Название: something so right
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь,
Тип: текст
Жанр: романс
Рейтинг: R
Размер: миди, 4219 слов
Саммари: Чжу Цзаньцзинь не страдает от одиночества, Чжу Цзаньцзиню нравится его жизнь.
ЧИТАТЬЧжу Цзаньцзинь не любит людей. Нет, у него вполне хорошо получается с ними общаться, быть милым, очаровывать, но он никогда не испытывал никаких возвышенных чувств к кому бы то ни было. Животные и растения вызывают у него куда больше положительных эмоций: с ними интересно, весело, можно просто помолчать, можно тискать, можно часами протирать листья.
С людьми же приходится все время разговаривать, находить общие темы, улыбаться. Ему не сложно, но он очень от этого устает.
Поесть вкусную еду, посмотреть фильм, понаблюдать за поссумами — это ведь и есть счастье, наверняка.
Все остальное: выматывающие тренировки, общение с людьми, съемки — нужно только для того, чтобы, насладившись шумом аплодисментов, прийти домой и заказать огромную порцию крабового карри, а потом обнять собак и завалиться в уютную постель. Ну, разве что еще спустить половину месячного заработка на новый халат от Армани.
Чжу Цзаньцзинь не страдает от одиночества, Чжу Цзаньцзиню нравится его жизнь.
А потом в ней появляется Лю Хайкуань. Вернее, Лю Хайкуань просто появляется, отдельно от его жизни — и это очень скоро становится проблемой.
Цзаньцзинь сперва не может понять, что изменилось: они репетируют вместе, читают сценарий, пару раз ходят в кафе, где за тарелкой риса обсуждают взаимодействие их персонажей. Ничего из ряда вон выходящего.
Но Цзаньцзинь сам предлагает задержаться подольше и приносит кофе. Сам коротко дотрагивается до чужих пальцев. Сам не замечает, как время переваливает за половину десятого. Сам ждет новой встречи. Сам смотрит на Лю Хайкуаня во все глаза, чувствуя как внутри что-то сжимается — болезненно и хорошо одновременно.
Раньше Чжу Цзаньцзынь не влюблялся — неинтересно, скучно, неприятно. Да и не заставишь же себя, верно? Максимум, что он испытывал — это легкую приязнь к отдельным людям, с которыми Цзаньцзинь мог провести чуть больше времени, чем с остальными.
Но то, что он испытывает сейчас, иначе как влюбленностью не назовешь. Цзаньцзинь приходит к этому выводу, когда ловит себя на просмотре видео с играющим на пианино Хайкуанем: тонкие длинные пальцы уверенно пробегают по клавишам, глаза полуприкрыты, лицо сосредоточено, губы плотно сжаты. Цзаньцзиню кажется, что это самое красивое зрелище, которое он когда-либо видел.
Музыка льется из динамиков: приятная, ласкающая слух, живая, и Цзаньцзиню невыносимо хочется услышать ее вживую, здесь, в своем номере. Ему это просто необходимо.
Иногда с Хайкуанем сложно: тот говорит невпопад, выпадает, отвлекается, проваливается куда-то в свои мысли и озвучивает такое... Цзаньцзиню требуется много времени, чтобы понять, что тот говорит все это не специально и без какого-либо умысла. Скорее всего, Хайкуань даже не задумывается о том, что какие-то из его слов могут звучать обидно, какие-то могут быть восприняты двусмысленно, а какие-то вообще лучше не произносить вслух.
Чжу Цзаньцзинь понимает, что больше так не может, после одного из интервью — съемки в самом разгаре, у них остались две совместные сцены, у самого Цзаньцзиня еще две отдельные. Хайкуань сидит в лобби отеля — ровная спина, сложенные на коленях ладони, немного растерянная улыбка и чуть прищуренные от света камер глаза. Вообще Цзаньцзинь не должен здесь находиться, но он спустился, чтобы взять из бара приправы: в каждом номере есть оборудованная кухня, а сегодня ему хочется приготовить что-нибудь не из ассортимента доставки.
Хайкуань отвечает на вопросы задумчиво, словно выпадая куда-то в свою реальность, и Чжу Цзаньцзиню еще никогда не было настолько интересно, что же в этой реальности происходит. Ходят слухи, что до начала съемок у Лю Хайкуаня было какое-то болезненное расставание. Слухам Чжу Цзаньцзинь верить не любит, но что еще может объяснить вот такое поведение? Либо влюбленность, либо страдания о ком-то. Наверное. Должно быть. Ему самому сложно судить о человеческой психике, учитывая, что опыта взаимодействия с другими людьми у него не так много — друзья да коллеги.
Некоторые вопросы, которые задают журналисты, кажутся вполне безобидными, пока Цзаньцзинь не слышит ответы Лю Хайкуаня. Уши и щеки моментально краснеют: ему кажется, или Хайкуань только что сказал что-то об их тесном взаимодействии на съемках? Кто так вообще формулирует слова? Нет, определенно, с этим надо что-то делать: с такими интервью студия точно скоро начнет посылать предупреждения. Да и не в студии дело — самому себе-то можно признаться. А в том, что Чжу Цзаньцзынь окончательно запутался и ничего не понимает.
Чжу Цзаньцзинь нетерпеливо дожидается, когда журналисты уходят: стоять прячась за колонной посреди лобби отеля — не самое приятное занятие. Хайкуань уже собирается подняться, когда Чжу Цзаньцзинь, все-таки решившись, срывается с места и ловит за руку, останавливая.
— Что с тобой не так?
У него в голосе возмущение, тревога, легкая злость — он не привык чувствовать себя вот так. Будь на месте Хайкуаня кто угодно другой, Цзаньцзинь уже высказал бы ему все, что думает о манере того разговаривать и вести себя. И еще много чего высказал бы — когда он злится, то за словом в карман не лезет.
Но это Лю Хайкуань — и в этом самая большая проблема.
Лю Хайкуань, который совершенно не понимает намеков. Цзаньцзинь знает, он пытался намекнуть на свою заинтересованность; не понимает двусмысленностей; не понимает даже практически прямого «посидишь со мной, пока я не усну?» Это злит и одновременно разжигает еще большее желание — добиться, забраться под кожу, в самое сердце, в мысли, просто понять, что в этой голове. И сделать так, чтобы отныне там был только сам Цзаньцзинь.
— Извини?
Хайкуань смотрит на него растерянно, виновато и непонимающе одновременно, и Цзаньцзинь вздыхает. Вот как с ним о чем-то говорить, когда он такой? Даже не спрашивает, что Цзаньцзинь здесь забыл и почему врывается в его личное пространство.
Хочется забраться на колени и целовать, пробовать, касаться губами щек, скул, ресниц. Хочется попробовать его всего — ох уж эти сравнения с едой, наверное, Цзаньцзынь и правда немного... хм, одержим ей. Но Хайкуань кажется ему самым лучшим в мире блюдом, которого он еще никогда не пробовал и которым точно никогда не сможет насытиться.
Цзаньцзинь отпускает руку Лю Хайкуаня и прохаживается вдоль диванчиков. Как и всегда, когда нервничает, энергии слишком много — лихорадочно-хаотичной, которую некуда девать, кроме как двигаться и много говорить. Впрочем, что сейчас сказать, он не знает. Признаться в любви? Ха! Во-первых, Хайкуань вполне может не понять, в каком смысле, что это значит, и так далее и так далее. Во-вторых, может у него вообще кто-то есть — откуда Цзаньцзиню знать, слухам верить, что ли? В-третьих, Хайкуань вообще вполне может оказаться натуралом — это самый вероятный вариант, учитывая, что Цзаньцзинь не знает лично практически никого, кто тоже был бы... не таким. Да и сказать что-то подобное кому-то, значит поставить крест на карьере — а учитывая, как Хайкуань мелет языком, он может сболтнуть лишнее, даже не поняв, что говорит.
