Название: В руку
Автор: Орден Гусу Лань
Бета: Анонимный доброжелатель
Размер: около 4,8 тыс. слов
Пейринг/Персонажи: Вэй Усянь/Лань Ванцзи
Категория: слэш
Жанр: АУ, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вэй Усяню подарили антикварную курильницу.
Примечание/Предупреждения: неграфическая смерть второстепенных героев за кадром.
1. Вдох
— Что это?
Вэй Усянь крутит в руках здоровенную штуковину, выглядящую, как результат той игры, где дети дорисовывают друг за другом зверя, не видя, кого пытался изобразить предыдущий художник. Хобот как у слона, лапы полосатые — тигриные, хвост тоненький, туловище не пойми чье, кажется, медведя.
— Подарок, — говорит Цзян Чэн. — Ты же теперь такое любишь.
— Такое — это какое? — Вэй Усянь прикидывает вес штуковины: тяжелая дура. Вот только что с ней делать?
Цзян Чэн мнется, но все же отвечает:
— Эзотерическое. Это курильница для благовоний. Антиквар сказал — ужасно древняя и ценная. Не то чтобы я верил этому проходимцу, только вдруг подумал... — Цзян Чэн отводит глаза и пытается сделать лицо человека, которого здесь нет. — Подумал, что она тебе понравится. И купил. Но если она тебе...
— Нравится! — Вэй Усянь на всякий случай прячет штуковину, то есть, курильницу, за спину. — Я просто удивился. Спасибо за подарок. Антиквар не объяснил тебе, как его использовать?
«Эзотерическое». Надо же.
У Вэй Усяня нет привычки жечь благовония. Равно как и упражняться в тайчи, медитировать на даньтянь, чистить ци и развивать духовность. Он вернулся домой, где его уже похоронили и оплакали, из маленькой страны на Ближнем Востоке, где почти умер. По документам — так даже совсем с концами умер. Дома пришлось сначала долго валяться в больнице и доказывать, что не покойник, но потом дела пошли на лад. Теперь у Вэй Усяня есть смены в госпитале — как раз столько, чтобы зарабатывать себе на пропитание и не пугаться к концу недели своего отражения в зеркале, — ребенок, чтобы быть ему отцом, отдельная квартирка, чтобы помещаться там вдвоем, и жизнь, чтобы ей радоваться.
С другой стороны, брат при всем честном народе объявил его «окончательно чокнувшимся» еще когда речь впервые зашла о волонтерстве и «Врачах без границ».
Выслушав подробную инструкцию по разжиганию курильницы, Вэй Усянь обещается опробовать подарок сегодня же вечером.
Ни тем же, ни следующим вечером Вэй Усянь курильницу не использует: дома нет ни углей, ни благовоний. Их нужно покупать отдельно, а ближайший, если верить поисковикам, специализированный магазин находится дальше, чем они с А-Юанем могут позволить себе пройти в будний день.
Машину Вэй Усянь продал, когда вернулся после... шицзе говорит — воскрешения, и, наверно, она права. Конечно, при необходимости он и в автомобиль сядет, и общественным транспортом воспользуется, но никому ведь не запрещены маленькие слабости. Слабость Вэй Усяня — всюду, где только допускает время и расстояние, ходить пешком. А-Юань не возражает: ему нравится гулять с папой.
Доставшаяся в наследство от родителей квартира сдана в долгосрочную аренду. Вэй Усянь нашел такое жилье, чтобы группа присмотра за детьми, а потом и школа — в десяти минутах, а больница, где он работает на полставки — в сорока.
— Пиши заявление на полную занятость, сегодня же согласую, — время от времени заводит разговор главврач.
— У меня ребенок.
— Правильно. Значит, деньги нужны.
— Неа. Значит, дома каждый день бывать нужно.
Еще несколько часов в неделю Вэй Усянь преподает анатомию будущим медсестрам и их прекрасным (или нет?) половинам. Возиться со студентами весело.
Возиться с собственным обедом тоже бывает весело, а порой и более заморочно, чем со студентами. Ради маленького племянника шицзе совершила чудо и таки научила Вэй Усяня вполне сносно готовить. Он шинкует овощи, получивший разрешение посидеть на кухне А-Юань делает уроки. В школе учитель поощряет их за прилежание наклейками, которые собирают в специальный блокнот. Темы меняются каждые две недели, сейчас это космос.
У А-Юаня уже несколько страниц звезд, драконов и мультяшных героев. Он демонстрирует Вэй Усяню наклейку, где, на дилетантский взгляд последнего, изображена черная дыра. Или зарождающаяся звезда? Кто их разберет, эти тайны Вселенной.
