хайкуань уселся, он сунул коробку ему. – Сюань Лу вчера купила, одну съели, а эта осталась. Думал, Цзаньцзань доест, но ему, похоже, не до того.
– Почему? – Хайкуань ощутил, как по загривку и спине протянуло холодом от нехорошего предчувствия.
– Я, собственно, ещё и поэтому пришёл. Не знаю, что там у вас за дела, если не хочешь рассказывать, как и Цзаньцзань, то не надо, – на этих словах Чжочэн так посмотрел, что Хайкуаню стало стыдно, – но с ним уж точно что-то не так.
– В каком смысле?
– Может, давай дойдём до моего номера? Цзаньцзань сегодня выглядел совсем паршиво, полчаса назад завалился ко мне, сказал, не хочет сидеть в тишине. А пока я делал чай… В общем, легче показать. Идёшь?
Хайкуань сжал коробку с конфетами так, что та жалобно хрустнула. Он встал, бездумно положил её на тумбочку и пошёл следом за Чжочэном.
Казалось, расстояние до его номера увеличилось на несколько световых лет, и они бесконечно медленно приближались к двери. У Хайкуаня загудело в ушах, сердце переколачивало, а колени так и норовили подогнуться.
Чжочэн открыл дверь картой и впустил его первым.
– Вот, – махнул он рукой в сторону дивана, – я сначала пробовал разбудить, но он никак не просыпался, а потом мне просто стало его жалко.
Спящий на диване клубком Цзаньцзинь вправду выглядел жутко. За прошедшие дни, пока Хайкуань всеми силами старался оказаться подальше от него и ни в коем случае не рассматривать, произошли разительные перемены. Щёки Цзаньцзиня ввалились, заострился нос, а кожа стала прозрачно-бледной, словно он таял как морская пена. Пушистые длинные ресницы, на которые против воли всегда засматривался Хайкуань, подрагивали во сне, сухие с трещинками губы кривились, словно от боли.
Чжочэн присел на подлокотник стоявшего рядом кресла и продолжил:
– Можете, конечно, отмалчиваться, но завтра вставать в пять утра, а я сильно сомневаюсь, что такой сон ему на пользу. Лучше поговори с ним. Понятия не имею, что у вас произошло, но бегать друг от друга точно не выход.
Хайкуань, не в состоянии выдавить и слова, подошёл к дивану и машинально потянулся рукой к Цзаньцзиню. Едва дотронулся до его предплечья, как тот распахнул глаза и неверяще на него уставился.
– Хайкуань-гэгэ? – тихо произнёс он хриплым после сна голосом. – Ты…
– Я хотел поговорить, – пересилив себя, сказал Хайкуань так же хрипло. – Можно?
Чёрные глаза испуганно расширились.
– Мне нужно идти к себе, – Цзаньцзинь вскочил, пригладил волосы и нервно улыбнулся Чжочэну. – Спасибо за чай. Всем спокойной ночи!
– Какой чай, ты его не выпил, – Чжочэн изумлённо провожал его взглядом до самой двери.
Надо было остановить его, окликнуть, но Хайкуань не сразу пришёл в себя. Слава богам, Чжочэн молчал. Хайкуань коротко извинился и, не дожидаясь, пока чувство вины дожрёт его прямо здесь, ушёл к себе.
Он был уверен, что не заснёт. Невозможно было остановить рой самобичеваний, что метался в его воспалённом сознании. Как он умудрился вновь всё испортить? Что подумал о нём Цзаньцзинь, какие жуткие картины успел себе нарисовать? Как же ему, наверное, было гадко от прикосновений Хайкуаня и постоянных преследований.
Он не знал, сколько часов так пролежал, пока сознание просто не отключилось от перегрузки. Засыпая, он успел лишь помолиться, чтобы хоть сегодня не видеть снов.
Разбудил его подозрительный шорох. Он и раньше спал чутко, а сейчас реагировал на всё ещё острее. В комнате определённо кто-то был – или что-то.
Хайкуань резко сел и всмотрелся в темноту. Он различил чужое частое дыхание, не похожее на человеческое, срывающееся на рычание. В полосе света от тусклого уличного фонаря метнулся силуэт. Очертания больше походили на какого-то зверя, хотя Хайкуань не поручился бы, он видел его доли секунды. Чем бы это ни было, оно затаилось в густых тенях, никакого движения больше не было, да и сопения он теперь не слышал. Можно было списать всё на слишком реалистичный сон, но Хайкуань ущипнул себя за тыльную сторону ладони и поморщился от боли.
Балконная дверь оказалась открыта, хотя он точно закрывал её перед тем, как включить кондиционер. Какое животное могло забраться на второй этаж и вскрыть балкон снаружи?
От нереальности происходящего кружилась голова. Хайкуань даже не смог испугаться, только чувствовал, как подступает истеричный смех.
– Кто здесь? – позвал он в темноту. От звука собственного голоса, говорящего с тенями в отельном номере, всё-таки вырвался задушенный смешок.
Из темноты фыркнули, будто удивились не меньше его. Хайкуань схватил с тумбочки телефон и, включив фонарик, направил в сторону прилетевшего звука.
