Shuangshui Team: арт, Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь

[Shuangshui Temple]

Название: Из истории безразмерных толстовок
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: G

@темы: Арт, Чужой пейринг, mini OTP wars, Хэ Сюань/Ши Уду, Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь

---

Чжулюхай пост 2: миди, мини

[чжулюхай]

Название: Красивые слова
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: текст
Жанр: hurt/comfort, романс, ER
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, около 5150 слов
Саммари: летом 2019 по время промо-компании "Неукротимого" вместе со взлетевшей популярностью на Лю Хайкуаня обрушился и нежелательный интерес к его прошлому, а затем и к его настоящему
Предупреждениe: трепетные мальчики; есть риск умереть от нежности; ER такой established, что дальше просто некуда.
Примечание: сюжет основывается на нескольких фактах и куче фанонов и домыслов, а также на идее анона из дежурки.

ЧИТАТЬ

Глаза уже болели от монитора, но включать верхний свет не хотелось: упиваться жалостью к себе удобнее было в темноте.

Хайкуань устало потер лоб и выбрал «удалить» для очередного своего старого комментария.

«Скучаю, сокровище моё, береги себя, люблю...» отправлялись в мусор. Хайкуань уже давно не испытывал боли, глядя на эти признания, уже давно не перечитывал их, но предавать их забвению было неожиданно больно. Он не сожалел ни о чем из написанного и никогда не собирался вырезать это из собственного прошлого. Со временем понял, что был тогда слишком откровенен и неосторожен, слишком наивно влюблен... но не считал, что кому-то будет интересно копаться во временах его студенчества, в соцсетях его друзей и знакомых. А тем более не предполагал, что это не станут делать молча, а наоборот — громко и нагло, задавая ему беспардонные вопросы, будто имея право знать.

«Так поздно онлайн? Что делаешь?» — неожиданно подмигнуло окно чата, и Хайкуань вздрогнул, будто его подловили на какой-то подлости.

Уничтожаю все доказательства, что у меня кто-то был до тебя, подумал он. Что я еще кому-то говорил, что люблю. Ты разве этого никогда не хотел?

Тут же почувствовал себя еще большим подлецом, и захотелось извиниться за эти мысли, даже если не высказал их вслух.

«Кое-что правлю», — ответил он неполную, но правду, чтобы не добавлять на свою и так посеревшую совесть еще черной краски.

«Иди спать! Спать!» — приказали ему с другой стороны, и он невольно взглянул на стену — где-то в той стороне несколькими кварталами дальше стоял другой многоэтажный дом, где светился другой экран, и вечно не спавший допоздна Цзаньцзинь, наверное, валялся на кровати, болтая ногами. От представившейся картинки на душе посветлело.

«Иду, учитель Чжу».

«Люблю, когда ты такой послушный. Люблю тебя!» — написал Цзаньцзинь, а у Хайкуаня вдруг снова всё сжалось внутри от плохих предчувствий. Захотелось крикнуть: не пиши таких слов! Даже в чат не пиши!

Поколебавшись, он ответил: «Спасибо».

В своей квартире лежащий на кровати Цзаньцзинь перестал болтать ногами, с удивлением всматриваясь в это «спасибо».

***
«Еду к тебе! Буду через 15 минут», — сообщил Цзаньцзинь следующим вечером.

«Если тебе удобно», — поколебавшись, ответил Хайкуань.

«Ой, это я должен был спросить, удобно ли тебе! Ты же только вернулся! Сильно устал? Еще не лег спать? Я такой невнимательный товарищ. Так можно мне заехать?»

Похоже, Цзаньцзинь еще ничего не знал, и мысль, что можно провести с ним вечер, как будто ничего не случилось, была чересчур соблазнительной, чтобы от нее отказаться. Хайкуань отогнал от себя еще одну мысль — что это может быть их последний такой беззаботный вечер вместе.

«Можно», — быстро написал он.

И направился было на кухню, но в коридоре его догнало сообщение: «Еду я принесу, ничего не готовь!».

Хайкуань улыбнулся и всё равно пошел посмотреть, что приготовить если не на сегодняшний вечер, то на завтрашнее утро.

Пятнадцать минут спустя в квартиру влетел неприлично энергичный для одиннадцати вечера Цзаньцзинь. Поднялся на носочки и осыпал Хайкуаня короткими поцелуями, чуть прихватывая губы, и тревоги от этой ласки рассыпались в стороны как кегли от умелого броска шаром.

Они устроились на подушках у столика в гостиной, Цзаньцзинь уплетал принесенную лапшу и рассказывал про свою недавнюю фотосъемку, то и дело что-то спрашивал, Хайкуань рассеянно отвечал, стараясь не врать, или просто улыбался, глядя на него с нежностью, а Цзаньцзинь притворно возмущался.

— Хайкуань-лаоши сегодня просто образец неразговорчивости! А я-то думал, что добился в борьбе с этой твоей привычкой выдающихся успехов! Как я ошибался, придется переписывать все наработки.

— Ты — мой шар для боулинга, — невпопад ответил ему Хайкуань.

— Прекрасно, — откашлявшись, заявил Цзаньцзинь, — и какими причудливыми путями ты пришел к такому сравнению, не расскажешь?

— Нет.

Цзаньцзинь зарычал примерно так же устрашающе, как рычали его пудели, и Хайкуань рассмеялся.

— Мне надо написать речь на завтра, ты иди спать, — посетовал Цзаньцзинь, потеревшись о его плечо, когда они допили чай и мыли посуду, мешая друг другу.

— Речь?

— Торжественную. Вдохновляющую. Про уход за недостатками кожи лица.

— У твоего лица нет недостатков.

— Спасибо, иди, поцелую... Но сказали про недостатки — надо про недостатки. Если тебе хочется быстро заснуть, то можешь послушать.

— Послушаю, — тут же решил Хайкуань.

Цзаньцзинь уселся на диван с планшетом, Хайкуань устроился рядом, но потом стек ниже, и в итоге уложил голову Цзаньцзиню на коленки, и иногда тот пробегал пальцами по его волосам.

— «Главный секрет красоты — не в том, какие средства вы используете, а в вашем хорошем настроении и душевном спокойствии. Любите себя...», — сочинял Цзаньцзинь.

— Себя?

— Конечно, сначала себя. А когда любви к себе будет слишком много — ею неизбежно захочется поделиться.

— Не могу понять, ты эгоист или оптимист.

Цзаньцзинь от обиды дернул Хайкуаня за ухо.

— То есть, ты с этим не согласен?

— Не знаю. Но тебя точно пригласили не для того, чтобы ты советовал не использовать никакие средства, эту часть поменяй.

— Ладно.

Цзаньцзинь забормотал себе под нос варианты фраз, еще пару раз Хайкуань что-то подсказал, а потом незаметно для себя уснул. И даже не проснулся, когда Цзаньцзинь выбирался из-под него, укладывал на подушку, укрывал одеялом и устраивался с противоположной стороны дивана «валетиком», потому что огромная пустая кровать в спальне его прельщала гораздо меньше, чем тесный диван, на котором еще надо было отвоевать место возле худого, но всё равно довольно большого Хайкуаня, но он поерзал и отвоевал.

За последние несколько дней Хайкуань впервые спал так крепко и без сновидений.

***
— Хайкуань, тут что-то странное происходит... — вместо приветствия сказал Цзаньцзинь, позвонив ему в середине следующего дня. Они расстались рано утром после быстрого завтрака, и Хайкуань поехал на репетицию, а Цзаньцзинь — домой, дописывать речь и собираться на мероприятие.

— Да, — ответил Хайкуань, стараясь говорить ровно, в то время как сердце заколотилось о ребра. — Я знаю.

— Почему ты мне ничего не?.. Нет, ладно, об этом потом. У меня буквально пара свободных минут, и затем мне надо бежать, а ведь ты мог бы мне утром спокойно всё!... — Цзаньцзинь глубоко вздохнул. — Расскажи мне вкратце.

— Часть моих фанатов, как и просто любопытных незнакомцев, заинтересовались моим прошлым, нашли старые фото и комментарии, и обсуждают теперь всё это довольно бесцеремонно, приходя к выводу, что у меня был роман с мужчиной.

— Как ты деликатно назвал людей, сующих нос в чужие личные дела!

— Как мне объяснили, и я не могу с этим не согласиться, публичность — часть моей работы, и поэтому всё, что я выкладываю, пишу, говорю, — не совсем мое личное дело.

— Я бы с этим поспорил, но не сейчас. Насколько это масштабно, и что вы предпринимаете? — деловито спросил Цзаньцзинь.

— Пока я удалил часть старых постов, комментариев. Есть вероятность, что я еще недостаточно популярен, чтобы из этого вышел крупный скандал.

— Попроси свой фанклуб помочь.

— Как?

— Обратиться к фанатам с просьбой не репостить. И писать жалобы на чужие посты.

— Я... не могу.

— Почему, Хайкуань?

— Они любят меня за то, что я делаю, и я и так по сути зарабатываю на их любви. Они не подписывались спасать мою репутацию... от правды.

— Ох, я забыл, что ты слишком честный и хороший для этого мира, — то ли с досадой, то ли с уважением произнес Цзаньцзинь.

— А еще я не могу отделаться от мысли, что кто-то из них может быть среди тех людей, кто сейчас с интересом обсуждает, с кем я спал.

— Хайкуань...

— Что, я уже не такой хороший?

— Ты очень хороший. И мне так жаль, что...

— Не надо.

— Что не надо? Жалеть тебя? Ну вот я так и думал, что ты это скажешь, но ведь я не в том смысле! — Хайкуань буквально увидел, как Цзаньцзинь с досадой машет руками. — Черт, черт, мне надо идти. Всё же поговори с менеджером о том, чтобы привлечь фанклуб, ладно? Я подумаю, может, еще что-то в голову придет. Не унывай и не скрывай от меня больше ничего, пожалуйста! Договорились? Хайкуань?

— Да.

— Я люблю тебя.

Хайкуаню безумно хотелось ответить ему тем же — сказать, как сильно его любит, они часто говорили это друг другу, и он всегда был щедр на слова любви, не ограничиваясь банальными фразами, позволяя себе быть романтиком и чуточку поэтом, чем иногда смущал Цзаньцзиня, но чаще приводил того в восторг. Но сейчас слова застревали в горле, и не потому, что чувства притупились, о нет, они горели в нем и рвались навстречу Цзаньцзиню, который в этом непростом разговоре повел себя так, что Хайкуань испытывал облегчение и благодарность, о чем тоже хотел бы сказать, но будто вдруг разучился, растерял нужные слова, удалил их не только из старых постов в интернете, но и из себя самого. Зажмурившись, он ответил тихо:

— Да, я знаю.

И отключился.

А Цзаньцзинь с тревогой смотрел на погасший экран телефона.

***
И, может быть, волна интереса к его прошлому и затихла бы, если бы не появился ролик со съемок о том, как Цзаньцзинь кормил его лапшой.

Хайкуань не понимал, как одни и те же люди могли просить его почистить соцсети от «компрометирующих материалов», и в то же время ради хайпа выкладывали другие... весьма неоднозначные. При этом его самого попросили ролик не репостить, вот где в этом логика?

Хуже всего, что теперь эта волна могла задеть и Цзаньцзиня, потому что те «любопытные», кто уверился, что нашел бывшего парня Хайкуаня, начали искать его настоящего, а Цзаньцзинь становился самой очевидной кандидатурой... и действительно был его парнем. Патовая ситуация.

Оглядываясь назад, Хайкуань не понимал, как они могли быть такими беспечными, и в то же время, если быть объективным, не находил в их поведении ничего предосудительного. Они быстро подружились... ну хорошо, быстро влюбились. К тому же играли персонажей, которым досталось немало совместных ярких сцен. Актерские эмоции смешивались с настоящими, будоража кровь, но они вели себя пристойно, понимая, сколько вокруг камер. Да и отношения только начинались, а во время съемок они были сосредоточены больше на работе... кроме тех последних дней, когда как раз и сняли этот ролик. Самые сложные, самые важные сцены были позади, в воздухе висело предвкушение окончания съемочного процесса, горечь перемежалась радостным ожиданием. Им самим тогда не казалось, что они позволили снять нечто интимное, но теперь, пересматривая ролик, Хайкуань находил его личным, и чувствовал досаду, что столько людей увидит их такими.

Если бы не его неосторожное поведение в предыдущих отношениях... возможно, никто не сделал бы далеко идущих выводов из этих кадров, и из их интервью на первом фанмите, и из их дурацкого поведения во время игры на тумбе. Но чем больше Хайкуань читал обсуждений, тем больше ему казалось, что он стоит голым посреди площади Тяньаньмэнь, а толпа вокруг знает не только его имя, но и все его чувства и желания.

Его менеджер сначала твердила, что не стоит преувеличивать проблему, и удаления старых постов будет достаточно, чтобы замять вопрос, но сейчас стала задумчивой, всё время куда-то звонила и смотрела на него с сочувствием, отчего Хайкуаня неприятно подташнивало.

Он пересказал ей предложение Цзаньцзиня задействовать фанклуб, но сказал, что сам просить их ни о чем не будет. Какие-то первые осторожные шаги в эту сторону она предприняла, но теперь их усилия смывало новой волной интереса.

С самим Цзаньцзинем они несколько раз договаривались встретиться, но что-то всё время срывалось. Для всех актеров «Неукротимого» эти недели стали даже чересчур насыщенными, и хотелось радоваться успеху, но вместо этого в редкие свободные минуты Хайкуань метался по соцсетям и в сетях собственных натянутых нервов.

На очередном дорамном мероприятии он был рассеян и замкнут. Чжочэн и Фаньсин, впрочем, окружили его заботой, о которой он не просил, но в которую было приятно кутаться как в теплый плед. Он только надеялся, что они ничего не знают о его проблемах — яд при мысли о том, кто и что знает и что думает, то и дело обжигающей волной растекался по венам. И конкурсы на мероприятии, конечно, были максимально неловкие, будто специально придуманные, чтобы наводить зрителей на пошлые мысли. Хотя почему «будто»... Он немного расслабился, только когда пел — первое выступление вживую с песней Лань Сичэня хотелось прожить ярко и запомнить отчетливо.

Домой он вернулся глубокой ночью, а под дверью, сидящим на полу, обнаружил уткнувшегося в телефон Цзаньцзиня.

— Куань-гэгэ, — расцвел тот ямочками, увидев его.

— Цзань-Цзань, ты давно тут? Почему не позвонил? Что-то случилось? Поднимайся.

«Почему мы еще не обменялись ключами?», — подумалось ему, но задавать этот вопрос вслух он не стал, уже в который раз.

— Ничего не случилось! — запротестовал Цзаньцзинь, прижимаясь к нему, пока они протискивались в дверь. — Соскучился. Беспокоюсь. Только не сердись, что я беспокоюсь, это не потому, что... не только потому, что... короче, я всё время беспокоюсь, в этом нет ничего необычного.

— Ладно, — улыбнулся Хайкуань, — впущу тебя. Условие — не говорить ни о чем беспокоящем.

— Ты меня уже впустил!

— Тогда не выпущу.

— Хм, предполагается, что я могу не согласиться? — они немного постояли в коридоре, целуясь и рассеянно гладя друг друга по спинам.

— Есть все шансы, что я отключусь, как только сяду на что-нибудь мягкое, — посетовал Хайкуань, неохотно выпуская Цзаньцзиня из объятий.

— Я пощажу тебя и не буду озвучивать ни одной пошлой шутки, которые пришли мне сейчас в голову, — захихикал Цзаньцзинь. — Давай ты тогда в душ, а я приготовлю белый чай... или тебе потереть спинку? — он поиграл бровями.

Хайкуань поколебался, но потом сказал: «Да».

Они вместе приняли душ, нежно касаясь друг друга, но не переходя к откровенным ласкам. Потом выпили чай и обсудили выступление, интервью и конкурсы — Цзаньцзинь смотрел трансляцию. Как и несколько дней назад, когда Цзаньцзинь приходил вечером, в его присутствии Хайкуаню становилось спокойно, удавалось загнать тревогу в какой-то дальний уголок души и игнорировать слона в комнате.

В какой-то момент слон всё равно заявил о себе. Цзаньцзинь спросил, собирается ли он перепостить видео с лапшой.

— Мне рекомендовали этого не делать, — чай вдруг показался Хайкуаню горьким.

Глаза Цзаньцзиня потемнели от сдерживаемого гнева, он молча отпил еще чая, видимо, тоже не особо наслаждаясь его вкусом.

— А я посмотрел его раз сто, наверное, — признался он после паузы. — Но тоже решил пока не репостить. Оно смешное. Я улыбался каждый раз, как смотрел. И когда это снимали, мне не казалось, что мы делаем что-то особенное, — ночные съемки, вечно голодный я... И ты, согласившийся тоже угоститься, что тут такого? Но когда смотришь на это как бы со стороны, то, по-моему, очевидно, что...

— Что?

— Что я подкатываю к тебе, — Цзаньцзинь легонько пнул его ногой под столом. — Банально прокладываю путь к сердцу через желудок, прям по классическим советам.

— В тот момент тебе уже не нужно было прибегать к ним, — пожал плечами Хайкуань. — Если бы ты протянул мне живого жука, я бы и его съел.

— Не говори так! — его снова пнули под столом. — Лапша была не настолько невкусная!

— Я не помню вкуса, я смотрел на тебя, и мне всё казалось прекрасным.

Цзаньцзинь улыбнулся от уха до уха:

— О, наконец-то я слышу от Куань-гэгэ что-то романтичное, а то я уже начинал думать, что меня разлюбили!

Теперь Хайкуаню пришлось опустить взгляд, чтобы не видеть слона в комнате.

— Просто я... не знаю, наверное, из-за всего этого, я немного...

— Эй, — Цзаньцзинь встал, обошел стол и облокотился на него бедром, наклонившись близко к Хайкуаню, взял его лицо в ладони, — я так и подумал. Знаешь, ты имеешь право переживать, и со мной не надо делать вид, что всё в порядке.

— Но когда я с тобой, всё и правда в порядке, — вздохнул Хайкуань.

— Я рад. Пойдем спать?

Они довольно быстро уснули, на этот раз в удобной кровати, но жались друг к другу так, будто снова лежали на узком неудобном диване.

А утром Хайкуань проснулся от ощущения тяжести и смутного удовольствия. Цзаньцзинь оседлал его и терся об его бедра, чуть постанывая, когда напряженный член, не освобожденный из белья, проезжался по телу Хайкуаня.

— Я тут... — прошептал Цзаньцзинь, заметив, что он проснулся, — немного распустил руки.

— Руки? — переспросил Хайкуань, подаваясь бедрами навстречу его движениям. — По-моему, ты распустился весь.

Цзаньцзинь предвкушающе рассмеялся и наклонился, чтобы прикусить его сосок, на что Хайкуань ответил тихим стоном, вцепился руками в его бедра, забрался пальцами под белье.

— А раздеваться до конца мы не будем? — поинтересовался он.

— Мы так давно не занимались сексом, Хайкуань-гэгэ, что я смог бы кончить даже будучи в шубе, если бы прижимался к тебе достаточно долго и близко...

— А я — только от твоего «Хайкуань-гэгэ», — выдохнул Хайкуань.

— Хайкуань-гэгэ, Хайкуань-гэг...

Это было прекрасный день, наполненный смехом и удовольствием.

К тому же праздник годовщины создания народно-освободительной армии, который хоть и не был выходным днем, но никаких мероприятий на этот день у них не было запланировано, и они долго провалялись в постели, потом поехали к Цзаньцзиню покормить его мини-зоопарк и погулять с собаками, заказали еду, болтали и смотрели парады.

А вечером Хайкуаню позвонили.

***
Его пригласили на встречу с утра на следующий день, в офис Тенсента, присутствовать должны были его менеджер и представители пиар-отдела продюсерской компании.

Он ночевал у Цзаньцзиня, и они договорились, что потом он приедет туда же — его квартира была больше и удобнее, но Цзаньцзинь бы там вообще на стенку полез, он и дома не мог ничего делать, даже есть, пока ждал долгие несколько часов. Собаки ластились к нему, чувствуя его беспокойство.

Возможно, посторонний человек ничего бы не прочитал на лице Хайкуаня, когда он вернулся, бледный как мел, но Цзаньцзинь видел и обиду, и гнев, и вину, и его сердце просто обливалось кровью.

Они уселись друг напротив друга за обеденным столом, и Хайкуань подхватил на руки немедленно подбежавшую к нему Тини.

— Чтобы избежать дальнейшего распространения нежелательных слухов, — наконец, ровным голосом произнес он, — часть маркетинговых материалов с нами и нашими персонажами не будет выпущена. Также они приняли решение удалить частично или целиком некоторые уже вышедшие материалы. Будет отменено второе запланированное совместное интервью. Отменить наше участие в Road Show они не считают возможным, но просят не демонстрировать на публике нашу дружбу слишком явно.

— О, — удивился Цзаньцзинь, — они назвали это дружбой?

— Они и мои отношения с Не Цзыхао назвали «дружбой». Это вообще был до оторопи приличный разговор. При этом мне показалось, что они знают... всё, буквально всё: сколько раз мы обедали вместе и сколько ночей провели у тебя или у меня, они разговаривали со мной уважительно, но давали понять, что бессмысленно спорить. Также...

— Это еще не всё? — немного истерично спросил Цзаньцзинь.

— Также меня попросили еще раз пересмотреть вейбо и удалить всё, что может показаться «двусмысленным». В том числе в общении с тобой. Но это не приказ, это рекомендация. В то же время, полностью прерывать общение до окончания промо-тура они не рекомендуют, потому что это могло бы показаться странным. И наша переписка привлекает новых поклонников.

— И угря съесть, и на ху... — Цзаньцзинь оборвал себя, шлепнув ладонью по губам. — Какие могут быть последствия, — вместо этого спросил он, — если эти меры не помогут?

— Активность в соцсетях и желтой прессе по этому поводу постоянно мониторится. Если она достигнет определенных чисел, которые я не запомнил... мне назначут следующую встречу.

— Ты думаешь, они могут... разорвать контракт или что-нибудь в этом роде?

— Я не знаю, Цзаньцзинь, — Хайкуань теснее прижал к себе Тини и зарылся пальцами в ее шерсть, так что та заурчала от удовольствия. — Мой адвокат говорит, что не могут, без серьезных последствий и для них самих, но... сделать так, что обо мне забудут — вполне в их силах. Это они решают, в каких интервью и передачах я участвую. Но раз они не хотят отменять мое участие в Road Show, значит, они не считают ситуацию критической, и мое присутствие там всё еще... целесообразно.

— Хорошо, это звучит разумно. Давай сделаем, как они хотят, — то ли предложил, то ли спросил Цзаньцзинь.

— Прости, — сказал Хайкуань с болью в голосе, — всё это может отразиться и на тебе, а твой контракт с Тенсентом и вполовину не такой надежный, как мой.

— Почему ты просишь прощения? В этом нет твоей вины, — кажется, искренне удивился Цзаньцзинь.

— Я виноват. Я сказал лишнее. Давно, другому человеку. А потом и тебе тоже. Сам же просил быть осторожным на публике, а потом не смог сдержаться...

— Так, стоп, стоп-стоп, Хайкуань, — Цзаньцзинь замахал руками. — Я тоже делал и говорил лишнее — и если огребешь за это не один ты, то это будет только справедливо! Не возражай! — он погрозил пальцем Хайкуаню, открывшему было рот. — И вообще-то, нет, это не будет справедливо, ни по отношению к тебе, ни ко мне, это неправильное слово. В чем мы виноваты? Что дышали? Говорили, смотрели? Что нам теперь, не смотреть друг на друга?

— Давай попробуем в Шанхае, — как можно более мягко сказал Хайкуань.

Цзаньцзинь сглотнул и уставился на него как на умалишенного.

— Ты сейчас серьезно?

— Да, — твердо ответил Хайкуань. — Я не вынесу, если это всё отразится на тебе, на твоей карьере.

— А я не вынесу, если это всё отразится на наших...! — выкрикнул Цзаньцзинь, но прервался, закусив костяшки пальцев. Тини испугалась, стала вырываться, и Хайкуань отпустил ее.

Какое-то время царило молчание. Хайкуань потирал пальцы, выдавая этим свое нервное состояние. Цзаньцзинь напряженно размышлял.

— Нет, если ты думаешь, что это поможет, — наконец, сказал он, — то мы можем попробовать в Шанхае вести себя, как будто едва знакомы. Я обещаю не говорить с тобой и даже не смотреть без необходимости.

— Я тебя обидел? — с тоской спросил Хайкуань. — Мне уйти?

— Что? Почему? Не вздумай! Разве разбегаться по разным квартирам — это выход?

У Хайкуаня на языке вертелось логичное и правильное — да, выход. Для тебя было бы лучше, чтобы мы не виделись, а возможно даже, чтобы расстались. Но вытолкнуть из себя эту фразу он не смог. Посмотрел в огромные от волнения глаза Цзаньцзиня и вместо этого сказал:

— Тогда я останусь.

***
Хайкуань плохо спал, и на следующий день болела голова, а разговаривали они с Цзаньцзинем так, будто каждый из них считал другого сделанным из тонкого фарфора, который мог разбиться от слишком громкой фразы или слишком резкого выдоха.

«Тебе нужен компьютер?» — «Нет-нет, работай, мне не нужен». — «Скажи, если будет нужен, я не занят ничем серьезным». И всё в таком роде.

Потом позвонила мама, и Хайкуань вдруг вспомнил, что у него завтра день рождения. Это его не слишком-то обрадовало, зато обсуждение его планов перенесло их из фарфоровой лавки в более обычное состояние.

— Не хочу ничего делать, нет сил и желания, — заупрямился он на вопрос Цзаньцзиня.

— Надо! Я понимаю, что больше всего хочется просто переждать, но фанаты не поймут, а их поддержка сейчас важна.

— Опять ты за своё! Почему ты о них так печешься, если по сути из-за их любопытства я и попал в неприятности?

— Я о них пекусь? Это ты о них печешься, Хайкуань, носишься с ними как курица с яйцами, подбадриваешь, хвалишь, терпеливо отвечаешь на их глупые вопросы, ласково троллишь, считаешь себя их папочкой...

— Ты преувеличиваешь! — смутился Хайкуань.

— Совсем чуть-чуть, но из всех моих знакомых артистов ты единственный, кто фанатов не считает неизбежным злом или просто способом достижения цели. Не меняй этого своего отношения к ним, я же знаю, что это для тебя важно. И вот увидишь, они тебя не подведут!

— Да откуда в тебе вдруг, — Хайкуань вздохнул и изобразил что-то непонятное в воздухе, — вот это всё?

— Потому что я немножко один из них, — обезоруживающе улыбнулся Цзаньцзинь. — Твой маленький гребень волны, помнишь?

И тут улыбка сползла с его лица, потому что он вспомнил, что писал так в вейбо, и что это было одно из сообщений, которые лучше удалить. Хайкуань сразу догадался, о чем тот подумал, и тут же решил, что готов сплясать в день рождения даже танец деревянных барабанов, лишь бы не видеть это выражение на лице Цзаньцзиня снова.

— Что ты предлагаешь?

— Сыграть? Спеть? — встряхнулся Цзаньцзинь. — Хотя бы просто какие-то необычные фото. Видеообращение.

— Спеть нет. Сыграть... возможно.

— Отлично! — подскочил Цзаньцзинь. — Я свяжусь с твоей студией.

— C каких пор у тебя есть их контакты?

— С недавних! — таинственно ответил Цзаньцзинь и убежал звонить.

Так они организовали ролик на день рождения. Рояль, таинственный полумрак, одетого как студента-отличника Хайкуаня. Сыграл он «Неминуемо». На рояле она звучала по-особому пронзительно, что не преминул заметить Цзаньцзинь, делая вид, что ему соринка в глаз попала:

— В ней всегда было столько тоски, или я только сегодня заметил?

— Это вариант песни Лань Сичэня, в котором его заставили зарисовать черной тушью А-Яо на его картинах.

Цзаньцзинь посмотрел на него как на убийцу младенцев.

***
В сам день рождения ему тоже не дали забиться в уголок и грустно выть там на луну в компании гитары и собак — Цзаньцзинь заставил отвечать на все звонки, подсовывая ему телефон буквально под нос, распаковать кучу подарков, врученных фан-клубом на концерте и присланных за последние дни. Сфотографироваться на фоне всего этого добра.

Они долго обсуждали, должен ли Цзаньцзинь откомментировать его выложенный в вейбо ролик. Так серьезно, будто от этих комментариев зависела судьба планеты. В итоге Цзаньцзинь коротко похвалил его, поздравил с тем, что он стал старше и элегантнее.

— «Спасибо, Чжу-лаоши»? — скривился он, увидев ответ. — Мне больше не нравится «лаоши». Как будто я тебе какой-то дядя.

— Поправить на «дядя Чжу»?

Цзаньцзинь запустил в него комком подарочной бумаги.

Пока Хайкуань всё еще сидел на полу в окружении десятков собственных портретов от фанатов, Цзаньцзинь протянул ему конверт.

— Там деньги? Сомневаешься, что я дальше смогу сам себя содержать? — удивленный, спросил Хайкуань. — Письменное обещание никогда не готовить на моей кухне? Дарственная на Тини?

— Размечтался! Тини идет только в комплекте со мной. И что это было про «не готовить»???

Хайкуань открыл конверт, вытащил содержимое.

— Билеты? — спросил с интересом, а потом замер. — На Хайнань?

— Ты же хотел съездить... «Принимать ванны», помнишь?

— Ага, это мое классическое «сказал, не подумав», которое вырежут, если уже не вырезали, — Хайкуань самому себе удивлялся, почему раз за разом сводил на «нет» попытки Цзаньцзиня его отвлечь, но ничего с собой не мог поделать. Цзаньцзинь, впрочем, не обращал на это внимания, удивительный человек.

— Из интервью, может, и вырежут. А из нашей с тобой реальности нет. Поедем, будем гулять, я покажу тебе, где рос, учился, познакомлю с друзьями, родителями...

Сердце затрепыхалось в груди от этих слов, а кровь предательски прилила к щекам, ушам и вообще всему. Хайкуань сгреб Цзаньцзиня к себе, помяв несколько собственных портретов.

— Это... потрясающий подарок, спасибо, — прошептал ему на ухо, обжигая дыханием.

***
В Шанхай они отправились на поезде, с Юй Бинем. Это была отличная компания — Бинь-Бинь безостановочно болтал, не особо переживая, что ему изредка односложно отвечает Цзаньцзинь и почти совсем не отвечает Хайкуань.