— Ты помнишь, кто там живет?
— Чудовище, от которого космонавт спасает инопланетян.
— Правильно, — довольно кивает А-Юань. — А помнишь, какое чудовище?
Ха, не на того напал! Важных вещей Вэй Усянь не забывает.
— Ти-рекс. Ты сам мне рассказывал.
Когда кастрюля поставлена в мультиварку, а упражнение дописано, они все-таки выбираются в магазин и после долгих обсуждений покупают сандаловое дерево: А-Юаню нравится запах.
Ужинают овощами с рисом, в случае Вэй Усяня — еще с пригоршней разных приправ. Когда-то он заглатывал пищу, как топливо, спеша унестись по бесчисленным делам. Теперь Вэй Усянь жует медленно. Еда — благо и ценность, к ней нужно относиться с почтением. Главное — напоминать себе об этом каждый день.
— Давай зажжем? — А-Юань весь вечер кидает любопытные взгляды на поселившегося в их гостиной диковинного зверя.
— Ну давай.
Чуть-чуть жгут, на пробу: вдруг внезапная аллергия или голова разболится? Аромат вкусный, но с некоторых пор Вэй Усянь предпочитает не рисковать. Собственным ребенком — так точно.
— Спокойной ночи, папа.
— Спокойной.
В квартире темно, тихо и безопасно. Если ночью его что-то потревожит, Вэй Усянь всегда сможет встать и тихонько пройти в соседнюю комнату — посмотреть на А-Юаня.
Вэй Усяня ничего не тревожит. Он спит.
Спит и видит сон. Насквозь пропитавшаяся сандаловыми дымами комната, льющийся в окна свет, пол, на котором развалился Вэй Усянь — нагретый, деревянный, приятный на ощупь. Вокруг полки и шкафы, набитые книгами — библиотека, наверно. Перед Вэй Усянем — низкий стол, лист бумаги и древний письменный прибор вместо ручки. Напротив Вэй Усяня — мужчина такой красоты, какую только во сне и увидишь. Сидит, прямой, как бамбук, выводит кистью иероглифы — аккуратные, ровные, изящные, хоть делай окантовку и на стену вешай.
Ничего так мозг картинки подкидывает, эстетичные. Главное не задремать прямо тут.
Выведя очередной штрих, мужчина отрывается от работы, поднимает глаза на Вэй Усяня — и мелко вздрагивает.
— Вэй Ин.
— Ага.
Вэй Усянь с удобством растягивается на полу — это его сон, в конце концов. Смотрит на мужчину снизу вверх, любуется хитро сделанным и наверняка тяжелым украшением в волосах, снежно-белыми одеяниями, карими с золотой искрой очами, которые, как известно, зеркало души. И откуда подсознание Вэй Усяня что взяло. Чисто кадр из псевдоисторического фильма про Древний Китай.
Мужчина откладывает кисть и чинно складывает ладони перед собой.
— Вэй Ин.
— Мне, конечно, очень приятно, что ты зовешь меня по имени, но мог бы и сам представиться.
На лице мужчины проступает огорчение, столь глубокое, что становится стыдно за свои слова, хотя ничего обидного Вэй Усянь вроде и не сказал.
— Ты меня не узнаёшь.
— Вот только не надо про плохую память! — машет рукой Вэй Усянь. — Я не забыл бы тебя, если бы хоть раз встретил. Но мы не встречались.
«И вообще: ты мне снишься», — последнего он не говорит вслух: это кажется не очень вежливым.
— Должно быть, та сторона стирает воспоминания о тех, кто мало важен, — сон упрямо гнет свою линию, зря Вэй Усянь с ним деликатничает. — Тебе не нужна памятная табличка? Не уверен, что смогу быстро найти для нее безопасное место, но, если ты захочешь, я все сделаю.
Библиотека совсем не такая уютная, какой выглядела поначалу.
— Есть уже табличка. Брат постарался.
— Цзян Ваньинь? — голос ровный-ровный, должно быть, нотки недовольства Вэй Усяню только чудятся.
— Кто же еще. Меня не было всего три месяца, а он и табличку, и памятник на семейном кладбище — все успел. Госпожа Юй запретила делать демонтаж: дорого, мол, и общую картину испортит. Ходи теперь, как дурак.
Мужчина хмурится. Так и морщин себе раньше времени наживет.