— Ничего. Я просто... ты голодный?
Кажется, это передается по воздуху. Лю Хайкуань смотрит на него удивленно, а потом медленно кивает, будто не уверен в своем выборе. Цзаньцзинь сбегает в свой номер.
Следующие несколько минут состоят исключительно из автоматических действий: подняться на лифте, зайти в обволакивающую тишину номера, отдышаться. Почему он вот так распсиховался? Не первый же раз Лю Хайкуань говорит в интервью что-то двусмысленное.
Цзаньцзинь проходит в небольшую кухню, все так же на автомате, и начинает методично нарезать овощи. Помидоры, морковь, кабачки, лотос — на этом список овощей в его небольшом холодильнике заканчивается.
Для человека, который так сильно любит есть, Цзаньцзинь совершенно не умеет готовить. Вернее нет, не так. Он вполне прилично справляется с приготовлением еды для собак, но вот стоит начать готовить что-то для себя — и на кухне случается небольшой апокалипсис. Как будто с ним самим что-то не так.
Мысли скачут, пока Чжу Цзаньцзинь бездумно бросает в сковороду нарезанные овощи. На вторую конфорку ставит греться воду для лапши. Должно получиться что-то приличное. Ах, да, и побольше приправ, зря он за ними ходил, что ли.
Интересно, Хайкуань обиделся на его слова? И, если да, то стоит ли извиниться перед ним? В конце концов, тот не виноват, что у Цзаньцзиня взыграли какие-то несвоевременные чувства. Если бы не это, ему не было бы никакого дела до того, как Хайкуань ведет себя на интервью, что он там рассказывает — остальные же только посмеиваются привычно, им нормально. Но каждое неосторожно сказанное слово, каждая отсылка к отношениям их персонажей, каждая отсылка к самому Цзаньцзиню вызывает в нем слишком сильную бурю эмоций. Да, было куда легче, когда ему нравились только собачки да рыбки.
Он задумывается так глубоко, что не слышит ни шипения воды, ни торопливых шагов за спиной, и непонимающе моргает, когда Хайкуань распахивает окно и снимает с печки выкипевшую воду. В кухне стоит дымовая завеса, и Цзаньцзинь несколько раз кашляет, отчаянно желая провалиться под землю. Отлично накормил ужином. Вот почему, стоит в кого-то влюбиться, как сразу начинаешь вести себя по-идиотски? Вопрос риторический, учитывая, что сравнивать ему не с чем.
— Ты в порядке? Цзаньцзинь? У тебя дверь была не заперта и так сильно пахло дымом...
У Лю Хайкуаня обеспокоенный голос, и теплые пальцы, касающиеся плеч, ощущаются даже сквозь футболку. Цзаньцзинь делает несколько медленных вдохов, морщась, а потом кивает едва-едва, стараясь поменьше двигаться — вдруг прикосновение продлится дольше? Хайкуань высокий, гораздо выше него, и наклоняется, чтобы вглядеться в глаза, убедиться, что все хорошо. Его лицо оказывается так близко, даже почти тянуться не надо, и почему-то невозможно что-то сказать или взгляд отвести. Красивый. Невозможно красивый, с этими его тонкими, четко очерченными губами, длинными ресницами, светлой кожей и острыми скулами, с виднеющимися в вороте рубашке ключицами — прямо на уровне губ.
Цзаньцзиню нужно всего лишь преодолеть несколько разделяющих их сантиметров — и под губами горячая мягкая кожа, пульсирующая сумасшедше-быстро вена, короткий удивленный выдох.
Он прикусывает зубами ключицу, немного неуверенно касается языком и замирает — как будто не только он сам, но и все вокруг. Страшно поднять взгляд и посмотреть. Хайкуань, конечно, не будет злиться — Хайкуань, кажется, вообще не умеет это делать, по крайней мере, не в случае с Чжу Цзаньцзинем. Но вот посмотреть разочарованно — может, Чжу Цзаньцзинь видел, как тот смотрит иногда на людей: сквозь землю провалиться хочется от этого мягкого осуждающего взгляда.
Поэтому он смотрит на ключицу — на коже, влажно блестящей от слюны, уже проявляется красноватая отметина, интересно, скоро ли сойдет?
А потом теплые пальцы касаются его подбородка, все-таки заставляя поднять голову, и Цзаньцзинь жмурится — ну как ребенок, ему даже самому стыдно за это, но открыть глаза кажется выше его сил. Чжу Цзаньцзинь чувствует дыхание на своем лице, уверенные пальцы все еще трогают подбородок, скулу — не поглаживая, скорее, просто касаясь. Ну вот что он молчит???
— Цзаньцзинь?
У Хайкуаня тихий голос, вопросительный, мягкий, такой, от которого у Цзаньцзиня каждый раз мозг начинает плавиться. Слишком интимный. Он молчит, жмурится изо всех сил, словно это хоть как-то поможет, а лучше бы сразу извинился — и он уже даже начинает что-то говорить, когда чужие сухие губы накрывают его рот.
Хайкуань целует его, и Цзаньцзинь распахивает глаза, пытается сфокусироваться на чужом лице — слишком близко, так, как уже давно хотелось; можно рассмотреть каждую небольшую морщинку, каждую подрагивающую ресницу, каждую родинку. Он запоздало понимает, что стоит столбом, даже не отвечая на поцелуй, и отчаянно вцепляется в плечи Хайкуаня, когда тот уже начинает отстраняться. Тянется за его губами, обводит их языком, лижет, толкается внутрь — хочется всего и сразу, и больше: провести языком по кромке зубов, столкнуться с чужим, влажным и шероховатым языком, простонать глухо и прижаться теснее, когда понимает, что ноги не держат.
Они разрывают поцелуй одновременно и дышат тяжело, как после пробежки. Цзаньцзинь все-таки решается посмотреть — и дыхание сбивается, замирает где-то в груди вместе с каким-то новым огромным чувством, которого он раньше еще не испытывал. Если последние несколько месяцев он думал, что влюблен в Хайкуаня, то, пожалуй, только сейчас он эту влюбленность ощутил — всем телом, каждой клеточкой.
У Лю Хайкуаня потемневшие губы, припухшие от поцелуев и блестящие от слюны; глаза темные, с огромными зрачками — таких он еще не видел у обычно сдержанного А-Куаня; на щеках румянец, а на ключице в вороте рубашки все еще алеющий след от зубов.
— Я хотел...
— Давай я приготовлю...
Они говорят одновременно, и оба умолкают, глядя друг на друга. Больше всего Цзаньцзиню хочется понять, что творится в этой красивой голове, о чем Хайкуань думает, почему поцеловал его. Но как у него спросить, вот так в лоб?
— Ты очень красивый. Я таких как ты не встречал еще.
Неожиданно говорит Хайкуань, и у Чжу Цзаньцзиня пол под ногами покачивается. Или покачивается он сам? Это... это так похоже на признание или это и есть признание — длинная рефлекторная дуга, чтоб ее, а еще сложности перевода с хайкуаньского на человеческий. Он смотрит, открывает рот, подбирает слова, а потом улыбается — и повисает на шее Хайкуаня, встав на цыпочки, утыкаясь носом в шею. И шепчет, сбивчиво, чувствуя, как теплые ладони прижимаются к его спине, гладят осторожно, будто он стеклянный.
— Таких как я? Я, когда на тебя смотрю, А-Куань, я себя совсем обычным чувствую, даже нет — никаким, как бы ни старался, как бы из кожи вон ни лез, чтобы лучше, чтобы ты восхитился. А ты стоишь красивый как с обложки журнала, смотришь всегда так... молча, странно, говоришь что-то, и я думаю — что он за человек вообще такой невозможный?