«Не общаться, не смотреть друг на друга» — отличный план, который так просто выполнить. И для Хайкуаня почему-то абсолютно невыполнимый. Как магнитом тянуло — смотреть. Ему казалось, что если бы они ни о чем таком не договаривались, то он вел бы себя намного естественней. От природы не особо общительному и открытому, ему не составляло труда стоять неподвижно и невозмутимо, будто безостановочно позируя фотографам (что на фанмитах было недалеко от правды), и думать о своем. Сегодня этим «своим» был Чжу Цзаньцзинь, который будто перенял у Хайкуаня его скованность и скупость на улыбки, в то время как Хайкуаня, казалось, дергали за невидимые ниточки, заставляя постоянно смотреть в ту сторону и барахтаться в собственных сожалениях — жалел ли он о том, что им обоим так плохо удается притворяться, или же о том, что вообще предложил это делать?.. Так или иначе, два неплохих актера с треском проваливали миссию по притворству, то ли совершенно не стараясь, то не умея играть в жизни, а не по команде «мотор!».

Фанмит проходил как-то вяло, а когда хост предложил разыграть с фанаткой романтическую сценку, Хайкуань вежливо, но упрямо отказался. Отжиматься в наказание? Запросто. Выдавить из себя что-нибудь красивое он всё еще был не в состоянии. А в воображении вообще возникла сцена, как из плохих сериалов, где фанатка, стоя напротив него, внезапно говорила в микрофон вместо слов любви что-то вроде: признайтесь, Лю Хайкуань, вы гей? Скажите нам правду, мы имеем право знать!

Цзаньцзинь, впрочем, вместо того чтобы упрекать его и снова распинаться про любовь к фанатам, эгоистично порадовался:

— Кто вообще придумал эти задания! Мне и так невесело, а они еще хотят, чтобы я слушал, как ты признаешься кому-то в любви! Вот отжимания — это было прекрасно. Я бы заставлял тебя отжиматься на каждом фанмите. И чем торжественнее ты одет, тем больше отжиманий.

Хайкуань стал поближе, чтобы их плечи как бы невзначай соприкасались, и улыбаясь, наговорил Цзаньцзиню кучу красивых слов — пока мысленно.

***
Через пару дней менеджер сообщила ему, что волна интереса утихает, и в этом немалая заслуга его фан-клуба, неутомимо преследовавшего неуместные посты и дискуссии на вейбо. В остальном план оставался прежним, увы, — никаких интервью и фотосессий на двоих.

— Продолжайте умеренно общаться на вейбо, но не вздумайте прикрываться персонажами, чтобы пофлиртовать! — сказала она в конце, а потом добавила: — Еще долгое время, Хайкуань, придется вести себя осторожно, отказаться от определенных форматов... Но я не думаю, что придется жертвовать чем-то... действительно важным.

— Просто быть немного не самим собой? — почти без горечи спросил Хайкуань, и она ничего на это не ответила.

— Я же говорил! — обрадовался Цзаньцзинь, услышав про фанатов. — Ты был к ним добр и внимателен. И они ответили тебе тем же, всё просто.

— Я чувствую себя окруженным маленькими ангелами-хранителями. Самый маленький из которых — ты, — подразнил Хайкуань, растроганно улыбаясь.

— Надо закрепить успех, — решил Цзаньцзинь, — удалить кое-что из моих старых сообщений. Я всё не мог на это решиться, но это же просто... буквы.

Он сел к компьютеру и защелкал мышкой. Хайкуань смотрел на это, затаив дыхание и борясь с желанием его остановить.

— Вот это, наверное, — пробормотал Цзаньцзинь. И, покашляв, добавил: — Я как восторженный щеночек. И вот это. Хотя мне даже невинное «привет» кажется намекающим на что-то, впрочем, я не писал тебе тогда ничего невинного, ни единого невинного слова. И вот эт...

Он запнулся, Хайкуань сделал шаг вперед, и увидел, что его пальцы на мышке подрагивают. Взглянул на экран: «...я всегда буду твоим маленький гребнем волны».

— Не могу, — пожаловался Цзаньцзинь. — Ну почему нам важны такие глупые вещи? Это ведь просто шутливая фраза...

Хайкуань рванулся к нему, развернул к себе. Глаза были большие и несчастные, а сдерживать слезы Цзаньцзинь никогда особо не умел, так что они грозили появиться в любой момент.

«Пожертвовать чем-то действительно важным», снова вспомнились слова менеджера. «Да обойдетесь, — с несвойственной ему злостью подумал Хайкуань, — хватит моих старых фотографий и давно погасших страстей, больше я ничем жертвовать не собираюсь, уж ничем важным — точно». Ему ясно увиделись вдруг эти последние дни, когда он хандрил и всё пытался остаться один, но ему не позволяли, вытаскивали из раковины, окружали теплом и вниманием. Не обижались на едкие фразы. А ведь он один раз чуть не предложил Цзаньцзиню расстаться, из лучших побуждений и из заботы о его благополучии! Вырвать себе и ему сердце — разве это забота?

— Не удаляй, — мягко ответил Хайкуань, убирая палец Цзаньцзиня с мышки. — Пусть останется. Объяснишь шуткой, если спросят. Может, это и просто слова, но пока они нам важны — я не согласен их уничтожать. Я тоже далеко не всё удалил...

— Что, например, не удалил? — быстро с любопытством спросил Цзаньцзинь, уже не собираясь рыдать.

— «Ты... я...» под песней, помнишь?

— Помню, — тот смущенно улыбнулся.

— Я ведь пел, что надо быть смелым, и вот, когда и правда надо — попытался спрятаться в норку, стереть всё неугодное каким-то чужим людям, на чье мнение мне наплевать. Фанатов чуть не обидел. Тебя.

— Ты меня не!..

— Не перебивай, я и сам собьюсь. Спасибо, что не позволил — скрываться и съедать себя чувством вины. Ты ведь прав, ни в чем мы не виноваты, кроме того, что были самими собой. Так что хватит... чем-то жертвовать, я буду смелым и сильным, каким всегда собирался быть. И буду любить себя.

— О.

— Делать то, чего хочет мое сердце. А оно хочет быть с тобой. Кстати, — Хайкуань нырнул рукой в карман и вытащил второй комплект ключей от своей квартиры, — это тебе.

Цзаньцзинь рассмеялся, откинув голову назад, будто с его плеч гора свалилась, а потом прыгнул в объятия Хайкуаня, повалив его на пол.

***
На фанмит в Циндао они отправились в прекрасном настроении. Вели себя, вроде бы, естественно — скромно и немного смущаясь, потому что такие массовые публичные мероприятия с восторженной публикой еще не стали для них чем-то привычным. Но иногда забывались, тихо переговаривались и переглядывались, обменивались прикосновениями, не слишком заметными, но важными для них.

Хайкуань был как никогда разговорчив, щедр на комплименты, не стал отказываться от участия в романтической сцене с фанаткой (вообще-то, Цзаньцзинь был этим глубоко возмущен, но промолчал).

Потому что при каждом удобном (и иногда неудобном тоже) случае ему доставались россыпи, мириады, фонтаны красивых слов. Как будто за те несколько дней, что Хайкуань был не в состоянии их произнести, в нем накопилось столько идей, что теперь они переливались через край.

— ... И как не смотреть на тебя, если ты самое прекрасное, что есть в этом зале?

— ... В океане моей любви тонут твои корабли.

— ... Мое хладнокровие рушится от одного лишь взмаха твоих ресниц.

— ... «Чжу-Лю-Хай».


▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬

Название: Горячее сердце
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: текст
Жанр: фэнтези, романс
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 3570 слов
Саммари: Настоящие чувства преодолеют что угодно – даже если нарушают законы пищевой цепи.
Предупреждениe: Чжу Цзаньцзинь не совсем человек, вернее, совсем не человек.
Примечание: "Только те, у кого горячее сердце, способны изведать беспредельное счастье и вечную любовь" (китайская мудрость).

ЧИТАТЬ

Душные ночи в конце мая стали невыносимы из-за выматывавших снов. Хотя кондиционер в номере исправно работал, Хайкуань десятый рассвет подряд встречал совершенно разбитым, обливаясь потом, будто выныривал из бесстыжих видений, а в это пробуждение и вовсе обнаружил подсыхавшую сперму в пижамных штанах.

Такого не случалось со школы, понуро размышлял он, пока гримёры колдовали над макияжем Лань Сичэня. Как и предыдущие девять раз, он не мог вспомнить подробностей снов, но точно знал, кто причастен к этой пытке, затмившей и майскую жару, и подъёмы в пять утра, и бесконечно долгие съёмки.

На площадке тот не нарушал нормы приличий. Хайкуань сразу поддался его обезоруживающей улыбке, бьющей ключом энергии и дружеским подколкам, но потом стал замечать этот взгляд. Хайкуань мог поклясться, что порой физически ощущает затылком и спиной, как тягуче и пронзительно сверлят его эти глаза. Поначалу он застывал в необъяснимой истоме, затем пробовал резко оборачиваться – и если перехватывал взгляд, становилось только хуже. Его обдавало волной жара, сбивалось дыхание, но вдруг всё исчезало, и он растерянно стоял среди суетящихся работников съёмочной команды и хватал воздух, как выброшенный штормом глубоководный зверь.

Недели три назад к мучившим его взглядам добавились и прикосновения.

Тогда Хайкуань, изнывающий от духоты в парике и многослойных одеждах, нашёл у стены раскладной стул и, усевшись, листал на телефоне ленту постов в вейбо. Тут на его плечо мягко опустилась рука. Жар ладони даже сквозь несколько слоёв ткани казался невероятным.

– Цзаньцзинь, – дёрнулся Хайкуань, – ты не перегрелся?

Цзаньцзинь ответил заразительной улыбкой.

– Не волнуйся за меня, Куань-гэ. – Пальцы на его плече ожили и сжались крепче, и огнём плеснуло в кровоток. Хайкуань почувствовал, как нагреваются щёки. – А тебе самому не жарко? – вдруг заботливо склонился к нему Цзаньцзинь.

Голову повело сильнее, Хайкуань качнулся вперёд, глядя прямо в глаза Цзаньцзиню. Казалось, что в сливавшейся со зрачком радужке мелькали всполохи.

– Готовность пять минут! – раздался усиленный громкоговорителем голос режиссёра Чэня.

– Нужно идти, – Хайкуань еле сдержался, чтобы не потрясти головой, отгоняя морок.

Цзаньцзинь неохотно убрал руку.

– Тогда идём.

С того раза касания стали постоянными. Хайкуань теперь пристально наблюдал, со всеми ли Цзаньцзинь настолько тактильный, и с разочарованием узнал, что с большинством. Чжочэна, например, тот не только касался, но и обнимал, взъерошивал ему волосы, звонко хохоча вместе. Смотрел он тоже на многих и, пожалуй, не менее пронзительно, чем на Хайкуаня. В конце концов, не виноват же человек в том, что природа наградила его такими глазами.

Прикосновения выбивали из колеи каждый день. Порой обжигающие пальцы пробегали по предплечью, когда к Хайкуаню крепили тросы. Ладонь иногда проходилась вскользь по пояснице, когда гримёры поправляли макияж и нельзя было повернуть голову. Он каждый раз знал, кто его коснулся. Сам постоянно выискивал взглядом Цзанцзиня, чтобы оказаться ближе – как бы он себя ни одёргивал, ему хотелось всё больше этих прикосновений. После недавнего болезненного разрыва Хайкуань вновь отчаянно желал ощутить чужое тепло рядом. Неудивительно, что он стал отвечать такими же якобы случайными касаниями. Кончики пальцев после них горели так сладко, Хайкуань ни на что бы это не променял.

Он жадно запоминал, с какой лёгкостью двигался Цзаньцзинь, как мурлыкал себе под нос популярные песни и светился улыбкой, заражая бодростью даже после многочасового рабочего дня. Невысокий, но изящный, лучащийся жизненной силой, он притягивал не только взгляды Хайкуаня. Разговаривать с ним даже по пустякам было настолько приятно, что Хайкуань старался по возможности проводить свободное время в его компании.

Вот только этот улыбчивый и такой живой парень был партнёром по съёмкам, к тому же от него веяло не теплом, а опасным, невозможным жаром. Он не выделял Хайкуаня, твердил тот себе, просто это манера общения. Цзаньцзинь порывистый и открытый, ему, наверное, плохо удавалось не вторгаться в личное пространство. Хайкуань не мог позволить себе ошибиться, он нередко принимал желаемое за действительное. Вот только назойливые мысли атаковали всё чаще, пока это не стало мешать работе.

Когда, спустя пару недель с того первого прикосновения, снимали сцену с игрой Песни Очищения на гуцинях перед Не Минцзюэ, Хайкуань сорвал несколько дублей подряд.

– Ты должен просто на него взглянуть и слегка улыбнуться, – начал закипать режиссёр Цю, – а не смотреть так, как будто на вас падает стена!

Хайкуань старался, но было не сосредоточиться. Стоило взглянуть на улыбающегося ему Цзаньцзиня, как внутри что-то ёкало, и губы кривились в болезненной ухмылке.

– Стоп, ещё раз! Хайкуань, соберись, хорошо? Начали!

Цзаньцзинь словно затаил дыхание, глядя на него, еле заметно кивнул, желая подбодрить. Хайкуань сделал глубокий вдох и прикрыл на пару секунд глаза. Если его состояние начало влиять на игру, то необходимо прекратить. Больше никаких надежд, навязчивых мыслей и желаний – нельзя допускать такое. Он должен был справиться.

Хайкуань переключил внимание на свои пальцы, перебиравшие струны, посмотрел не на Цзаньцзиня, а чуть в сторону, и улыбнулся ровно так, как надо.

В тот вечер он не присоединился к общему застолью в номере Юй Биня, какое тот планировал вместе с Чжочэном, а взял роман Лю Цысиня и спустился в холл. Там пустовали уютные кожаные диванчики и кресла, людей почти не было. Хайкуань сел на диван у окна, подальше от бормочущего со стены телевизора, и погрузился в чтение.

Нашёл его там, как ни странно, Юй Бинь. Судя по банке колы в руке, он ходил к стоявшему в коридоре автомату.

– Так и думал, что это ты сидишь. Уже первый час, а никто не собирается свалить из моей комнаты. Между прочим, не у всех завтра выходной, – пожаловался он, плюхнувшись рядом с Хайкуанем. – А ты чего не спишь? Всё нормально?

– Конечно, – ровно ответил Хайкуань и закрыл книгу, в которой за последний час не перевернул ни одной страницы. За окном сгустилась чернота, телевизор выключили с наступлением ночи, а он ничего не заметил.

Юй Бинь задумчиво почесал подбородок.

– Знаешь, по тебе не скажешь, что нормально. Больше похоже на то, как ты от кого-то прячешься.

– Я не… – начал он и осёкся. Оправдываться тоже было нельзя.

– Последние дни ты какой-то странный, – продолжал Юй Бинь, откинувшись на спинку дивана. – Раньше заходил к нам, даже если не оставался посидеть. А теперь забился в угол и гипнотизируешь книжку. Всё-таки прячешься?

– От кого мне прятаться?

– Кто прячется? – Цзаньцзинь тут же соткался из полутьмы, окружавшей соседние столики с креслами.

Хайкуань не дёрнулся только потому, что первым порывом было замереть. Он заставил себя медленно повернуть голову и встретиться взглядом с Цзаньцзинем. Тот казался встревоженным, хотя умело скрывал это за привычной улыбкой. Если бы не ежедневные наблюдения Хайкуаня, он вряд ли бы заметил.

– Ты прячешься, Хайкуань-гэгэ?

Хайкуань не сразу нашёл слова. Видеть Цзаньцзиня рядом было слишком тяжело.

– Я читал. Немного болит голова, видимо, устал за эту неделю. Не хотел мешать вашему веселью…

– Тебе плохо? – прервал его Цзаньцзинь, вдруг приблизившись вплотную. Он всматривался в лицо Хайкуаня, словно хотел отыскать малейшие следы болезни.

Стало совсем невыносимо – и от близости, и от нескрываемого волнения в голосе Цзаньцзиня.

– Конечно, нет. Просто усталость, но завтра выходной, высплюсь, и всё пройдёт, – он постарался улыбнуться, чтобы развеять все сомнения. – Немного засиделся.

Он начал подниматься с дивана, и Цзаньцзинь был вынужден отодвинуться. Он, похоже, не спускал с Хайкуаня глаз, а Юй Бинь с интересом наблюдал за обоими, прижимая к груди запотевшую банку.

– Ты идёшь спать? – спросил Цзаньцзинь. Что-то непонятное прозвучало в его голосе, отчего Хайкуань невольно помедлил с ответом.

– Да, конечно. – Ему стоило больших усилий не добавить «а что?». Он направился к лифту, не оборачиваясь, моля всех богов дать ему уйти спокойно. Наверное, это вышло грубо, головная боль тут не оправдание. Хоть бы его никто не догнал, только не Цзаньцзинь. Про себя он молил всех богов дать ему уйти спокойно. – Доброй ночи.

– Ночи, – откликнулся Юй Бинь, а потом звякнул приехавший лифт, и если Цзаньцзинь что-то и ответил, то Хайкуань его не услышал.

Выходной прошёл как в тумане. Видимо, в качестве наказания за ложь у него и впрямь разболелась голова. Хайкуань провалялся в номере с книгой, только раз заказав еду.

На следующий день, когда они явились на площадку, прикосновений больше не было. Хайкуань чувствовал, как тоскливо ныло внутри всякий раз, когда на площадке он оказывался недалеко от Цзаньцзиня, но тот смотрел на него, только если этого требовал сценарий. Осталось лишь убедить себя, что всё к лучшему, и сконцентрироваться на игре.

В ту же ночь пришли сны.

И вот, сегодня, после десятого жуткого пробуждения, Хайкуань понял, что дальше так продолжаться не может. Его собственное подсознание ополчилось против него и страшно мстило. Собственная правота теперь не казалась такой уж непогрешимой – возможно, он серьёзно ошибся. Стоило бы поговорить и прояснить всё, но он не представлял, как начать такой разговор.

Цзаньцзинь явно его избегал. Хайкуань тоже старался лишний раз не смотреть в его сторону, благо, совместных сцен за эти дни не было. Конечно, на площадке могли заметить, что их отношения изменились, но пока это не влияло на работу, никто не стал бы спрашивать. Никто, кроме тех, кому это не было безразлично.

Чжочэн сам пришёл к нему в номер этим же вечером, предупредив в вичате, что отговорки не принимаются. Будто почувствовал надлом, какой Хайкуань тщательно скрывал ото всех. Принёс кокосовые конфеты без сахара – однажды за разговором они с Чжочэном и Цзаньцзинем умяли полкоробки таких.

– Раз ты к нам не заходишь, я решил занести, – Чжочэн сел к нему на кровать, пристроив на колене коробку с конфетами, и похлопал рукой рядом с собой. Когда Хайкуань уселся, он сунул коробку ему. – Сюань Лу вчера купила, одну съели, а эта осталась. Думал, Цзаньцзань доест, но ему, похоже, не до того.

– Почему? – Хайкуань ощутил, как по загривку и спине протянуло холодом от нехорошего предчувствия.

– Я, собственно, ещё и поэтому пришёл. Не знаю, что там у вас за дела, если не хочешь рассказывать, как и Цзаньцзань, то не надо, – на этих словах Чжочэн так посмотрел, что Хайкуаню стало стыдно, – но с ним уж точно что-то не так.

– В каком смысле?

– Может, давай дойдём до моего номера? Цзаньцзань сегодня выглядел совсем паршиво, полчаса назад завалился ко мне, сказал, не хочет сидеть в тишине. А пока я делал чай… В общем, легче показать. Идёшь?

Хайкуань сжал коробку с конфетами так, что та жалобно хрустнула. Он встал, бездумно положил её на тумбочку и пошёл следом за Чжочэном.

Казалось, расстояние до его номера увеличилось на несколько световых лет, и они бесконечно медленно приближались к двери. У Хайкуаня загудело в ушах, сердце переколачивало, а колени так и норовили подогнуться.

Чжочэн открыл дверь картой и впустил его первым.

– Вот, – махнул он рукой в сторону дивана, – я сначала пробовал разбудить, но он никак не просыпался, а потом мне просто стало его жалко.

Спящий на диване клубком Цзаньцзинь вправду выглядел жутко. За прошедшие дни, пока Хайкуань всеми силами старался оказаться подальше от него и ни в коем случае не рассматривать, произошли разительные перемены. Щёки Цзаньцзиня ввалились, заострился нос, а кожа стала прозрачно-бледной, словно он таял как морская пена. Пушистые длинные ресницы, на которые против воли всегда засматривался Хайкуань, подрагивали во сне, сухие с трещинками губы кривились, словно от боли.

Чжочэн присел на подлокотник стоявшего рядом кресла и продолжил:

– Можете, конечно, отмалчиваться, но завтра вставать в пять утра, а я сильно сомневаюсь, что такой сон ему на пользу. Лучше поговори с ним. Понятия не имею, что у вас произошло, но бегать друг от друга точно не выход.

Хайкуань, не в состоянии выдавить и слова, подошёл к дивану и машинально потянулся рукой к Цзаньцзиню. Едва дотронулся до его предплечья, как тот распахнул глаза и неверяще на него уставился.

– Хайкуань-гэгэ? – тихо произнёс он хриплым после сна голосом. – Ты…

– Я хотел поговорить, – пересилив себя, сказал Хайкуань так же хрипло. – Можно?

Чёрные глаза испуганно расширились.

– Мне нужно идти к себе, – Цзаньцзинь вскочил, пригладил волосы и нервно улыбнулся Чжочэну. – Спасибо за чай. Всем спокойной ночи!

– Какой чай, ты его не выпил, – Чжочэн изумлённо провожал его взглядом до самой двери.

Надо было остановить его, окликнуть, но Хайкуань не сразу пришёл в себя. Слава богам, Чжочэн молчал. Хайкуань коротко извинился и, не дожидаясь, пока чувство вины дожрёт его прямо здесь, ушёл к себе.

Он был уверен, что не заснёт. Невозможно было остановить рой самобичеваний, что метался в его воспалённом сознании. Как он умудрился вновь всё испортить? Что подумал о нём Цзаньцзинь, какие жуткие картины успел себе нарисовать? Как же ему, наверное, было гадко от прикосновений Хайкуаня и постоянных преследований.

Он не знал, сколько часов так пролежал, пока сознание просто не отключилось от перегрузки. Засыпая, он успел лишь помолиться, чтобы хоть сегодня не видеть снов.

Разбудил его подозрительный шорох. Он и раньше спал чутко, а сейчас реагировал на всё ещё острее. В комнате определённо кто-то был – или что-то.

Хайкуань резко сел и всмотрелся в темноту. Он различил чужое частое дыхание, не похожее на человеческое, срывающееся на рычание. В полосе света от тусклого уличного фонаря метнулся силуэт. Очертания больше походили на какого-то зверя, хотя Хайкуань не поручился бы, он видел его доли секунды. Чем бы это ни было, оно затаилось в густых тенях, никакого движения больше не было, да и сопения он теперь не слышал. Можно было списать всё на слишком реалистичный сон, но Хайкуань ущипнул себя за тыльную сторону ладони и поморщился от боли.

Балконная дверь оказалась открыта, хотя он точно закрывал её перед тем, как включить кондиционер. Какое животное могло забраться на второй этаж и вскрыть балкон снаружи?

От нереальности происходящего кружилась голова. Хайкуань даже не смог испугаться, только чувствовал, как подступает истеричный смех.

– Кто здесь? – позвал он в темноту. От звука собственного голоса, говорящего с тенями в отельном номере, всё-таки вырвался задушенный смешок.

Из темноты фыркнули, будто удивились не меньше его. Хайкуань схватил с тумбочки телефон и, включив фонарик, направил в сторону прилетевшего звука.

Оно было большим. То ли крупный волк, то ли огромная лиса, жалось к стене, жмурилось от диодного света, пряча морду, закрываясь… это что, несколько хвостов? Хайкуань пару секунд разглядывал его, попытался сосчитать хвосты и сбился после пятого.

Страха не было. Может быть, сказалось нервное перенапряжение, а может, забившийся в угол зверь просто не воспринимался как угроза. Да ещё эти хвосты… Полный бред, мифическое существо посреди ночи в типовом номере отеля в Хэндяне.

Хауйкуань, не опуская телефон и не сводя глаз с замершего зверя, потянулся к торшеру возле кровати. В мягком желтоватом свете оказалось, что тот больше похож на лису, мех у него светло-рыжий, а хвостов ровно девять. Хайкуань не представлял, что нужно делать, если к тебе вваливается девятихвостый цзювэйху и пугливо отирает стенку. Он выключил фонарь, отложил телефон и сел на кровати прямее.

– Привет? – сказал он лису, честно стараясь не расхохотаться. Мозг отказывался воспринимать всё всерьёз.

Лис медленно убрал хвосты, которыми закрывал морду, и поднял голову, глядя прямо на него. Несмотря на жёлтые фосфоресцирующие глаза, было в нём что-то знакомое – доверчиво запрокинутая голова, взгляд с поволокой, пробирающий до самых костей.

– Цзаньцзинь, – вырвалось у Хайкуаня.

По телу лиса пробежала крупная дрожь, он было сделал шаг в сторону кровати, но нерешительно замер и заскулил.

– Цзаньцзинь? – задохнулся Хайкуань. – Это ты?..

Как же дико это прозвучало, но с каждой секундой он укреплялся в мысли, что не ошибся. Лис умоляюще смотрел на него. Хайкуань поманил его и задержал дыхание, когда тот наконец двинулся вперёд.

Должно быть, это всё-таки был сон. Комната плыла вокруг, очертания смазывались, но Хайкуань совсем не хотел просыпаться. Как только лис толкнулся лбом в подставленную руку, он ощутил шелковистую шерсть под ладонью, почувствовал горячее дыхание и, не удержавшись, рассмеялся. Лис обиженно вскинул морду и тявкнул.

– Прости, – выдавил Хайкуань, утирая выступившие слёзы, – просто этот сон куда лучше тех, что были в последние дни.

Он зажмурился всего на мгновение, а когда снова взглянул на лиса, стало не до смеха – на полу возле кровати сидел совершенно голый и несчастный Цзаньцзинь.

– Хайкуань-гэгэ, – прошептал он и тут же уткнулся лбом в одеяло, – тебе снились плохие сны?

– Это же сон? – Хайкуань рад был бы отвести взгляд, хотя бы из приличия, но не мог.

– Нет, ты не спишь. Прости, прости меня…

Хайкуань ещё раз посильнее ущипнул себя, на этот раз за предплечье. Именно в этот момент Цзаньцзинь решил поднять голову и с протестующим криком ухватил его за руку. От впившихся пальцев растёкся знакомый жар.

– Останется синяк, хватит! Хайкуань, я тебе не снюсь! Я правда виноват, очень сильно, пожалуйста, я хочу объяснить.

– Так объясни, – прохрипел он, вмиг потеряв силы к сопротивлению. Голый Цзаньцзинь-оборотень, явившийся ночью к нему в номер, окончательно вышиб те рациональные крохи, за которые ещё цеплялся его рассудок.

– Хорошо-хорошо, – закивал Цзаньцзинь и резко убрал руку, словно не хотел лишний раз его трогать. Хайкуань с трудом подавил всколыхнувшееся разочарование. – Моя мать…

– Не рассказывай, сидя на полу, – прервал его Хайкуань, – кондиционер на максимуме, простынешь.

Цзаньцзинь уставился на него во все глаза, а потом обмяк и тихо обречённо засмеялся.

– Не устану поражаться тому, насколько ты заботливый. Клянусь, только ты… Хорошо. Можно сесть сюда?

Хайкуань подвинулся и указал на освободившуюся часть двуспальной кровати. Грациозно поднявшись, словно вовсе не стыдился наготы, Цзаньцзинь сел на край, но, перехватив горячечный взгляд Хайкуаня, потянул угол одеяла себе на колени.

– Моя мать вышла замуж за лиса-оборотня, но не знала ничего о его природе на протяжении многих лет. Это легко скрыть, если твои силы небольшие, и тебе не нужна ежедневная подпитка, -тут он замолчал, тяжело сглотнув.

– Подпитка чем?

– Жизненными силами людей. Мы крадём энергию, когда их касаемся. Забираем совсем чуть-чуть, обычно никто не замечает. Мы едим и обычную пищу, но это… другое, – Цзаньцзинь нервно переплёл пальцы, сжал руки в замок. – Мне, в отличие от отца, каждый день нужно очень много сил. Я касаюсь десятков людей, чтобы не причинить им вред, беру по капле. Вернее, раньше касался.

Он говорил всё тише и тише, Хайкуаню становилось сложно разбирать слова, и он невольно склонился к Цзаньцзиню. Они сидели настолько близко, что исходивший от его нагого тела жар туманил и без того помутившееся сознание Хайкуаня.

– Потом я однажды коснулся тебя и забрал ужасно много, отец бы убил меня, если б узнал. Но я правда не мог… – его голос чуть не сорвался, – не смог удержаться. Мне было так хорошо, даже не приходилось больше никого трогать. Так нельзя, я знаю, тебе было плохо, а я не мог остановиться. Всё брал и брал, потому что не хотел трогать других, только тебя.

Хайкуань не смел шевельнуться, а внутри него расцветали засохшие деревья и реки возвращались в пустыни. Цзаньцзинь шмыгнул носом, откашлялся и сипло продолжил:

– Когда понял, что причиняю тебе вред, я прекратил. Держался подальше, но не мог заставить себя трогать других. Только иногда, если чувствовал, что совсем ослаб. Сегодня вообще забыл… Чуть не превратился у Чжочэна, но ты пришёл и дотронулся до меня. Я думал, может, ночью ты не заметишь, если я превращусь и возьму самую каплю… Какой же я идиот, – он спрятал лицо в ладонях и шумно задышал.

– Цзаньцзинь, ты прикасался ко мне только потому, что моей энергией питаться удобнее?

– Нет! – сдавленно крикнул он, не убирая рук. – Потому что хочу касаться только тебя. Но с тобой я не знаю, как остановиться.

– Тогда не надо, – Хайкуань осторожно обхватил его запястья, заставляя отнять руки от лица. – Я тоже хочу тебя касаться и не собираюсь останавливаться. Даже если это сон, мне уже всё равно.

– Ты не понимаешь, тебе будет плохо, не-нет… не надо… – отбивался Цазньцзинь, пока он тянул его к себе.

– Мне не было плохо от твоих прикосновений. Только от мыслей, что ты посчитаешь меня извращенцем и не захочешь больше видеть.

– Что? – от изумления Цзаньцзинь ослабил напор, и Хайкуань легко повалил его на себя. От смущения и страха тот окаменел, но Хайкуань не дал бы ему вырваться.