— Госпожа Юй? Тебя не было без трех месяцев одиннадцать лет. Очень долго. Я скучал.
Библиотека не уютная ни капли. Под горящим взглядом собственного сна Вэй Усянь поднимается с пола и идет к выходу. За легко поддавшейся дверью — традиционный китайский сад, просторный и ухоженный. Дорожки усыпаны песком и мелкой галькой, где-то вдали звонит колокол.
Мужчина шагает бесшумно, но Вэй Усянь все равно оборачивается.
— Прости. Я не буду больше говорить о том, что тебе неприятно. Не уходи от меня.
Говорит — а за каждым словом словно годы молчания, смотрит — а в лице мука, будто настоящий, отдельный человек, думающий и чувствующий, а не плод воображения Вэй Усяня.
— Хочешь посмотреть на кроликов? Потомки тех, которых ты мне тогда подарил.
Вэй Усянь никогда никому не дарил кроликов. Он и в руках-то их держал пару раз от силы. Но раз так и не представившийся незнакомец считает, что Вэй Усянь будет рад пообщаться с кроликами, то почему бы и нет. Это ведь просто сон.
— Хочу.
Весь следующий день Вэй Усяня не оставляет фантомное ощущение нежнейшего кроличьего меха под пальцами. Странно, но детали сна расплываются не больше, чем недавние события, имевшие место на самом деле.
После дневных лекций он заглядывает в «Пристань Лотоса» — излишне поэтично и порой сбивает покупателей с толку, но ни Цзян Фэнмянь, ни его супруга не решаются менять иероглифы, начертанные на вывеске почти сорок лет назад. За эти годы семейное дело Цзянов несколько раз претерпевало резкие изменения, чтобы в конце концов стать магазином — уже целой сетью — медтехники.
Цзян Чэн хочет, чтобы Вэй Усянь «перестал дурить» и «занялся, наконец, нашим бизнесом». Он не видит в том смысла: в «Пристани Лотоса» и без посторонней помощи отлично справляются. Особенно госпожа Юй, отношения с которой тем больше налаживаются, чем дольше Вэй Усянь живет отдельно.
— Опробовал вчера твой подарок. Ты был прав: мне действительно понравилось. Занятная штука.
Буркнув нечто неразборчивое, шиди утыкается в электронную кассу. Он не любит, когда благодарят.
— Ты будешь в субботу?
— Извини, не получится. Я уже обещал бабушке.
Цзян Чэн поджимает губы.
— Сам ведь жаловался, что до нее ехать битый час, да еще и с пересадкой.
— Ничего, мы с А-Юанем постараемся.
Бабушка — Тан Баошань, — несмотря на более чем почтенный возраст, все еще заведует пригородным детским домом, где когда-то воспитывалась Вэй Цансэ, а потом, пусть и не очень долго, — Вэй Юань. Вэй Усянь заглядывает к ней регулярно: помыть высокие окна и полы в дальних углах — клининговая служба не всем по карману, — починить что-нибудь, да и просто поболтать, пока А-Юань носится по саду с соседским мальчиком. У живущих куда ближе Цзянов они бывают реже, и шиди обижается. Как ему объяснить? Вэй Усяню хватило одного взгляда, брошенного госпожой Юй на его сына, когда тот, здороваясь, назвал Цзян Фэнмяня «дедушкой». Больше А-Юань такой ошибки не делает.
Надежда, что появление на свет Цзинь Лина, похожего на госпожу Юй, словно зернышко риса на своего соседа в колосе, решит проблему, не оправдалась. Наверно, дети как яйца в магазине: делятся на второй, первый и высший сорт. Дети Цзян Чэна определенно будут с пометкой «VIP», но у шиди пока даже девушки на примете нет, весь в работе.
В их простенькой гостиной курильница смотрится так, словно Вэй Усянь ограбил музей. Вечером А-Юань сам несет коробку с сандалом и углями. Притащил бы и спички, но брать их без разрешения нельзя.
— Давай пожжем? Дым вкусный.
Сам не зная почему, Вэй Усянь колеблется.
— Ты хорошо спал сегодня ночью? Ничего необычного не снилось?
— Мы с папой гуляли по рынку. Это считается?
— Нет, — улыбается Вэй Усянь. — Принеси, пожалуйста, спички.
Ну вот. Опять библиотека. Что за сон такой навязался?
— Ты вернулся, — говорит вчерашний владелец кроликов.
Это кто куда вернулся? Проигнорировав абсурдное заявление, Вэй Усянь вышагивает между шкафами в поисках чего-нибудь мягкого под свою уставшую после долгого дня голову. Безобразие: нигде ни одной подушки.