Дыхание кончается, и Цзаньцзинь умолкает — вот не хотел же так, хотел — осторожно, прощупать почву, не говорить о своих чувствах. Но сейчас это кажется единственно верным, по-другому Хайкуань не поймет, надо прямо — в конце концов, Хайкуань сам всегда озвучивает все прямо, пусть и странно подобранными словами. Значит, надо подбирать за двоих, пробовать — он же никогда раньше не говорил ничего подобного, некому было, не хотелось.
— Я об этом поцелуе, знаешь, сколько думал уже? Ну, может не именно о таком, я о разных думал, но в реальности все лучше.
Ладони Хайкуаня останавливаются на его пояснице, и Цзаньцзинь шумно выдыхает в горячую кожу на шее, ждет какого-то ответа. А потом его живот громко урчит. И еще раз.
Хайкуань смеется, отстраняет осторожно — и приподнимает за бедра, усаживает на стул, коротко целует в край губ. Выражение его лица — восторженное, задумчивое, радостное, Цзаньцзиню очень хочется запомнить каждую из этих эмоций, отпечатать их в памяти.
— Сначала еда. Я тебя покормлю, а потом можем поговорить. Или не говорить, если захочешь.
Чжу Цзаньцзинь кивает, облизывает губы и добавляет, укладывая голову на скрещенные на столе ладони:
— Только куда-то в этот план еще нужно уместить кормление зверушек.
***
После еды — и как у Хайкуаня получается такой вкусный крабовый карри? — и часа возни с животными: покормить собак, покормить поссумов, убрать за собаками, расчесать собак, они, наконец, остаются предоставлены друг другу. Цзаньцзинь забирается на колени к Лю Хайкуаню, устраивается удобнее, хитро улыбаясь, когда тот выдыхает, и его щеки снова алеют. Наверное, не самая удобная поза для разговоров, но Цзаньцзиню хочется чувствовать его кожу, касаться, прижиматься теснее — он так долго ждал, когда будет можно, хотя и всерьез не верил, что когда-нибудь так будет, что сейчас сдерживаться слишком сложно.
— Не уверен, что знаю, как быть в отношениях.
Хайкуань говорит первым, почему-то даже не предполагая, что этот поцелуй мог ничего и не значить, и Цзаньцзинь снова не понимает, как работает его голова. Неужели там все вот так — просто? Или наоборот, слишком запутанные и сложные выводы?
— Я тоже. Я никогда... в общем, у меня никогда их не было.
Это звучит лучше, чем сказать что-то вроде «я девственник, потому что до тебя люди меня вообще мало интересовали». Никогда не было отношений — это и правда, и звучит вполне логично. Куда там с их ритмом жизни заводить отношения.
Лю Хайкуань кивает, поднимает руку, проводит кончиками пальцев по губам — и Цзаньцзинь прихватывает их, тянет в рот даже до того, как успевает подумать. Разговору это вряд ли поспособствует, но пальцы Хайкуаня — это что-то, чего нельзя не касаться. Он лижет подушечки пальцев, проводит языком по всей длине, по костяшкам, посасывает, влажно причмокивая, и недовольно выдыхает, когда Хайкуань все-таки убирает пальцы, смотрит несколько секунд на то, как ниточка слюны тянется за ними от губ Цзаньцзиня, а потом вытирает их о салфетку.
— Прости, это моя вина, я тебя отвлек.
Голос у Хайкуаня хриплый, возбужденный — и Цзаньцзинь ерзает, стонет на выдохе, чувствуя как собственное возбуждение поднимается изнутри, заставляет дыхание сбиваться, а кожу — гореть от желания прикосновений.
— Все в порядке.
Его собственный голос такой же, густо пропитанный желанием, и Цзаньцзинь уже тянется за поцелуем, когда ладони Хайкуаня ложатся ему на плечи, останавливая. Ну что не так-то? Да, они не договорили, но всего лишь один поцелуй, сам же хочет!
— Цзаньцзинь. Я... думаю, нам стоит не торопиться. Если ты сейчас меня поцелуешь, я вряд ли смогу остановиться, и мы зайдем дальше, чем...
Чжу Цзаньцзинь хлопает глазами. Ну невозможный же! Как Лю Хайкуань умудряется быть таким — джентльменом, рассудительным, сдержанным. И одновременно неловким, не контролирующим свои слова, смущенным. И при всем при этом — невыносимо красивым и сексуальным. Столько всего в одном человеке — не многовато ли?
Обида поднимается внутри — и так же быстро гаснет, когда Цзаньцзинь ловит чужой взгляд. Невозможно обижаться на кого-то, кто смотрит вот так. Но он все-таки не может не спросить:
— Это не потому, что ты не хочешь?
Цзаньцзинь краснеет, но смотрит — из-под ресниц, кусая губы. Еще несколько часов назад он даже мысли не допускал, что Хайкуань может его хотеть, а сейчас думать об обратном кажется невыносимым. Лю Хайкуань выглядит таким удивленным, что это почти смешно; качает головой, тянется к Чжу Цзаньцзиню сам и все-таки сдается, целует — так, что все мысли испаряются, а кожа горит и покрывается мурашками. Так, что не остается никаких сомнений в том, что — хочет. Цзаньцзинь стонет в его рот, приглушенно, отрывисто, и едва не хнычет, когда поцелуй заканчивается. Он не уверен, что когда-то так сильно чего-то хотел, до плывущего зрения, до болезненного стояка — только от поцелуев и собственных мыслей.
— Я хочу. Очень. Просто не так быстро. Ты... ты заслуживаешь большего. Я хочу, чтобы ты был уверен в том, что хочешь этого. Со мной.
Чжу Цзаньцзинь смеется. Трясет головой, растрепывая волосы, а потом легко спрыгивает на пол. Шов на джинсах неприятно трет напряженный член, но сейчас все равно. Хайкуань... такой Хайкуань, и от осознания этого — что Лю Хайкуань не изменился вдруг от его признания, — становится легче. Становится правильно.
— Тогда выметайся, пока я что-нибудь не сделал. И, А-Куань, я тоже очень хочу. С тобой.
***
Когда Хайкуань уходит — поспешно вызывая такси, чтобы добраться до места его сегодняшней репетиции, коротко целуя на прощание и обещая написать как доедет, — Чжу Цзаньцзинь валится на кровать. Мысли путаются, хочется не то танцевать от восторга, не то тихонько скулить, но еще больше хочется прикосновений. Он расстегивает джинсы, приподнимает бедра, приспуская ткань до колен, и обхватывает себя у основания, сжимает, стонет в голос. Тянет ладонь ко рту, вылизывая быстрыми размашистыми движениями, вспоминая как язык Хайкуаня скользил по его собственному. Стоит так, что член едва не касается живота, потяжелевший и чувствительный, подрагивающий от холодного воздуха. Цзаньцзинь проводит влажными от слюны пальцами по головке, трет небольшое отверстие на самом кончике, чуть цепляет ногтем — от этого все тело сводит сладкой судорогой. Он проводит ладонью ниже по стволу, гладит поджимающиеся яички, перебирает в пальцах с нажимом, разводит колени шире, давая себе лучший доступ.
В дверь звонят, и Чжу Цзаньцзинь не сразу понимает, что это звенит не у него в ушах. Звонок настойчиво повторяется, раз, другой — с губ срывается несколько весьма сомнительных выражений, а потом Цзаньцзинь с трудом встает, едва-едва умудряясь застегнуть джинсы. Кого еще принесло? Доставка? Уборка номера? Родители решили навестить?