– Говорю, я даже не чувствовал, что ты забираешь мою энергию. Зато точно знал, что ты вытягиваешь из меня сердце по кусочку, – он гладил напряжённую спину и шею Цзаньцзиня, а тот влажно дышал ему в ключицу, и ничего приятнее в жизни Хайкуаня ещё не случалось.

– Ничего не понимаю, – шептал Цзаньцзинь, слегка расслабившись под его руками, – ведь я брал так много. Я даже сейчас беру, неужели ты не чувствуешь? Нет, останови меня…

Хайкуань без труда подхватил его и переложил удобнее – раздвинул ноги и устроил между ними мечущегося Цзаньцзиня. Поцеловал его в макушку, подтянул повыше и толкнулся бёдрами навстречу. Цзаньцзинь охнул, инстинктивно толкнувшись в ответ. Его член стоял так же твёрдо, как у Хайкуаня, и весь Цзаньцзинь был словно пылающая жаровня. Одеяло между ними сбилось и страшно мешало, ушло не меньше минуты, чтобы вытянуть его и сбросить с кровати. Ещё несколько секунд Хайкуань потратил на собственные пижамные штаны. Цзаньцзинь не помогал, только постанывал и слепо тыкался губами в его шею.

– Хайкуань-гэгэ, пожалуйста, – просил он, цепляя ногтями его предплечья, притираясь всё настойчивее, – ооох, давай же…

Ладонями Хайкуань обхватил его за обнажённые ягодицы и направлял каждое движение, скользя пальцами к расщелине, а затем внутрь, потирая вход. Цзаньцзинь проскулил его имя и, задрожав, цапнул его острыми зубами за плечо. По животу растеклась тёплая влага, Хайкуань в последний раз отчаянно толкнулся и тоже кончил, смешав сперму Цзаньцзиня со своей.

– Прости, – зашептал Цзаньцзинь, едва придя в себя, – ох чёрт, я тебя ещё и укусил. Почему ты позволил, я ведь говорил, что не контролирую…

– Ш-ш-ш, всё было прекрасно, – Хайкуань мягко прикрыл ладонью его рот. – Я чувствую себя великолепно. Лучше не бывало.

В подтверждение своих слов он убрал руку и поцеловал его. Губы Цзаньцзиня доверчиво раскрылись, впуская его язык. Он целовался бы, не останавливаясь, хоть часами, но Цзаньцзинь спустя минуту вяло начал отталкивать его.

– Что? – обеспокоенно отстранился Хайкуань.

Цзаньцзинь с трудом мог сфокусировать взгляд, но улыбался он неприлично счастливо.

– Кажется, я объелся, – смущаясь, признался он и расхохотался вместе с Хайкуанем.


___________

* Цзювэйху - девятихвостый лис-оборотень из китайских мифов.

▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬

🌊 Пост 1 🌊 [Пост 2] 🌊 Внеконкурс: будет 🌊

@темы: Свой пейринг, mini OTP wars, Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь, Текст

---

Чжулюхай пост 1: миди, мини, сет коллажей

[чжулюхай]

Название: something so right
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь,
Тип: текст
Жанр: романс
Рейтинг: R
Размер: миди, 4219 слов
Саммари: Чжу Цзаньцзинь не страдает от одиночества, Чжу Цзаньцзиню нравится его жизнь.

ЧИТАТЬ

Чжу Цзаньцзинь не любит людей. Нет, у него вполне хорошо получается с ними общаться, быть милым, очаровывать, но он никогда не испытывал никаких возвышенных чувств к кому бы то ни было. Животные и растения вызывают у него куда больше положительных эмоций: с ними интересно, весело, можно просто помолчать, можно тискать, можно часами протирать листья.
С людьми же приходится все время разговаривать, находить общие темы, улыбаться. Ему не сложно, но он очень от этого устает.
Поесть вкусную еду, посмотреть фильм, понаблюдать за поссумами — это ведь и есть счастье, наверняка.
Все остальное: выматывающие тренировки, общение с людьми, съемки — нужно только для того, чтобы, насладившись шумом аплодисментов, прийти домой и заказать огромную порцию крабового карри, а потом обнять собак и завалиться в уютную постель. Ну, разве что еще спустить половину месячного заработка на новый халат от Армани.
Чжу Цзаньцзинь не страдает от одиночества, Чжу Цзаньцзиню нравится его жизнь.
А потом в ней появляется Лю Хайкуань. Вернее, Лю Хайкуань просто появляется, отдельно от его жизни — и это очень скоро становится проблемой.
Цзаньцзинь сперва не может понять, что изменилось: они репетируют вместе, читают сценарий, пару раз ходят в кафе, где за тарелкой риса обсуждают взаимодействие их персонажей. Ничего из ряда вон выходящего.
Но Цзаньцзинь сам предлагает задержаться подольше и приносит кофе. Сам коротко дотрагивается до чужих пальцев. Сам не замечает, как время переваливает за половину десятого. Сам ждет новой встречи. Сам смотрит на Лю Хайкуаня во все глаза, чувствуя как внутри что-то сжимается — болезненно и хорошо одновременно.
Раньше Чжу Цзаньцзынь не влюблялся — неинтересно, скучно, неприятно. Да и не заставишь же себя, верно? Максимум, что он испытывал — это легкую приязнь к отдельным людям, с которыми Цзаньцзинь мог провести чуть больше времени, чем с остальными.
Но то, что он испытывает сейчас, иначе как влюбленностью не назовешь. Цзаньцзинь приходит к этому выводу, когда ловит себя на просмотре видео с играющим на пианино Хайкуанем: тонкие длинные пальцы уверенно пробегают по клавишам, глаза полуприкрыты, лицо сосредоточено, губы плотно сжаты. Цзаньцзиню кажется, что это самое красивое зрелище, которое он когда-либо видел.
Музыка льется из динамиков: приятная, ласкающая слух, живая, и Цзаньцзиню невыносимо хочется услышать ее вживую, здесь, в своем номере. Ему это просто необходимо.
Иногда с Хайкуанем сложно: тот говорит невпопад, выпадает, отвлекается, проваливается куда-то в свои мысли и озвучивает такое... Цзаньцзиню требуется много времени, чтобы понять, что тот говорит все это не специально и без какого-либо умысла. Скорее всего, Хайкуань даже не задумывается о том, что какие-то из его слов могут звучать обидно, какие-то могут быть восприняты двусмысленно, а какие-то вообще лучше не произносить вслух.
Чжу Цзаньцзинь понимает, что больше так не может, после одного из интервью — съемки в самом разгаре, у них остались две совместные сцены, у самого Цзаньцзиня еще две отдельные. Хайкуань сидит в лобби отеля — ровная спина, сложенные на коленях ладони, немного растерянная улыбка и чуть прищуренные от света камер глаза. Вообще Цзаньцзинь не должен здесь находиться, но он спустился, чтобы взять из бара приправы: в каждом номере есть оборудованная кухня, а сегодня ему хочется приготовить что-нибудь не из ассортимента доставки.
Хайкуань отвечает на вопросы задумчиво, словно выпадая куда-то в свою реальность, и Чжу Цзаньцзиню еще никогда не было настолько интересно, что же в этой реальности происходит. Ходят слухи, что до начала съемок у Лю Хайкуаня было какое-то болезненное расставание. Слухам Чжу Цзаньцзинь верить не любит, но что еще может объяснить вот такое поведение? Либо влюбленность, либо страдания о ком-то. Наверное. Должно быть. Ему самому сложно судить о человеческой психике, учитывая, что опыта взаимодействия с другими людьми у него не так много — друзья да коллеги.
Некоторые вопросы, которые задают журналисты, кажутся вполне безобидными, пока Цзаньцзинь не слышит ответы Лю Хайкуаня. Уши и щеки моментально краснеют: ему кажется, или Хайкуань только что сказал что-то об их тесном взаимодействии на съемках? Кто так вообще формулирует слова? Нет, определенно, с этим надо что-то делать: с такими интервью студия точно скоро начнет посылать предупреждения. Да и не в студии дело — самому себе-то можно признаться. А в том, что Чжу Цзаньцзынь окончательно запутался и ничего не понимает.
Чжу Цзаньцзинь нетерпеливо дожидается, когда журналисты уходят: стоять прячась за колонной посреди лобби отеля — не самое приятное занятие. Хайкуань уже собирается подняться, когда Чжу Цзаньцзинь, все-таки решившись, срывается с места и ловит за руку, останавливая.
— Что с тобой не так?
У него в голосе возмущение, тревога, легкая злость — он не привык чувствовать себя вот так. Будь на месте Хайкуаня кто угодно другой, Цзаньцзинь уже высказал бы ему все, что думает о манере того разговаривать и вести себя. И еще много чего высказал бы — когда он злится, то за словом в карман не лезет.
Но это Лю Хайкуань — и в этом самая большая проблема.
Лю Хайкуань, который совершенно не понимает намеков. Цзаньцзинь знает, он пытался намекнуть на свою заинтересованность; не понимает двусмысленностей; не понимает даже практически прямого «посидишь со мной, пока я не усну?» Это злит и одновременно разжигает еще большее желание — добиться, забраться под кожу, в самое сердце, в мысли, просто понять, что в этой голове. И сделать так, чтобы отныне там был только сам Цзаньцзинь.
— Извини?
Хайкуань смотрит на него растерянно, виновато и непонимающе одновременно, и Цзаньцзинь вздыхает. Вот как с ним о чем-то говорить, когда он такой? Даже не спрашивает, что Цзаньцзинь здесь забыл и почему врывается в его личное пространство.
Хочется забраться на колени и целовать, пробовать, касаться губами щек, скул, ресниц. Хочется попробовать его всего — ох уж эти сравнения с едой, наверное, Цзаньцзынь и правда немного... хм, одержим ей. Но Хайкуань кажется ему самым лучшим в мире блюдом, которого он еще никогда не пробовал и которым точно никогда не сможет насытиться.
Цзаньцзинь отпускает руку Лю Хайкуаня и прохаживается вдоль диванчиков. Как и всегда, когда нервничает, энергии слишком много — лихорадочно-хаотичной, которую некуда девать, кроме как двигаться и много говорить. Впрочем, что сейчас сказать, он не знает. Признаться в любви? Ха! Во-первых, Хайкуань вполне может не понять, в каком смысле, что это значит, и так далее и так далее. Во-вторых, может у него вообще кто-то есть — откуда Цзаньцзиню знать, слухам верить, что ли? В-третьих, Хайкуань вообще вполне может оказаться натуралом — это самый вероятный вариант, учитывая, что Цзаньцзинь не знает лично практически никого, кто тоже был бы... не таким. Да и сказать что-то подобное кому-то, значит поставить крест на карьере — а учитывая, как Хайкуань мелет языком, он может сболтнуть лишнее, даже не поняв, что говорит.
— Ничего. Я просто... ты голодный?
Кажется, это передается по воздуху. Лю Хайкуань смотрит на него удивленно, а потом медленно кивает, будто не уверен в своем выборе. Цзаньцзинь сбегает в свой номер.
Следующие несколько минут состоят исключительно из автоматических действий: подняться на лифте, зайти в обволакивающую тишину номера, отдышаться. Почему он вот так распсиховался? Не первый же раз Лю Хайкуань говорит в интервью что-то двусмысленное.
Цзаньцзинь проходит в небольшую кухню, все так же на автомате, и начинает методично нарезать овощи. Помидоры, морковь, кабачки, лотос — на этом список овощей в его небольшом холодильнике заканчивается.
Для человека, который так сильно любит есть, Цзаньцзинь совершенно не умеет готовить. Вернее нет, не так. Он вполне прилично справляется с приготовлением еды для собак, но вот стоит начать готовить что-то для себя — и на кухне случается небольшой апокалипсис. Как будто с ним самим что-то не так.
Мысли скачут, пока Чжу Цзаньцзинь бездумно бросает в сковороду нарезанные овощи. На вторую конфорку ставит греться воду для лапши. Должно получиться что-то приличное. Ах, да, и побольше приправ, зря он за ними ходил, что ли.
Интересно, Хайкуань обиделся на его слова? И, если да, то стоит ли извиниться перед ним? В конце концов, тот не виноват, что у Цзаньцзиня взыграли какие-то несвоевременные чувства. Если бы не это, ему не было бы никакого дела до того, как Хайкуань ведет себя на интервью, что он там рассказывает — остальные же только посмеиваются привычно, им нормально. Но каждое неосторожно сказанное слово, каждая отсылка к отношениям их персонажей, каждая отсылка к самому Цзаньцзиню вызывает в нем слишком сильную бурю эмоций. Да, было куда легче, когда ему нравились только собачки да рыбки.
Он задумывается так глубоко, что не слышит ни шипения воды, ни торопливых шагов за спиной, и непонимающе моргает, когда Хайкуань распахивает окно и снимает с печки выкипевшую воду. В кухне стоит дымовая завеса, и Цзаньцзинь несколько раз кашляет, отчаянно желая провалиться под землю. Отлично накормил ужином. Вот почему, стоит в кого-то влюбиться, как сразу начинаешь вести себя по-идиотски? Вопрос риторический, учитывая, что сравнивать ему не с чем.
— Ты в порядке? Цзаньцзинь? У тебя дверь была не заперта и так сильно пахло дымом...
У Лю Хайкуаня обеспокоенный голос, и теплые пальцы, касающиеся плеч, ощущаются даже сквозь футболку. Цзаньцзинь делает несколько медленных вдохов, морщась, а потом кивает едва-едва, стараясь поменьше двигаться — вдруг прикосновение продлится дольше? Хайкуань высокий, гораздо выше него, и наклоняется, чтобы вглядеться в глаза, убедиться, что все хорошо. Его лицо оказывается так близко, даже почти тянуться не надо, и почему-то невозможно что-то сказать или взгляд отвести. Красивый. Невозможно красивый, с этими его тонкими, четко очерченными губами, длинными ресницами, светлой кожей и острыми скулами, с виднеющимися в вороте рубашке ключицами — прямо на уровне губ.
Цзаньцзиню нужно всего лишь преодолеть несколько разделяющих их сантиметров — и под губами горячая мягкая кожа, пульсирующая сумасшедше-быстро вена, короткий удивленный выдох.
Он прикусывает зубами ключицу, немного неуверенно касается языком и замирает — как будто не только он сам, но и все вокруг. Страшно поднять взгляд и посмотреть. Хайкуань, конечно, не будет злиться — Хайкуань, кажется, вообще не умеет это делать, по крайней мере, не в случае с Чжу Цзаньцзинем. Но вот посмотреть разочарованно — может, Чжу Цзаньцзинь видел, как тот смотрит иногда на людей: сквозь землю провалиться хочется от этого мягкого осуждающего взгляда.
Поэтому он смотрит на ключицу — на коже, влажно блестящей от слюны, уже проявляется красноватая отметина, интересно, скоро ли сойдет?
А потом теплые пальцы касаются его подбородка, все-таки заставляя поднять голову, и Цзаньцзинь жмурится — ну как ребенок, ему даже самому стыдно за это, но открыть глаза кажется выше его сил. Чжу Цзаньцзинь чувствует дыхание на своем лице, уверенные пальцы все еще трогают подбородок, скулу — не поглаживая, скорее, просто касаясь. Ну вот что он молчит???
— Цзаньцзинь?
У Хайкуаня тихий голос, вопросительный, мягкий, такой, от которого у Цзаньцзиня каждый раз мозг начинает плавиться. Слишком интимный. Он молчит, жмурится изо всех сил, словно это хоть как-то поможет, а лучше бы сразу извинился — и он уже даже начинает что-то говорить, когда чужие сухие губы накрывают его рот.
Хайкуань целует его, и Цзаньцзинь распахивает глаза, пытается сфокусироваться на чужом лице — слишком близко, так, как уже давно хотелось; можно рассмотреть каждую небольшую морщинку, каждую подрагивающую ресницу, каждую родинку. Он запоздало понимает, что стоит столбом, даже не отвечая на поцелуй, и отчаянно вцепляется в плечи Хайкуаня, когда тот уже начинает отстраняться. Тянется за его губами, обводит их языком, лижет, толкается внутрь — хочется всего и сразу, и больше: провести языком по кромке зубов, столкнуться с чужим, влажным и шероховатым языком, простонать глухо и прижаться теснее, когда понимает, что ноги не держат.
Они разрывают поцелуй одновременно и дышат тяжело, как после пробежки. Цзаньцзинь все-таки решается посмотреть — и дыхание сбивается, замирает где-то в груди вместе с каким-то новым огромным чувством, которого он раньше еще не испытывал. Если последние несколько месяцев он думал, что влюблен в Хайкуаня, то, пожалуй, только сейчас он эту влюбленность ощутил — всем телом, каждой клеточкой.
У Лю Хайкуаня потемневшие губы, припухшие от поцелуев и блестящие от слюны; глаза темные, с огромными зрачками — таких он еще не видел у обычно сдержанного А-Куаня; на щеках румянец, а на ключице в вороте рубашки все еще алеющий след от зубов.
— Я хотел...
— Давай я приготовлю...
Они говорят одновременно, и оба умолкают, глядя друг на друга. Больше всего Цзаньцзиню хочется понять, что творится в этой красивой голове, о чем Хайкуань думает, почему поцеловал его. Но как у него спросить, вот так в лоб?
— Ты очень красивый. Я таких как ты не встречал еще.
Неожиданно говорит Хайкуань, и у Чжу Цзаньцзиня пол под ногами покачивается. Или покачивается он сам? Это... это так похоже на признание или это и есть признание — длинная рефлекторная дуга, чтоб ее, а еще сложности перевода с хайкуаньского на человеческий. Он смотрит, открывает рот, подбирает слова, а потом улыбается — и повисает на шее Хайкуаня, встав на цыпочки, утыкаясь носом в шею. И шепчет, сбивчиво, чувствуя, как теплые ладони прижимаются к его спине, гладят осторожно, будто он стеклянный.
— Таких как я? Я, когда на тебя смотрю, А-Куань, я себя совсем обычным чувствую, даже нет — никаким, как бы ни старался, как бы из кожи вон ни лез, чтобы лучше, чтобы ты восхитился. А ты стоишь красивый как с обложки журнала, смотришь всегда так... молча, странно, говоришь что-то, и я думаю — что он за человек вообще такой невозможный?
Дыхание кончается, и Цзаньцзинь умолкает — вот не хотел же так, хотел — осторожно, прощупать почву, не говорить о своих чувствах. Но сейчас это кажется единственно верным, по-другому Хайкуань не поймет, надо прямо — в конце концов, Хайкуань сам всегда озвучивает все прямо, пусть и странно подобранными словами. Значит, надо подбирать за двоих, пробовать — он же никогда раньше не говорил ничего подобного, некому было, не хотелось.
— Я об этом поцелуе, знаешь, сколько думал уже? Ну, может не именно о таком, я о разных думал, но в реальности все лучше.
Ладони Хайкуаня останавливаются на его пояснице, и Цзаньцзинь шумно выдыхает в горячую кожу на шее, ждет какого-то ответа. А потом его живот громко урчит. И еще раз.
Хайкуань смеется, отстраняет осторожно — и приподнимает за бедра, усаживает на стул, коротко целует в край губ. Выражение его лица — восторженное, задумчивое, радостное, Цзаньцзиню очень хочется запомнить каждую из этих эмоций, отпечатать их в памяти.
— Сначала еда. Я тебя покормлю, а потом можем поговорить. Или не говорить, если захочешь.
Чжу Цзаньцзинь кивает, облизывает губы и добавляет, укладывая голову на скрещенные на столе ладони:
— Только куда-то в этот план еще нужно уместить кормление зверушек.
***
После еды — и как у Хайкуаня получается такой вкусный крабовый карри? — и часа возни с животными: покормить собак, покормить поссумов, убрать за собаками, расчесать собак, они, наконец, остаются предоставлены друг другу. Цзаньцзинь забирается на колени к Лю Хайкуаню, устраивается удобнее, хитро улыбаясь, когда тот выдыхает, и его щеки снова алеют. Наверное, не самая удобная поза для разговоров, но Цзаньцзиню хочется чувствовать его кожу, касаться, прижиматься теснее — он так долго ждал, когда будет можно, хотя и всерьез не верил, что когда-нибудь так будет, что сейчас сдерживаться слишком сложно.
— Не уверен, что знаю, как быть в отношениях.
Хайкуань говорит первым, почему-то даже не предполагая, что этот поцелуй мог ничего и не значить, и Цзаньцзинь снова не понимает, как работает его голова. Неужели там все вот так — просто? Или наоборот, слишком запутанные и сложные выводы?
— Я тоже. Я никогда... в общем, у меня никогда их не было.
Это звучит лучше, чем сказать что-то вроде «я девственник, потому что до тебя люди меня вообще мало интересовали». Никогда не было отношений — это и правда, и звучит вполне логично. Куда там с их ритмом жизни заводить отношения.
Лю Хайкуань кивает, поднимает руку, проводит кончиками пальцев по губам — и Цзаньцзинь прихватывает их, тянет в рот даже до того, как успевает подумать. Разговору это вряд ли поспособствует, но пальцы Хайкуаня — это что-то, чего нельзя не касаться. Он лижет подушечки пальцев, проводит языком по всей длине, по костяшкам, посасывает, влажно причмокивая, и недовольно выдыхает, когда Хайкуань все-таки убирает пальцы, смотрит несколько секунд на то, как ниточка слюны тянется за ними от губ Цзаньцзиня, а потом вытирает их о салфетку.
— Прости, это моя вина, я тебя отвлек.
Голос у Хайкуаня хриплый, возбужденный — и Цзаньцзинь ерзает, стонет на выдохе, чувствуя как собственное возбуждение поднимается изнутри, заставляет дыхание сбиваться, а кожу — гореть от желания прикосновений.
— Все в порядке.
Его собственный голос такой же, густо пропитанный желанием, и Цзаньцзинь уже тянется за поцелуем, когда ладони Хайкуаня ложатся ему на плечи, останавливая. Ну что не так-то? Да, они не договорили, но всего лишь один поцелуй, сам же хочет!
— Цзаньцзинь. Я... думаю, нам стоит не торопиться. Если ты сейчас меня поцелуешь, я вряд ли смогу остановиться, и мы зайдем дальше, чем...
Чжу Цзаньцзинь хлопает глазами. Ну невозможный же! Как Лю Хайкуань умудряется быть таким — джентльменом, рассудительным, сдержанным. И одновременно неловким, не контролирующим свои слова, смущенным. И при всем при этом — невыносимо красивым и сексуальным. Столько всего в одном человеке — не многовато ли?
Обида поднимается внутри — и так же быстро гаснет, когда Цзаньцзинь ловит чужой взгляд. Невозможно обижаться на кого-то, кто смотрит вот так. Но он все-таки не может не спросить:
— Это не потому, что ты не хочешь?
Цзаньцзинь краснеет, но смотрит — из-под ресниц, кусая губы. Еще несколько часов назад он даже мысли не допускал, что Хайкуань может его хотеть, а сейчас думать об обратном кажется невыносимым. Лю Хайкуань выглядит таким удивленным, что это почти смешно; качает головой, тянется к Чжу Цзаньцзиню сам и все-таки сдается, целует — так, что все мысли испаряются, а кожа горит и покрывается мурашками. Так, что не остается никаких сомнений в том, что — хочет. Цзаньцзинь стонет в его рот, приглушенно, отрывисто, и едва не хнычет, когда поцелуй заканчивается. Он не уверен, что когда-то так сильно чего-то хотел, до плывущего зрения, до болезненного стояка — только от поцелуев и собственных мыслей.
— Я хочу. Очень. Просто не так быстро. Ты... ты заслуживаешь большего. Я хочу, чтобы ты был уверен в том, что хочешь этого. Со мной.
Чжу Цзаньцзинь смеется. Трясет головой, растрепывая волосы, а потом легко спрыгивает на пол. Шов на джинсах неприятно трет напряженный член, но сейчас все равно. Хайкуань... такой Хайкуань, и от осознания этого — что Лю Хайкуань не изменился вдруг от его признания, — становится легче. Становится правильно.
— Тогда выметайся, пока я что-нибудь не сделал. И, А-Куань, я тоже очень хочу. С тобой.
***
Когда Хайкуань уходит — поспешно вызывая такси, чтобы добраться до места его сегодняшней репетиции, коротко целуя на прощание и обещая написать как доедет, — Чжу Цзаньцзинь валится на кровать. Мысли путаются, хочется не то танцевать от восторга, не то тихонько скулить, но еще больше хочется прикосновений. Он расстегивает джинсы, приподнимает бедра, приспуская ткань до колен, и обхватывает себя у основания, сжимает, стонет в голос. Тянет ладонь ко рту, вылизывая быстрыми размашистыми движениями, вспоминая как язык Хайкуаня скользил по его собственному. Стоит так, что член едва не касается живота, потяжелевший и чувствительный, подрагивающий от холодного воздуха. Цзаньцзинь проводит влажными от слюны пальцами по головке, трет небольшое отверстие на самом кончике, чуть цепляет ногтем — от этого все тело сводит сладкой судорогой. Он проводит ладонью ниже по стволу, гладит поджимающиеся яички, перебирает в пальцах с нажимом, разводит колени шире, давая себе лучший доступ.
В дверь звонят, и Чжу Цзаньцзинь не сразу понимает, что это звенит не у него в ушах. Звонок настойчиво повторяется, раз, другой — с губ срывается несколько весьма сомнительных выражений, а потом Цзаньцзинь с трудом встает, едва-едва умудряясь застегнуть джинсы. Кого еще принесло? Доставка? Уборка номера? Родители решили навестить?
Внутри все сводит от болезненного возбуждения, от желания кончить и еще от раздражения, что его прервали. Он распахивает дверь, не глядя в глазок, и выдыхает, глядя на удивленно смотрящего на него Хайкуаня.
М-да, наверное он сейчас еще то зрелище собой представляет: волосы растрепались, щеки красные, губы искусаны, а джинсы в паху натянуты так, что точно не оставляют места для воображения.
— Я забыл у тебя телефон. Ты... я помешал?
Хайкуань оглядывает его с головы до ног, так жарко, что если бы у Цзаньцзиня уже не стоял, то сейчас точно встал бы. Вот и как с ним таким сдерживаться? Даже подрочить нормально не получается.
— О. Я не заметил, прости. Проходи.
Цзаньцзынь делает шаг в сторону, пропуская Хайкуаня в номер, тот проходит сразу в кухню и возвращается спустя полминуты, помахивая телефоном. Цзаньцзынь только и может, что пялиться на его длинные пальцы — он помнит, как они ощущались в его рту, как приятно было касаться их языком, вылизывать, слушать тихие выдохи удовольствия.
— А-Цзынь?
Голос Хайкуаня раздается так близко, что Чжу Цзаньцзинь вздрагивает от неожиданности. Неужели успел так сильно выпасть в свои мысли?
— Ты такой красивый сейчас. И не только сейчас, просто... таким я тебя еще не видел.
Цзаньцзинь вскидывает на него взгляд — а потом Хайкуань прижимает его к стене всем телом, целует, накрывает его губы своими, раскрывает, толкается языком внутрь, вылизывая, поглаживая, так невозможно-дразняще, что Цзаньцзинь только жалобно стонет в его рот. Он первый отстраняется, отшатывается, едва не прикладываясь затылком о стену, и смотрит снизу вверх, вцепляясь в предплечья, потираясь пахом о чужое бедро.
— Если ты сейчас посмеешь уйти...
Хайкуань смеется, хрипло и как-то немного обреченно, трясет головой, прежде чем наклониться ниже, и шепчет прямо в ухо — так, что кожа покрывается мурашками от горячего дыхания:
— Как я от такого тебя уйду куда-то?
А потом его ладонь ложится на пах Цзаньцзиня, и тот смотрит вниз, не может не смотреть: проворные длинные пальцы расстегивают молнию, тянут ткань вниз, обнажая напряженный член с покрасневшей влажной головкой. Цзаньцзинь стонет, расставляет ноги шире, насколько позволяют стянутые до бедер джинсы, толкается в чужую ладонь. И смотрит, захлебываясь от возбуждения, теряясь в ощущениях — одного этого зрелища хватило бы для самого крышесносного оргазма: пальцы, обхватывающие его, поглаживающие уверенно и сильно, большой палец обводит головку, трет, растирает выступившую смазку по всему стволу.
Цзаньцзинь кончает слишком быстро — и слишком ярко, стонет надрывно в голос, вздрагивает всем телом, вжимается в Хайкуаня, не заботясь о том, что пачкает его своей спермой.
Сильный руки подхватывают его, не давая упасть, и Цзаньцзинь позволяет себе полностью расслабиться, растечься лужицей удовольствия, краем сознания отмечая, что его куда-то несут. Спустя минуту он оказывается в собственной постели, а Хайкуань, улыбаясь, смотрит на него сверху вниз подернутыми дымкой возбуждения глазами.
— Ты в порядке?
Цзаньцзинь не уверен, что сможет сейчас составлять из звуков слова, поэтому только кивает, а потом тянется к Хайкуаню, тянет его к себе, заставляя упереться одним коленом в кровать. Приподнимается, чувствуя, как все мышцы дрожат от недавнего оргазма, перекатывается на живот, трется щекой о пах Хайкуаня. Он не уверен, что именно собирается сейчас сделать. В конце концов, это совсем за гранью их договоренности о том, чтобы не торопиться. К тому же, он никогда не делал раньше ничего подобного, и еще — внутри проскальзывает беспокойство о том, не посчитает ли Хайкуань его слишком... развратным? Доступным? Черт знает каким еще?
Хайкуань не двигается, словно и не дышит даже, и Цзаньцзинь приподнимает голову, все-таки заставляет себя спросить, касаясь губами ткани его брюк, натянувшейся в паху.
— Можно? Пожалуйста?
Пальцы Хайкуаня, все еще испачканные его спермой, — и как только умудрился не обтереть об одежду пока нёс — касаются щеки, губ, оставляя влажные разводы. А потом Лю Хайкуань хрипло выдыхает.
— Да.
Цзаньцзинь расстегивает его брюки трясущимися руками, тянет вниз, спускает с бедер до лодыжек вместе с бельем, ждет, пока Хайкуань переступит через них, оставаясь только в рубашке. Это выглядит... слишком хорошо. Цзаньцзинь чувствует вспышку возбуждения, острого, яркого, словно не было сумасшедшего оргазма несколько минут назад. Но невозможно не возбуждаться, не хотеть, глядя на вот такого Хайкуаня — полуобнаженного, с длинными — бесконечными — ногами, со стоящим потемневшим членом с крупной головкой, с острыми косточками на бедрах, едва прикрытыми краем рубашки.
Цзаньцзиню хочется всего. Хочется отсасывать Хайкуаню, чтобы тот стонал в голос, сам выбирал темп, сам толкался ему в горло — Цзаньцзинь не уверен, как глубоко он может взять, но он будет очень стараться. Хочется ощутить его в себе, быть заполненным до предела, чтобы мышцы растягивались, впуская его до самого основания, так, чтобы даже руку между телами не просунуть.
Пальцы Хайкуаня вплетаются в его волосы, не прижимая, не надавливая, просто гладят затылок, и Цзаньцзинь решается — тянется ближе сам, обхватывает губами головку, пробует. Вкус странный, непривычный, и ему хочется еще — он берет глубже, давится немного, но продолжает посасывать, вылизывать, сжимает губы плотнее и мысленно ликует, когда слышит срывающиеся стоны. Он поднимает взгляд на Хайкуаня — и едва не кончает прямо так, просто потеревшись членом о простыни, потому что зрелище настолько невыносимо охуенное, что даже слова только нецензурные в голове остаются. Губы Хайкуаня распахнуты от жарких низких стонов, зрачки хлещут чернотой в радужку, взгляд поплывший и расфокусированный, щеки покраснели. Цзаньцзиню кажется, что он не видел в своей жизни ничего красивее.
Он чувствует, как Хайкуань сам начинает толкаться бедрами, все еще сдерживаясь, но его движения становятся рваными и быстрыми, и Цзаньцзинь сжимает губы плотнее, лижет, сосет, чуть цепляет зубами. И отстраняется в самый последний момент, придерживает ладонью, гладит, дрочит, подставляет губы — и жмурится, когда Хайкуань кончает, выплескиваясь ему на лицо, на губы, на шею. Это странно, но не неприятно, и Цзаньцзинь продолжает поглаживать уже обмякающий член, лижет его коротко, а потом валится на постель, обхватывая себя, даже не задумываясь о том, как это выглядит и как быстро они перешли от «не торопиться» к «я отсосал тебе, а теперь лежу перепачканный твоей спермой и дрочу, пока ты смотришь».
Ему хватает пары движений — и мир снова взрывается оргазмом, когда Хайкуань накрывает его пальцы своими, а горячий влажный язык скользит по его губам, слизывая вязкие белые капли.
Потом Хайкуань валится на постель рядом с ним, дышит часто и хрипло, и неожиданно так же хрипло смеется.
— М?
Цзаньцзинь все еще чувствует смесь удовольствия, усталости, восторга — слишком много эмоций и чувств, чтобы пытаться в них разобраться прямо сейчас.
— Прости. Я не хотел смеяться. Просто я сам говорил о том, чтобы подождать, но когда увидел тебя... Наверное я с ума сошел, раз позволил себе.
Цзаньцзинь трясет головой, подбирается ближе, устраиваясь щекой на горячем влажном плече — им обоим нужно в душ, переодеться и подумать о том, что сейчас произошло и что это будет значить для них обоих и для развития их отношений. Отношений — слово все еще непривычное, странное, немного пугающее, но Цзаньцзиню очень хочется попробовать. Нет, не так — ему нужно. Быть рядом, прикасаться, слышать приятный хриплый смех, даже звучащий невпопад с происходящим.
— Тогда я тоже сошел. Полежишь со мной еще пару минут, ладно?
Он чувствует как Хайкуань кивает и касается губами его макушки, а потом прикрывает глаза. Всего пару минут. Потом — душ, может быть разговоры, может быть — уютное молчание. Еще лучше, конечно, уютное молчание и еда — или просто еда, под разговоры. Цзаньцзинь чувствует себя неожиданно голодным — впрочем, еда это его личный способ расслабиться, успокоиться, поразмышлять о чем-то. Хотя, он, кажется, нашел для себя кое-что, что нравится ему куда больше, чем еда.

▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬

Название: Ужин при свечах
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: текст
Жанр: пвп, юмор
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 3864 слов
Саммари: Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
Предупреждениe: Персонажи вымышленные, никакого отношения к реальным людям не имеют, текст - плод воображения автора и ни в коем случае на истину не претендует
Примечание: Автор пытался в юмор, вам судить насколько в итоге это удалось

ЧИТАТЬ

Ужин при свечах (никто не пострадал, ну почти)

Звонок в дверь раздался ровно в тот момент, когда суп из кастрюли выплеснулся на плиту, и в воздухе запахло паленым. Цзаньцзинь разрывался между порывом все бросить и бежать открывать входную дверь и острой необходимостью немедленно вытереть прикипающую жидкость. Схватив полотенце, висевшее у него на шее, он кое-как промокнул воду и побежал впустить так некстати пришедшего вовремя Лю Хайкуаня.
— Цзаньцзинь, у тебя из кухни идет дым!
Хайкуань с тревогой смотрел за спину Цзаньцзиню. От такого бесцеремонного приветствия хотелось одновременно и рассмеяться, и возмутиться.
— И тебе добрый вечер. Заходи, будь как дома и все такое. Я сейчас.
Договаривал Цзаньцзинь уже на бегу, потому что дым и правда шел и очень сильно пахло чем-то подгоревшим. Источник проблемы он обнаружил сразу: брошенное на плите полотенце тлело и отвратительно воняло. Вдобавок еще часть бульона выплеснулась из кастрюли, оставив на стенке грязный потек. Быстро скинув испорченную тряпку в раковину, Цзаньцзинь метнулся открыть окно. После вернулся к плите и убавил температуру варочной панели.
— Боги, что тут произошло?
В дверном проеме стоял Хайкуань и с ужасом в глазах обозревал результаты кулинарного подвига Цзаньцзиня Который, между прочим, вкалывал в поте лица уже три часа. Как раб на галерах. Как Золушка в ожидании своего принца. Наглого, неблагодарного принца, который смотрел на него и совершенно не думал приходить в восхищение от талантов Цзаньцзиня на поприще кулинарии.
— Ужин.
Чжу Цзаньцзинь нахохлился, сложил руки на груди и с вызовом уставился на Лю Хайкуаня, который почему-то так и замер на месте.
— Будут еще гости?
— Какие еще гости? Что ты несешь вообще?
— А-Цзинь, ты же не мог все это приготовить для нас двоих? — для пущей убедительности Хайкуань широким жестом показал на кухонный стол, заставленный посудой: салат, несколько закусок, под крышкой дожидалась своего часа свинина в кисло-сладком соусе, рядом стояла миска с рисом. Плюс суп на плите и фруктовые тарталетки, заботливо убранные в холодильник.
Черт, суп! Забыв про обиды, Цзаньцзинь повернулся обратно к плите и, взяв лежащую рядом ложку, набрал в нее немного бульона, подул и попробовал. В принципе, готово, можно выключать.
— Я тебя ждал! Целый день! И сейчас у нас будет ужин! Романтический! — После каждого предложения Цзаньцзинь махал ложкой, брызги от которой разлетались по кухне, добавляя красок к общей картине разрушений после трудного затяжного боя.
— Хорошо! — Хайкуань примиряюще поднял руки и шагнул вперед. — Мне накрыть на стол?
— Нет! Иди и сядь на диван, как будто ты пришел в гости на ужин!
— А у нас сегодня только ужин в программе?
— Еще пара таких предложений, и да, будет только ужин!
Как он мог забыть, что Лю Хайкуань отвратительно пунктуальный и никогда не позволял себе опаздывать? Чертов перфекционист. Будь в запасе еще минут десять, то Хайкуаня встречал бы накрытый стол со свечой. Цзанцзинь бы и так все успел, если бы не надо было рис ставить варить второй раз, потому что в первый он напутал с настройками рисоварки и вместо обычного режима выбрал программу отложенной готовки. Еще в магазин пришлось сбегать за забытой морковкой. Потом прерваться на срочный звонок маме, освежить в памяти в какой последовательности класть продукты в суп. Это было чрезвычайно важно, ведь он хотел приготовить именно так, как его кормили дома. Простой обед из его любимых блюд для любимого человека превратился в гонку на выживание.
Перелив большую часть супа в миску (часть все равно оказалась на полу), он поставил ее на стол, положив сверху небольшой половник. Достал тарелки и палочки.
— Я несу посуду и лучше бы я не застал тебя за неподобающими занятиями, — громко прокричал Цзаньцзинь, так, чтобы его было слышно в комнате.
Когда он вошел в гостиную, Хайкуань послушно сидел на диване, обеими руками наглаживая пристроившихся рядом собак. Красивый такой, подумал про себя Цзаньцзинь, и послушный, если правильно замотивировать. Он отнес тарелки на стоящий у стены обеденный стол, расставил, положил рядом палочки. Вернулся на кухню за миской с супом. По дороге еще немного супа оказалось на полу.
— Может быть тебе помочь? — вежливо поинтересовался Хайкуань.
— Нет!
— А-Цзинь, у тебя суп разлился на пол.
— Как хороший и вежливый гость, ты должен сделать вид, что этого не заметил!
— Сделать вид я могу, но что делать, когда ты поскользнёшься и упадешь?
— Я танцевал в балете, уж как-нибудь удержусь на ногах!
На обратной дороге в кухню он все-таки чуть не упал. Пришлось прерваться и сбегать за шваброй, при виде которой Вули и Тини пришли в боевую ярость и, спрыгнув с дивана, начали на нее нападать. Швабра в руках Цзаньцзиня вышла победителем в неравном бою с двумя карликовыми собачками, правда, потеряв при этом свой товарный вид. Закончив с уборкой, Цзаньцзинь подхватил собак и отнес их в вольер.
— Я не хочу ничего слышать!
— Я ничего и не говорил!
— Ты очень громко думал! Я из кухни слышу твои мысли!
— Да? И что же ты слышишь?
— Ничего хорошего! Садись за стол!
Принеся последние тарелки с едой, Цзаньцзинь расставил их на столе и придвинул к себе высокий подсвечник, в который еще днем он воткнул свечу.
— Давай я зажгу?
— Не надо, я сам.
— Может быть лучше я?
— Ты что, не доверяешь мне зажечь свечу?
— Конечно доверяю, но на всякий случай...
— Какой еще случай? Вот, видишь, ничего сложного.
Цзаньцзинь с чувством глубокого удовлетворения убрал зажигалку в карман брюк и подвинул подсвечник обратно на середину стола. Свеча от резкого движения покачнулась и опасно накренилась вбок. Пытаясь поймать ее, Цзаньцзинь задел рукой торчащий из миски с супом половник, и он вывалился на стол, расплескивая остатки супа.
— А-Цзинь...
— Что?
— Ты так много сегодня сделал. Наверное, очень устал. Давай я за тобой поухаживаю?
— Но...
— Пожалуйста?
Цзаньцзинь никогда бы в этом не признался, даже под пытками, даже если бы угрожали жизни его питомцев, но умоляющий взгляд Хайкуаня заставлял его сдавать позиции и выполнять любую его просьбу. В предыдущий раз это была прогулка на лошадях. До этого поход на концерт современной классической музыки. До этого... впрочем, сейчас лучше про это не думать, иначе вместо обеда он утащит Хайкуаня сразу в кровать, и все его труды пойдут насмарку.
— Хорошо, — Цзаньцзинь демонстративно медленно подошел к стулу и сел, чинно сложив руки на коленях.
Лю Хайкуань встал, осторожно орудуя половником, разлил по чашкам суп, не пролив не капли. Нет, как же он все-таки отвратительно идеален.
— Приятного аппетита?
— Это что, вопрос? Ты думаешь, я невкусно приготовил?
Цзаньцзинь может быть не очень аккуратный повар, но на вкус его еда всегда выходила отличной. Во всяком случае ни собаки, ни Биг-Мак не жаловались. Он демонстративно зачерпнул ложкой суп и засунул ее в рот. Горячий бульон обжег язык, из-за чего вкус разобрать так и не удалось. Вроде бы неплохо. Он посмотрел из-под ресниц на Хайкуаня, который набрал немного супа в ложку, подул и деликатно проглотил.
— Ну что?
— Очень вкусно!
Цзаньцзинь приподнял бровь и продолжал смотреть, пока Хайкуань не сделал второй глоток, потом еще один.
— Я не обманываю, правда вкусно!
— Этот суп мне всегда готовила мама, можно сказать, это семейный рецепт.
— Спасибо. Мне приятно, что ты со мной этим поделился!
Хайкуань тепло и искренне ему улыбался, и Цзаньцзинь расслабился. Все не так уж плохо, ужин вполне удался. Завтра у них обоих выходной, поэтому можно не торопиться и наслаждаться редким моментом домашнего уюта.
Пока они ели, Цзаньцзинь разбил тарелку, опрокинул часть еды себе на колени, нечаянно попал в лицо Хайкуаню тонко нарезанной морковкой, когда о чем-то рассказывал, размахивая при этом палочками. То есть практически без происшествий.
— Это был замечательный ужин! Давай я помою посуду, раз ты готовил?
— Не надо! Ты у меня в гостях, и тебе не пристало убираться!
— А как же поговорка, что кто ел, тот моет посуду за тем, кто готовил?
— Ты ее только сейчас придумал.
— Нет! Так правда говорят!
— Признайся честно, ты просто физически не можешь вынести бардак у меня на кухне и хочешь его убрать.
— Ты меня разгадал. Именно это я и хочу сделать. Пожалуйста? — Хайкуань вновь пустил в ход свое секретное оружие, и Цзаньцзинь с глубоким вздохом сожаления капитулировал.
— Хорошо, Я пока схожу погулять с собаками. А после мы будем смотреть кино!
— Зачем?
— За тем, что я хочу смотреть кино и целоваться! Как нормальные пары делают.
— А мы что, ненормальная?
— Пока еще да, но скоро станем совсем нормальными, обычными, заурядными, семейными...
— Ммм... Мне нравится, как это звучит. Семейные. Цзаньцзинь, может быть не будем смотреть кино, а сразу перейдем к поцелуям?
Заманчиво. Цзаньцзинь даже на минуту позволил себе представить, что сейчас вместо посуды и прогулки с собаками они завалятся на диван и будут долго целоваться, до тех пор, пока у него не лопнет терпение. Дальше воображение Цзаньцзиня рисовало ему сладостные картины восхитительного медленного секса. Встряхнув головой, он решительно толкнул Хайкуаня в сторону кухни.
— Сначала я погуляю с собаками, а ты закончишь с уборкой, раз уж тебе так не терпится. Поцелуи — потом.
Подстегиваемый желанием поскорее вернуться, Цзаньцзинь быстро оделся, достал собак, пристегнул им шлейки и повел их на улицу. Прохладный воздух совершенно не помогал ему отвлечься от того, что у него дома Хайкуань сейчас хозяйничал на кухне. Отчего-то Цзаньцзиню было очень приятно, что Хайкуань так легко вписался в его жизнь, даже животные его приняли. Быть может, они уже на той стадии, когда можно было бы жить вдвоем. Увлекшись своими мыслями, он даже не заметил, как собаки стали тянуть его в сторону дома.
Вернувшись, Цзаньцзинь первым делом помыл собак и посадил их обратно в вольер. Хайкуань все еще был на кухне: в повязанном фартуке протирал плиту. Посуда уже была помыта и убрана, пятна с пола и стен вытерты, даже запах гари практически выветрился. Цзаньцзинь не сдержался и, осторожно подкравшись, обхватил Хайкуаня за талию.
— А-Цзинь, а если бы я сейчас держал что-то хрупкое в руках?
— То что, гэ?
— Я бы мог разбить, и ты бы поранился!
— Не разбил же, — Цзаньцзинь теснее прижался к Хайкуаню, поглаживая его твердый живот поверх фартука.
— Ты же сказал, что мы должны смотреть кино?
— Я передумал.
— Как же мы тогда станем нормальными?
— Может и не надо нам становиться нормальными? Ты мне и так очень нравишься.
Хайкуань отложил полотенце и повернулся к нему лицом. Его улыбкой можно было бы согревать замерзающих во льдах, Цзаньцзинь улыбнулся в ответ и потянулся за поцелуем. Они встретились губами на середине и так замерли на несколько мгновений. Потом Хайкуань приоткрыл губы, и Цзаньцзинь, не колеблясь, углубил поцелуй, вторгаясь языком. Без обуви разница в росте была слишком большой, чтобы они долго могли так стоять, но в какой-то момент Хайкуань, не прерывая поцелуя, подхватил Цзаньцзиня и легко приподнял, чтобы посадить на кухонный стол.
Теперь целоваться было удобнее, а еще Хайкуань так сладко прижимал Цзаньцзиня к себе, притираясь пахом, что у Цзаньцзиня все плыло перед глазами. Возбуждение нарастало медленно, неотвратимо, поцелуи становились все глубже. Цзаньцзинь уже не сдерживал стонов, обхватив Хайкуаня ногами, он двигал бедрами, ловя свое удовольствие, чувствуя, как сильно возбужден Хайкуань, как он тоже не может сдержаться и отвечает движением на движение.
— Может быть все-таки кровать? — спросил его Хайкуань, дыша в губы.
Цзаньцзинь с трудом открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд на Хайкуане. Восхитительном, прекрасном, растрепанном и зацелованном Хайкуане, который смотрел на него жадно и горячо, но все равно думал о его комфорте. Цзаньцзинь сглотнул пару раз, с трудом удержавшись, чтобы не сказать что-нибудь лишнее, и кивнул головой.
— Держись.
Хайкуань притянул его к себе и, подхватив под ягодицы, понес в сторону спальни. Цзаньцзиню ничего не оставалось, как обхватить его ногами и руками, а заодно поцеловать его в шею. Когда он прикусил кожу в попытке оставить хотя бы небольшой след, Хайкуань, не дойдя всего пару шагов до двери в спальню, с громким стоном впечатал его спиной в стену и сильно вжался бедрами. Они вновь целовались, забыв о том, куда шли. Цзаньцзинь пытался расстегнуть рубашку Хайкуаня, но мешал чертов фартук, который тот не успел снять.
— Сними! Я хочу тебя чувствовать!
Для пущей убедительности Цзаньцзинь впился поцелуем, зарывшись руками в густые волосы Хайкуаня.
— Если ты будешь так меня целовать, я возьму тебя у этой стены, — тяжело дыша сказал Хайкуань, все еще не отпуская Цзаньцзиня.
— Сделай уже что-нибудь! — Цзаньцзинь сжал пряди волос Хайкуаня в кулаке и потянул, отчего тот дернулся и, перехватив Цзаньцзиня поудобнее, сделал еще пару шагов в нужном направлении.
Цзаньцзинь даже не заметил, как его опустили наконец на кровать и навалились сверху. Тело горело под слоем одежды, в паху было тесно и немного больно от того, как врезалась молния, хотелось чувствовать кожей дыхание Хайкуаня, его поцелуи и укусы, подставляться под ласки и самому отвечать тем же. Он предпринял еще одну попытку раздеть Хайкуаня, и потерпел очередное поражение: узел на завязках фартука никак не поддавался.
— Если ты сейчас же не снимешь с себя эту чертову тряпку, я за себя не отвечаю!
Цзаньцзинь с трудом отцепился от Хайкуаня и с силой оттолкнул его, пытаясь таким образом дать возможность себе и ему наконец снять мешающую одежду. Невозможно эффективный Хайкуань развязал этот пояс верности буквально за одну секунду, сбросив его на пол. Следом отправилась рубашка и штаны с носками. Цзаньцзинь, не сводя жадного взгляда с обнаженной широкой груди Хайкуаня, пытался наощупь расстегнуть свои пуговицы. Получалось у него это также хорошо, как донести и не расплескать суп. То есть получалось, но медленно и пару пуговиц он пропустил.
— Дай я... — Хайкуань осторожно отодвинул его руки и начал быстро расстегивать пуговицы. Почему-то у него руки совсем не дрожали, в отличие от Цзаньцзиня, которого разве что не трясло от того, как сильно билось сердце в груди. Когда наконец его раздели, Цзаньцзинь удовлетворенно вздохнул и прижался губами к плечу Хайкуаня.
— Мой герой, тебе предстоит совершить еще один подвиг.
— Ммм... Я готов.
В подтверждение своих слов Хайкуань двинул бедрами, притираясь своим членом к члену Цзаньцзиня.
— Смазка и презервативы в ванной, я забыл их принести в спальню. Пакет на раковине.
— Ммм...
— Ты слышал, что я сказал?
— Да-да.
Этот наглец вместо того, чтоб подорваться и бежать в ванную, стал целовать его шею, нежно прикусывая, удерживая своими руками руки Цзаньцзиня у него над головой. Потом Хайкуань переместился ниже, покрывая поцелуями его грудь, лизнул соски, сжал их пальцами и потянул. От такой сладкой пытки Цзаньцзинь тихонько заскулил и вскинул бедра вверх. Зажатый между тел член сочился смазкой, облегчая скольжение, но эта ласка только дразнила, не давая поймать нужный ритм.
— Это твоя благодарность за вкусный ужин?
— А что не так?
Хайкуань приподнялся на локтях и посмотрел на него. Волосы растрепаны, взгляд тяжелый, затуманенный, губы припухшие и такие яркие, как будто помада не смылась. Цзаньцзинь потянулся рукой и провел нежно по подбородку до губ, очертил их контур, толкнулся пальцами внутрь. Хайкуань послушно открыл рот и впустил их, облизывая и посасывая. Это было настолько бесстыжее зрелище, что Цзаньцзинь с тихим стоном закрыл глаза и дернул пальцы на себя. Хайкуань выпустил их с развратным причмокиванием, а потом Цзаньцзинь сквозь ресницы смотрел, как он облизал губы, смачивая их языком.
— Если ты не сделаешь хоть что-нибудь, я... — думать у Цзаньцзиня получалось с трудом, совершенно порочный вид Хайкуаня лишал последних остатков разума.
— Что?
— Я еще не придумал, но обязательно... моя кара будет страшной.
Цзаньцзинь тяжело дышал, тело требовало ласки, горело и подрагивало от возбуждения, он едва сдерживался, чтобы не начать тереться об Хайкуаня в попытке получить долгожданную разрядку. Пытаясь подтолкнуть Хайкуаня к действию, он провел руками по его плечам, сжал шею, потом зарылся пальцами в волосы и сильно сжал, оттягивая голову Хайкуаня назад. Он знал, это вызовет незамедлительную реакцию. Хайкуань громко застонал, подаваясь назад, а потом, повинуясь давлению руки Цзаньцзиня, переместился ниже и прижался губами к головке его члена.
Теперь пришла очередь Цзаньцзина громко стонать. Не разжимая рук, он попытался сильнее надавить, заставить Хайкуаня взять его член в рот, но у того, похоже, сегодня были другие планы. Хайкуань приоткрыл губы и начал ласкать его член языком под самой головкой, потом приоткрыл губы и вобрал ее внутрь, все еще оглаживая языком. Цзаньцзинь попытался двинуть бедрами вверх, чтобы засадить глубже, но Хайкуань прижал его к кровати и не дал ему такой возможности.
— Пожалуйста, — взмолился Цзаньцзинь, выгибаясь спиной, и обхватил Хайкуаня ногами, притягивая его к себе ближе. В ответ на его мольбу Хайкуань выпустил член Цзаньцзиня изо рта и дернулся встать.
— Ты куда?
От неожиданности Цзаньцзинь не понял, что происходит, еще секунду назад он толкался во влажный горячий рот, и вот уже он лежит один, а Хайкуань куда-то уходит.
— Я сейчас.
— Что значит сейчас, вернись немедленно!
— Ты же сам сказал, что все в ванной.
— Черт!
Цзаньцзинь от души выругался, пообещав себе больше никогда не забывать такие важные вещи в ванной, а еще лучше, купить сразу годовой запас и разложить по всей квартире, а еще в машине, и в машине Хайкуаня, и в квартире Хайкуаня, и в туалете его офиса. Пока Цзаньцзинь мысленно распределял запасы между всеми местами, где они уже занимались сексом или еще нет, но могли бы, Хайкуань вернулся с заветным пакетом в руках и замер возле кровати.
— Цзаньцзинь...
— Что опять не так?
— Все так! Ты такой красивый!
— Да? А вот так? — Цзаньцзинь давно понял, какой эффект на Хайкуаня оказывает его растяжка и часто беззастенчиво пользовался этим. Вот и сейчас он поднял и развел ноги в стороны, обнажая всего себя, плавясь под горячим взглядом Хайкуаня.
— Очень красивый!
— И что ты собираешься со мной сделать?
Вместо ответа Хайкуань достал из пакета смазку и коробку с презервативами, бросил их на кровать и сам опустился на колени между ног Цзаньцзиня.
— Я хочу твои пальцы внутри себя!
Безапеляционно потребовал Цзаньцзинь, затем облизнул губы и подтянул ноги за колени к груди, сложившись пополам. Хайкуань смотрел на него, не отрывая глаз, и будто не отдавая себе отчета, тихо стонал, оглаживая ноги Цзаньцзиня.
— Куань-гэ, сейчас, пожалуйста!
Хайкуань облизнул губы, кивнул головой и потянулся за смазкой. От прохладного влажного прикосновения к его анусу Цзаньцзинь вздрогнул и сжался, но как только Хайкуань начал гладить пальцами, слегка нажимая, расслабился и протяжно выдохнул. Пусть они встречались не так давно, но все же достаточно, чтобы Хайкуань знал: Цзаньцзинь любит, когда в него проникают сразу двумя пальцами, его ведет от резкого ощущения наполненности и легкой боли.
Сегодня по какой-то причине Хайкуань решил его дразнить, не отвечая сразу на просьбы, не поддаваясь на провокации. Вот и сейчас он гладил, едва касаясь, проникая лишь кончиками пальцев, обещая удовольствие с каждым проникновением, но его все еще было недостаточно. Цзаньцзинь стонал в голос, ругался, умолял, но сладкая пытка все длилась и длилась, пока наконец Хайкуань не сдался и не засадил ему оба пальца резко, на всю длину. Цзаньцзинь взвыл от удовольствия, дернувшись всем телом, и попытался насадиться глубже, нетерпеливо двигая задом.
— Хватит! Я хочу тебя, хочу, чтоб ты засадил мне прямо сейчас! Слышишь?
Цзаньцзинь просил, требовал, его жгло нестерпимым желанием, удовольствие на грани боли, слишком мало, чтобы потеряться в нем, забыть обо всем кроме жара тела Хайкуаня, его дыхания, его поцелуев. Когда Хайкуань достал пальцы и потянулся за презервативом, Цзаньцзинь разочарованно застонал.
Хайкуань подтянул Цзаньцзиня к себе ближе, подсунул ему под бедра подушку, закинул ноги себе на плечи и ткнулся членом в тесное кольцо ануса. Первый раз член соскользнул, несмотря на подготовку Цзаньцзинь был тесным, а член Хайкуаня — пропорциональным его телу, поэтому чтобы войти пришлось направить его рукой. Цзаньцзинь выдохнул и расслабился, принимая в себя Хайкуаня. Каждый раз все еще был как первый, удовольствие смешивалось с болью, сердце заходилось в бешенном ритме, а в груди что-то сжималось и сладко тянуло.
Хайкуань наконец вошел в него на всю длину и потянулся поцеловать, растягивая его, прижимая колени к груди. Поцелуй вышел нескладным, оба часто дышали, отчего сложно было сосредоточиться и получалось только скользить губами и бестолково толкаться языками.
— Двигайся, черт тебя возьми!
Прижатый к кровати, обездвиженный, Цзаньцзинь мог только ругаться и скрести короткими ногтями по спине Хайкуаня. Долго упрашивать не пришлось: Хайкуань вышел из него наполовину и с силой подался вперед, еще и еще, вбивая Цзаньцзиня в кровать. Когда на очередном толчке Хайкуань попал по простате Цзаньцзиня, тот невольно вскрикнул, с силой вцепившись руками в его предплечья. Хайкуань приподнялся, утягивая за собой Цзаньцзиня, и сел, посадив его сверху. Так у Цзаньцзиня появилось больше свободы движения, и он ей незамедлительно воспользовался, насаживаясь быстро и часто, в погоне за ярким непереносимым наслаждением.
Прижавшись теснее к Хайкуаню, Цзаньцзинь зажал свой член между их тел, и начал тереться на каждом движении вверх, добавляя интенсивности к накрывающим его ощущениям. Хайкуань начал вбиваться в него, держа Цзаньцзиня за бедра с такой силой, что назавтра там наверняка будут синяки.
Не удержавшись, Цзаньцзинь укусил Хайкуаня в основании шеи, отчего тот дернулся и буквально зарычал, двигаясь в нем с удвоенной силой. Цзаньцзинь, с трудом втиснув руку между прижатых тел, обхватил свой член и начал дрочить себе, стараясь попасть в такт движениям Хайкуаня. Ощущения накатывали лавиной, затуманивая взгляд, выключая разум, все в нем свелось к одному желанию — как можно скорее достичь пика, упасть в эту пропасть вдвоем.
Хайкуань кончил первым, с громким вскриком, сжав Цзаньцзиня в руках. Он дрожал, пульсируя внутри Цзаньцзиня, дышал горячо в шею, гладил его тело, ноги. Потом нежно опустил обратно на кровать и медленно вышел, оставляя за собой ощущение пустоты. Сняв презерватив и кинув его куда-то в сторону пола, Хайкуань вошел в него тремя пальцами сразу, нашел его простату и надавил. От резкого проникновения Цзаньцзинь громко застонал и тут же почувствовал, как Хайкуань заглотил его член почти до основания. Этого оказалось достаточно, чтобы подтолкнуть Цзаньцзиня к краю. Быстро, рвано двигая бедрами он насаживался на пальцы и толкался в глотку Хайкуаню, забыв обо всем, ловя свое удовольствие, которое пришло внезапно, украв дыхание и вырвавшись протяжным то ли стоном, то ли всхлипом.
Хайкуань сглотнул и осторожно выпустил его изо рта, все еще не вынимая пальцев. Цзаньцзинь бессильно раскинул ноги, все еще немного двигая бедрами, продлевая удовольствие. Потом с трудом, еле шевеля языком, тихо позвал:
— Иди ко мне?
Хайкуань поднялся и лег на него сверху, по-прежнему не вынимая из него пальцы, но и не двигая ими. Ощущение наполненности, неги, теплоты затопило Цзаньцзиня, и он прижался губами к губам Хайкуаня, не столько целуя его, сколько дыша одним с ним воздухом. Они пролежали так сколько времени, потом Хайкуань вытащил свои пальцы, и, сжав легонько бедро Цзаньцзиня, лег рядом.
— Сейчас мы полежим, а потом будем смотреть кино! — все еще тяжело дыша сообщил ему Цзаньцзинь.
— Зачем?
В голосе Хайкуаня не было удивления, только безграничная нежность.
— Потому что мы ненормальные. Нормальные целуются в кино, а потом секс. А у нас все наоборот: был секс, значит сейчас время смотреть кино!
— Может и пусть мы останемся ненормальными?
Хайкуань провел пальцами по боку Цзаньцзиня, погладил выступающую бедренную косточку, потом обнял и притянул поближе к себе.
— Это еще что за идеи такие!
— Я, может, не хочу быть нормальным.
— Хочешь.
— Откуда ты знаешь?
— Все хотят.
— А я не хочу. Меня все устраивает! Тебя разве нет?
Хайкуань игриво укусил его за плечо и Цзаньцзинь задумался на какое-то время, потом обнял и куда-то в макушку Хайкуаня тихо сказал:
— Устраивает.
Вот еще пару минут полежим и обязательно пойдем в душ, а потом сидеть и смотреть вместе телевизор, думал про себя Цзаньцзинь, лениво оглаживая лежащего рядом Хайкуаня, который подозрительно притих и дышал глубоко и ровно. Ну может быть еще минут пять, так и быть, Цзаньцзинь умел быть великодушным.
***
Хайкуань проснулся от громкого крика и грохота, вырвавших его из объятий крепкого сна. Нащупав выключатель прикроватной лампы, он включил свет и сощурив глаза попытался разглядеть, что случилось. На полу рядом с кроватью, скрючившись, лежал Цзаньцзинь и сквозь стоны крыл его на чем свет стоит, ругая за неумение выбрасывать мусор куда положено. Забытый с вечера презерватив немым укором валялся в стороне.

▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬

Название: Фото с обложки
Команда: чжулюхай
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Тип: коллаж (серия, 3 штуки)
Рейтинг: PG
Размер: 1 - 1600 х 1276 px, 2 - 1600 х 1067 px, 3 - 1600 х 1067 px
Исходники: фотосессии Лю Хайкуаня и Чжу Цзаньцзиня
Саммари: давайте представим, что наши фанатские мечты сбылись, и у Лю Хайкуаня с Чжу Цзаньцзинем было много совместных модных фотосессий.

1.
2.
3.

▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬▬

🌊 [Пост 1] 🌊 Пост 2 🌊 Внеконкурс: будет 🌊

@темы: Арт, Свой пейринг, mini OTP wars, Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь, Текст

---

WyBZh-20, два драббла, Ван Ибо/Сяо Чжань

[WyBZh-20]

Название: Кроваво-черное ничто
Команда: WyBZh-20
Персонажи: Ван Ибо, Сяо Чжань
Тип: авторский фик
Жанр: преслэш
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 944 слова
Примечания: AU, кроссовер фильмом "Бегущий по лезвию 2049", авторские фаноны
Саммари: Один день из жизни

Сяо Чжань всегда приветствовал его мягким «эй». Это было первое, что слышал Ибо, когда возвращался домой, и первое, что он хотел услышать. Сначала был звук, затем возникал силуэт Сяо Чжаня — всегда в комнате возле окна, полупрозрачный, зыбкий, колышущийся в пространстве, он за секунды собирался воедино, приобретал четкость, и Сяо Чжань оборачивался к Ибо со смущенной улыбкой, словно просил прощения. Сяо Чжань подходил к нему, замирал на расстоянии вытянутой руки, заглядывал в глаза, и только тогда Ибо с облегчением понимал, что он дома. Это был то мгновение, ради которого он вставал по утрам, ел, не чувствуя вкуса, ходил на работу и прикладывал все возможные усилия, чтобы вернутся с нее, ради которого терпел серую вереницу разнообразных-однообразных дней. Короткое, необходимое мгновение, когда Ибо превращался почти в человека. И то, что следовало после.

Сегодня все было так же. Ибо зашел, сразу стянул мокрый, тяжелый от влаги плащ, устало привалился плечом к стене и прикрыл глаза, прислушиваясь. В коридоре всегда горел свет, через секунду он вспыхнул и в глубине квартиры — на грани слышимости загудели лампы, и еще через восемь томительных, всегда слишком длинных, почти бесконечных секунд, которые требовались системе на полною загрузку, раздались шаги. Ибо открыл глаза.

Шаги бывали разные: спокойные и неспешные, иногда наоборот, торопливая поступь, и Сяо Чжань выбегал к нему, будто безумно ждал встречи, в другие дни он выходил будто нехотя, отвлеченный от важных или интересных дел, прерванный возвращением Ибо. Сегодня Сяо Чжань не спешил. Он вышел из комнаты, немного взъерошенный, такой мягкий и уютный, что у Ибо привычно заныло в груди. Сяо Чжань кутался в халат из темной ткани, щурился так, будто только что проснулся, и Ибо сразу же скользнул пальцем по панели на стене, приглушая свет. Сяо Чжань благодарно улыбнулся.

— Я немного задремал, — сказал он и прикрыл ладонью зевок. — Ты в порядке?

Ибо всегда отвечал «да», даже если потом полтора часа склеивал сам себя в ванной, а Сяо Чжань никогда ему не верил и в ответ сканировал его цепким взглядом: снизу вверх, от ботинок до макушки, оценивая состояние его тела, и Ибо чувствовал этот пристальный взгляд кожей. Почти как прикосновение. Но не оно.

Сегодня Ибо ответил «да» и не солгал. День был долгий и муторный, но спокойный. Пришлось выехать в пригород, там до полудня прождать команду наедине с почти разложившимся, поросшим травой телом, затем Ибо вернулся в бюро, чтобы через час выехать в доки, где у пирса, как поплавки, всплыли двенадцать трупов. Шесть из них были разбухшими от воды людьми, еще шесть — идеальными, не тронутыми, без следа разложения репликантами старой модели.

Это был спокойный, пустой день; Ибо отправил тела людей в морг, тела репликантов в лабораторию и вернулся домой, чтобы Сяо Чжань улыбнулся ему и спросил, все ли в порядке.

— Да, — ответил Ибо, — в порядке. Закажи еду.

Когда он вышел из ванной, чистый и в чистой одежде, смывший с себя противную, липкую вялость и этот пустой день, и выглянул за дверь, еду уже привезли. Он подхватил бумажный пакет, вернулся в комнату и упал на диван рядом с Сяо Чжанем.

Лапша из коробочки была горячей, но совсем пресной, по телевизору показывали очередное глупое шоу на выживание, где такие же, как Ибо, слонялись по полуразрушенному Шанхаю, прятались в пустых зданиях и убивали друг друга в прямой схватке или из засады. Они с Сяо Чжанем смотрели это шоу раз в неделю и делали ставки, и каждый раз тот репликант, на чью победу ставил Сяо Чжань, умирал первым. Это забавляло Ибо полгода назад, это забавляло Ибо сейчас.

Сяо Чжань повернул к нему голову, и на его лице отражалась сложная смесь из досады, возмущения и веселья.

— Пока ты был в душе, Вужоу убили. Ты помнишь, он был огромный, — Сяо Чжань раскинул руки в стороны, показывая, насколько Вужоу был огромный. — Это нечестно. Он три года служил на границе, и его застрелили в первом же выпуске. Как такое вообще возможно?

Ибо молча усмехнулся в коробочку с лапшой.

— Я их проклинаю.

— Или у тебя дар — проигрывать все пари.

— Разве это не одно и тоже? В любом случае, больше никаких ставок.

Сяо Чжань повторял это из недели в неделю и зарекался делать ставки, но он был очень, очень азартным, верил в лучшее и каждый раз надеялся, что ему повезет.

— В следующий раз тебе точно повезет, и ты сможешь отыграться, — ответил Ибо, уже не скрывая усмешки.

Если бы Сяо Чжань мог, он бы толкнул Ибо в плечо. Или повалил на диван, или дал подзатыльник. Вместо этого он ожег Ибо сердитым взглядом.

— Ты говоришь так каждую неделю, но я знаю, что на самом деле тебе нравится наблюдать, как я проигрываю. Так что нет! Больше никаких ставок.

Он скрестил руки на груди и отвернулся, но по тому, как подрагивали его губы в еле сдерживаемой улыбке, было понятно, что он не сердился, не злился, может быть, немного досадовал сам на себя. Ибо смотрел на его четкий профиль и не мог отвести глаз. Странно, подумал он в который раз. Как кто-то настолько не-телесный, еще более искусственный, чем сам Ибо, может быть настолько живым. Визуальная и звуковая имитации были потрясающими: лицо Сяо Чжаня, его тело, когда он двигался, Ибо слышал, как шелестит ткань, он слышал, как Сяо Чжань дышит, как бормочет себе под нос, когда недоволен им, а это иногда случалось; еще Ибо мог наклониться к его груди — близко, очень близко, но избегая прикосновения, которого и не могло быть — и услышать биение его сердца. Визуальная и звуковая имитации были потрясающими, как и в двух предыдущих версиях, 10-03 и 10-04, но дело было не в этом.

Ибо искал ответ уже шесть месяцев, но не никак не находил. Позже, подумал он, позже. Он найдет ответ позже или секрет раскроется сам собой.

Ибо повернулся к телевизору и продолжил наблюдать, как такие же, как он сам, слонялись по полуразрушенному Шанхаю, прятались в пустых зданиях и убивали друг друга.

Название: Все будет хорошо
Команда: WyBZh-20
Персонажи: Ван Ибо, Сяо Чжань
Тип: авторский фик
Жанр: slice of life
Рейтинг: G
Размер: драббл, 580 слов
Примечания: Однажды в дежурке мы видели сову, которая прокричала нам, что в апреле Сяо Чжань останавливался в Хэндяне в том же отеле, что Ван Ибо. Не успели отбетить.
Саммари: Ибо ждет у окна

Девушка под окном курила уже третью подряд сигарету. Ее парень или друг неловко топтался рядом — то отходил на несколько шагов, то возвращался. Он стянул маску вниз и постоянно почесывал подбородок. Наверное, там уже красное пятно осталось. У девушки маски не было.
Совсем рядом с ними стояла еще одна девушка и сосредоточенно смотрела в планшет. Так близко, что Ибо с трудом подавил желание распахнуть окно и крикнуть: «эй, отойди подальше. И вообще, где ваши маски?»
За время карантина у него появилось много новых требований. Он все еще не привык к людям на улице. К тому, что ему опять приходится вставать рано утром и ехать на съемки. Просыпаться один он тоже отвык.

Девушка достала из пачки четвертую сигарету и уставилась на нее. Парень неожиданно ударил ее по руке, сигарета вылетела, откатилась в сторону. Ибо шумно вздохнул и отошел от окна. Подсмотренная жизнь перестала ему нравиться. Он включил и выключил телевизор — шум мешал прислушиваться к шагам за дверью. Взял руки в телефон и отложил в сторону. Ибо очень старался фильровать новости, но они тоненькими ручейками просачивались отовсюду: в разговорах друзей, всплывающими баннерами, выскакивающими ссылками. В последнее время ему казалось, даже пальмы на необитаемом острове шепчутся: «что будет делать Сяо Чжань? Куда он подевался? Мы никогда не дождемся его извинений».

Ибо вновь осторожно отдернул шторы. Там осталась только девушка с планшетом — она хмурилась, вглядываясь в яркий экран. Отсюда Ибо не видел, что она там читает, но почему-то подумал про Сяо Чжаня. Может быть, на вейбо придумали очередную чушь и теперь пишут, пишут, пишут бесконечные посты и комментарии: «она была такой хорошей девочкой, бедняжка Чжань-Чжань».
Ибо услышал странный звук и не сразу сообразил, что это скрипят его зубы. Стоматолог его убьет. Девушка убрала планшет, достала телефон и начала что-то быстро печатать. Ибо надеялся, что подружкам в вичате о погоде. Ибо надеялся, она не из тех, кому платят деньги за хейт.
«Именно так и начинается паранойя», — шепнуло подсознание голосом Сяо Чжаня. В ответ он достал с полки набор лего и начал собирать мотоцикл. Детальки не хотели вставать на место, он сделал несколько ошибок в схеме и пришлось все начинать заново.
Время тянулось невыносимо медленно. Он пожалел, что сегодня съемки закончили пораньше. Лучше бы он сейчас мерз на ветру, повторяя одни и те же слова, пока режиссер не крикнет: «снято». Съемки — лучшее, что случалось с ним за последнее время. Они позволяли забыть обо всем, превратиться в Се Юня и не думать о том, что происходит в голове Ван Ибо.
Ничего хорошего.

Он все-таки сумел сосредоточиться на лего и так увлекся, что не сразу услышал тихий стук в дверь. Ибо вскочил, случайно рассыпал часть деталек из коробочки, на автомате потянулся убрать, рассыпал еще больше.
Он распахнул дверь как раз в тот момент, когда у него начал звонить телефон. Звук тут же захлебнулся.
— Я думал, ты заснул.
Ибо сделал шаг назад, затем еще один. Дверь с тихим клацаньем закрылась.
И он прижался лбом к плечу Чжань-гэ, скользнул ладонями по спине — не мог поверить, что он тут, не снится ему.
— Все хорошо, Ибо. Все хорошо, — Сяо Чжань потерся подбородком о его макушку. — Дай руки сначала помою.
— Скажи еще раз?
— Что все хорошо? Все хорошо, я тебе потом расскажу и дам кое-что послушать, но руки сначала, руки.
Ибо неохотно разжал объятия.

Пока Сяо Чжань был в ванной, Ибо украдкой глянул на улицу. Девушка с планшетом все еще продолжала стоять на улице и писать в телефоне.
«Пусть пишет, — подумал Ибо, поплотнее задергивая шторы. — Чжань-гэ сказал, что все хорошо».
Впервые за несколько дней ему захотелось танцевать. Не ради номера, ради себя. Но это могло подождать. Все на свете могло подождать, кроме Чжань-гэ.

@темы: Свой пейринг, mini OTP wars, Ван Ибо/Сяо Чжань, Текст

---

WyBZh-20, миди, Ван Ибо/Сяо Чжань

[WyBZh-20]

Название Добро пожаловать в "Фантазию"
Команда: WyBZh-20
Персонажи: Ван Ибо/Сяо Чжань
Тип: авторский фик
Жанр: АУ, магический реализм
Рейтинг: R
Размер: миди (4200 слов)
Примечания: ООС, голуби не те, чем они кажутся
Саммари: С юности Ван Ибо очень любил одну дораму. Пусть это была очень странная дорама.

Ибо исполнилось двадцать, когда он случайно наткнулся в интернете на форум поклонников «Фантазии». До этого момента он считал, что только ему и Чжочэну нравится эта дорама. Он пытался показывать серии родителям, потом одноклассникам, но все лишь пожимали плечами и говорили про убогие спецэффекты и ужасную актерскую игру. Сначала Ибо пытался спорить, доказывать, что спецэффекты не главное, а актеры играют безупречно. Потом перестал обращать внимание.
«Фантазия» оставалась его маленькой тайной. Его, а потом Чжочэна. Они с нетерпением ждали выхода каждой серии и часами обсуждали каждый поворот. Пару раз даже подрались, когда их точки зрения на героев разошлись. Помирились после серии, где белое оказалось черным, а черное зеленым. В дораме такое случалось сплошь и рядом.
У одноклассницы Ибо был красивый розовый блокнотик с табличкой, куда она занесла все свои любимые шоу и дорамы и отмечала, сколько часов осталось до каждой из них. Он бы тоже завел такой блокнотик, но «Фантазия» выходила нерегулярно: иногда по две серии в неделю, иногда по одной, а порой пропадала на целые месяцы. Тогда Ибо думал, что дораму все-таки прикрыли из-за слишком низких рейтингов или потому что актеры устали и разошлись по другим проектам. Но «Фантазия» всегда возвращалась. Главное было отыскать, где ее показывали. Наверное, из-за того что у продюсеров не получалось заключить постоянный контракт, она постоянно выходила в разное время — чаще всего по ночам или поздно вечером — и на разных каналах. Обычно на пустых, где передавали только снег, или всплывала на стриминговых, чтобы пропасть на следующий день. Если Ибо и Чжочэн не успевали записать или скачать серию, она навсегда пропадала в сером нигде. За годы у них выработалась целая система — по вечерам Ибо несколько раз бездумно щелкал по каналам со снегам и проверял стриминговые платформы, потом просыпался по будильнику в три часа ночи и делал то же самое.
Чжочэн вставал в час ночи и в четыре утра. Иногда он звонил Ибо и шептал в трубку: «включай скорее на шестую кнопку». Иногда Ибо звонил ему.
За пять лет они пропустили только три серии.

Те самые серии, которые Ибо нашел на форуме. Он несколько раз прошелся по комнате, пару раз присел, сделал десять поклонов. Спорт всегда помогал ему успокоиться. Неважно, что это было: танцы, баскетбол, подтягивание на турнике в парке. Он сейчас с радостью сделал бы несколько кругов на скейте вокруг общежития, но в час ночи это была не самая разумная идея.
Не самая разумная идея была нажать кнопку «скачать». Ибо думал, что перерос «Фантазию». Вот уже два года он не включал по ночам телевизор, не отслеживал стриминговые платформы.
С тех пор как погиб Сяо Чжань. Они с Чжочэном тогда часа два просто сидели и смотрели друг на друга, а потом разошлись по домам, не обменявшись ни словом. Сяо Чжань не мог умереть — это был главный закон «Фантазии». По крайней мере, Ибо так думал. В следующей серии в дораме появился новый герой.
Чжочэн продолжал смотреть. Несколько раз он пытался рассказать Ибо, что сейчас происходит в «Фантазии», но Ибо обрывал его на полуслове. Он не хотел ничего знать о мире, из которого исчез Сяо Чжань.
Но в этих трех сериях он еще оставался живым.

Ибо развернул конфету, изо всех сил стараясь не шуршать фантиком. В одной из серий монстры приходили, когда что-то шуршало или капало, поэтому он всегда закручивал кран до основания и очень аккуратно нес пакеты. Монстров не существовало, Сяо Чжаня на самом деле тоже никогда не существовало, и все же по ночам не стоило привлекать к себе ненужное внимание.
Знакомая музыки заставки звучала слишком тихо, даже с выкрученным на максимум звуком.
Ибо прижал конфету к нёбу, чувствуя как рот заполняет сладкая слюна. Сяо Чжань улыбнулся с экрана и взмахнул палкой.
А потом его глаза затопила тьма.
Ибо невольно шумно сглотнул. Эту серию несколько раз упоминали в «Фантазии».
Сюань Лу как-то кричала на Сяо Чжаня: «помнишь, ты стал когда-то демоном. Сейчас ты ведешь себя гораздо хуже».
После первых же десяти минут Ибо решил — Сюань Лу ошибалась, демон из Сяо Чжаня вышел таким жутким, что он чуть не упал со стула, когда пытался поджать под себя босые ноги.
В комнате стало слишком холодно, будто посреди зимы отключили отопление. Краем глаза Ибо заметил ледяную изморозь на окне — в Пекине в разгар мая.
Он хотел достать одеяло или натянуть куртку на плечи, но как раз в этот момент Хайкуань-гэ попытался сжечь Сяо Чжаня огнем, добытым у феникса. Ибо так стиснул переплетенные пальцы, что костяшки побелели.
— Помоги мне, — отчетливо сказал Сяо Чжань и уставился с экрана прямо в глаза Ибо. — Пять. Два. Ноль. Найди.
Он моргнул, экран странно зарябил, и ноутбук выключился. В комнате все еще было очень холодно.
Ибо растер онемевшие ладони, подул на пальцы. Жара постепенно возвращалась, по шее потекли крупные капли пота.
Он потянулся к телефону — набрать Чжочэна, но в три часа ночи тот, скорее всего, спал.
Времена, когда он мог позвонить в любое время и его друг тут же бы ответил, давно прошли.
«Пять. Два. Ноль», — продолжало крутиться в голове.

В те несколько раз, когда мама пыталась запретить Ибо смотреть «Фантазию», она повторяла: «Это жуткая вещь. Очень жуткая, сын». Он отмахивался от маминых слов. До смерти Сяо Чжаня и сегодняшней серии дорама никогда его не пугала. Это была история компании охотников за нежитью — нелепая, с плохо продуманным сюжетом, со странными героями в странных костюмах. Хайкуань-гэ то и дело пропадал и его приходилось искать, Сюань Лу постоянно доставала допотопный фотоаппарат и фотографировала себя, вытянув руки, Юй Бинь слишком много болтал. И только Сяо Чжань оставался безупречным — по крайней мере, в глазах Ибо. Чжочэну гораздо больше нравился Юй Бинь, как раз из-за него они подрались то ли в тринадцать, то ли в четырнадцать лет.
Не так уж давно, но казалось, что вечность назад.

Ибо осторожно спустил ноги со стула, нащупал шлепки. Ему почему-то казалось, что сейчас из под кровати к нему протянет лапы мохнатая темнота. В одной из серий была такая, больше похожая на пушистый коврик, чем на чудовище. Тогда Ибо над ней посмеялся. Сейчас ему было совсем не смешно.
Стараясь не шуметь, он прошел по коридору на кухню. Только в три часа ночи оставался шанс, что там никого нет и можно спокойно выпить воды и подышать в приоткрытое окно. Впервые Ибо пожалел, что не курит.

В этот раз ему не повезло. За столом сидел Вэньхань, уставившись в телефон. Бледный свет экрана делал его похожим на призрака.
На секунду Ибо показалось, что он угодил прямиком в «Фантазию» и из-за плеча Вэньханя выскочит розовый шар, повелевающий мертвыми. Он даже прищурился, пытаясь разглядеть темный угол над тумбочкой с кастрюлями.
— Тоже не спится? — Вэньхань оторвался от экрана и улыбнулся.
Он был старше Ибо на пару лет, но учились они вместе. Вэньхань не сразу поступил в школу после университета — работал, чтобы набраться опыта. По крайней мере, он так говорил.
— Не спится, — Ибо открыл окно и жадно вздохнул воздух. В кампусе стояла тишина, только ветки деревьев слегка шелестели.
— Зайди на форум, найди там пять два ноль, — тон Вэньханя звучал так, словно он предложил выпить по чашке чая, а не начал вдруг нести бессмыслицу.
— Что? Что ты сказал?
— Предложил заварить зеленого чая, чтобы лучше спалось? — Вэньхань выглядел удивленным.
Ибо хотелось закричать. Но на чай он все-таки согласился.

Уже в комнате он забрался под одеяло и попытался проанализировать происходящее. «Фантазию» Ибо не выдумал — дораму видел Чжочэн, видела мама, еще несколько друзей. Он потянулся к ноутбуку, чтобы проверить, на месте ли форум, но вспомнил голос Вэньханя и отдернул руку. Ему было даже не страшно. Скорее, неуютно, словно он открыл глаза и никак не мог понять, в какой реальности очутился.
То ли он продолжал спать, то ли наступило утро и сейчас зайдет мама и распахнет шторы, впуская в комнату солнечный свет.
С Ибо порой такое случалось — он начинал что-то делать и неожиданно останавливался, потому что ему казалось это бессмысленным. Словно в собственную жизнь он зашел как в гости — ненадолго. В детстве он хотел танцевать, но отец настоял, что не мужское это дело, поэтому Ибо выбрал бокс и кун-фу. Он хотел поступить в театральную академию, но родители хором возмутились, и теперь он изучал финансы.
Наверное, поэтому Ибо так любил «Фантазию» — во время просмотра дорамы он ощущал себя как никогда реальным. Теперь его лишили последней отдушины.
Кто-то другой на его месте подумал бы, что сходит с ума. Ибо ни секунды не сомневался, что с его разумом все в порядке. Просто, возможно, Сяо Чжань действительно не погиб и пытается достучаться до Ибо — кому, как не самому преданному фанату, спасать его.
От этой мысли на душе у Ибо потеплело. Он представил лицо Чжочэна, представил как тот умрет от зависти, и торжествующе ухмыльнулся. С этой ухмылкой на губах он и заснул — не раздеваясь и сидя на кровати.

Утром у него болело все: затекшие мышцы, голова, даже волосы, казалось, ныли под шапкой. На лекциях Ибо никак не мог сосредоточиться на словах преподавателей — вместо этого он то и дело проверял вичат. Он скинул ссылку на форум Чжочэну и теперь тот забрасывал его сообщениями. Минут за сорок у него накопилось штук двадцать фотографий Юй Биня, десять Сяо Чжаня и три или четыре Сюань Лу. Ни одну из них Ибо до этого не видел. Он был уверен, у «Фантазии» никогда не выходило никаких промо, он искал в сети, но, видимо, недостаточно старательно. Сейчас они хранились в памяти телефона — плохо обработанные, с уродскими шрифтами поверх, и все же самые настоящие промо фото, как у сотен других дорам.
«имена актеров знал?», — написал он Чжочэну под партой, делая вид, что решает уравнение. Преподаватель прошла мимо и благосклонно кивнула Ибо. Обычно он никогда не отвлекался на лекциях на телефон или планшет, поэтому она внимания не обратила, что он занят чем-то посторонним. Хорошая репутация всегда значила много.
«Пока нет. Их тут так и называют: Сяо Чжань, Юй Бинь. Может, они оставили для дорамы настоящие имена?»
«мжт. странно да?»
«Да тут офигеть как все странно, Ван Ибо. Добро пожаловать в Фантазию».
В ответ он отправил ему мем с сиба ину.

К концу лекций Ибо был готов бегом бежать до общежития. Обычно его подвозил Вэньхань, у которого были права и машина, но сегодня тот попросил чуть-чуть подождать.
«Чуть-чуть» растянулось на полчаса, затем на час. Ибо лихорадочно мерил шагами холл, то и дело поглядывая на экран телефона. Он пытался зайти на форум не с ноута, но его постоянно выбрасывало. Чжочэн написал, что у него та же проблема, и замолчал — теперь уже у него начались лекции, в этом семестре он учился во второй половине дня.
Ибо уже решил вызвать такси, когда по лестнице спустился Вэньхань.
— Извини, заставил тебя ждать. Думал, быстрее получится.
— Ничего страшного.
Ибо поначалу хотел высказать, что так не делают, и что он мог бы добраться до общежития на автобусе, но посмотрел на круги под глазами Вэньханя, на искусанную нижнюю губу, и промолчал.
Форум ждал пару лет. Мог подождать еще пару часов.

По дороге в общагу Вэньхань неожиданно покосился на Ибо, потом спросил.
— Тебе никогда не казалось, что ты живешь чужую жизнь?
— В каком смысле?
— Ты смотрел «Синюю матрицу»? У меня иногда ощущение, что все вокруг иллюзия, а настоящий я то ли сплю, то ли в коме. Все такое неправильное.
— Бывает. Мне кажется, у многих так. Никак не можем дождаться голубя из «Хогвартса».
— Да, голуби часто теряются, — хмыкнул Вэньхань.
В одной из серий «Фантазии» Сюань Лу и Хайкуаня-гэ подменили. Настоящих украли злые зеленые феи, а вместо них подбросили кукол из глины. Половину серии Ибо ни о чем не подозревал, но потом Сяо Чжань шепнул на ухо Юй Биню: «Что-то не так». Хайкуань-гэ никуда не пропадал целых двадцать минут, а Сюань Лу сделала всего одну фотографию. Чжочэн потом хвастался, что сразу все понял.
Ибо не понял ничего. Может быть, потому, что Сяо Чжань носил легкий черный халат, который несколько раз спадал, обнажая плечи. Ибо было шестнадцать, он мечтал осветлить волосы и помочь Сяо Чжаню победить демона, который появлялся в каждом сезоне. Он почти не обращал внимания ни на Сюань Лу, ни на Хайкуаня-гэ.
Когда тех спасли, Сюань Лу начала плакать. «У меня была такая хорошая жизнь, я училась танцевать, мне предложили сняться в фильме, а тут все чужое. Я хочу обратно».
Сяо Чжань переминался с ноги на ногу, не решаясь ее обнять. Даже зеленые феи перестали быть злыми и достали платочки, чтобы вытереть носы. Ибо почему-то помнил, что платочки были красными. А еще он запомнил ощущение: «тут все чужое».
Возможно, Вэньхань говорил именно об этом. Возможно, о чем-то своем. Пару дней назад Ибо с удовольствием обсудил бы это чувство, спросил бы, не видел ли тот «Фантазию». Но сейчас он больше всего хотел не болтать, а очутиться в одиночестве перед экраном ноутбука.
— Надеюсь, сова рано или поздно долетит до нас, — сказал он Вэньханю на прощание.
Тот непривычно сильно хлопнул дверцей машины.
— Обязательно долетит, Ибо. Только окно форума не закрывай.
Он обернулся, но Вэньхань выглядел как обычно — не подмигивал, не улыбался, не делал никаких тайных знаков. Ибо решил, что слишком много думал про форум, вот ему и начали мерещиться никем не произнесенные слова.

Он торопливо проглотил наспех сваренный рамён и чуть не пролил чай на ноутбук — так торопился. Форум оказался на месте, никуда не вылетал. Модератор с ником «Аюньга» подтвердил регистрацию Ибо. Теперь он мог поискать, что значат таинственные «пять два ноль». Но пользователей с таким ником на форуме не оказалось, в сообщении под номером «пятьсот двадцать» был смайлик с сердечком, а тем Ибо насчитал всего 423. Он специально пересчитал несколько раз.
Скорее всего, вчера ему просто почудилось. Ибо почувствовал легкий укол разочарования — он успел убедить себя, что Сяо Чжань посылает именно ему тайные знаки, ведь Чжочэн не слышал никаких таинственных голосов и номера ему никто не нашептывал. Он даже хотел закрыть форум, но взгляд скользнул по обсуждению смерти Сяо Чжаня и о том, что его могут вернуть в следующем сезоне.
Модератор Аюньга очень подробно расписывал значение посланий, которые иногда Сюань Лу приносила сорока. С Аюньгой спорило сразу несколько пользователей, утверждавших, что в этих посланиях нет ничего от Сяо Чжаня, что раз его нет уже два сезона, он больше никогда не появится. Ибо не удержался и влез в дискуссию.
Часа через два или три у него начали болеть глаза и пальцы, потому что он слишком много печатал. Он отправился на кухню за очередной чашкой чая, поболтал с однокурсниками, получил предложение рвануть в клуб, вежливо от него отказался, а когда вернулся за ноутбук с уже остывшим чаем, ему открылся еще один раздел форума.
«Добро пожаловать в Фантазию», — написал в личку Аюньга. Наверное, ему понравилось, что Ибо разделил его точку зрения на послания от Сяо Чжаня.
В тайном разделе нашлась тема под номером пятьсот двадцать. Называлась она «Пристань лотосов».
Ибо чуть не подавился чаем. Он даже моргнул несколько раз. Так называлась предпоследняя серия, из тех что он видел еще по телевизору, и в ней не было ни пристани, ни лотосов. Только демон, который упорно хотел уничтожить Сяо Чжаня.
Только в самом финале показали реку, по которой уплывала лодка. Лица мужчин в лодке не показали, только размытые силуэты. В одном из них угадывался Сяо Чжань, а насчет второго они с Чжочэном спорили до сих пор. Тот утверждал, что это был Хайкуань-гэ, Ибо настаивал на новом и неизвестном герое. К согласию они так и не пришли.