Оно было большим. То ли крупный волк, то ли огромная лиса, жалось к стене, жмурилось от диодного света, пряча морду, закрываясь… это что, несколько хвостов? Хайкуань пару секунд разглядывал его, попытался сосчитать хвосты и сбился после пятого.
Страха не было. Может быть, сказалось нервное перенапряжение, а может, забившийся в угол зверь просто не воспринимался как угроза. Да ещё эти хвосты… Полный бред, мифическое существо посреди ночи в типовом номере отеля в Хэндяне.
Хауйкуань, не опуская телефон и не сводя глаз с замершего зверя, потянулся к торшеру возле кровати. В мягком желтоватом свете оказалось, что тот больше похож на лису, мех у него светло-рыжий, а хвостов ровно девять. Хайкуань не представлял, что нужно делать, если к тебе вваливается девятихвостый цзювэйху и пугливо отирает стенку. Он выключил фонарь, отложил телефон и сел на кровати прямее.
– Привет? – сказал он лису, честно стараясь не расхохотаться. Мозг отказывался воспринимать всё всерьёз.
Лис медленно убрал хвосты, которыми закрывал морду, и поднял голову, глядя прямо на него. Несмотря на жёлтые фосфоресцирующие глаза, было в нём что-то знакомое – доверчиво запрокинутая голова, взгляд с поволокой, пробирающий до самых костей.
– Цзаньцзинь, – вырвалось у Хайкуаня.
По телу лиса пробежала крупная дрожь, он было сделал шаг в сторону кровати, но нерешительно замер и заскулил.
– Цзаньцзинь? – задохнулся Хайкуань. – Это ты?..
Как же дико это прозвучало, но с каждой секундой он укреплялся в мысли, что не ошибся. Лис умоляюще смотрел на него. Хайкуань поманил его и задержал дыхание, когда тот наконец двинулся вперёд.
Должно быть, это всё-таки был сон. Комната плыла вокруг, очертания смазывались, но Хайкуань совсем не хотел просыпаться. Как только лис толкнулся лбом в подставленную руку, он ощутил шелковистую шерсть под ладонью, почувствовал горячее дыхание и, не удержавшись, рассмеялся. Лис обиженно вскинул морду и тявкнул.
– Прости, – выдавил Хайкуань, утирая выступившие слёзы, – просто этот сон куда лучше тех, что были в последние дни.
Он зажмурился всего на мгновение, а когда снова взглянул на лиса, стало не до смеха – на полу возле кровати сидел совершенно голый и несчастный Цзаньцзинь.
– Хайкуань-гэгэ, – прошептал он и тут же уткнулся лбом в одеяло, – тебе снились плохие сны?
– Это же сон? – Хайкуань рад был бы отвести взгляд, хотя бы из приличия, но не мог.
– Нет, ты не спишь. Прости, прости меня…
Хайкуань ещё раз посильнее ущипнул себя, на этот раз за предплечье. Именно в этот момент Цзаньцзинь решил поднять голову и с протестующим криком ухватил его за руку. От впившихся пальцев растёкся знакомый жар.
– Останется синяк, хватит! Хайкуань, я тебе не снюсь! Я правда виноват, очень сильно, пожалуйста, я хочу объяснить.
– Так объясни, – прохрипел он, вмиг потеряв силы к сопротивлению. Голый Цзаньцзинь-оборотень, явившийся ночью к нему в номер, окончательно вышиб те рациональные крохи, за которые ещё цеплялся его рассудок.
– Хорошо-хорошо, – закивал Цзаньцзинь и резко убрал руку, словно не хотел лишний раз его трогать. Хайкуань с трудом подавил всколыхнувшееся разочарование. – Моя мать…
– Не рассказывай, сидя на полу, – прервал его Хайкуань, – кондиционер на максимуме, простынешь.
Цзаньцзинь уставился на него во все глаза, а потом обмяк и тихо обречённо засмеялся.
– Не устану поражаться тому, насколько ты заботливый. Клянусь, только ты… Хорошо. Можно сесть сюда?
Хайкуань подвинулся и указал на освободившуюся часть двуспальной кровати. Грациозно поднявшись, словно вовсе не стыдился наготы, Цзаньцзинь сел на край, но, перехватив горячечный взгляд Хайкуаня, потянул угол одеяла себе на колени.
– Моя мать вышла замуж за лиса-оборотня, но не знала ничего о его природе на протяжении многих лет. Это легко скрыть, если твои силы небольшие, и тебе не нужна ежедневная подпитка, -тут он замолчал, тяжело сглотнув.
– Подпитка чем?
– Жизненными силами людей. Мы крадём энергию, когда их касаемся. Забираем совсем чуть-чуть, обычно никто не замечает. Мы едим и обычную пищу, но это… другое, – Цзаньцзинь нервно переплёл пальцы, сжал руки в замок. – Мне, в отличие от отца, каждый день нужно очень много сил. Я касаюсь десятков людей, чтобы не причинить им вред, беру по капле. Вернее, раньше касался.