Внутри все сводит от болезненного возбуждения, от желания кончить и еще от раздражения, что его прервали. Он распахивает дверь, не глядя в глазок, и выдыхает, глядя на удивленно смотрящего на него Хайкуаня.
М-да, наверное он сейчас еще то зрелище собой представляет: волосы растрепались, щеки красные, губы искусаны, а джинсы в паху натянуты так, что точно не оставляют места для воображения.
— Я забыл у тебя телефон. Ты... я помешал?
Хайкуань оглядывает его с головы до ног, так жарко, что если бы у Цзаньцзиня уже не стоял, то сейчас точно встал бы. Вот и как с ним таким сдерживаться? Даже подрочить нормально не получается.
— О. Я не заметил, прости. Проходи.
Цзаньцзынь делает шаг в сторону, пропуская Хайкуаня в номер, тот проходит сразу в кухню и возвращается спустя полминуты, помахивая телефоном. Цзаньцзынь только и может, что пялиться на его длинные пальцы — он помнит, как они ощущались в его рту, как приятно было касаться их языком, вылизывать, слушать тихие выдохи удовольствия.
— А-Цзынь?
Голос Хайкуаня раздается так близко, что Чжу Цзаньцзинь вздрагивает от неожиданности. Неужели успел так сильно выпасть в свои мысли?
— Ты такой красивый сейчас. И не только сейчас, просто... таким я тебя еще не видел.
Цзаньцзинь вскидывает на него взгляд — а потом Хайкуань прижимает его к стене всем телом, целует, накрывает его губы своими, раскрывает, толкается языком внутрь, вылизывая, поглаживая, так невозможно-дразняще, что Цзаньцзинь только жалобно стонет в его рот. Он первый отстраняется, отшатывается, едва не прикладываясь затылком о стену, и смотрит снизу вверх, вцепляясь в предплечья, потираясь пахом о чужое бедро.
— Если ты сейчас посмеешь уйти...
Хайкуань смеется, хрипло и как-то немного обреченно, трясет головой, прежде чем наклониться ниже, и шепчет прямо в ухо — так, что кожа покрывается мурашками от горячего дыхания:
— Как я от такого тебя уйду куда-то?
А потом его ладонь ложится на пах Цзаньцзиня, и тот смотрит вниз, не может не смотреть: проворные длинные пальцы расстегивают молнию, тянут ткань вниз, обнажая напряженный член с покрасневшей влажной головкой. Цзаньцзинь стонет, расставляет ноги шире, насколько позволяют стянутые до бедер джинсы, толкается в чужую ладонь. И смотрит, захлебываясь от возбуждения, теряясь в ощущениях — одного этого зрелища хватило бы для самого крышесносного оргазма: пальцы, обхватывающие его, поглаживающие уверенно и сильно, большой палец обводит головку, трет, растирает выступившую смазку по всему стволу.
Цзаньцзинь кончает слишком быстро — и слишком ярко, стонет надрывно в голос, вздрагивает всем телом, вжимается в Хайкуаня, не заботясь о том, что пачкает его своей спермой.
Сильный руки подхватывают его, не давая упасть, и Цзаньцзинь позволяет себе полностью расслабиться, растечься лужицей удовольствия, краем сознания отмечая, что его куда-то несут. Спустя минуту он оказывается в собственной постели, а Хайкуань, улыбаясь, смотрит на него сверху вниз подернутыми дымкой возбуждения глазами.
— Ты в порядке?
Цзаньцзинь не уверен, что сможет сейчас составлять из звуков слова, поэтому только кивает, а потом тянется к Хайкуаню, тянет его к себе, заставляя упереться одним коленом в кровать. Приподнимается, чувствуя, как все мышцы дрожат от недавнего оргазма, перекатывается на живот, трется щекой о пах Хайкуаня. Он не уверен, что именно собирается сейчас сделать. В конце концов, это совсем за гранью их договоренности о том, чтобы не торопиться. К тому же, он никогда не делал раньше ничего подобного, и еще — внутри проскальзывает беспокойство о том, не посчитает ли Хайкуань его слишком... развратным? Доступным? Черт знает каким еще?
Хайкуань не двигается, словно и не дышит даже, и Цзаньцзинь приподнимает голову, все-таки заставляет себя спросить, касаясь губами ткани его брюк, натянувшейся в паху.
— Можно? Пожалуйста?
Пальцы Хайкуаня, все еще испачканные его спермой, — и как только умудрился не обтереть об одежду пока нёс — касаются щеки, губ, оставляя влажные разводы. А потом Лю Хайкуань хрипло выдыхает.
— Да.
Цзаньцзинь расстегивает его брюки трясущимися руками, тянет вниз, спускает с бедер до лодыжек вместе с бельем, ждет, пока Хайкуань переступит через них, оставаясь только в рубашке. Это выглядит... слишком хорошо. Цзаньцзинь чувствует вспышку возбуждения, острого, яркого, словно не было сумасшедшего оргазма несколько минут назад. Но невозможно не возбуждаться, не хотеть, глядя на вот такого Хайкуаня — полуобнаженного, с длинными — бесконечными — ногами, со стоящим потемневшим членом с крупной головкой, с острыми косточками на бедрах, едва прикрытыми краем рубашки.
Цзаньцзиню хочется всего. Хочется отсасывать Хайкуаню, чтобы тот стонал в голос, сам выбирал темп, сам толкался ему в горло — Цзаньцзинь не уверен, как глубоко он может взять, но он будет очень стараться. Хочется ощутить его в себе, быть заполненным до предела, чтобы мышцы растягивались, впуская его до самого основания, так, чтобы даже руку между телами не просунуть.
Пальцы Хайкуаня вплетаются в его волосы, не прижимая, не надавливая, просто гладят затылок, и Цзаньцзинь решается — тянется ближе сам, обхватывает губами головку, пробует. Вкус странный, непривычный, и ему хочется еще — он берет глубже, давится немного, но продолжает посасывать, вылизывать, сжимает губы плотнее и мысленно ликует, когда слышит срывающиеся стоны. Он поднимает взгляд на Хайкуаня — и едва не кончает прямо так, просто потеревшись членом о простыни, потому что зрелище настолько невыносимо охуенное, что даже слова только нецензурные в голове остаются. Губы Хайкуаня распахнуты от жарких низких стонов, зрачки хлещут чернотой в радужку, взгляд поплывший и расфокусированный, щеки покраснели. Цзаньцзиню кажется, что он не видел в своей жизни ничего красивее.
Он чувствует, как Хайкуань сам начинает толкаться бедрами, все еще сдерживаясь, но его движения становятся рваными и быстрыми, и Цзаньцзинь сжимает губы плотнее, лижет, сосет, чуть цепляет зубами. И отстраняется в самый последний момент, придерживает ладонью, гладит, дрочит, подставляет губы — и жмурится, когда Хайкуань кончает, выплескиваясь ему на лицо, на губы, на шею. Это странно, но не неприятно, и Цзаньцзинь продолжает поглаживать уже обмякающий член, лижет его коротко, а потом валится на постель, обхватывая себя, даже не задумываясь о том, как это выглядит и как быстро они перешли от «не торопиться» к «я отсосал тебе, а теперь лежу перепачканный твоей спермой и дрочу, пока ты смотришь».
Ему хватает пары движений — и мир снова взрывается оргазмом, когда Хайкуань накрывает его пальцы своими, а горячий влажный язык скользит по его губам, слизывая вязкие белые капли.
Потом Хайкуань валится на постель рядом с ним, дышит часто и хрипло, и неожиданно так же хрипло смеется.
— М?
Цзаньцзинь все еще чувствует смесь удовольствия, усталости, восторга — слишком много эмоций и чувств, чтобы пытаться в них разобраться прямо сейчас.