В теме оказалась ссылка на скачивание той самой серии и короткое обсуждение. Большая часть пользователей тоже жалела, что Сяо Чжань поверил демону и отпустил его. Если бы он убил его сразу, тот бы не вернулся, чтобы отомстить.
Значок нового личного сообщения вновь замигал.
«Посмотри серию, — писал пользователь с ником 1823.
Ибо хотел ответить, что серию уже видел и что у него нет никакого желания вновь расстраиваться. Но вместо этого зачем-то щелкнул на «скачать».
Серия загрузилась моментально. Ибо решил включить и сходить за чаем. У него еще оставался пакет с печеньями, купленными пару дней назад. Много сахара ему сейчас точно бы не помешало.
Он ждал, что начнется до боли знакомая заставка, за все сезоны «Фантазии» она не поменялась — даже когда погиб это Сяо Чжань. Но вместо этого заиграла совсем другая музыка, замелькали ни разу не виденные кадры.
Ибо замер с пакетом печенья в руках, обернулся к экрану ноутбука. Потом посильнее зажмурился, потому что решил — ему просто все снится. Иногда это помогало проснуться. Посередине кошмара или совсем уж странного сна, он начинал жмуриться или моргать и сразу просыпался. Прием он подсмотрел в «Фантазии», все герои там порой застывали в середине битвы или падения с высоты и моргали. Порой после этого серия шла совсем по другому сценарию.

Ибо зажмурился, потом моргнул, а когда полностью открыл глаза, то чуть не закричал. Вместо привычной комнаты в общежитии он стоял на коленях посередине полутемной пещеры. Рядом лежал пакет с печеньем, неожиданно длинные собственные волосы лезли в рот.
Он попробовал моргнуть еще раз, затем ущипнул себя за руку — на тыльной стороне ладони остался след от ногтей. Не помогло. Ибо все еще стоял посреди пещеры на коленях — в какой-то длинной белой штуке, похожей на халат, а не в привычных спортивных штанах. Мелкие камешки впивались в кожу, от затхлого воздуха немного мутило, очень хотелось пить и к маме.
Ибо поднялся на ноги, покрутил головой, пытаясь сообразить, где выход. Если не считать тонкого солнечного луча, пробивающегося откуда-то сверху, в пещере стояла темнота. Впереди и за спиной у Ибо чернели два тоннеля — оба ему не нравились одинаково.
Он попробовал ущипнуть себя еще раз, как можно сильнее. Он даже ойкнул от боли.
И тут же его ухо обожгло горячее дыхание, а рот накрыли холодные пальцы.
— Тише, — прошипел знакомый голос. — Демон пока спит, но если проснется, нам конец.
Ибо неловко повернулся и вновь чуть не заорал. Он буквально нос к носу столкнулся с Сяо Чжанем.
Тот не меньше минуты смотрел в его, явно испуганные, глаза, затем осторожно убрал ладонь.
— Идем, — он потянул Ибо за руку в один из тоннелей. — Печенье не забудь.

В темноте Сяо Чжань видел как кошка. Он тащил Ибо за руку, иногда шептал: «пригнись» или «тут поворот, осторожнее». Длинные волосы очень мешали, цепляясь за стены, белая штука, похожая на халат, стесняла движения. С каждым шагом Ибо все больше хотел проснуться — желательно дома, чтобы мама открыла шторы и сообщила: «пора в школу, милый».
Ему казалось, они пробираются по темному каменному коридору целую вечность. Он почти не поверил свои глазам, когда они наконец оказались в очередной пещере, очень похожей на предыдущую. Только тут вместо солнечного луча свет шел от едва тлеющего костра.
— Так и думал, что погаснет, — Сяо Чжань выпустил руку Ибо и подбросил в огонь пригоршню угля, а потом начал подкладывать ветки, чтобы пламя разгорелось. — Отдохни пока.
Тот буквально сполз по ближайшей стене. Ноги отказывались его держать — то ли от усталости, то ли от стресса.
Сяо Чжань продолжал возиться с костром, пламя отбрасывало блики на его лицо, выхватывая то точеные скулы, то нос, то безупречной формы рот. В полумраке было не разглядеть, но Ибо знал — под нижней губой родинка. У него над кроватью даже висела какое-то время фотография — скриншот из «Фантазии» — пока отец не сказал, что это странно и мальчикам не стоит вешать такое у себя в комнате. Хорошо, что папа не умел читать мысли, иначе бы разозлился гораздо сильнее, потому что порой по вечерам Ибо снимал фотографию со стены, обводил бумагу кончиками пальцев, представляя, что касается кожи Сяо Чжаня. Об этом он никому не рассказывал — особенно Чжочэну.

Наверное, Ибо слишком устал и задремал, потому что когда он снова открыл глаза, костер весело потрескивал, а Сяо Чжань доедал печенье из пакета.
— Ужашно шкучал по этому вкушу, — сказал он. — Тут шплошная рыба.
Ибо вздохнул и потер голову, та ужасно болела.
— Повернись, — Сяо Чжань встал, подошел к Ибо, опустился на колени за его спиной. — С такой прической ты долго не проходишь. Нравится?
Он протянул ладонь, на которой лежала длинная красная лента.
— Извини, нет другого цвета.
Еще пять минут назад Ибо думал, что попал в ад. Теперь он мог бы поклясться, что именно так выглядит рай.
Чуткие пальцы Сяо Чжаня бережно разбирали колтуны, потом он достал расческу и медленно, осторожно начал расчесывать волосы. Ибо с трудом удержался, чтобы не замурлыкать. Мама его, конечно, причесывала в детстве, но ему не нравилось, когда кто-то посторонний трогает его голову. Сейчас он бы мог просидеть так вечность — лишь бы Сяо Чжань продолжал касаться его кожи, лишь бы его дыхание ветерком проходилось по шее.
— Вот теперь ты совсем красавчик, лао Ван, — напоследок Сяо Чжань потрепал его по голове и перебросил длинную косу с вплетенной красной ленточкой Ибо на плечо. — Жаль, зеркала нет.
— Спасибо, — щеки у Ибо пылали ярче, чем костер в пещере. По крайней мере, ему казалось, что он мог бы смело прикуривать от них сигареты.
— Я так долго тебя ждал, — вздохнул Сяо Чжань и вдруг прижался лбом к его затылку. — Даже косы плести научился.
— Меня ждал? Что происходит? Ты же актер из «Фантазии»?
У Ибо было столько вопросов, что они не помещались у него во рту. Он хотел знать ответы на них. Еще он хотел, чтобы Сяо Чжань так и продолжал сидеть, легко обнимая его за талию.
К сожалению, Сяо Чжань встал и пересел, чтобы видеть лицо Ибо.
— Актер? Можно и так сказать, наверное. Ты же знаешь, что «Фантазии» на самом деле никогда не существовало?
— Конечно. Это же дорама. Выдуманная история, — Ибо растерялся.
Он ощутил себя на экзамене, к которому не успел подготовиться — так внимательно и сосредоточенно Сяо Чжань смотрел ему в глаза.
— «Фантазия» — не дорама. Все, что там происходило, в каком-то смысле случалось на самом деле. И не случалось в реальности.
Ибо потер виски.
— Ничего не понимаю, — жалобно прошептал он.
— Я тоже не все понимаю до конца, — Сяо Чжань вымученно улыбнулся. — А ты ничего не помнишь, да?
Ибо не помнил. Но после того как он зажмурился, перед глазами замелькали кадры как в замедленной кинохронике: Сяо Чжань в белом халате, Сяо Чжань за ноутбуком, Сяо Чжань покупает им мороженное и фисташковые капли тают на его губах.

Он был ученым, который мечтал доказать «теорию струн». Мечтал доказать, что параллельные вселенные существуют. А Ибо учился в университете и мечтал, что рано или поздно Сяо Чжань получит награду имени Тобеля, самую престижную в мире.
Он ничего не понимал в физике, еще меньше в квантовой физике, ему нравилось танцевать, кататься на скейте и Сяо Чжань.
— Ты был в лаборатории, когда случился выброс. Зашел, чтобы принести мне обед. Там был ты и Сюань Лу. Я очнулся уже в Фантазии. Я понятия не имел, куда выбросило тебя.
— А Юй Бинь? Хайкуань-гэ? Они разве не из нашего мира? — голова Ибо была готова разорваться. Теперь он понимал еще меньше.
— Они из другого, но их тоже занесло в Фантазию. А мальчика по имени Чжу... Чжо...
— Чжочэн?
— А мальчика по имени Чжочэн и Вэньханя занесло к тебе. Я потратил очень много времени, чтобы отыскать тебя и наладить канал связи. Но времени у нас осталось совсем немного.
— Почему? — Ибо наконец позволил себя протянуть руку и обхватить пальцами ладонь Сяо Чжаня. Если они встречались, пусть и в другом мире, он мог это сделать.
— Потому что проходы между мирами обычно закрыты. Ты же видел демона из «Фантазии». Он — один из стражей. Поэтому он заблокировал меня в этой пещере, чтобы я не смог связаться ни с тобой, ни с кем-то из «Фантазии. Но...— Сяо Чжань улыбнулся. — Я нашел лазейки. Сороку для Сюань Лу, форум для тебя, фильмы для Вэньханя. Скоро начнется очередной выброс, я попробую вернуть нас домой.
— Но я... А мама? Папа? — переспросил Ибо.
Для него «домой» означало его комнату в Паяне, где мама по утрам готовила кашу или пекла панкейки.
— Твои мама и папа ждут тебя в нашем мире, — Сяо Чжань притянул его к себе, погладил по голове. — Поверь, все это не больше, чем декорация. Придуманный ради тебя мир, которого никогда не существовало. Наш дом не здесь.
Ибо вздохнул. Ему вновь захотелось зажмуриться и чтобы все это оказалось неправдой. Но он знал — Сяо Чжань прав. Он всегда ощущал себя чужим в собственной жизни. По крайней мере, в другом мире он мог танцевать, мог обнимать Сяо Чжаня, а не гладить фотографию, мечтая что встретит актера.
— Хорошо. Что надо делать?
— У нас еще есть время, — Сяо Чжань улыбнулся, а потом коснулся губами рта Ибо.
Они целовались долго и медленно, пока хватало воздуха в легких, пока перед глазами не начали плясать белые точки. Сяо Чжань провел ладонями по плечам Ибо, стягивая с него эту белую штуку, кончиками пальцев обвел ключицы.
Он запрокинул голову и чуть не ударился затылком о каменную стену, пока Сяо Чжань оставлял дорожку из поцелуев на его груди, потом спустился ниже.
— Единственное преимущество этой одежды, — хмыкнул Сяо Чжань, задирая метры ткани, давно переставшие быть белоснежными.
До этого дня Ибо — Ибо из картонного мира — даже не целовался никогда. А сейчас он выгибался на каменном полу, рвано стонал и кусал губы. Умелые пальцы Сяо Чжаня скользили по его члену, иногда легко сжимали пальцы, надавливали на головку. Потребовалось не так уж много времени, чтобы довести Ибо до первого в его жизни настолько яркого оргазма.
— Эх, молодость, — хмыкнул Сяо Чжань и слизнул с ладони густые белые капли.
Костер в пещере вновь почти погас, но это было к лучшему. Ибо нравилось целовать Сяо Чжаня в темноте.

Они все еще продолжали целоваться, когда послышался грохот камней, тяжелые шаги. Сяо Чжань неожиданно оттолкнул Ибо, вскочил на ноги. И сразу после этого в пещеру ввалился демон. Он плотоядно ухмыльнулся, протянул к ним лапы.
— Так ты нашел для меня сладкую детку, — его слова отдавались в голове отбойным молотком.
Сяо Чжань попытался загородить Ибо, но демон отшвырнул его, разинул пасть.
А вслед за этим в пещере полыхнула вспышка желтого света. Ибо закрыл ладонями глаза, попытался отползти и

И упал с кровати. Он сел на полу, потер лоб. Вроде шишка не должна была выскочить. Только этого ему сейчас не хватало.
— Ибо, ты проснулся? — в дверь просунула голову менеджер. Она слишком жизнерадостно улыбалась для этого утра. — Мне тут позвонила Ся-цзе. Они тебя утвердили на роль! Хочешь посмотреть на Вэй Усяня? Кажется, ты с ним уже встречался. То ли на Хэппи Кампе, то ли на DDU.
Без приглашения она зашла в комнату и протянула Ибо свой смартфон. С экрана ему улыбался Сяо Чжань.
Имя без всяких подсказок всплыло в памяти, но он понятия не имел — где мог его слышать. Скорее всего, действительно во время DDU или до него все-таки донеслись слухи о том, кто будет его партнером в «Неукротимом». Хотя он очень старался не заходить ни на вейбо, ни на дубан.
— Красивый, — сказал Ибо. — Когда съемки начинаются?

В темной пещере злобно ощерил клыки демон. В этот раз ему почти удалось.

@темы: Свой пейринг, mini OTP wars, Ван Ибо/Сяо Чжань, Текст

---

WyBZh-20, коллаж, Ван Ибо/Сяо Чжань

[WyBZh-20]

Название: Сюрприз для Сяо Чжаня
Команда: WyBZh-20
Персонажи: Ван Ибо/Сяо Чжань
Тип: анимированный коллаж
Рейтинг: PG-13
Размер: 500x700 px

gif по клику

@темы: Арт, Свой пейринг, mini OTP wars, Ван Ибо/Сяо Чжань

---

WyBZh-20, мини, Ван Ибо/Сяо Чжань

[WyBZh-20]

Название: Свет
Команда: WyBZh-20
Персонажи: Ван Ибо/Сяо Чжань
Тип: авторский фик
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (3554 слова)
Примечания: сбитая хронология; все события вымышленные, не имеют никакого отношения к Сяо Чжаню и Ван Ибо. Любые совпадения случайны. БОЧЖАНИ КАНОН. Все герои совершеннолетние. Допущение: в изоляции Сяо Чжань живет на съемной квартире в Хэндяне.
Саммари: Пока Ван Ибо работает за двоих, Сяо Чжань рисует обложку сингла в изоляции.

Окна съемной квартиры Сяо Чжаня всегда зашторены. Свет, пробивающийся через серое полотно, скудный, холодный. Его недостаточно, чтобы прогнать тени в углах и в душе. Сяо Чжаню хватает: очевидный дефицит ультрафиолета волнует нечастых посетителей больше, чем его самого.

Вечная полутьма вредна для психического состояния. Это — истина, которую торопится озвучить каждый, кому Сяо Чжань дорог. Он в ответ тепло улыбается и придумывает новый повод не открывать окно во враждебный мир. Самый рабочий — благородная бледность в тренде в отличие от загара.

Близкие не верят — только делают вид. Сяо Чжань это знает, и ему стыдно. Но он пока не готов сделать шаг за пределы своей крепости. Впервые за долгое время он готов побыть эгоистом, потому что устал.

Там, за стенами его убежища, мир штормит. В его коконе тепло и уютно. В дневные часы настолько тихо, что слышно, как равномерно выдыхает пар увлажнитель воздуха и шипит за стенкой телевизор в квартире миловидной соседки. От выпечки из ближайшей кондитерской пахнет корицей и ванилью. Кажется, аромат пропитал даже пластиковую фигурку кумира его юности, захваченную с собой в приступе ностальгии. Пару раз Сяо Чжань поддается любопытству и принюхивается к дружелюбному соседу: до чего не дойдешь в вынужденной изоляции.

Человек-Паук пахнет дешевым пластиком, обманутыми иллюзиями и растворителем, аромат которого пропитал потертую поверхность палитры, кисти, пальцы, одежду, волосы.

— Снова не то.

Привычка проговаривать мысли вслух появилась недавно. Сяо Чжань не хочет думать о том, что она сопровождает. Царящая в комнате тишина оттеняет навязанное одиночество.
Иронично. Еще недавно Сяо Чжань мог только мечтать о том, чтобы остаться наедине с собой. Остановиться. Выдохнуть. Оглянуться на пройденный путь и… и ничего. Понять, что он давно уже изменился и действительно не жалует тишину.

Сяо Чжань сосредоточенно стирает с палитры голубое пятно. Не тот оттенок. Он уже третий день подбирает нужный — может себе позволить. Капает из тюбика темно-синий, добавляет сверху белого и наблюдает, как расползаются светлые жилки по вязкой поверхности.

Телефон, брошенный на край стола, оживает и начинает вибрировать. Звук в первый момент кажется инородным, неуместным.

Но от него на душе теплеет. Сяо Чжань косится на экран, где быстро сменяют друг друга сообщения.

«Чжань-гээээээ»

«эй Чжань-гэ спишь?»

«Чжань-гэ тыспишь или игнорируешь?»

«нет смей спать днем бесит. выспаться моя мечта. не воруй ее»

«ты меня игнорируешь?»

«ты меня игнорируешь!»

«будешь меня игнорировать я сделаю что-нибудь плохое»

«не игнорируй меня! не смей меня игнорировать»

«Чжань-гэ т не ответишь назову тебя хёном»

«страшно?»

«не возьмешь трубку назову хёном Чень Жосюаня!»

«Чжань-гэ злишься?»

«Чжань-гэ я перегнул палку?»

«Сяо Чжань!»

«Лао Сяо нарываешься?»

Сяо Чжань невольно улыбается и устало потирает шею. От скорости, с которой мелькают на экране блокировки сообщения, у него начинается мигрень. Каждое слово оживает в его восприятии. Сяо Чжаню кажется, что он отчетливо слышит интонации, с которыми Ван Ибо засыпает его глупостями. Чудится, что они рядом прямо сейчас, и в комнате становится легче дышать. Стены больше не давят.

В день, когда каст окончательно утверждают, некоторые знакомые выражают сочувствие Сяо Чжаню по поводу партнерства с Ван Ибо. Все знают — парень прямолинейный, сложный и производит впечатление зазнайки. Может, когда-то он все это перерастет. Пока же его оправдывает только упорство и бесценная трудоспособность.

— Ибо — сложный парень. Это правда, — подтверждает менеджер, — утешай себя тем, что не будет доставать разговорами.

Это самая большая ложь, которую Сяо Чжань слышал от менеджера. За время съемок ему удалось заткнуть Ван Ибо раза три — не больше: поцелуем в подсобке; поцелуем в стоге сена; поцелуем в гримерке. После Ван Ибо адаптировался к поцелуям.

Сяо Чжань неторопливо стирает с пальцев краску и берет телефон. Даже не пытается вступить в письменные переговоры: в обмене мгновенными сообщениями он проигрывает до старта. Ван Ибо в сетевом пространстве напоминает Сяо Чжаню кролика под кофеином: критическая масса разрушительных и бессмысленных действий. Пока Сяо Чжань набирает номер, Ван Ибо успевает кинуть еще двенадцать сообщений, общий смысл которых — лао Сяо отбился от рук и сам напросился. Как только Ван Ибо до него доберется...

— И что ты мне сделаешь? — вместо приветствия улыбается в трубку Сяо Чжань.

Даже на расстоянии в нарочито бодром голосе Ван Ибо слышна усталость. Сяо Чжань ожидает очередной гневной тирады сомнительного содержания: угроз всегда есть последнее желе из холодильника и выкидывать любимые снэки. Это — в их стиле. Вместо этого слышит короткое и не вписывающееся в паттерн ни к чему не обязывающего секса, которого нет:
— Свихнусь тут от беспокойства?

Серьезность, с которой звучат эти слова, напоминает — у них от силы минут пятнадцать. Это для Сяо Чжаня время остановилось, у Ван Ибо оно ускорилось: сейчас он живет за двоих.

— Что молчишь? Онемел от счастья? Ударь себя за меня, слышишь, — тихо требует Ван Ибо.

Сяо Чжань подбирает слова — медленно, словно не может выйти из навязанного ритма. Ван Ибо успевает надумать за молчанием драму и заявить:
— Никуда не годится. Я сегодня все же приеду.

— Даже не думай, — тут же откликается Сяо Чжань.

Он соскучился и жаждет встречи. Этап, когда он стремился отрицать собственную зависимость от их отношений, уже позади. В зыбкой реальности чувства обострены, вышли на первый план. Сяо Чжань мечтает быть эгоистом и в этом вопросе. И не хочет, не может себе позволить так поступить с Ван Ибо. Во-первых, у того не хватает времени даже на сон. Во-вторых, слишком чревато громким скандалом.

Сяо Чжань знает сколько сил вложено Ван Ибо в самого себя и карьеру. Чувствует. Понимает. Они слишком похожи в отношении к работе. Они знают цену славы друг друга.

Сяо Чжань шагнул дальше. Он прочувствовал горечь бессилия, которую может принести неконтролируемая ненависть толпы. Сяо Чжань не хочет того же для Ван Ибо.

— Это недопустимо.

Получается резче, чем следовало бы. Две секунды тишины в трубке после словесного штурма кажутся оглушающими и долгими. Сяо Чжань нарушает ее первым:
— Пожалуйста. Не надо. Это рискованно.

— Это мне решать.

— Не сейчас.

— Убожество, — коротко комментирует Ван Ибо.

И Сяо Чжаню заранее стыдно перед его партнерами по съемкам. Кажется, сегодня у младшего целый день будет плохое настроение. Это чревато для окружающих большим количеством открытий. Преимущественно: изъянов в себе и новых комплексов.

— Полное. Я работаю над новым альбомом. Ты будешь мне мешать.

— Ага. Снова сделаем вид, что я верю?

— Пожалуйста?

Ван Ибо не может ему отказать. Сяо Чжань не знает как работает эта магия. Он редко пользуется ей вне Хогвартса. Только в безвыходных ситуациях.

— Мне пора.


Сяо Чжань несколько секунд слушает короткие гудки, лишь после этого скидывает вызов. Он с рассеянной улыбкой скользит взглядом по сообщениям, невесомо касается пальцем «Лао Сяо» и отправляет прежде, чем вернуться к палитре:
«С меня „Человек-паук против Венома“. Или „Звезда Смерти“. Целых 4000 деталей того стоят, разве нет?»

«не или а и и деталей 3803»

Сяо Чжань с усмешкой берет кисть и круговыми движениями смешивает белый с синим. Тревоги ненадолго отступают. Стены съемной квартиры отодвигаются и перестают давить на него. Сяо Чжань знает, что на сегодня прощен.

В этот раз ему удается подобрать идеальный оттенок основы. На палитре — бездонное небо над Облачными глубинами, нежность ученического одеяния клана Гусу. Этот цвет пахнет морской свежестью, едким лаком для волос, мятным шампунем и дешевым гелем для душа из отеля. Он горячий и влажный, как сбитые в кучу простыни. От него бросает в жар и веет прохладой.
Сяо Чжань небрежно проводит кистью по холсту: невесомо, постепенно увеличивая нажим.

На первый взгляд кажется — на холсте изображен бутон голубого тюльпана. Сяо Чжаню нравится этот эффект. Он не задумывается, лишь выплескивает на холст эмоции.
Это все еще сердце света. И оно готовится расцвести.


«Чжань-гэээээ чжань-гЭ»

Звуковое оповещение о новом сообщении выдергивает Сяо Чжаня из тревожного сна. Он не помнит, что в этот раз подкинуло утомленное сознание. Капли холодного пота на лбу и солоноватый привкус во рту не дают усомниться — очередной кошмар.
Возможно, он снова стоял перед толпой с открытой душой и обнаженными чувствами. Слушал слова, которых он и Ван Ибо не заслужили. Защищал родных от нападок. Или в этот раз он убегал от настоящего монстра. После пробуждения это не имеет значения. Он поднимается, берет телефон с подушки и идет на кухню — налить себе воды. Сяо Чжань кидает три кубика льда и наполняет стакан до краев, садится на табурет и поджимает ногу. Он делает пару глотков, только после этого открывает чат.

«М-м-м-м?»

«Чжань-гэ ты спишь?»

Сяо Чжаню хочется разом закатить глаза и рассмеяться. Вместо этого он потягивается и делает еще один глоток ледяной воды. Становится легче, чем после пробуждения. Сяо Чжань уверен — дело не в живительной влаге.

«Три часа ночи. Конечно, сплю»

«врешь»

«Уверен?»

«нет. неточно. Лао Сяо не путай меня. я по важному делу. тебе не надо бояться. у тебя есть личный супергерой!»

Усмешка Сяо Чжаня короткая, но искренняя. Он хочет спросить — сколько Ван Ибо к этому часу выпил, но решает не тратить слов. Судя по тому, что сообщения Ван Ибо еще можно понять — меньше четырех бутылок пива. Раз делает паузы между сообщениями и ломится в его чат ночью — больше двух. Задача решается легко — три бутылки — ключ к ночи восхитительных откровений и гениальных идей для Сяо Чжаня.

«Дай угадаю, ты спер мне в супермаркете бумажного Железного Человека?»

«обжаешь! ты за кого меня держишь?»

«я не такой! яб ни...»

«не было там железного человека. пришлось захватить твой рекламный стенд»

«шучу. это был не стенд. и не твой»

«это было не в магазине. тебе же нужна старая афиша Jade Dynasty?»

«тебе же нужна старая афиша Jade Dynasty»

«крч тебе она точно нужна! но ты меня сбиваешь. лао Сяо!»

К середине монолога Сяо Чжань понимает, что ему требуется что-то покрепче воды, и идет варить кофе. Он бы выпил спиртного, но в такие ночи кто-то из них двоих должен быть трезвым. Ему еще забирать пьяного в ноль Ван Ибо из какого-нибудь «тут три дерева и две витрины». Рефлексы опережают сознание. Лишь на середине ритуала Сяо Чжань вспоминает — сегодня не тот случай. И он не сорвется бездумно в ночь, чтобы подставить плечо загулявшему Ван Ибо. Он пока — предвестник проблем. А у Ван Ибо очевидно нет времени, чтобы тратить его на загулы. Мысль не улучшает его настроение.

«Ибо, надеюсь, ты шутишь. Так что там насчет героя?»

Отправив сообщение, Сяо Чжань заряжает кофе-машину и выбирает режим. Телефон молчит так долго, что Сяо Чжань начинает волноваться.

«нет идей?»

Мазнув пальцем по экрану, Сяо Чжань снимает блокировку и задумчиво вчитывается в сообщение Ван Ибо. Сейчас, когда все очевидно не так, пьяная удаль кажется нарочитой и гротескной.

«Ни малейшей. Я ведь сплю, ты не забыл?»

Селфи, присланное вместо ответа, заставляет Сяо Чжаня рассмеяться в голос. Если бы Орешек не жила у родителей, а поехала с ним на съемную квартиру, за такое ночное нахальство Сяо Чжаня ждала бы добрая дюжина разочарованных взглядов.
Но он один. Может в свое удовольствие насладиться фото своего героя.

Ван Ибо не просто фокусник. Он — настоящий маг. Сяо Чжань не знает другого парня, который в пурпурной гардине на плечах и с ершиком для посуды в руке будет смотреться так, словно только что сошел с подиума.

«я готов защищать тебя. ото всех. это… тебе придется меня забрать. ты приедешь? я немного пьян и...»

«Ты трезв. Это старое фото из дома. Ты уже присылал мне его раньше. Пей меньше. А ты считаешь меня не очень умным, да?»

«нет. не считаю. ты поверишь если я скажу что смущен?»

«Нет. А это что-то изменит?»

«нет. чжань-гэ незлись. я должен был попробовать. я правда хочу увидеться убедиться что ты в порядке. Какой смысл был сбегать в Хэндян??? чтобы не видеться?????»

«Это был выбор компании»

«типа верю. ты жестоко. я правда хочу знат что ты в порядке.»

«Я не буду в порядке, если втяну тебя в это. Прости иди спать.»

Ночное время еще не на исходе. Следовало бы вернуться в кровать. Тревожное чувство гонит в противоположную от нее сторону. Сяо Чжань возвращается к мольберту. Он создает на палитре охру: алая кровь мешается с жидким золотом.
Оттенок совсем не тот, что Сяо Чжань ищет изначально. Сердце не бывает морковного цвета.
Губы — тоже.


— Вэй Ин, признайся. Ты просто завидуешь. Я выгляжу потрясающе даже на этих фото.

Тон, которым Ван Ибо произносит оборонительную речь, смешит еще больше. Младшему последнее время не везет с визажистами. Губы на портрете выглядят так, словно их красили морковным соком: нет более эффективного способа испортить утонченный образ. А Сяо Чжань не может упустить случай поддразнить Ван Ибо: тот слишком красиво злится.

— Конечно завидую. Я не такой отчаянный! Я бы не рискнул в таком виде показаться на люди. Вдруг кто-то перепутает мои губы с морковкой или карамелькой…

Неожиданный поцелуй отдает химическим вкусом блеска и помады: он липкий, неловкий и странный. Он — первый. Поэтому помнится куда лучше последующих — идеальных.

Когда в коридоре слышатся шаги, Ван Ибо отскакивает от Сяо Чжаня. И у него такое смешное выражение лица, что пропадает любое желание превращать мелкий инцидент в конфликт.

Сяо Чжань проводит языком по нижней губе, тут же жалея о своих действиях. Новая косметика Ван Ибо просто ужасна на вкус.

Ибо выглядит так, словно вот-вот сбежит. И Сяо Чжань старается разрядить обстановку шуткой.

— Ну и дерьмом тебе губы накрасили. Тебя точно не любят визажисты. Ты же не сказал им ничего... эм... ну, не очень приятного?

— Нет, — глухо откликается Ван Ибо, — ничего. Я всегда говорю только правду...

И добавляет, поймав красноречивый взгляд:
— О... оу.

Сяо Чжань смеется так, что к вечеру у него болит пресс.


По лепесткам голубого тюльпана разливается охра. Сяо Чжаню нравится этот эффект.
Это все еще сердце его света, оно наполнено чистотой и смехом. И оно медленно расцветает.


К пятнице в уютном коконе Сяо Чжаня не остается места для тишины. Телефон работает в режиме вибратора: в условиях плохой звукоизоляции миловидная соседка наверняка считает его редким извращенцем. К этому добавляются регулярные визиты курьеров. Утром Сяо Чжаню доставляют две корзины закусок. В них нет открытки, и все же Сяо Чжань не сомневается в том, кто адресат.

«Ибо, как ты раздобыл мой адрес?»