— Ты странно одет, — доносится из-за спины.
Вэй Усянь впервые оглядывает себя. Нормально он одет: джинсы, домашняя толстовка, кеды. Лет пять как не стриженые волосы стянуты красной резинкой — других дома не водится. То есть, учитывая, что Вэй Усянь, во-первых, спит, во-вторых, осознает факт из первого пункта, резинка может быть какого угодно цвета. А не вообразить ли у себя на голове пучок с резными шпильками, как у собеседника? Кстати, о нем.
— Не очень-то вежливо критиковать меня, а самому до сих пор не представиться.
Кожа у него светлая-светлая, а после слов Вэй Усяня становится совсем прозрачной.
— Лань Ванцзи.
Вот оно как. «Лань Ванцзи», — Вэй Усянь беззвучно проговаривает пару раз и решает, что ему не нравится.
— Слишком официально, будто на таможне в очереди стою. Нет ли другого?
Лань Ванцзи смотрит таким взглядом, что Цзян Чэн, будь он тут, непременно бы сказал: братец, ты даже собственный сон умудряешься довести до белого каления!
— Лань Чжань.
Вэй Усянь пробует и это имя на вкус. Звучит мягко, хорошо ложится на язык и для называния удобное. Годится.
— Пойдем гулять, Лань Чжань. Тут же есть что-нибудь, кроме библиотеки, парка и садка с кроликами?
— Мгм.
Лань Чжань показывает окрестности свободно, словно живет здесь.
— Я живу. Мы ведь в Облачных Глубинах. Ты совсем их не помнишь?
— Никогда не заносило в места с таким названием. Это ведь монастырь? Ой. Ничего себе.
Стена с правилами впечатляет. «Нельзя», «не разрешается», «не допустимо», «в Облачных Глубинах запрещено...». У Вэй Усяня кружится голова. «Не повышать голос», «не думать суетных мыслей», «не иметь в покоях предметов неподобающих цветов». Не бегать. Не смеяться. Не дышать. Не быть. Зажмурившись и закрыв ладонями уши, Вэй Усянь спешит прочь, пока тьма перед глазами не оборачивается глубоким, спокойным сном.
С Мянь-Мянь они работают вместе больше года. До этого медсестры часто менялись: многим из них не нравилась манера Вэй Усяня растягивать прием сверх отведенных часов. Поначалу он еще пытался укладываться в отведенные регламентом рамки и поменьше разговаривать с больными, но потом бросил эту затею. В результате некоторые из пациентов попадают в кабинет на полчаса позже, чем были записаны, но, пожалуй, это все-таки меньшее зло, чем невнимательный, лишнего вопроса не соизволивший задать врач.
— Ну что, Мянь-Мянь, потрудимся на благо системы здравоохранения?
— Так уж и быть, уговорил.
Сегодня хороший день: сплошные простудные, гриппозные и больничные. Никаких тебе перенаправлений к онкологу или подозрений на диабет.
— Пожалуйста, не волнуйтесь. Доктор Вэй примет всех, — доносится из холла голос Мянь-Мянь.
От нее всегда ненавязчиво пахнет духами, а в ящике стола лежит подушечка с сушеной мятой. В перерыве они привычно обедают вместе, и Мянь-Мянь шикает:
— Убери телефон.
— Не могу, я в поиске.
Вэй Усянь показывает экран с забитым запросом: «благовоние сандал как влияет».
— Я же говорю: убери телефон, — хмыкает Мянь-Мянь. — У меня бы лучше спросил. Нормально влияет. Успокаивает, расслабляет, улучшает сон. Антисептик отличный. А тебе зачем?
— Улучшает, говоришь? — Вэй Усянь прячет телефон в карман. — Мне брат курильницу презентовал. Я в ней два вечера немного сандал пожег — и обе ночи потом снилось... - Лань Чжань, конечно, выдуманный, но назвать его «хренью» язык не поворачивается, — Всякое снилось, в общем.
— Ну так не жги. Индивидуальная реакция организма плохого не посоветует.
Мянь-Мянь права: зачем делать потенциально опасное или неприятное, когда можно не делать — и мир от этого не рухнет?
Вэй Усянь проговаривает про себя первое из двух их собственных семейных правил, висящих дома на холодильнике, улыбается соседям за столом и с аппетитом продолжает обедать.
Хоть жги, хоть не жги — результат одинаковый. На что пытается намекнуть подсознание, третий раз подряд засылая его в библиотеку в обществе невероятно красивого мужика: на необходимость второго образования или срочного устройства личной жизни?