— Прости. Я не хотел смеяться. Просто я сам говорил о том, чтобы подождать, но когда увидел тебя... Наверное я с ума сошел, раз позволил себе.
Цзаньцзинь трясет головой, подбирается ближе, устраиваясь щекой на горячем влажном плече — им обоим нужно в душ, переодеться и подумать о том, что сейчас произошло и что это будет значить для них обоих и для развития их отношений. Отношений — слово все еще непривычное, странное, немного пугающее, но Цзаньцзиню очень хочется попробовать. Нет, не так — ему нужно. Быть рядом, прикасаться, слышать приятный хриплый смех, даже звучащий невпопад с происходящим.
— Тогда я тоже сошел. Полежишь со мной еще пару минут, ладно?
Он чувствует как Хайкуань кивает и касается губами его макушки, а потом прикрывает глаза. Всего пару минут. Потом — душ, может быть разговоры, может быть — уютное молчание. Еще лучше, конечно, уютное молчание и еда — или просто еда, под разговоры. Цзаньцзинь чувствует себя неожиданно голодным — впрочем, еда это его личный способ расслабиться, успокоиться, поразмышлять о чем-то. Хотя, он, кажется, нашел для себя кое-что, что нравится ему куда больше, чем еда.
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
Название: Ужин при свечах
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: текст
Жанр: пвп, юмор
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 3864 слов
Саммари: Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
Предупреждениe: Персонажи вымышленные, никакого отношения к реальным людям не имеют, текст - плод воображения автора и ни в коем случае на истину не претендует
Примечание: Автор пытался в юмор, вам судить насколько в итоге это удалось
ЧИТАТЬУжин при свечах (никто не пострадал, ну почти)
Звонок в дверь раздался ровно в тот момент, когда суп из кастрюли выплеснулся на плиту, и в воздухе запахло паленым. Цзаньцзинь разрывался между порывом все бросить и бежать открывать входную дверь и острой необходимостью немедленно вытереть прикипающую жидкость. Схватив полотенце, висевшее у него на шее, он кое-как промокнул воду и побежал впустить так некстати пришедшего вовремя Лю Хайкуаня.
— Цзаньцзинь, у тебя из кухни идет дым!
Хайкуань с тревогой смотрел за спину Цзаньцзиню. От такого бесцеремонного приветствия хотелось одновременно и рассмеяться, и возмутиться.
— И тебе добрый вечер. Заходи, будь как дома и все такое. Я сейчас.
Договаривал Цзаньцзинь уже на бегу, потому что дым и правда шел и очень сильно пахло чем-то подгоревшим. Источник проблемы он обнаружил сразу: брошенное на плите полотенце тлело и отвратительно воняло. Вдобавок еще часть бульона выплеснулась из кастрюли, оставив на стенке грязный потек. Быстро скинув испорченную тряпку в раковину, Цзаньцзинь метнулся открыть окно. После вернулся к плите и убавил температуру варочной панели.
— Боги, что тут произошло?
В дверном проеме стоял Хайкуань и с ужасом в глазах обозревал результаты кулинарного подвига Цзаньцзиня Который, между прочим, вкалывал в поте лица уже три часа. Как раб на галерах. Как Золушка в ожидании своего принца. Наглого, неблагодарного принца, который смотрел на него и совершенно не думал приходить в восхищение от талантов Цзаньцзиня на поприще кулинарии.
— Ужин.
Чжу Цзаньцзинь нахохлился, сложил руки на груди и с вызовом уставился на Лю Хайкуаня, который почему-то так и замер на месте.
— Будут еще гости?
— Какие еще гости? Что ты несешь вообще?
— А-Цзинь, ты же не мог все это приготовить для нас двоих? — для пущей убедительности Хайкуань широким жестом показал на кухонный стол, заставленный посудой: салат, несколько закусок, под крышкой дожидалась своего часа свинина в кисло-сладком соусе, рядом стояла миска с рисом. Плюс суп на плите и фруктовые тарталетки, заботливо убранные в холодильник.
Черт, суп! Забыв про обиды, Цзаньцзинь повернулся обратно к плите и, взяв лежащую рядом ложку, набрал в нее немного бульона, подул и попробовал. В принципе, готово, можно выключать.
— Я тебя ждал! Целый день! И сейчас у нас будет ужин! Романтический! — После каждого предложения Цзаньцзинь махал ложкой, брызги от которой разлетались по кухне, добавляя красок к общей картине разрушений после трудного затяжного боя.
— Хорошо! — Хайкуань примиряюще поднял руки и шагнул вперед. — Мне накрыть на стол?
— Нет! Иди и сядь на диван, как будто ты пришел в гости на ужин!
— А у нас сегодня только ужин в программе?
— Еще пара таких предложений, и да, будет только ужин!
Как он мог забыть, что Лю Хайкуань отвратительно пунктуальный и никогда не позволял себе опаздывать? Чертов перфекционист. Будь в запасе еще минут десять, то Хайкуаня встречал бы накрытый стол со свечой. Цзанцзинь бы и так все успел, если бы не надо было рис ставить варить второй раз, потому что в первый он напутал с настройками рисоварки и вместо обычного режима выбрал программу отложенной готовки. Еще в магазин пришлось сбегать за забытой морковкой. Потом прерваться на срочный звонок маме, освежить в памяти в какой последовательности класть продукты в суп. Это было чрезвычайно важно, ведь он хотел приготовить именно так, как его кормили дома. Простой обед из его любимых блюд для любимого человека превратился в гонку на выживание.
Перелив большую часть супа в миску (часть все равно оказалась на полу), он поставил ее на стол, положив сверху небольшой половник. Достал тарелки и палочки.
— Я несу посуду и лучше бы я не застал тебя за неподобающими занятиями, — громко прокричал Цзаньцзинь, так, чтобы его было слышно в комнате.
Когда он вошел в гостиную, Хайкуань послушно сидел на диване, обеими руками наглаживая пристроившихся рядом собак. Красивый такой, подумал про себя Цзаньцзинь, и послушный, если правильно замотивировать. Он отнес тарелки на стоящий у стены обеденный стол, расставил, положил рядом палочки. Вернулся на кухню за миской с супом. По дороге еще немного супа оказалось на полу.
— Может быть тебе помочь? — вежливо поинтересовался Хайкуань.
— Нет!
— А-Цзинь, у тебя суп разлился на пол.
— Как хороший и вежливый гость, ты должен сделать вид, что этого не заметил!
— Сделать вид я могу, но что делать, когда ты поскользнёшься и упадешь?
— Я танцевал в балете, уж как-нибудь удержусь на ногах!
На обратной дороге в кухню он все-таки чуть не упал. Пришлось прерваться и сбегать за шваброй, при виде которой Вули и Тини пришли в боевую ярость и, спрыгнув с дивана, начали на нее нападать. Швабра в руках Цзаньцзиня вышла победителем в неравном бою с двумя карликовыми собачками, правда, потеряв при этом свой товарный вид. Закончив с уборкой, Цзаньцзинь подхватил собак и отнес их в вольер.
— Я не хочу ничего слышать!
— Я ничего и не говорил!
— Ты очень громко думал! Я из кухни слышу твои мысли!
— Да? И что же ты слышишь?
— Ничего хорошего! Садись за стол!
Принеся последние тарелки с едой, Цзаньцзинь расставил их на столе и придвинул к себе высокий подсвечник, в который еще днем он воткнул свечу.
— Давай я зажгу?
— Не надо, я сам.
— Может быть лучше я?
— Ты что, не доверяешь мне зажечь свечу?
— Конечно доверяю, но на всякий случай...
— Какой еще случай? Вот, видишь, ничего сложного.