«мне невозможно отказать»

В обед привозят набор блюд из лапшичной. К вечеру — коробку с японским сладостями
.
«Ты хочешь, чтобы я не смог выйти из дома?»

Продукты подобраны хорошо изучившим его человеком. В этом мире даже родная мать не узнала о Сяо Чжане столько, сколько Ван Ибо за несколько лет общения.

«несамый плохой расклад. этот мир тебя не заслуживает».

«Ты пересмотрел героического кино. Или романтических дорам. Переутомился?»

«и после этого меня упрекают в плохих комнуникативных навыках».

Голос Ван Ибо в его голове звучит с каждым днем все тише — словно память начинает стирать важные детали. И это тревожит не меньше происходящего. Сяо Чжань теряет сноровку и уже не может понять, шутит ли сейчас Ван Ибо, или говорит всерьез.

«Извини?»

«назови меня гэгэ Вэй Ин. и я подумаю».

«Нет»

Первый порыв: позвонить и назвать. Сяо Чжань точно знает к чему это приведет. Выбирая Хэндян, он втайне надеется на такой расклад. Не только Ван Ибо изучил его слабости. Сяо Чжань умеет добиться внимания парой слов и интонациями, взглядом и кратким касанием. Он без зазрения совести пользовался этим на площадке. Достаточно одного звонка, и Ван Ибо найдет способ скрасить его одиночество этой ночью.

И все же Сяо Чжань признает порыв нерациональным.

«Чжань-гэ пригласи к себяи прощу».

«Нет»

«тогда ты ко мне я устрою никто ничего не узнает. кАк раньше»

«Нет».

«че ты такой упертый Чжань-гэ?!»
Ответ на вопрос кажется очевидным. И все же теряется где-то по пути от благих намерений к настоящим желаниям.

«Мне надо закончить обложку»

«ага типа я поверил»


Нераспустившийся бутон на холсте все еще кажется незавершенным. Сяо Чжань смешивает на палитре оттенки белого, бежевого. Они очевидно не подходят. В его сердце нет места трауру.
И все-таки одного цвета не хватает. Мысль о том, какого, посещает не сразу.


В выходной к ночи ему доставляют огромную коробку.

— Что там? — интересуется Сяо Чжань.

Курьер молча пожимает плечами и просит отойти подальше, соблюсти социальную дистанцию. Он затаскивает подарок в прихожую и растворяется в неизвестности, даже не попросив подписать бумаги о получении. Это подозрительно. Сяо Чжань успевает испугаться. Но коробка издает тихий стон, а затем громко чихает. И голос у нее до боли знаком. Сяо Чжань злится, но счастлив. Он сообщает ворчливо:
— Ты псих.

— А ты нет, конечно. Это ведь я наплевал на благоразумие и спрятался в Хэндяне.

— А если бы я тебя на улицу выкинул?

— Ты сперва подними, — высокомерно заявляет коробка и требует, — может выпустишь? Тут темно, как в аду! Я скоро поседею.

Поборов желание оставить подарок лежать в упаковке до лучших времен, Сяо Чжань все же выпускает Ван Ибо. Смотрит в глаза. Взгляд должен быть укоризненным, но они слишком давно не виделись. Сяо Чжань понимает — сегодня не до воспитательных моментов.

— Ты же не надеялся, что я сдамся? — интересуется Ван Ибо.

— Я наплевал на благоразумие и спрятался в Хэндяне. Это разве не ответ?

На Ван Ибо невообразимый костюм и броская розовая куртка. На большинстве знакомых такое смотрится безвкусно.
Ван Ибо — не большинство.

— Почему ты в этой нелепой куртке?

— Надеялся, ты не удержишься и заставишь меня ее снять. Знаешь, на мне еще и трусы с Дедпулом.

— Скажи, что ты шутишь.

— А ты проверь.


Утром Ван Ибо порывается приготовить завтрак. Сяо Чжань слишком любит жизнь, чтобы так рисковать. Они заказывают еду на вынос.

Шторы в спальне раздвинуты, и лучи солнца заливают комнату золотом. В его свете бутон на холсте расцветает всеми оттенками. Ученические одежды клана Гусу сдобрены фиолетовым от Юньмэна, нелепой помадой обозначены контуры сердца. И все это залито розовым закатным светом, утоплено в романтике.


Иногда Сяо Чжань включает фоном интервью Ван Ибо: ему приятно наблюдать как с манерой общения коллеги мучаются другие. Следить за тем, как меняются выражения лиц ведущих, не утомляет. Из коротких видео Сяо Чжань понимает, почему окружающие так искренне считают Ван Ибо избалованным вредным ребенком: он знаком с другим человеком. И узнает так много, что мог бы вступить в фан-клуб. Мозги забиты информацией, которая никогда не пригодится в жизни. Например, что именно ему дает знание — розовый для Ван Ибо ассоциируется с романтикой? Ну, кроме новых, совсем не в его стиле, рубашек. И последнего цвета на палитре.


Только что дорисованные лепестки бутона еще не высохли и блестят особенно ярко. Ван Ибо подходит сзади, укладывает голову на плечо Сяо Чжаня и задумчиво смотрит на картину.

Сердце в самом центре белоснежного полотна завораживает невесомостью, обманчивой легкостью. Ван Ибо приобнимает Сяо Чжаня и провокационно шепчет на ухо:
— Это твое сердце?

Сяо Чжань уходит от ответа и с усмешкой констатирует:
— Это — обложка моего сингла. Мое сердце, слава богу, пока при мне. Без него, знаешь ли, не выживают.

— Знаю, — недовольно откликается Ибо.

Сяо Чжаню кажется, что сейчас он не сдержится и ударит по плечу. Но Ван Ибо по утрам вспоминает про другие способы ухаживания, так что лишь коротко прикусывает кожу на шее Сяо Чжаня и повторяет вопрос:
— Это твое сердце?

И, не дождавшись ответа, просит:
— Подари его мне.

У них «не отношения», в которых подобные шутки лишь присыпают солью растревоженные в изоляции раны. Так что Сяо Чжань косится на него и с усмешкой отвечает:
— Не могу. Оно мне не принадлежит. Я его уже подарил.


Ван Ибо ломает привычные шаблоны, когда не настаивает. Он собирается уйти до завтрака: много дел и съемки. Ван Ибо все еще работает за двоих — чтобы не упустить удачу из рук. Сяо Чжань делает вид, что верит в причину спешки.
У них действительно «не отношения», они не позволяют поступать опрометчиво.

Долгое время кажется, что Ван Ибо нельзя по-настоящему задеть. Для этого человека не существует препятствий, непреодолимых преград, он упертый и не сворачивает с пути. А еще — всегда рядом. Молчаливая дистанция пугает по-настоящему. Настолько, что Сяо Чжань готов рискнуть.

— Ибо, стой. До того, как уйдешь, я хочу спеть тебе песню, над которой работал.

У Сяо Чжаня еще нет студийной записи, а принесенная менеджером гитара расстроена: немного жаль миловидную соседку.

Он поет тихо, не отводя взгляда от глаз Ван Ибо. Это не признание — ведь у них «не отношения».

И все-таки у них — отношения. Это давно уже больше, чем позволяет им здравый смысл.

Сяо Чжань и Ван Ибо не встречаются. Насколько идеально быть бойфрендами, настолько — запрещено. Им просто комфортно вместе, есть о чем молчать и разговаривать. В глазах друг друга они привлекательны — это не так уж и мало. Они связаны ограничениями на личную жизнь и законом. Айдол в отношениях — это упавшая с горизонта звезда.
Но друг с другом им спокойнее, лучше. Даже если они официально «не вместе».


После того, как затихает последняя нота, Ван Ибо молчит. Сяо Чжань записал бы это в главные достижения жизни, если бы в этот момент ему не было так тревожно.

— Кажется, я все-таки не очень умный, — с усмешкой признает Ван Ибо.

Сяо Чжань вопросительно смотрит, все еще не уверенный, что не перешел черту. Ван Ибо поднимается, подходит ближе и забирает из рук гитару, бережно откладывает в сторону. Склоняется и долго смотрит вблизи в глаза.

— Как ты ее назвал? Песню.

— Теперь твоя очередь угадывать, Лань Чжань.

— Восхитительный и неповторимый Ван Ибо? Самый красивый после Сяо Чжаня в мире актер? Тот, лучше которого для меня нет? Мой супергерой Ибо?

— Рыцарь гардины и ершика? — усмехается Сяо Чжань. — Спасибо. Обойдусь.

Ван Ибо ухмыляется и пихает его кулаком в плечо, чтобы тут же поймать в объятия и упасть на диван рядом. Они долго молчат, рассматривая блики света на полотне. Тишину нарушает Сяо Чжань, тихо шепчет:
— Лао Ван...

— Не надейся, — перебивает Ибо и обнимает крепче за плечи, — этот подарок не верну.

— Ты опаздываешь на съемки.

@темы: Свой пейринг, mini OTP wars, Ван Ибо/Сяо Чжань, Текст

---

Shuangshui Team: арт, Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю

[Shuangshui Temple]

Название: Любимый ученик
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Ло Бинхэ / Шэнь Цинцю (Шэнь Юань)
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: G

@темы: Арт, Чужой пейринг, mini OTP wars, Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю, Хэ Сюань/Ши Уду

---

Shuangshui Team: арт, Ван Ибо/Сяо Чжань

[Shuangshui Temple]

Название: Есть сон такой - не спишь, а только снится
Команда:  Shuangshui Temple
Персонажи: Ван Ибо/Сяо Чжань
Категория: джен и слэш соревнуются в глазах смотрящего
Жанр: сон, флафф
Рейтинг: G
Исходники: текстура
Примечание: истинно, только Пастернака бочжаням и не хватало!

@темы: Арт, Чужой пейринг, mini OTP wars, Ван Ибо/Сяо Чжань, Хэ Сюань/Ши Уду

---

[Аурум]

Уважаемые участники!

1 мая объявляется днем пейрингов Сюэ Ян/Мо Сюаньюй и Лань Сичэнь/все
Работы принимаются с 00.00 до 23.59 мск.

Не забывайте, пожалуйста, проставлять теги и оформлять шапки работ.

Код шапки

<b>Название:</b>
<b>Команда:</b>
<b>Персонажи:</b> 
<b>Тип:</b>
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Размер:</b>
<b>Примечания:</b>
<b>Саммари:</b> 

---

~ Каждый день ~ : текст, Сяо Чжань/Ван Ибо

[~ Каждый день ~]

Название: Немного про любовь
Команда: ~ Каждый день ~
Персонажи: Сяо Чжань/Ван Ибо, Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь, немного Лю Хайкуань/Ван Ибо
Тип: текст
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Размер: 4814 слов
Саммари: Иногда чтобы простить, надо самому ошибиться

Он — тень. Сегодня его никто не узнает. Он весь в черном. Даже трусы и носки черные. И это круто. Он не красился, но рассматривал себя в зеркало и решил, что выглядит хорошо. Для любви, так точно. Он улыбается. Подпрыгивает на месте. Он — счастливая тень. Такси подъезжает, Ибо падает на заднее сидение. Адрес есть в приложении, ему ничего не надо говорить. Он слушает в наушниках Ники Минаж, «Узнай же меня, разгляди меня как следует». Смотрит в окно. Там красные, зеленые, желтые лампочки по фасадам, фонари и фонарики. Город гудит. Целые дома светятся, как громадные сосульки под темно-бордовым небом. Машина едет то вниз, то тащится вверх. Ибо сует в рот жвачку, закрывает глаза и не думает ни о чем.

Сяо Чжань говорит ему — ну как это ты можешь просто выключить голову? Я не могу. Всегда о чем-то думаю. Ибо не может ему объяснить. Он вообще не любит объяснять то, что очевидно. Ты просто можешь отключиться или нет. И третьего не дано. Он примерно так и говорит Сяо Чжаню. Тот только ухмыляется и качает головой. Сяо Чжань, конечно, гораздо больше знает, учился в университете, работал дизайнером. У него, как говорят в агентстве, разноплановый опыт. Ибо любит умных мужчин. Но чем ты умнее, тем труднее просто не загоняться. Какой в этом смысл? Нет смысла.

Машина останавливается, Ибо открывает глаза. Он вроде даже дремал, потому что не помнит, сколько песен пропустил.

На телефон приходит чек, приложение списало деньги за такси. Ибо выбирается на тротуар. Здесь гораздо тише, гул города отдаляется. Людей меньше и легче спрятаться. Его еще никто ни разу не запалил. Он обходит по чистейшему тротуару дом с торца и под козырьком подъезда набирает код. Дверь щелкает, — значит, открыто.

Теплая весенняя ночь вместе с огоньками, велосипедами, мопедами, людьми, несмолкающим шумом остается за спиной, когда Ибо заходит в прохладный холл. Из-за стекла будки на него пристально смотрит охранник. Ибо кивает, ниже опуская кепку. Как же все-таки опасно зависеть от случайных людей и всяких устройств, вроде камер. Он и Сяо Чжань совершенно беззащитны, и, если кому-то придет в голову сдать их, сделать это будет легко.

Ибо не уверен, что оно стоит того, но ведь и для них уже будет неважно, получил ли по заслугам любопытный.

Они спалятся.

И тогда, считай, Сяо Чжань погиб. За себя-то Ибо не волнуется. Он уверен, что найдет место под солнцем, даже если потеряет всех фанаток до одной. А вот Сяо Чжань всегда беспокоится за репутацию. Может, потому что ему скоро тридцать? Ибо не знает.

Он поднимается на лифте почти под самую крышу — на десятый этаж. Дверь приоткрыта. Ибо внутри трепещет. Именно так — как в девчачьей дораме. Есть все же в них какая-то жизненная правда. Внутри у него как будто все дрожит, и сердце бьется так, что Ибо его слышит.

— Привет! Ну заходи давай, — слышит он. В прихожей полумрак, чисто и пусто. Ибо снимает кепку и расчесывает волосы пальцами. Сяо Чжаня не видно, но на полу мокрые следы. Может, он выскочил из душа на минуточку, чтобы открыть дверь. Ибо снимает куртку, скидывает кроссовки, потом футболку и штаны вместе с трусами и носками. Бросает весь этот ком на пол и идет в ванную.

— Эй, гэгэ, ты где прячешься? —зовет он, распахивая дверь ванной. Сяо Чжань тут, хоть все еще молчит. Лицо окутывает пар, Ибо отодвигает дверцу кабинки и забирается к нему.

— Тут и так тесно! Чего ты лезешь? — возмущается Сяо Чжань. Но все это, конечно, просто так, лишь бы сказать. На самом деле ему нравится, что Ибо так сделал. Потому что Сяо Чжань запрокидывает голову, чтобы поцеловать его. Ибо обнимает его сзади, приклеивается к нему, вытягивает губы, чтобы Сяо Чжань мог их коснуться.

— Ибо скучал, — шепчет он, когда тот отворачивается.

— Учитель Ван работал с утра до ночи. Когда же ему скучать? — отвечает Сяо Чжань. Вода льется им на головы и плечи, пар окутывает их и пахнет зеленым чаем.

— Ибо всегда скучает по тебе, — бормочет Ибо ему на ухо. Целует мочку, потом шею, плечо и снова шею у кромки волос. Гладит по животу, потом опускает руку ниже, касается члена, который твердеет у него в руке.

— Погоди ты. Давай вытремся сначала. Или ты еще мыться будешь? — Сяо Чжань отстраняется, и Ибо это обламывает. Что за манера такая — вечно прерывать его, заставлять мучиться и терпеть. Как будто они встречаются тут тайком, чтобы попить чаю, вина или пива и заесть все это лапшой. Ибо не понимает такой логики. Делать вид, что они встречаются не для секса, но на самом деле ведь именно за этим он и приезжает.

Потому что Сяо Чжань не любит говорить о чувствах, впрочем, Ибо тоже. Если он и говорит Сяо Чжаню, что любит его, ответа обычно не ждет. Какая разница, что ответит Сяо Чжань? Разлюбить его все равно не получится. Правда, бывает, что если Ибо не в духе, то он уезжает в дерьмовом настроении. Звонит друзьям, бухает с ними в каком-нибудь из баров Санлитун. По пьяни Ибо стирает и блокирует все контакты Сяо Чжаня или пишет ему: «С кем ты?»; «Ты не один?» — и все в таком духе. Ибо убивает, когда Сяо Чжань работает с женщинами или общается по делу с другими известными в их кругу мужчинами. Может, думает Ибо, кого-то из них он на самом деле любит? Раз не любит меня?

Но так бывает редко. Обычно Ибо не требует от него признаний. Как получится сегодня, Ибо понятия не имеет.

Он послушно выходит из душевой кабинки, улыбается и просит:

— Вытри меня.

Сяо Чжань поднимает брови, но берет полотенце. А когда начинает вытирать, перестает ухмыляться и подшучивать. Ибо чувствует, как тот рассматривает его лицо, как будто еще не изучил его достаточно хорошо, как будто Ибо позирует ему для портрета, пока его руки растирают плечи и грудь. Тихо признается:

— Какой ты красивый.

Ван Ибо радостно от таких слов. Он смеется, пока Сяо Чжань вытирает и ласкает его.

Потом они идут в спальню, точнее Сяо Чжань идет, а Ибо бежит. Можно было бы потрахаться и в ванной, но Сяо Чжаню нравится в кровати. А еще ему нравится ласкать, целовать, трогать, пока Ибо не начинает умолять и ругать его. И просьбы еще немного продляют пытку. Потому что, когда просишь, Сяо Чжань специально тянет.

Он ложится рядом с Ибо. Скользит ладонями по его влажной груди, поглаживает соски, чувствительные и твердые, от чего Ибо стонет, широко разводит колени и пытается потереться об него. Сяо Чжань подхватывает его одной рукой, другой — вставляет. Ему наплевать, что Ибо возбудился еще в такси, когда слушал песню и думал о нем. Что неудовлетворенное желание разъедает его, пока они не видятся.

Сначала Сяо Чжань двигается медленно, и беспомощный Ибо царапает его спину. Потом они набирают скорость, разгоняются, их дыхание и стоны сливаются. Запах горьких духов сливается с запахом пота. Они оба скользкие и влажные, руки и бедра сводит от напряжения, пальцы сжимают ягодицы. Ибо задыхается, ничего не соображает, когда жар, давление и напряжение наконец выплескиваются, и он кончает.

Слишком быстро. Ему хотелось бы еще побыть так близко к Сяо Чжаню.

Потом они лежат рядом, Ибо поворачивается на бок и смотрит на него.

— Я люблю тебя, — говорит Ибо.

Сяо Чжань вздыхает, прикрывает глаза рукой. Молчит, наверное, минут пять, или год, или вечность. И открывает рот, когда Ибо уже не ждет.

— Не начинай. Ты уже сто раз писал мне это, и что ты хочешь услышать в ответ? Что такое вообще любовь? Разве она есть? Сегодня ты любишь, завтра разлюбишь. Ерунда все это.

Ибо молчит, наблюдает, как Сяо Чжань садится и ищет штаны. Внутри вместо тепла все заливает холод.

— Правда. Отвали уже со своей любовью, — ледяным голосом продолжает Сяо Чжань, сидя к нему спиной. Он надевает очки, находит штаны у тумбочки. Ибо тоже хочется прикрыться. Он медленно садится и спускает ноги с кровати. Все как в тумане. Ему надо в душ, но он не может просто встать и уйти. Зачем Сяо Чжань вдруг решил сказать ему все это? Почему сейчас? Ибо даже не догадывается.

— Не понимаю, чего тебе от меня надо, — наконец выдавливает он, его голос звучит ровно, чуть хрипло — немного сел, потому что Ибо кричал. — Приезжаю, когда скажешь… Все бросаю…

Сяо Чжань поднимается, натягивает штаны. Его лицо холодное и пустое.

— Вечно ты ничего не понимаешь, — говорит в ответ. — И разве я тебя просил все бросать? Ты сам так решил, при чем тут я. Еще скажи, что я виноват. Хочешь, чтобы я тебя воспринимал как взрослого, но ты нихрена не взрослый.

Сяо Чжань усмехается, и Ибо думает сейчас, что, наверное, Сяо Чжань и правда ничего к нему не чувствует.

— У тебя большой опыт в шоу-бизнесе, учитель Ван, но что касается жизни — ты просто ребенок, и заставляешь меня с тобой возиться.

Ибо наконец отворачивается. Сяо Чжань еще что-то говорит позади, но он не слышит. Выходит в комнату и оттуда в холл. Вся одежда свалена на полу, и Ибо быстро одевается. Ему надо сбежать и быстро, пока слова Сяо Чжаня не убили его.

— Уже уходишь? — спрашивает Сяо Чжань из гостиной. Ибо отвечает четко и громко:

— Иди нахрен, — и, нащупав телефон в кармане толстовки, выходит из квартиры. Лифт едет слишком медленно, а в голове крутится: «Что такое любовь? Разве она есть?» В груди болит, сердце бьется в висках. Ибо понимает только на улице, что почти бежит. Телефон вибрирует, и Ибо быстро проводит пальцем по экрану.

«Привет. Что делаешь?» — читает он и тут же отвечает: «Ничего. А ты? Встретимся?»

А потом вызывает такси в приложении.

***
Хайкуань ставит телефон так, чтобы видеть Цзиньцзиня. Он слышит шум аэропорта, крики, механический голос объявлений. И через весь этот гам — Цзиньцзиня.

— Гэгэ, скоро увидимся!

Хайкуань невольно улыбается. Ничего не может поделать — тоскует без него каждую минуту. Это и больно, и приятно. Он удивляется, что готов на все ради этих встреч. Готов забыть бывшего любовника, съехать со старой квартиры, пусть даже придется держать все в тайне. Они научились прятаться, это почти не проблема.

Цзиньцзинь приезжает спустя час. Хайкуань дает ему переступить порог и захлопнуть дверь, и тут же прижимает к себе и целует. Цзиньцзинь почти не отвечает ему сначала, потом чуть приоткрывает губы. Но все равно что-то не так. Хайкуань прерывается на секунду.

— Мне надо поговорить с тобой… Это важно… — тут же выдает Цзиньцзинь.

Хайкуань не слушает. Что важного может сказать ему Цзиньцзинь? Скорее всего это будут милые глупости про перелет и про его родителей, про еду и пледы в салоне, про погоду или невежливых соседей, словом, про все на свете. Он снова целует Цзиньцзиня, но на этот раз тот выкручивается у него из рук.

— Нет, погоди, это правда важно.

Он роняет сумку на пол, весь словно подбирается, смотрит Хайкуаню в лицо снизу вверх. Тот смеется.

— Потом расскажешь…

— Нет! Сейчас! — возмущается Цзиньцзинь и не двигается с места. — Почему ты не хочешь выслушать?

Тут уже и Хайкуань отступает. Ему ничего не остается, как дать Цзиньцзиню высказаться, раз уж тот так серьезен.

— Ты же, наверное, понимаешь, как здесь все устроено? В балетном деле? И в кино. Я был танцором, потом ушел. Я же не мог взять и так просто поменять профессию, ты же понимаешь?

Хайкуань кивает, мол, да, твои слова я разбираю — каждое в отдельности, — вот вместе они никак не складываются.

— У меня был человек, который мне помогал. Тогда мне казалось правильным принять его помощь, а сейчас кажется ужасным. Я думал, что никого не встречу, никого важного у меня не было, и у нас сложились определенные взаимовыгодные отношения.

Цзиньцзинь замолкает. Отчего-то теперь тишина в прихожей кажется оглушительной. Даже звуки с улицы уходят куда-то далеко-далеко.

— В смысле? — спрашивает Хайкуань, хотя прекрасно понимает, что за отношения у них могли сложиться. Но ему надо понять, зачем Цзиньцзинь признается в этом сейчас. Они никогда не обсуждали его прошлое. Сейчас Хайкуань вдруг осознает, что ничего о нем не знает. Цзиньцзинь тяжело вздыхает, Хайкуань с удивлением видит в его глазах страх.

— У нас, — выговаривает Цзиньцзинь, — были близкие отношения.

Хайкуань уже знает, что тот ответит именно так. И сам не понимает, зачем уточняет:

— Ты с ним спал?

— Не настолько близкие, как у нас, — продолжает Цзиньцзинь, будто не слышит.

Хайкуань качает головой, останавливая его. Цзиньцзинь замолкает и становится еще ниже ростом. Они стоят в прихожей друг против друга в холоде и молчании. Потом Хайкуань повторяет вопрос:

— Так ты спал с ним?

— Да, но это было до тебя, — почти шепчет Цзиньцзинь. Хайкуань отступает на шаг. Все тело холодеет, а ладони становятся влажными. Хайкуань тоже боится, но продолжает задавать вопросы:

— При мне вы не общались?

— Ну конечно общались, куда бы он делся, но это совсем другое! — кричит Цзиньцзинь. Он как будто просыпается, и теперь на его лице — отчаяние.

— О чем вы общались? — спрашивает Хайкуань.

— Он как будто мой начальник, понимаешь? Он выше меня, и я не могу ничего поделать. Я должен был сказать раньше, знаю. Но боялся, а когда ты предложил съехаться, я вдруг понял, что или сейчас, или никогда. Все обдумал и решился. Сказал ему, что больше ничего быть не может. А он — что все разрушит, но я ничуть не жалею, потому что люблю тебя, ради тебя на все готов, — выдыхает Цзиньцзинь. Слов много, но он произносит их на одном дыхании, и они сливаются в один длинный вскрик. Который эхом отдается у Хайкуаня в голове.

— Что конкретно было между вами, когда мы с тобой уже встречались? — ему удается говорить спокойно, но холод внутри сменяется яростью. Недоумением. Отрицанием. Хайкуань не верит, что они на самом деле сейчас разговаривают об этом. Такого не может быть. Цзиньцзинь принадлежит ему, как бы глупо такое ни звучало. Но на самом деле он ждал чего-то подобного, и эта мысль ужасает его.

— Что ты хочешь услышать? — голос Цзиньцзиня звенит. Кажется, еще немного, и сорвется. — Я не знал, как у нас сложится, понятно? Да, я не идеальный. Да, мы с ним… много чего говорили друг другу и много чего делали. Не надо меня о таком спрашивать. Это уже в прошлом. Я признался ему, и мне все равно, что он сделает.

Хайкуань не отвечает. Просто стоит и смотрит, как Цзиньцзинь берет свой рюкзак.

— Я, пожалуй, поеду к себе, — шепчет Цзиньцзинь. Хайкуань не двигается, не кивает, просто смотрит, как тот уходит и закрывает за собой дверь.

Хайкуань не может понять, как до сих пор дышит, потому что легкие, кажется, сжались до размеров кулака. Грудь сдавило так, что больно. Он не может оставаться в квартире. А если останется, ему придется провести ночь наедине с мыслями. Ему придется самому додумать, что делал покровитель с Цзиньцзинем, в каких позах, сколько раз и как Цзиньцзинь вел себя с ним. Получал удовольствие? Стонал? Давал ласковые прозвища?

— Лучше бы ты вообще ничего не говорил, — произносит Хайкуань пустой квартире. Потом хватает куртку. Уже спустившись вниз, пишет быстрее, пока не передумал: «Привет. Что делаешь?»

***

Район, где живет Сяо Чжань, довольно тихий и темный, но машина очень быстро выносит Ибо в свет и кутерьму центра. Народу как всегда полно, гул не смолкает ни на минуту, кажется, что все и всё двигаются и разговаривают одновременно. Ибо становится немного лучше, не так одиноко, как полчаса назад.

Он выходит на «улице баров» и сначала просто идет вперед, ни на кого не глядя, стараясь слиться с толпой, ловко огибая людей, велосипеды, фонарные столбы и рекламные доски. Наслаждение — просто стать телом, без головы, плыть и вилять, передвигать ноги, быть легким, сильным, подвижным. И не думать.

Кто-то толкает его плечом. Кто-то ругается в спину — Ибо это не мешает. Он добирается до бара «Синяя волна» как раз вовремя, но Лю Хайкуань уже сидит за ширмой и даже заказал себе пиво.

— Привет, Хайкуань-гэ, — Ибо скользит за столик, и Лю Хайкуань подвигает ему стакан. — Спасибо, вино тут, если что, полный отстой.

Лю Хайкуань ухмыляется.

— Знаю. Потом в другое место пойдем. Подальше от главной улицы. Вообще оно так и называется «Подальше от главной улицы». Знаешь?

Ибо кивает и улыбается. Старший брат такой умный и интересный. И по его лицу ничего не понять. Ибо уж точно не понимает.

— Что случилось, Хайкуань-гэ? — спрашивает он, чтобы не получилось неловко. Вдруг у старшего брата горе какое, или еще что, а Ибо неудачно пошутит? Ведь не часто им удается вот так вдруг встретиться. Обычно на это есть причины.

— Ничего… особенного, — ухмылка на секунду тает, а потом возвращается обратно, теперь даже его глаза как-то странно то ли смеются, то ли плачут. Лю Хайкуань врет — что-то точно случилось, но Ибо не допытывается. Всякое бывает, лучше не копать глубоко — если начать, можно не остановиться.

— Просто захотел напиться с братом. Если у тебя нет дел до утра.

— Нет, — очень конкретное предложение, на такое и ответить просто. Они молча опустошают первые кружки, официантка все посматривает на них. Ибо чувствует ее взгляды спиной, и она тут же подходит, как только замечает на столе пустую посуду.

— Еще?

Ибо и Лю Хайкуань кивают. Ибо кажется, что девушка узнала его. Лю Хайкуань достает сигареты.

— Здесь можно курить? — спрашивает Ибо, тот кивает.

— Ты куришь, — констатирует Ибо, Лю Хайкуань пожимает плечами: — Вообще нет. Но сегодня курю.

Он оглядывает Ибо теплым ласковым взглядом. Такого взгляда Ибо хотел, когда ехал сюда. Ему не надо, чтобы его поняли, он ничего объяснять не собирается. Просто приятно нравиться, приятно, когда человек рядом — привлекательный и умный.

Чтобы тело само приказывало, что делать дальше. И никаких размышлений.

Взгляд Лю Хайкуаня останавливается над плечом Ибо.

— Тебя фотографируют, — тихо говорит он. Ибо распрямляется, спина каменеет. Он привык к такому, но привычка привычкой, а опасность опасностью. Если их тут заметили, надо срочно удирать, потому что чем больше соберется фанатов, тем труднее будет скрыться.

— Что Ибо делает в таких ситуациях? — спрашивает Лю Хайкуань, его голос очень тихий и очень мягкий, он ловит взгляд Ибо, они быстро улыбаются друг другу, и сердце Ибо начинает биться быстрее. Приключение. Они словно произносят это слова, не издавая ни звука. Официантка подскакивает к ним, и Лю Хайкуань расплачивается.