— Привет, — говорит Вэй Усянь.
Лань Чжань сдержанно кивает. Вид у него грустный, а еще такой, словно Вэй Усянь взял в заложники его любимого кролика и привязал за уши к тикающей бомбе.
— У нас с А-Юанем тоже есть правила, — может, это его немножко утешит? — Целых два: всегда быть в хорошем настроении и прятать на ночь еду в холодильник. Я однажды не убрал мясные шарики, утром встал сонный, сжевал парочку, — и веселое начало дня было обеспечено!
— С А-Юанем? — Лань Чжань смотрит очень внимательно.
— Да. Это мой сын, ему семь. А сколько правил на этой вашей стене?
— Четыре тысячи.
Вэй Усянь присвистывает.
— Ну вы даете. И как все это запоминать?
— Переписыванием. Тебя дядя тоже заставлял.
Опять он за свое. Вот упрямый сон: нет бы о чем приятном поговорить, а он тень на плетень наводит. Поговорить или... заняться.
Во рту становится сухо. Это сон, ничего больше — так почему бы не превратить его в эротический? Можно прямо здесь, на залитом солнцем полу, спина ведь поутру все равно не заболит. Если стащить с Лань Чжаня все его тряпки, медленно, тщательно, как капустные листья отделить от кочана, будет ли под белой хламидой тело — столь же совершенное, как лицо? А волосы, если вытащить из них шпильки и прочую дребедень, упадут до пояса или ниже? Ужас как ему нравятся мужики с длинными волосами.
Вэй Усянь действительно ложится на пол. Колени у Лань Чжаня твердые, но в общем и целом — годятся. Приходилось в жизни укладывать голову и на менее удобные поверхности. Глаза у Лань Чжаня круглые-круглые, а золото в них при таком освещении — густой-густой россыпью.
— Давай, рассказывай. Как я умер, и про дядю, и про стену, и про что хочешь. Я же вижу — ты не успокоишься, пока все мне не выдашь. Обещаю слушать и не перебивать.
И Лань Чжань рассказывает. Длинную запутанную историю с обилием незнакомых и подзабытых с детства имен. Историю страшную, где гордыня, обида и алчность подталкивают людей на ужасные вещи, за которыми следует не менее ужасная расплата. Лань Чжань рассказывает, и каждым словом, едва заметным жестом, чуть меняющейся интонацией выдает себя — смертельно влюбленного человека.
Смертельно влюбленный в покойника. Какая ирония.
Угревшийся и привыкший к чужим коленями Вэй Усянь с трудом садится. Ему грустно, но показывать это нельзя: ведь Лань Чжаню еще грустнее. Вэй Усянь гладит его по кончикам пальцев.
— Мне очень жаль, что у вас так получилось. Вот только... я действительно никогда не бывал в Облачных Глубинах, не дарил тебе кроликов и не командовал мертвецами на войне. Я совсем не такой, как твой Вэй Усянь. Я самый обычный.
Солнце скрылось, и золотые искры в глазах Лань Чжаня подугасли. Сейчас они почти совсем темные.
— Мне бы хотелось знать, как ты живешь. И что такое «холодильник»?
— В другой раз расскажу.
Вэй Усянь рассказывает. Про холодильник, и про А-Юаня, и про маленькую страну на Ближнем Востоке, где умер сам — немножко и на три месяца, а лучший друг и названый брат Сяо Синчэнь — тот серьезно и насовсем.
Курильница стоит на специальной подставке в библиотеке. Она же — в гостиной Вэй Усяня и цзиньши Лань Чжаня. Стоит, и источает тонкие пары сандала, и творит невозможное — разрывает естественный ход вещей во времени и пространстве. Во всяком случае, Вэй Усянь от души на это надеется — не очень-то приятно подозревать себя в систематических галлюцинациях.
Впрочем, он все равно не сумел бы выдумать такого, как Лань Чжань. Значит, можно не волноваться.
— Ты уверен, что у А-Юаня нет кровных родственников?
— От него отказались при рождении.
А вдруг и правда есть? Тан Баошань, вероятно, возьмется помочь, если ее попросить. Вэй Усянь раздумывает на эту тему несколько дней и в итоге решает: от добра добра не ищут. Может, там такие родственники, с которыми на улице поздороваться стыдно, не то что маленького с ними знакомить. Это теперь их проблемы, что у них нет А-Юаня. Захочет — сам их разыщет, когда подрастет.