Цзаньцзинь с чувством глубокого удовлетворения убрал зажигалку в карман брюк и подвинул подсвечник обратно на середину стола. Свеча от резкого движения покачнулась и опасно накренилась вбок. Пытаясь поймать ее, Цзаньцзинь задел рукой торчащий из миски с супом половник, и он вывалился на стол, расплескивая остатки супа.
— А-Цзинь...
— Что?
— Ты так много сегодня сделал. Наверное, очень устал. Давай я за тобой поухаживаю?
— Но...
— Пожалуйста?
Цзаньцзинь никогда бы в этом не признался, даже под пытками, даже если бы угрожали жизни его питомцев, но умоляющий взгляд Хайкуаня заставлял его сдавать позиции и выполнять любую его просьбу. В предыдущий раз это была прогулка на лошадях. До этого поход на концерт современной классической музыки. До этого... впрочем, сейчас лучше про это не думать, иначе вместо обеда он утащит Хайкуаня сразу в кровать, и все его труды пойдут насмарку.
— Хорошо, — Цзаньцзинь демонстративно медленно подошел к стулу и сел, чинно сложив руки на коленях.
Лю Хайкуань встал, осторожно орудуя половником, разлил по чашкам суп, не пролив не капли. Нет, как же он все-таки отвратительно идеален.
— Приятного аппетита?
— Это что, вопрос? Ты думаешь, я невкусно приготовил?
Цзаньцзинь может быть не очень аккуратный повар, но на вкус его еда всегда выходила отличной. Во всяком случае ни собаки, ни Биг-Мак не жаловались. Он демонстративно зачерпнул ложкой суп и засунул ее в рот. Горячий бульон обжег язык, из-за чего вкус разобрать так и не удалось. Вроде бы неплохо. Он посмотрел из-под ресниц на Хайкуаня, который набрал немного супа в ложку, подул и деликатно проглотил.
— Ну что?
— Очень вкусно!
Цзаньцзинь приподнял бровь и продолжал смотреть, пока Хайкуань не сделал второй глоток, потом еще один.
— Я не обманываю, правда вкусно!
— Этот суп мне всегда готовила мама, можно сказать, это семейный рецепт.
— Спасибо. Мне приятно, что ты со мной этим поделился!
Хайкуань тепло и искренне ему улыбался, и Цзаньцзинь расслабился. Все не так уж плохо, ужин вполне удался. Завтра у них обоих выходной, поэтому можно не торопиться и наслаждаться редким моментом домашнего уюта.
Пока они ели, Цзаньцзинь разбил тарелку, опрокинул часть еды себе на колени, нечаянно попал в лицо Хайкуаню тонко нарезанной морковкой, когда о чем-то рассказывал, размахивая при этом палочками. То есть практически без происшествий.
— Это был замечательный ужин! Давай я помою посуду, раз ты готовил?
— Не надо! Ты у меня в гостях, и тебе не пристало убираться!
— А как же поговорка, что кто ел, тот моет посуду за тем, кто готовил?
— Ты ее только сейчас придумал.
— Нет! Так правда говорят!
— Признайся честно, ты просто физически не можешь вынести бардак у меня на кухне и хочешь его убрать.
— Ты меня разгадал. Именно это я и хочу сделать. Пожалуйста? — Хайкуань вновь пустил в ход свое секретное оружие, и Цзаньцзинь с глубоким вздохом сожаления капитулировал.
— Хорошо, Я пока схожу погулять с собаками. А после мы будем смотреть кино!
— Зачем?
— За тем, что я хочу смотреть кино и целоваться! Как нормальные пары делают.
— А мы что, ненормальная?
— Пока еще да, но скоро станем совсем нормальными, обычными, заурядными, семейными...
— Ммм... Мне нравится, как это звучит. Семейные. Цзаньцзинь, может быть не будем смотреть кино, а сразу перейдем к поцелуям?
Заманчиво. Цзаньцзинь даже на минуту позволил себе представить, что сейчас вместо посуды и прогулки с собаками они завалятся на диван и будут долго целоваться, до тех пор, пока у него не лопнет терпение. Дальше воображение Цзаньцзиня рисовало ему сладостные картины восхитительного медленного секса. Встряхнув головой, он решительно толкнул Хайкуаня в сторону кухни.
— Сначала я погуляю с собаками, а ты закончишь с уборкой, раз уж тебе так не терпится. Поцелуи — потом.
Подстегиваемый желанием поскорее вернуться, Цзаньцзинь быстро оделся, достал собак, пристегнул им шлейки и повел их на улицу. Прохладный воздух совершенно не помогал ему отвлечься от того, что у него дома Хайкуань сейчас хозяйничал на кухне. Отчего-то Цзаньцзиню было очень приятно, что Хайкуань так легко вписался в его жизнь, даже животные его приняли. Быть может, они уже на той стадии, когда можно было бы жить вдвоем. Увлекшись своими мыслями, он даже не заметил, как собаки стали тянуть его в сторону дома.
Вернувшись, Цзаньцзинь первым делом помыл собак и посадил их обратно в вольер. Хайкуань все еще был на кухне: в повязанном фартуке протирал плиту. Посуда уже была помыта и убрана, пятна с пола и стен вытерты, даже запах гари практически выветрился. Цзаньцзинь не сдержался и, осторожно подкравшись, обхватил Хайкуаня за талию.
— А-Цзинь, а если бы я сейчас держал что-то хрупкое в руках?
— То что, гэ?
— Я бы мог разбить, и ты бы поранился!
— Не разбил же, — Цзаньцзинь теснее прижался к Хайкуаню, поглаживая его твердый живот поверх фартука.
— Ты же сказал, что мы должны смотреть кино?
— Я передумал.
— Как же мы тогда станем нормальными?
— Может и не надо нам становиться нормальными? Ты мне и так очень нравишься.
Хайкуань отложил полотенце и повернулся к нему лицом. Его улыбкой можно было бы согревать замерзающих во льдах, Цзаньцзинь улыбнулся в ответ и потянулся за поцелуем. Они встретились губами на середине и так замерли на несколько мгновений. Потом Хайкуань приоткрыл губы, и Цзаньцзинь, не колеблясь, углубил поцелуй, вторгаясь языком. Без обуви разница в росте была слишком большой, чтобы они долго могли так стоять, но в какой-то момент Хайкуань, не прерывая поцелуя, подхватил Цзаньцзиня и легко приподнял, чтобы посадить на кухонный стол.
Теперь целоваться было удобнее, а еще Хайкуань так сладко прижимал Цзаньцзиня к себе, притираясь пахом, что у Цзаньцзиня все плыло перед глазами. Возбуждение нарастало медленно, неотвратимо, поцелуи становились все глубже. Цзаньцзинь уже не сдерживал стонов, обхватив Хайкуаня ногами, он двигал бедрами, ловя свое удовольствие, чувствуя, как сильно возбужден Хайкуань, как он тоже не может сдержаться и отвечает движением на движение.
— Может быть все-таки кровать? — спросил его Хайкуань, дыша в губы.
Цзаньцзинь с трудом открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд на Хайкуане. Восхитительном, прекрасном, растрепанном и зацелованном Хайкуане, который смотрел на него жадно и горячо, но все равно думал о его комфорте. Цзаньцзинь сглотнул пару раз, с трудом удержавшись, чтобы не сказать что-нибудь лишнее, и кивнул головой.
— Держись.
Хайкуань притянул его к себе и, подхватив под ягодицы, понес в сторону спальни. Цзаньцзиню ничего не оставалось, как обхватить его ногами и руками, а заодно поцеловать его в шею. Когда он прикусил кожу в попытке оставить хотя бы небольшой след, Хайкуань, не дойдя всего пару шагов до двери в спальню, с громким стоном впечатал его спиной в стену и сильно вжался бедрами. Они вновь целовались, забыв о том, куда шли. Цзаньцзинь пытался расстегнуть рубашку Хайкуаня, но мешал чертов фартук, который тот не успел снять.