Он говорил всё тише и тише, Хайкуаню становилось сложно разбирать слова, и он невольно склонился к Цзаньцзиню. Они сидели настолько близко, что исходивший от его нагого тела жар туманил и без того помутившееся сознание Хайкуаня.
– Потом я однажды коснулся тебя и забрал ужасно много, отец бы убил меня, если б узнал. Но я правда не мог… – его голос чуть не сорвался, – не смог удержаться. Мне было так хорошо, даже не приходилось больше никого трогать. Так нельзя, я знаю, тебе было плохо, а я не мог остановиться. Всё брал и брал, потому что не хотел трогать других, только тебя.
Хайкуань не смел шевельнуться, а внутри него расцветали засохшие деревья и реки возвращались в пустыни. Цзаньцзинь шмыгнул носом, откашлялся и сипло продолжил:
– Когда понял, что причиняю тебе вред, я прекратил. Держался подальше, но не мог заставить себя трогать других. Только иногда, если чувствовал, что совсем ослаб. Сегодня вообще забыл… Чуть не превратился у Чжочэна, но ты пришёл и дотронулся до меня. Я думал, может, ночью ты не заметишь, если я превращусь и возьму самую каплю… Какой же я идиот, – он спрятал лицо в ладонях и шумно задышал.
– Цзаньцзинь, ты прикасался ко мне только потому, что моей энергией питаться удобнее?
– Нет! – сдавленно крикнул он, не убирая рук. – Потому что хочу касаться только тебя. Но с тобой я не знаю, как остановиться.
– Тогда не надо, – Хайкуань осторожно обхватил его запястья, заставляя отнять руки от лица. – Я тоже хочу тебя касаться и не собираюсь останавливаться. Даже если это сон, мне уже всё равно.
– Ты не понимаешь, тебе будет плохо, не-нет… не надо… – отбивался Цазньцзинь, пока он тянул его к себе.
– Мне не было плохо от твоих прикосновений. Только от мыслей, что ты посчитаешь меня извращенцем и не захочешь больше видеть.
– Что? – от изумления Цзаньцзинь ослабил напор, и Хайкуань легко повалил его на себя. От смущения и страха тот окаменел, но Хайкуань не дал бы ему вырваться.
– Говорю, я даже не чувствовал, что ты забираешь мою энергию. Зато точно знал, что ты вытягиваешь из меня сердце по кусочку, – он гладил напряжённую спину и шею Цзаньцзиня, а тот влажно дышал ему в ключицу, и ничего приятнее в жизни Хайкуаня ещё не случалось.
– Ничего не понимаю, – шептал Цзаньцзинь, слегка расслабившись под его руками, – ведь я брал так много. Я даже сейчас беру, неужели ты не чувствуешь? Нет, останови меня…
Хайкуань без труда подхватил его и переложил удобнее – раздвинул ноги и устроил между ними мечущегося Цзаньцзиня. Поцеловал его в макушку, подтянул повыше и толкнулся бёдрами навстречу. Цзаньцзинь охнул, инстинктивно толкнувшись в ответ. Его член стоял так же твёрдо, как у Хайкуаня, и весь Цзаньцзинь был словно пылающая жаровня. Одеяло между ними сбилось и страшно мешало, ушло не меньше минуты, чтобы вытянуть его и сбросить с кровати. Ещё несколько секунд Хайкуань потратил на собственные пижамные штаны. Цзаньцзинь не помогал, только постанывал и слепо тыкался губами в его шею.
– Хайкуань-гэгэ, пожалуйста, – просил он, цепляя ногтями его предплечья, притираясь всё настойчивее, – ооох, давай же…
Ладонями Хайкуань обхватил его за обнажённые ягодицы и направлял каждое движение, скользя пальцами к расщелине, а затем внутрь, потирая вход. Цзаньцзинь проскулил его имя и, задрожав, цапнул его острыми зубами за плечо. По животу растеклась тёплая влага, Хайкуань в последний раз отчаянно толкнулся и тоже кончил, смешав сперму Цзаньцзиня со своей.
– Прости, – зашептал Цзаньцзинь, едва придя в себя, – ох чёрт, я тебя ещё и укусил. Почему ты позволил, я ведь говорил, что не контролирую…
– Ш-ш-ш, всё было прекрасно, – Хайкуань мягко прикрыл ладонью его рот. – Я чувствую себя великолепно. Лучше не бывало.
В подтверждение своих слов он убрал руку и поцеловал его. Губы Цзаньцзиня доверчиво раскрылись, впуская его язык. Он целовался бы, не останавливаясь, хоть часами, но Цзаньцзинь спустя минуту вяло начал отталкивать его.
– Что? – обеспокоенно отстранился Хайкуань.
Цзаньцзинь с трудом мог сфокусировать взгляд, но улыбался он неприлично счастливо.
– Кажется, я объелся, – смущаясь, признался он и расхохотался вместе с Хайкуанем.
___________
* Цзювэйху - девятихвостый лис-оборотень из китайских мифов.
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
🌊 Пост 1 🌊 [Пост 2] 🌊 Внеконкурс: будет 🌊