От одежды Вэй Усяня пахнет, как в эзотерической лавке.
У учителя А-Юаня закончились космические наклейки. Пришел черед динозавров, саблезубых тигров и пещерных людей, что в комплексе, конечно, не очень хронологично, но детям нравится.
— Смотри, папа, у меня ти-рекс. Ты помнишь, где он живет?
— Конечно. Он живет в черной дыре и хочет съесть инопланетян.
Мянь-Мянь тормошит его за плечо.
— Опять спишь за работой?
— Извини. Просто заполнять эти карточки так скучно...
Сидящий напротив Ван Чан с блеском прошел проверку: и бровью не повел, когда на первом свидании Вэй Усянь вытащил из кармана старых любимых джинсов старый немодный телефон и минут на пятнадцать отошел, чтобы поговорить с маленьким. Неплохой парень, с какой стороны не посмотри. Только стрижка слишком короткая.
— Давай купим бабочку, — просит А-Юань в канцелярском магазине, куда они, вообще-то, за тетрадями зашли. — Пожалуйста.
— Какую?
— Соломенную.
Вэй Усянь что-то упустил в последних игрушечных тенденциях. Консультант, кажется, тоже.
— В нашем ассортименте нет эко-товаров.
А-Юань огорчен, но согласен утешиться черным кроликом-сквиши.
Лань Чжань больше не водит их в сторону стены с правилами. Они гуляют в местечке под названием Цайи. Погода отличная, не то, что дома.
— Ты с дуба рухнул? Чуть не выписал ей дозировку вдвое больше положенной!
— Я... ты права. Впредь буду внимательнее.
За окном вот-вот пойдет мокрый снег.
— Нам лучше остаться друзьями.
Ван Чан теряется. Это их третья встреча, и вроде бы ничего не предвещало.
— Почему?
— Я тебя не люблю, — честно говорит Вэй Усянь.
Лань Чжань берет его за руку.
Снег падает мохнатыми хлопьями, а шапку Вэй Усянь забыл дома.
По утрам он открывает глаза с ощущением, будто не спал и минуты.
Осознание настигает, подобно ледяной ладошке на лице: заигравшийся во дворе А-Юань будит не позвавшего его вовремя домой папашу-нерадея, который заснул посреди бела дня.
Вэй Усянь отпаивает сына горячим и укладывает в постель пораньше: хоть бы не разболелся. Сам, переодевшись в ночное, подходит к зеркалу — и роняет расческу. Несколько секунд, не меньше, на него смотрит чужое отражение: мужчина в просторных черно-серых одеждах и сапогах, подпоясан красной лентой, за которую заткнута флейта.
Вэй Усянь занавешивает зеркало полотенцем, выкидывает остатки благовоний вместе с углями, а курильницу прячет в стол.
А-Юань за стенкой покашливает.
Будильник надо завести на полчаса раньше: задуманный на вечер поход в супермаркет не состоялся, значит, с завтраком придется повозиться дольше обычного. Вэй Усянь закрывает глаза.
В библиотеке всегда солнечно, Лань Чжань всегда попадет в нее первым. У него ссадина на щеке, а повязка на правой руке идет от запястья выше под одежду.
— Что случилось?
— Был недостаточно внимателен на охоте, — Лань Чжань отводит глаза.
— Потому что перестал нормально спать?
Ответ, в общем-то, не нужен. В походке Лань Чжаня — обманчивая мягкость и текучесть хищного зверя, и ловит он Вэй Усяня, как кот птицу. Обнимает. Стоит неподвижно, едва дышит, и позволивший себе расслабиться на минуту Вэй Усянь чувствует его, словно вторую кожу, словно спрятавшийся в почке лист — надежно укрывающие от всех невзгод чешуйки.
— Лань Чжань, посмотри на меня.
— Нет.
— Посмотри.
Вэй Усянь мягко берет его лицо в ладони, еще мягче говорит:
— Ты такой замечательный. Жуть как тебе не повезло любить долбоклюя вроде меня, да еще и покойника, — Вэй Усянь касается губами пораненной щеки. — Не грусти по мне слишком, я того не стою. А от курильницы избавься, пока она еще чего-нибудь не учудила.
— Вэй Ин.
— У тебя все будет хорошо. Ты только высыпайся.
— Посмотри на меня.
Чтобы не говорить ему «нет», Вэй Усянь закрывает глаза и приказывает себе проснуться.
Будильник еще не прозвонил, но оставаться в постели нет ни смысла, ни желания. Хорошо, что сегодня не надо ни принимать больных, ни читать лекции: дел и без того ожидается невпроворот.