— Сними! Я хочу тебя чувствовать!
Для пущей убедительности Цзаньцзинь впился поцелуем, зарывшись руками в густые волосы Хайкуаня.
— Если ты будешь так меня целовать, я возьму тебя у этой стены, — тяжело дыша сказал Хайкуань, все еще не отпуская Цзаньцзиня.
— Сделай уже что-нибудь! — Цзаньцзинь сжал пряди волос Хайкуаня в кулаке и потянул, отчего тот дернулся и, перехватив Цзаньцзиня поудобнее, сделал еще пару шагов в нужном направлении.
Цзаньцзинь даже не заметил, как его опустили наконец на кровать и навалились сверху. Тело горело под слоем одежды, в паху было тесно и немного больно от того, как врезалась молния, хотелось чувствовать кожей дыхание Хайкуаня, его поцелуи и укусы, подставляться под ласки и самому отвечать тем же. Он предпринял еще одну попытку раздеть Хайкуаня, и потерпел очередное поражение: узел на завязках фартука никак не поддавался.
— Если ты сейчас же не снимешь с себя эту чертову тряпку, я за себя не отвечаю!
Цзаньцзинь с трудом отцепился от Хайкуаня и с силой оттолкнул его, пытаясь таким образом дать возможность себе и ему наконец снять мешающую одежду. Невозможно эффективный Хайкуань развязал этот пояс верности буквально за одну секунду, сбросив его на пол. Следом отправилась рубашка и штаны с носками. Цзаньцзинь, не сводя жадного взгляда с обнаженной широкой груди Хайкуаня, пытался наощупь расстегнуть свои пуговицы. Получалось у него это также хорошо, как донести и не расплескать суп. То есть получалось, но медленно и пару пуговиц он пропустил.
— Дай я... — Хайкуань осторожно отодвинул его руки и начал быстро расстегивать пуговицы. Почему-то у него руки совсем не дрожали, в отличие от Цзаньцзиня, которого разве что не трясло от того, как сильно билось сердце в груди. Когда наконец его раздели, Цзаньцзинь удовлетворенно вздохнул и прижался губами к плечу Хайкуаня.
— Мой герой, тебе предстоит совершить еще один подвиг.
— Ммм... Я готов.
В подтверждение своих слов Хайкуань двинул бедрами, притираясь своим членом к члену Цзаньцзиня.
— Смазка и презервативы в ванной, я забыл их принести в спальню. Пакет на раковине.
— Ммм...
— Ты слышал, что я сказал?
— Да-да.
Этот наглец вместо того, чтоб подорваться и бежать в ванную, стал целовать его шею, нежно прикусывая, удерживая своими руками руки Цзаньцзиня у него над головой. Потом Хайкуань переместился ниже, покрывая поцелуями его грудь, лизнул соски, сжал их пальцами и потянул. От такой сладкой пытки Цзаньцзинь тихонько заскулил и вскинул бедра вверх. Зажатый между тел член сочился смазкой, облегчая скольжение, но эта ласка только дразнила, не давая поймать нужный ритм.
— Это твоя благодарность за вкусный ужин?
— А что не так?
Хайкуань приподнялся на локтях и посмотрел на него. Волосы растрепаны, взгляд тяжелый, затуманенный, губы припухшие и такие яркие, как будто помада не смылась. Цзаньцзинь потянулся рукой и провел нежно по подбородку до губ, очертил их контур, толкнулся пальцами внутрь. Хайкуань послушно открыл рот и впустил их, облизывая и посасывая. Это было настолько бесстыжее зрелище, что Цзаньцзинь с тихим стоном закрыл глаза и дернул пальцы на себя. Хайкуань выпустил их с развратным причмокиванием, а потом Цзаньцзинь сквозь ресницы смотрел, как он облизал губы, смачивая их языком.
— Если ты не сделаешь хоть что-нибудь, я... — думать у Цзаньцзиня получалось с трудом, совершенно порочный вид Хайкуаня лишал последних остатков разума.
— Что?
— Я еще не придумал, но обязательно... моя кара будет страшной.
Цзаньцзинь тяжело дышал, тело требовало ласки, горело и подрагивало от возбуждения, он едва сдерживался, чтобы не начать тереться об Хайкуаня в попытке получить долгожданную разрядку. Пытаясь подтолкнуть Хайкуаня к действию, он провел руками по его плечам, сжал шею, потом зарылся пальцами в волосы и сильно сжал, оттягивая голову Хайкуаня назад. Он знал, это вызовет незамедлительную реакцию. Хайкуань громко застонал, подаваясь назад, а потом, повинуясь давлению руки Цзаньцзиня, переместился ниже и прижался губами к головке его члена.
Теперь пришла очередь Цзаньцзина громко стонать. Не разжимая рук, он попытался сильнее надавить, заставить Хайкуаня взять его член в рот, но у того, похоже, сегодня были другие планы. Хайкуань приоткрыл губы и начал ласкать его член языком под самой головкой, потом приоткрыл губы и вобрал ее внутрь, все еще оглаживая языком. Цзаньцзинь попытался двинуть бедрами вверх, чтобы засадить глубже, но Хайкуань прижал его к кровати и не дал ему такой возможности.
— Пожалуйста, — взмолился Цзаньцзинь, выгибаясь спиной, и обхватил Хайкуаня ногами, притягивая его к себе ближе. В ответ на его мольбу Хайкуань выпустил член Цзаньцзиня изо рта и дернулся встать.
— Ты куда?
От неожиданности Цзаньцзинь не понял, что происходит, еще секунду назад он толкался во влажный горячий рот, и вот уже он лежит один, а Хайкуань куда-то уходит.
— Я сейчас.
— Что значит сейчас, вернись немедленно!
— Ты же сам сказал, что все в ванной.
— Черт!
Цзаньцзинь от души выругался, пообещав себе больше никогда не забывать такие важные вещи в ванной, а еще лучше, купить сразу годовой запас и разложить по всей квартире, а еще в машине, и в машине Хайкуаня, и в квартире Хайкуаня, и в туалете его офиса. Пока Цзаньцзинь мысленно распределял запасы между всеми местами, где они уже занимались сексом или еще нет, но могли бы, Хайкуань вернулся с заветным пакетом в руках и замер возле кровати.
— Цзаньцзинь...
— Что опять не так?
— Все так! Ты такой красивый!
— Да? А вот так? — Цзаньцзинь давно понял, какой эффект на Хайкуаня оказывает его растяжка и часто беззастенчиво пользовался этим. Вот и сейчас он поднял и развел ноги в стороны, обнажая всего себя, плавясь под горячим взглядом Хайкуаня.
— Очень красивый!
— И что ты собираешься со мной сделать?
Вместо ответа Хайкуань достал из пакета смазку и коробку с презервативами, бросил их на кровать и сам опустился на колени между ног Цзаньцзиня.
— Я хочу твои пальцы внутри себя!
Безапеляционно потребовал Цзаньцзинь, затем облизнул губы и подтянул ноги за колени к груди, сложившись пополам. Хайкуань смотрел на него, не отрывая глаз, и будто не отдавая себе отчета, тихо стонал, оглаживая ноги Цзаньцзиня.
— Куань-гэ, сейчас, пожалуйста!
Хайкуань облизнул губы, кивнул головой и потянулся за смазкой. От прохладного влажного прикосновения к его анусу Цзаньцзинь вздрогнул и сжался, но как только Хайкуань начал гладить пальцами, слегка нажимая, расслабился и протяжно выдохнул. Пусть они встречались не так давно, но все же достаточно, чтобы Хайкуань знал: Цзаньцзинь любит, когда в него проникают сразу двумя пальцами, его ведет от резкого ощущения наполненности и легкой боли.