За приготовлением завтрака Вэй Усянь прилежно проговаривает сначала названия продуктов, потом кухонной утвари, потом того, что нужно сделать с первым и вторым. Яйцо под пальцами гладкое, рукоятка ножа — шершавая с островками холода там, где в дерево вделан металл. Удар нужен один, быстрый и точный — разбить, вылить в миску, проследить, чтобы в будущий омлет не попала скорлупа.
Если думать только о том, что делаешь или видишь прямо сейчас, на все прочее в голове места просто не остается.
Пять вещей, которым стоит порадоваться, не сходя с места: безопасный дом, еда на столе, вода в кране, маленький в соседней комнате. Лань Чжань, всегда внимательный на охоте.
А-Юань за столом кашляет так, что вопрос о школе сразу отпадает. В ожидании педиатра Вэй Усянь укутывает его во все имеющиеся в доме одеяла и раскрывает окна настежь: нужно выветрить сандал. Перестирать постельное белье, шторы, домашнюю одежду: ненавязчивый, но устойчивый запах чувствуется даже на лестничной площадке.
— Ты куда? Скоро вернешься?
— В аптеку и в магазин. Скоро. Запомнил, что тетя доктор сказала? Будь умницей, лежи и скоро выздоровеешь.
А-Юань серьезно кивает.
А-Юань может быть сколько угодно умницей, но семь лет — это семь лет. Вернувшись через полчаса, Вэй Усянь находит окно — открытым, пол под ним — мокрым от залетевшего с улицы снега, а сына — зареванным.
— Она упала!
— Кто? Что? Отойди от окна и марш под одеяло!
— Ку... курильница упала. Я играл, будто она мутировавший ледяной ти-рекс, выставил ее чуть-чуть под снег — а она упала! Хотел побежать вниз и быстро ее найти, но ты ведь не разрешаешь выходить во двор без спроса.
Хвала богам: хоть это вспомнил. Надо было вчера курильницу подальше запрятать, она опасна, с ней надо что-то делать. Мутировавший ти-рекс — придумал же. Просто безо...
Первое и главное правило из двух: всегда оставаться в хорошем настроении.
Окно закрыть. Маленького — в кровать, продукты — на кухню, лекарства — на тумбочку, в ложку, в рот.
— Папа, ты очень сердишься?
— Нет.
— Почему?
— Потому что упала курильница, а не ты.
Заручившись поддержкой А-Цин с первого этажа, Вэй Усянь битый час ищет эту гуеву курильницу в мокром и грязном снежном месиве и ничегошеньки не находит.
2. Выдох
Шэнь Лу протягивает Лань Ванцзи пакет:
— Смотри, что я нашла.
Лань Ванцзи аккуратно вытаскивает на стол интересного вида конструкцию, в которой после секундного сомнения признает курильницу для благовоний. Не новую: судя по запаху и состоянию нижнего отсека, ей пользовались уже не раз.
— Я о нее споткнулась и чуть не упала. Смотрю — лежит.
— И ты решила принести ее мне.
Мама радостно кивает.
Когда Лань Ванцзи было шесть, она ушла. То есть, сначала попыталась убить себя, а потом ушла, но об этом он узнал гораздо позже. Еще потом был долгий некрасивый развод и лечение в психиатрической клинике.
Суд запретил Шэнь Лу встречаться с детьми.
Это было давно. Отца уже лет двенадцать как нет в живых, Лань Сичэнь выбился в политики муниципального уровня, а Лань Ванцзи живет отдельно, отстоял свое право не ездить больше в офис — из квартиры работается ничуть не хуже — и простил маме, что, когда-то, сбежав из дому, она не взяла его с собой.
Мама постоянно что-то приносит: пачки чая, булочки, билеты в театр, телефонные номера («Позвони, Лань Чжань»). Лань Ванцзи пьет чай, ест булочки, едет в театр, а номера выкидывает — ему не нравится разговаривать с чужими людьми, даже если мама считает, что «вы друг другу непременно подойдете».
Курильница красивая, но тоже чужая.
— Наверняка ее ищут. Нужно дать объявление.
Мама цокает языком, но не спорит. Официант приносит счет. Лань Ванцзи берет маму под руку, и они идут: она — делать покупки, а он — их носить.
Вечером Лань Ванцзи фотографирует курильницу, размещает снимки на паре сайтов, заодно и отмывает находку. Старая работа. Может, даже антиквариат. Дядя бы оценил точнее, но сейчас больше, чем обычно, нет настроения звонить и выслушивать очередную порцию стонов о его, младшем потомке дальней ветви аж самого императорского рода, неправильных карьерных и прочих выборах.
— И кем ты станешь, получив подобное... скажем так, образование?
— Бухгалтером.
— Нет, дорогой мой, надо смотреть правде в глаза. Ты станешь клерком. Конторщиком. Господином «от девяти до пяти»!
Лань Ванцзи так и не разобрался в сути этой драмы. На службе его ценят и платят достаточно, чтобы хватало на независимую жизнь и кое-какие накопления. Сама работа не в тягость, особенно с тех пор, как необходимость ежедневно бывать в офисе отпала. Что до социальной активности, то Лань Ванцзи решительно не понимает, чем маму, дядю и даже брата не устраивает «Общество любителей традиционной китайской музыки». Они репетируют трижды в неделю, а раз в несколько месяцев выезжают с концертами.
Необычный все-таки дизайн у этой курильницы. Настоящий владелец ведь не рассердится, если Лань Ванцзи использует ее по назначению? Как раз осталось немного масла лотоса.
...В детях Лань Ванцзи разбирается не так, чтобы очень, но мальчику, пожалуй, лет семь. Они идут вместе по улице, идут кому-то навстречу — вспомнить бы, кому, но пока не получается.
— Как ты смог вылезти из сна? Ты колдун? — строго спрашивает мальчик.
— Нет, — отвечает Лань Ванцзи. — Я не вылез, я всегда здесь был.
Мальчик не верит: хмурит брови, отворачивается.
— Сам вылез, а бабочек не забрал.
— Каких бабочек?
— Соломенных. Я просил у папы, но он у нас не нашел, и мы кроликов взяли: сначала одного, потом еще. Смотри какие.
Мальчик показывает Лань Ванцзи двух кроликов-сквиши: черного и белого.
Если это сон, то нельзя ли как-то на него повлиять? Лань Ванцзи очень хочет найти в кармане соломенную бабочку, но его волевые потуги прерываются звуком шагов.
— Папа!
Мальчик срывается с места. Лань Ванцзи просыпается.
Утро — лучшее время суток, и чем раньше, тем краше. Солнце еще толком не взошло, когда Лань Ванцзи просматривает страницы сначала магазинов эко-игрушек, а потом — мастеров хэндмейда. Попадаются очень приятные варианты.
Вот глупости. Сдался ему этот сон.
Владелец курильницы объявляется сразу после завтрака. К счастью, пишет, а не звонит: Лань Ванцзи в принципе не любит разговаривать по телефону, но до обеда — особенно.
«Моя благодарность не знает границ!»
«Мы живем в одном районе, какая удача!»
«Хотите, я к вам приеду?»
«Или встретимся в «Яблочке»? Или как вам лучше?»
«В «Яблочке»», — набирает Лань Ванцзи, пока собеседник не закидал его еще полудюжиной сообщений.
До кафе всего-то полтора квартала. Он ставит на стол отмытую до блеска курильницу в качестве опознавательного знака и ждет.
Начальник обещал через час скинуть новую задачу. Дядя зовет обедать в субботу — в прошлый раз Лань Ванцзи отвертелся, но надо же и совесть иметь. Мама поменяла тактику: теперь она не оставляет контакты потенциальных партнеров, а грозится познакомить лично. Немного обидно. После отца мама не стала больше заводить отношений: ей ли не знать, что в одиночестве нет ничего плохого?
В «Яблочко» заходит новый посетитель. Встречается взглядом с Лань Ванцзи — и улыбается. Словно тучи вдруг разошлись, явив миру круглоликое дневное светило — теплое и веселое. Словно радостная весть пришла из мест, откуда уже ничего не ждешь. Словно мучила душу тоска — а потом рассеялась, будто и не было ее никогда.
Мужчина спешит, и Лань Ванцзи поднимается ему навстречу, баюкая в груди не знание пока, но робкую надежду: отныне и впредь жизни его уже не стать прежней.
Название: Что читаешь?
Автор: Орден Гусу Лань
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: kid!Лань Ванцзи, kid!Вэй Усянь
Категория: джен
Рейтинг: PG
Примечание: AU, в котором Вэй Усяня с улицы подобрали в орден Лань
Название: Вэй Усянь освобожденный
Автор: Орден Гусу Лань
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Вэй Усянь, Лань Ванцзи
Категория: джен
Жанр: AU
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: вестерн!АУ