Сегодня по какой-то причине Хайкуань решил его дразнить, не отвечая сразу на просьбы, не поддаваясь на провокации. Вот и сейчас он гладил, едва касаясь, проникая лишь кончиками пальцев, обещая удовольствие с каждым проникновением, но его все еще было недостаточно. Цзаньцзинь стонал в голос, ругался, умолял, но сладкая пытка все длилась и длилась, пока наконец Хайкуань не сдался и не засадил ему оба пальца резко, на всю длину. Цзаньцзинь взвыл от удовольствия, дернувшись всем телом, и попытался насадиться глубже, нетерпеливо двигая задом.
— Хватит! Я хочу тебя, хочу, чтоб ты засадил мне прямо сейчас! Слышишь?
Цзаньцзинь просил, требовал, его жгло нестерпимым желанием, удовольствие на грани боли, слишком мало, чтобы потеряться в нем, забыть обо всем кроме жара тела Хайкуаня, его дыхания, его поцелуев. Когда Хайкуань достал пальцы и потянулся за презервативом, Цзаньцзинь разочарованно застонал.
Хайкуань подтянул Цзаньцзиня к себе ближе, подсунул ему под бедра подушку, закинул ноги себе на плечи и ткнулся членом в тесное кольцо ануса. Первый раз член соскользнул, несмотря на подготовку Цзаньцзинь был тесным, а член Хайкуаня — пропорциональным его телу, поэтому чтобы войти пришлось направить его рукой. Цзаньцзинь выдохнул и расслабился, принимая в себя Хайкуаня. Каждый раз все еще был как первый, удовольствие смешивалось с болью, сердце заходилось в бешенном ритме, а в груди что-то сжималось и сладко тянуло.
Хайкуань наконец вошел в него на всю длину и потянулся поцеловать, растягивая его, прижимая колени к груди. Поцелуй вышел нескладным, оба часто дышали, отчего сложно было сосредоточиться и получалось только скользить губами и бестолково толкаться языками.
— Двигайся, черт тебя возьми!
Прижатый к кровати, обездвиженный, Цзаньцзинь мог только ругаться и скрести короткими ногтями по спине Хайкуаня. Долго упрашивать не пришлось: Хайкуань вышел из него наполовину и с силой подался вперед, еще и еще, вбивая Цзаньцзиня в кровать. Когда на очередном толчке Хайкуань попал по простате Цзаньцзиня, тот невольно вскрикнул, с силой вцепившись руками в его предплечья. Хайкуань приподнялся, утягивая за собой Цзаньцзиня, и сел, посадив его сверху. Так у Цзаньцзиня появилось больше свободы движения, и он ей незамедлительно воспользовался, насаживаясь быстро и часто, в погоне за ярким непереносимым наслаждением.
Прижавшись теснее к Хайкуаню, Цзаньцзинь зажал свой член между их тел, и начал тереться на каждом движении вверх, добавляя интенсивности к накрывающим его ощущениям. Хайкуань начал вбиваться в него, держа Цзаньцзиня за бедра с такой силой, что назавтра там наверняка будут синяки.
Не удержавшись, Цзаньцзинь укусил Хайкуаня в основании шеи, отчего тот дернулся и буквально зарычал, двигаясь в нем с удвоенной силой. Цзаньцзинь, с трудом втиснув руку между прижатых тел, обхватил свой член и начал дрочить себе, стараясь попасть в такт движениям Хайкуаня. Ощущения накатывали лавиной, затуманивая взгляд, выключая разум, все в нем свелось к одному желанию — как можно скорее достичь пика, упасть в эту пропасть вдвоем.
Хайкуань кончил первым, с громким вскриком, сжав Цзаньцзиня в руках. Он дрожал, пульсируя внутри Цзаньцзиня, дышал горячо в шею, гладил его тело, ноги. Потом нежно опустил обратно на кровать и медленно вышел, оставляя за собой ощущение пустоты. Сняв презерватив и кинув его куда-то в сторону пола, Хайкуань вошел в него тремя пальцами сразу, нашел его простату и надавил. От резкого проникновения Цзаньцзинь громко застонал и тут же почувствовал, как Хайкуань заглотил его член почти до основания. Этого оказалось достаточно, чтобы подтолкнуть Цзаньцзиня к краю. Быстро, рвано двигая бедрами он насаживался на пальцы и толкался в глотку Хайкуаню, забыв обо всем, ловя свое удовольствие, которое пришло внезапно, украв дыхание и вырвавшись протяжным то ли стоном, то ли всхлипом.
Хайкуань сглотнул и осторожно выпустил его изо рта, все еще не вынимая пальцев. Цзаньцзинь бессильно раскинул ноги, все еще немного двигая бедрами, продлевая удовольствие. Потом с трудом, еле шевеля языком, тихо позвал:
— Иди ко мне?
Хайкуань поднялся и лег на него сверху, по-прежнему не вынимая из него пальцы, но и не двигая ими. Ощущение наполненности, неги, теплоты затопило Цзаньцзиня, и он прижался губами к губам Хайкуаня, не столько целуя его, сколько дыша одним с ним воздухом. Они пролежали так сколько времени, потом Хайкуань вытащил свои пальцы, и, сжав легонько бедро Цзаньцзиня, лег рядом.
— Сейчас мы полежим, а потом будем смотреть кино! — все еще тяжело дыша сообщил ему Цзаньцзинь.
— Зачем?
В голосе Хайкуаня не было удивления, только безграничная нежность.
— Потому что мы ненормальные. Нормальные целуются в кино, а потом секс. А у нас все наоборот: был секс, значит сейчас время смотреть кино!
— Может и пусть мы останемся ненормальными?
Хайкуань провел пальцами по боку Цзаньцзиня, погладил выступающую бедренную косточку, потом обнял и притянул поближе к себе.
— Это еще что за идеи такие!
— Я, может, не хочу быть нормальным.
— Хочешь.
— Откуда ты знаешь?
— Все хотят.
— А я не хочу. Меня все устраивает! Тебя разве нет?
Хайкуань игриво укусил его за плечо и Цзаньцзинь задумался на какое-то время, потом обнял и куда-то в макушку Хайкуаня тихо сказал:
— Устраивает.
Вот еще пару минут полежим и обязательно пойдем в душ, а потом сидеть и смотреть вместе телевизор, думал про себя Цзаньцзинь, лениво оглаживая лежащего рядом Хайкуаня, который подозрительно притих и дышал глубоко и ровно. Ну может быть еще минут пять, так и быть, Цзаньцзинь умел быть великодушным.
***
Хайкуань проснулся от громкого крика и грохота, вырвавших его из объятий крепкого сна. Нащупав выключатель прикроватной лампы, он включил свет и сощурив глаза попытался разглядеть, что случилось. На полу рядом с кроватью, скрючившись, лежал Цзаньцзинь и сквозь стоны крыл его на чем свет стоит, ругая за неумение выбрасывать мусор куда положено. Забытый с вечера презерватив немым укором валялся в стороне.
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
Название: Фото с обложки
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: коллаж (серия, 3 штуки)
Рейтинг: PG
Размер: 1 - 1600 х 1276 px, 2 - 1600 х 1067 px, 3 - 1600 х 1067 px
Исходники: фотосессии Лю Хайкуаня и Чжу Цзаньцзиня
Саммари: давайте представим, что наши фанатские мечты сбылись, и у Лю Хайкуаня с Чжу Цзаньцзинем было много совместных модных фотосессий.
1.
2.
3.
▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬
🌊 [Пост 1] 🌊 Пост 2 🌊 Внеконкурс: будет 🌊