— В следующий раз с меня выпивка, — сообщает Ибо, а потом смотрит на девушку с терминалом в руках. — Проведите нас через кухню. У вас же есть запасной выход?

Та кивает, улыбается во весь рот, и Ибо легко может представить ее пост в вейбо. Наверное, уже сегодня выложит. Они поднимаются и направляются следом за ней, огибают отгороженные ширмами кабинеты. Ибо бросает взгляд назад, на витрину. За ней — уже целая группа с телефонами. Он почти чувствует, как они дышат ему в лицо, как пищат и повторяют его имя. Ибо разворачивается и почти бежит за официанткой за барную стойку, мимо двери с надписью «Служебное помещение», туалет, через кухню — тут готовят закуски, повара бросают работу и пялятся на них, пока Ибо, Лю Хайкуань и официантка идут к запасному выходу.

— Это еще что? Кто такие? Чего ты тут без шапок и фартуков людей таскаешь, — по очереди высказываются повара. Официантка с достоинством отбривает их:

— Что уставились? Не вашего ума дело!

Когда кухня остается позади, а впереди только лестница черного хода, Лю Хайкуань вкладывает в руку их провожатой чаевые и благодарность. Потом чуть наклоняет голову:

— Спасибо.

Девушка улыбается еще шире, просто сияет, так что на лестнице даже светлеет.

— Вам спасибо! Заходите еще! Можете так и сказать, что вас должна обслуживать Юй Мин. Может, записать вам, чтобы не перепутали? Не Юй Линь, а Юй Мин. А можно автограф? А сфотографироваться?

Лю Хайкуань качает головой, Ибо молчит. Официантка начинает напрягать, и им надо скорее сваливать, потому что фанаты — тоже не дураки, наверное, разобрались, что тут есть второй выход.

Официантка смотрит разочаровано.

— Ну хотя бы фото!

— Нет, — отвечает Ибо и, развернувшись, выходит. Оставив на лестнице разговорчивую девушку, они оказываются в подворотне и идут по узкой вонючей улице вверх. Тут не так людно и не так ярко мерцают вывески, фонарики, лампочки.

Ибо и Лю Хайкуань идут рядом, оглядываются, но пока преследователей не видно.

— Оторвались?

Ибо пожимает плечами. В кармане вибрирует телефон. На секунду сердце останавливается, а ладони потеют. Он вытаскивает мобильник — сообщение от магазина о распродаже. Ибо с силой проводит по экрану, удаляет рекламу, выключает телефон и кидает в карман.

— Пока да. Но они сто процентов снова выйдут на наш след, — объясняет он Лю Хайкуаню. Тот кивает:

— Прикольно.

И, переглянувшись, они смеются. Хохочут, сами не зная почему.

— Ненормальные! — кричит им какая-то старуха. Упирает руки в боки и с яростью глядит на них. Ибо заливается еще громче, так что из глаз катятся слезы. Лю Хайкуань приобнимает его за плечо и ведет дальше.

— Сюда, — шепчет он Ибо на ухо. А потом почти заносит его в пропахший лапшой ресторан. Ибо вытирает слезы и кашляет.

Вино тут, судя по всему, все то же дерьмо, приходится заказывать пиво. От лапши Лю Хайкуань отказывается, а вот Ибо берет порцию. Лю Хайкуань снова делает попытку закурить, но от стойки ему машет рукой бармен, мол, и не думайте.

Лю Хайкуань вздыхает и убирает сигареты в карман.

— У меня есть план, — говорит Ибо тихо, когда они заказывают еще по пиву. — Отсюда снова выбираемся через кухню, если заметим преследователей.

Лю Хайкуань на все согласен, они допивают пиво и выжидают несколько минут, поглядывая на улицу. Но вход свободен, и они выходят, как нормальные люди, не прячась за барной стойкой и в кухне. И только там замечают группу девчонок с телефонами. Они бросаются к Ибо и Лю Хайкуаню. Народу на улице полно, на фанаток ругаются, велосипедист чуть не сбивает одну с ног, и это дает время спастись бегством.

— Направо, — командует Ибо, пока они бегут прочь. Он хорошо изучил тут все пути отступления. Узкий проулок воняет отходами, Ибо кажется, что все узкие улочки в городе воняют. Он и Лю Хайкуань пробираются между баками и мешками. Проулок темный, но в конце свет, там как раз будет ресторан «Подальше от главной улицы». Туда и надо. Ветер в проулке поднимает с асфальта бумажки, треплет пакет, бросает им в лицо запахи и звуки. Шум города отдаляется на минуту, потом снова накрывает их. Малиновое небо сваливается им на голову.

Они снова оказываются среди людей и почти бегом ныряют в прохладу ресторана. Только там Ибо чувствует, что пьян. Еще не совсем, но уже достаточно, чтобы взять бутылку вина и спросить у Лю Хайкуаня, когда тот наливает: — Нормально, что я могу простить почти все? Одному человеку…

Лю Хайкуань вздыхает, потом отпивает из бокала и долго молчит. Ибо тоже ничего не говорит — ждет. Играет музыка, что-то на китайском. Какая-то девчачья попса. Но Ибо нравится.

— Нормально, — отвечает наконец Лю Хайкуань. Ибо кивает. Ему становится легко. Тяжесть лопается вдруг, и Ибо больше не больно. Дело в том, что ему теперь не нужно заставлять себя обижаться. Да, вчера — потому что сегодня уже началось — ему было плохо, но наступил новый день, и ему хорошо. Слова Сяо Чжаня уже не кажутся такими страшными. Ибо улыбается и поднимается.

— Пойдем споем! — протягивает руку Лю Хайкуаню. Тот кивает. Сжимает его ладонь и встает из-за стола. Он выше Ибо, и Ибо смотрит на него снизу вверх.

— Можешь выбрать песню, так и быть, — разрешает Ибо.

— Мой красавчик-братец такой щедрый, — ухмылка становится шире, Лю Хайкуань отпускает его руку и на секунду прижимает к себе, гладит по голове. — Давай найдем такую песню, которая нам обоим понравится.

В итоге они выбирают и поют, сначала из зала, потом со сцены. Когда они еще были заняты в проекте, им нельзя было ни в бар ходить, ни пить дома, ни петь, и вообще много чего было нельзя. Но сейчас им никто ничего не запрещает. Даже совесть.

Они начинают вторую песню, потом заказывают еще вина и танцуют, забыв о преследовании. Им кажется, что здесь их не найдут. Ибо, конечно, может танцевать часами, но Лю Хайкуань не большой любитель двигаться под музыку. Приходится вернуться за столик, но сердце все еще бьется сильно, и Ибо подпрыгивает на подушке, танцует сидя. Вино в бутылке почти заканчивается, когда он снова видит фанатов. Те пытаются войти, о чем-то громко разговаривают с охранником. Ибо расплачивается и тянет Лю Хайкуаня за рубашку. — Пошли, вон там можно выйти.

Они пробираются между столиками, глядя в пол и только изредка поглядывая вперед, чтобы не потерять выход. У сцены их на миг выхватывает из полумрака круг прожектора.

— Вот кому достанется награда за лучшее исполнение! — слышит Ибо в спину, но остаться они не могут, хоть и хочется. Он сворачивает в коридор и тянет за собой Лю Хайкуаня. В коридоре они снова погружаются в полумрак. Проходят мимо парочки, которая целуется так горячо, что никого вокруг не замечает. Ибо чувствует их липкий жар, слышит их дыхание. Вчера он сам был счастлив. Он вспоминает, как кричал, чтобы Сяо Чжань двигался быстрее, чтобы не мучил его. Вспоминает, как Сяо Чжань был в нем, как целовал его в губы — на нижней до сих пор осталась ранка. Прошло несколько часов, а он уже скучает.

Они выбегают в подворотню.

— Теперь я тебя поведу, — предлагает Лю Хайкуань, и Ибо соглашается.

***
Хайкуань хотел бы злиться дальше, но не может. Хотя с Ибо весело, и песни были отличные, он не может ничего поделать с пустотой внутри. Его как будто выгнали из дома, и он смотрит на теплые окна и хочет вернуться.

Сиротка.

Он вспоминает неожиданное признание Цзиньцзиня. «Ты же понимаешь», — все время спрашивал тот, и теперь Хайкуань мог ответить «да». У него тоже были покровители, но разница лишь в том, что его покровителям в основном нужны были деньги, а покровителям Цзиньцзиня — тело.

Хайкуань расслабляется, забывается, и перед глазами снова возникает картина — Цзиньцзинь голый танцует для господина, как его там. Номер роскошный, на столе — вино и фрукты, довольно банально, но такие грязные свидания всегда обставляют банально.

Почему грязные?

Лю Хайкуань не хочет осуждать, но осуждает. Он бы мог убить этого господина как-там-его, если бы встретил. Он ненавидит его, хотя ничего о нем не знает. Кроме того, что с ним спал Цзиньцзинь. Ему нравилось? Цзиньцзинь вспоминал его, когда был с Лю Хайкуанем?

Чтобы остановить поток ярости и омерзения, чтобы не думать, Хайкуань снова берет Ибо за руку и они спускаются по улице на другую, еще более темную и узкую, и там сворачивают в ресторан, который и рестораном назвать трудно. У него есть название «Северный дракон», — что бы это ни означало. Вывеска светится и моргает, внутри несколько столиков и почти полная тьма. Лапшу делают на открытой кухне, посетители едят и пьют, громко разговаривают — или скорее орут во всю глотку, перекрикивая друг друга, — как будто сейчас не раннее утро, а ясный день.

Хайкуань тянет Ибо на протертый прожженный диван, заказывает виски — хотя ну что тут за виски, скорее всего, как говорит Ибо, — отстой. Но Хайкуаню необходимо наконец опьянеть.

— Вот они, — говорит Ибо, пока они ждут выпивку. Официант, полный мужчина с равнодушным лицом, не торопится. — Они, — он имеет ввиду фанаток, от которых они бегали всю ночь, — тоже нас любят. Но ничего не прощают. Меня еще в Корее учили… ну ты знаешь, что я жил в Корее? Учили, что мой имидж должен быть идеальным. Мне не простят ни девушку, ни тем более парня, никакой любви, ничего — потому что я вроде как должен любить их. С одной стороны, я согласен — для них мы работаем. С другой — не понимаю я такой любви. Это просто одержимость, скажи?

Хайкуань согласен. И с господином как-его-там — тоже не любовь. Сколько нелюбви вокруг! А любовь-то в этом их мире продержаться сможет? Она вообще есть?

Он представляет Цзиньцзиня. Его забавную улыбочку, его глаза и голос. И не верит, что его Цзиньцзинь и тот Чжу Цзаньцзинь, который был с господином как-его-там, — один и тот же человек.

Приносят так называемый виски. Хайкуань наливает, а потом они пьют. Играет какая-то песня, такой Хайкуань и не слышал. Ресторан полон голосов и запахов. Пахнет лапшой, табачным дымом, потом.

Хайкуань наливает еще. Мутные краски плывут перед глазами. Сложно понять, где один человек, где другой. Хайкуаню тошно и пусто. И одиноко.

Он обнимает Ибо за плечо, тот поворачивается к нему. Тонкое лицо, темные глаза, мягкие губы. Хайкуань проводит пальцами по его щеке. Ибо приоткрывает рот, может, что-то хочет сказать, а может — ему тоже нужно прикоснуться к кому-то живому.

Хайкуань целует его. Сначала просто трогает губами губы, потом толкается языком ему в рот. Ибо подается вперед, обнимает его и отвечает.

Они целуются, кусают и ласкают друг друга в темном углу дрянного ресторана, пока за похотью не проступает все та же пустота. Хайкуань отстраняется, ошарашенный и испуганный. Как будто он нарушил какое-то неписаное правило. Как будто сейчас предал себя, совершил над собой какое-то непростительное насилие.

Он вдруг словно видит их обоих со стороны, их лица, их столик, всю лапшичную, затем всю улицу и весь город, как на рисунке. И понимает, что больше никогда не поцелует Ибо или кого-то другого, пока у него есть Цзиньцзинь. А ведь у него все еще есть Цзиньцзинь.

Хайкуань прощает его.

За окнами светает. Начинается жаркий, пыльный день. Хайкуань смотрит на часы — четыре утра. Потом достает телефон и набирает сообщение.

И не успевает даже допить то, что было в бокале.

Телефон звонит.

— Гэгэ, я не спал всю ночь! Скажи сразу, если хочешь меня бросить!

Хайкуань улыбается, бросает взгляд на Ибо.

— Нет, я не хочу тебя бросать, Цзиньцзинь. Я тебя люблю. Давай просто забудем, что было, ладно?

Он слышит тяжелый вздох в трубку.

— Точно? Скажи мне честно, а то я умру.

— Точно. Уже еду.

***
Ибо сам не понимает, зачем поцеловал старшего брата. Его немного тошнит, и он запивает тошноту виски, а потом включает телефон.

Сначала система грузится, Ибо ждет. Затем раздается сигнал — сообщение.

«Да ладно тебе. Я просто устал, психанул. Прости, приезжай».

Он смотрит на время отправки сообщения — полночь. И вызывает такси. Пора ехать. Он совершенно точно не обижен, он возвращается.

«Я тебя люблю», — пишет Ибо и со страхом ждет ответа.

Через несколько минут телефон оживает, но это сообщение от приложения — такси подъезжает.

Они с Лю Хайкуанем прощаются возле машины, которая ждет Ибо. Лю Хайкуань тоже вызвал такси, оно будет через пару минут.

— Не грусти, — говорит ему Лю Хайкуань.

— Ты тоже, — отвечает Ибо. Быстро обнимает его и садится. И следит из окна, как удаляется высокая фигура в худи. Он замечает девчонок с телефонами, но те его уже не поймают. На сегодня он свободен и едет туда, куда всем сердцем хочет попасть.

Сигнал сообщения — Ибо вздрагивает и достает телефон.

«И я тебя», — читает на экране.

@темы: Чужой пейринг, mini OTP wars, Ван Ибо/Сяо Чжань, Лань Ванцзи/Вэй Усянь, Текст

---

Bingqiu team

[bingqiu]

Название: Самый важный человек
Команда:  bingqiu team
Персонажи: Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Юань)
Тип: текст
Жанр: романтика, флафф
Рейтинг: PG-13
Размер: мини, 1892 слова
Примечания: частичный ООС, обусловленный алкоголем.
Саммари: Шэнь Цинцю напился.

Разглядывая пыльно-розовые узоры облаков на небе, где только-только догорел закат, Шэнь Цинцю постепенно приходил к осознанию того, что он, возможно, перебрал.

Он помнил, как днём ранее совместными усилиями нескольких пиков завалили немаленькую такую тварюгу, успевшую докучить сразу нескольким городам на востоке. Ну как совместными усилиями — Шэнь Цинцю знал тварюгу ещё по книге, совершенно читерски воспользовался опытом тамошнего Ло Бинхэ и без проблем нашёл у неё ахиллесову пяту. Братца Самолётика, единственного, кто мог бы осудить, с ними не было. Помнил, как они добрались до родимой Цанцюн и на радостях завалились на пик Цзуйсянь — как-то всё удачно так совпало, что именно сегодня по тамошним мудрёным правилам (слишком мудрёным для пика беспробудных пьяниц!) хмельным отшельникам можно было взаимодействовать с внешним миром. В оригинальном Пути Гордого Бессмертного Демона многообещающему пику была уделено всего каких-то жалких десять глав, в которых не было ни единого монстра — только приятное времяпровождение сиятельного протагониста с парочкой местных отшельниц, ни одна из которых не стала ему ни женой, ни наложницей.

Нет, этим можно было, в принципе, объяснить, как он докатился до лежания на восхитительно мягкой траве с блаженной пустотой в мыслях, но только в первом приближении! Куда делись остальные — или, точнее, куда он от них делся?

Перебрали, пожалуй, они все. Вэй Цинвэй громовым голосом закатил долгую-долгую речь о Лучшем Мече, Который Он Когда-Либо Выковал, а остальные, не сговариваясь, пропускали её мимо ушей — не то чтобы Вэй-шиди особенно нуждался в публике. Вот Лю-шиди, казалось, слушатель был жизненно необходим, потому что он то и дело хватал Шэнь Цинцю за руки, убедительно и невнятно втолковывая про какой-то там стиль борьбы. Наверно, слушатель из него вышел такой себе: увлечённые описания приёмов мгновенного обездвиживания мешались в его голове с душещипательной историей о том, как Лучший Меч (сам по себе? у него было сознание?) отправился странствовать, и Вэй Цинвэй благородно отпустил его, пообещав исполнить желание Лучшего Меча сразиться с ним не на жизнь, а на смерть, когда тот вернётся. Как применить этот приём против меча? Есть ли у мечей акупунктурные точки? С мечом точно нельзя биться на мечах: у меча нет рук, чтобы держать второй меч, значит, придётся сражаться врукопашную. Что-то в этой логике было не так, но Шэнь Цинцю не мог сразу сообразить, что именно, поэтому отхлебнул ещё. Лю Цингэ мог бы победить меч и голыми руками («выйти из захвата перекатом, непременно перекатом», говорит он... а у меча какой захват? чем вообще хватает меч?), а вот Вэй Цинвэю вряд ли такое было бы под силу. Старший ученик Лю Цингэ, едва не перекрикивая Вэй Цинвэя, уже минут десять молил учителя показать все эти обездвиживающие приёмы прямо здесь и сейчас и желательно на нём самом.

— Точно! Лучше о-объяснить на практике, сло... словами всё не передать, — согласился Лю Цингэ, но потащил из-за стола почему-то не жаждущего помочь ученика, а Шэнь Цинцю!

Лю Цингэ мог бы одолеть меч врукопашную. Вэй Цинвэй — нет. Значит, единственный способ предотвратить безвременную смерть шиди от рук его старого меча (то есть от рукояти? наверное, всё-таки лезвия) — научить его, и как можно быстрее, ведь кто знает — а вдруг меч вернётся уже завтра?

— Шиди, у меня к тебе задание первоочерёдной важности. Дело жизни и смерти, — с гробовой серьёзностью произнёс Шэнь Цинцю.

— Твоя жизнь в опасности?! — встрепенулся Лю Цингэ.

— Не моей жизни и смерти, — покачал головой Шэнь Цинцю, — а твоего Вэй-шисюна. Ему нужно показать эти приёмы, и как можно быстрее, а то может стать... слишком поздно.

— Будет сделано, — отрывисто кивнул Лю Цингэ и ринулся к другому концу стола, едва не уронив и без того нетвёрдо сидящего Шэнь Цинцю. Старший ученик помчался следом, насколько позволяли заплетающиеся ноги.

Наблюдая как в замедленной съёмке за разгоревшейся дракой между главами и адептами пиков Ваньцзянь и Байчжань, Шэнь Цинцю успел осушить кувшин вина до конца и подумать, что он и трезвым бы так изящно не справился с угрозой получить тысячу синяков от не в меру усердного в тренировках шиди.

А потом он осознал.

Осознал, что не только к Вэй Цинвэю в любой момент может прийти злобный, готовый к битве не на жизнь, а на смерть меч.

Что если Синьмо уже стучит в двери их бамбуковой хижины — или нет, не стучит, затаился у порога, ждёт, когда Ло Бинхэ выглянет наружу, вглядываясь в ночную тьму в поисках запоздавшего мужа?! Неважно, что в этом мире Синьмо был повержен и разбит — существуют и другие миры, и другие Синьмо.

Ло Бинхэ нужно было срочно предупредить.

С третьего раза Шэнь Цинцю удалось выйти, не вписавшись в стену или косяк, встать на меч и, выделывая немыслимые виражи в лучах багряного заката, отправиться на родимый пик.

Ага! По крайней мере, это объясняет, почему до него доносится такой знакомый шум бамбуковой рощи. Добрался, значит, пусть и не совсем до конца. Пошарил рукой в траве и нащупал меч, к счастью, не отлетевший слишком далеко. Хотя бы не нужно будет искать в темноте!

Выпутаться из объятий мягкой травы оказалось не так уж просто, пусть упавший на лицо жук и отрезвил его живительным испугом — совсем чуть-чуть. Сюя, правда, всё-таки пришлось искать, потому что в первых тщетных попытках подняться он его уронил.

Никакой Синьмо у дверей хижины не затаился — можно было выдыхать, но Шэнь Цинцю обошёл на всякий случай её по кругу. Разведка показала отсутствие врага, но враг мог пробраться в окно, верно?

Чтобы отследить его возможное передвижение, Шэнь Цинцю полез в окно, и тут с оглушительной скоростью и гостеприимством его ринулся встречать деревянный пол.

Ай.

Когда Шэнь Цинцю разлепил-таки глаза, перед ними возникло нечто дивное. Красота, не передаваемая словами. Такая красота, от которой дышать-то невозможно, не то что взгляд оторвать.

— Учитель, тебе не больно?

Ах да, точно, это же его муж.

От этой мысли Шэнь Цинцю стало очень-очень хорошо, и он широко улыбнулся, а потом вспомнил, в каких обстоятельствах обычно слышал эту фразу, и тихо хихикнул.

Попытался встать, но понял, что это несколько проблематично, когда ноги находятся выше головы. Впрочем, Бинхэ всё равно тут же подхватил его на руки и поставил на пол ногами в правильную сторону, но Шэнь Цинцю предпочёл не стоять на неустойчивом, шатающемся полу, а повиснуть на плечах ученика и продолжить им любоваться.

— У-учитель? У меня что-то с лицом? — неуверенно спросил Бинхэ и сглотнул, и взгляд Шэнь Цинцю сместился ниже, на белоснежную шею с еле заметными венками. Её ужасно хотелось поцеловать, и Шэнь Цинцю не стал себе отказывать.

Бинхэ изумлённо ойкнул и сжал ладони на его талии, когда он засосал нежную кожу, чуть прихватил зубами и тут же зализал. Отстранился, рассмотрел расцветшую на ней багровую отметину.

— Так ещё красивее, — вынес вердикт Шэнь Цинцю и снова улыбнулся, глядя в глаза ученика, большие и блестящие в неровном свете лампы.

И нахмурился: что-то пыталось всплыть из памяти, но что?..

— Я ведь что-то важное должен был сказать, — рассеянно пробормотал он, блуждая взглядом по лицу Бинхэ, такому трогательно удивлённому и почему-то беззащитному. Одна прядь выбилась из чёлки и падала на глаза, Шэнь Цинцю заправил её за ухо и потянулся к заколке, стягивавшей волосы Бинхэ на затылке: она тоже была совершенно лишней.

Пальцы слушались его не очень хорошо, но заколка поддалась, и волосы Бинхэ рассыпались по плечам.

— Вот так, с распущенными тебе больше идёт.

Так оно и было! Обычно Шэнь Цинцю любовался на ученика, когда тот спал, с беспорядочно разметавшимися по подушке прядями. Такой чудесный, домашний и уютный Бинхэ. Как будто вовсе даже не чёрный лотос и не повелитель демонов — пусть он и в образе безжалостного тирана был не менее убийственно хорош.

— Ты что-то хотел мне сказать? — переспросил Бинхэ дрожащим голосом. Руки его тоже начинали дрожать.

— А? Не помню, — беззаботно пожал плечами Шэнь Цинцю. Понизил голос и сообщил, как страшный секрет: — Этот учитель очень-очень, очень-очень пьян.

— Вот как, — Бинхэ выдохнул не то с разочарованием, не то с облегчением. Усадил его на кровать, сунул в руки чашку воды.

Забавно, но сейчас шероховатости глиняной чашки ощущались чётче, чем всегда — обычно такое как-то не замечаешь, а тут заметил.

— Знаешь, — задумчиво произнёс Шэнь Цинцю, наблюдая, как по поверхности расходятся круги. — Думаю, я хотел сказать, что люблю тебя.

Бинхэ не то ахнул, не то всхлипнул.

— Ну да, наверно, — продолжил рассуждать Шэнь Цинцю, — я, вроде, не говорил тебе этого — или говорил? — и это важно. Вот. Теперь сказал. Ты... ты плачешь?

— Это от счастья, учитель, — Бинхэ помотал головой и кое-как вытер слёзы. — Пожалуйста, выпейте, вам станет легче.

Шэнь Цинцю снова уставился на чашку. Ну да, пожалуй, горло у него и правда пересохло, только противную невкусную воду не хотелось совершенно.

— А ты меня поцелуешь, если выпью? — нет, ну нужна же после неприятной штуки какая-то награда. Хорошо, что не какую-нибудь микстуру Му Цинфана глотать надо, но всё-таки!

— Конечно, учитель, что угодно! — уверил его Бинхэ, и он проглотил всю воду почти залпом, чудом не закашлявшись. А потом, не дожидаясь ответных действий ученика, тут же впечатался в его губы, такие прохладные и желанные. Когда у него из рук забрали пустую чашку, он не заметил — просто сразу же зарылся пальцами в густые, приятные на ощупь волосы, нащупал под ними шею, притянул к себе ближе, ближе, так, чтобы Бинхэ обеими ладонями опирался на кровать подле него и нависал над ним.

Губы Шэнь Цинцю от вина вроде и онемели, а вроде и стали чувствительнее прежнего, язык был неуклюжим и непослушным, и инициативу пришлось отдать Бинхэ, подстроиться под его мягкий напор, тихо постанывать, когда его язык задевал нёбо. Не убранные со лба Бинхэ пряди вдруг скользнули вниз, и у Шэнь Цинцю вдруг оказался полный рот волос, и у Бинхэ тоже, и они смеялись как умалишённые, пока пытались отплеваться. Бинхэ так трогательно и забавно вслепую убирал приставшие к щеке и губам волоски, что Шэнь Цинцю не мог его не передразнить.

— Пфффт.

Бинхэ поднял на него вопросительный взгляд.

— Пфффт! — повторил Шэнь Цинцю, высунув язык, и пояснил: — Это ты так делаешь.

Бинхэ расплылся в широкой улыбке, на глазах его снова заблестели слёзы, и он вдруг обнял Шэнь Цинцю так крепко и неожиданно, что тот сдавленно ойкнул.

— Что же ты со мной творишь, — всхлипнул Бинхэ. — Почему учитель не может всегда быть... таким? Наверно, это к лучшему, иначе этот супруг давно получил бы искажение ци...

— Каким — таким? — не понял Шэнь Цинцю. — Пьяным? Не могу, мы же не на пике Цзуйсянь живём.

Успокаивающе погладил ученика по спине. Вечно он ревёт из-за всякой ерунды!

Бинхэ покачал головой и шумно вдохнул, зарывшись носом в его волосы. Разомкнул объятия и ласково взял его лицо в обе ладони.

— Ничего. Этот ученик до конца своих дней будет помнить этот вечер, даже если учитель забудет или... или пожалеет... — голос его дрогнул, по щеке скатилась ещё одна слеза. — Я тоже люблю тебя. Больше, чем ты можешь представить, — и совсем-совсем шёпотом: — мой самый важный человек.

— Мой самый важный человек, — эхом повторил Шэнь Цинцю, и это была сущая правда. Прижался губами к ладони Бинхэ и закрыл глаза. Ему было очень хорошо и спокойно, в груди свернулось что-то мягкое и пушистое, пальцы Бинхэ осторожно гладили его брови, скулы, веки, и второй поцелуй получился совсем лёгким, невесомым. Они едва касались друг друга губами, нежно и самую малость щекотно, Шэнь Цинцю не переставал улыбаться и чувствовал, что Бинхэ тоже улыбается сквозь слёзы.

Они целовались долго, не спеша, переходили на щёки, виски, лоб — демоническая метка Бинхэ была приятно тёплой, — и снова возвращались к губам, всё медленнее и тише, пока наконец Шэнь Цинцю не устроился головой на уютном плече, неотвратимо погружаясь в дрёму.

— Спать хочу, — протянул он и со вкусом зевнул.

— Значит, будем ложиться, — согласился Бинхэ и потянулся развязать его пояс. — Можно? Я осторожно, ничего не порву.

Шэнь Цинцю кивнул.

Последним, что он запомнил, прежде чем уснуть, было тепло, знакомое и бесконечно родное.

— Я... хотел тебе что-то сказать, — пробормотал он, и его дыхание отражалось от кожи Бинхэ и грело его самого.

Точно, он же всё уже сказал.

Наконец-то. Давно пора было.

— Спи, моя любовь.



Название: С сахаром
Команда:  bingqiu team
Персонажи: Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Юань)
Тип: арт
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Примечания: нет
Саммари: Ло Бинхэ всегда находит своего учителя (и наоборот).

Название: Гарантируются льготы умиравшим от чумы
Команда:  bingqiu team
Персонажи: Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Юань)
Тип: текст
Жанр: драма
Рейтинг: G
Размер: драббл, 993 слова
Примечания: написано к арту "С сахаром" команды  bingqiu team
Саммари: Шэнь Юань никогда не думал, что это ему придется искать Ло Бинхэ в другом мире, но пришлось.

Он всегда думал, что если подобное случится, то все будет наоборот. Однажды он упадет средь бела дня, посреди какого-то обыденного занятия на пике Цинцзин; или вечером ляжет спать и с утра Ло Бинхэ его не добудится — а он сам, Шэнь Юань, придет в себя в одной из больниц родного города, в реанимации, палате интенсивной терапии или куда там засовывают молодых людей, которых еще можно откачать. И Ло Бинхэ придется вычислять, где он есть, искать его по чужим мирам, делать резец для открывания всех дверей из обломка Синьмо. Потом еще одна трудная задача — узнать Шэнь Юаня среди всех других людей, которых Ло Бинхэ никогда не видел.

Что поделать, он никогда не видел Шэнь Юаня.
(Противный голосок на границе сознания говорит, что Шэнь Юань и Шэнь Цинцю слишком похожи, чтобы можно было не узнать).

Все совсем не так.

Это Ло Бинхэ уходит однажды ненадолго, чтобы разобраться с небольшой проблемой в царстве демонов.
Это Шэнь Цинцю мечется в поисках мужа по царству демонов (с помощью Мобэй-цзюня и Ша Хуалин, которые тоже беспокоятся и напуганы). Это он вспоминает все о способностях священных демонов спонтанно перемещаться из мира в мир без порталов и артефактов, он вытрясает все подробности из Шан Цинхуа («Ничего я такого не писал. Клянусь! И в черновиках не писал! Погоди, есть, кажется, один цветок...»)

Это Шэнь Цинцю находит место, где посреди черных, обожженных камней под красным небом полно пепла от одного, особого, цветка — если его дымом окурить священного демона, тот может «утратить себя в мире» — оружие, которое Шан Цинхуа когда-то думал применить против Тяньлан-цзюня, но потом поступил быстрее и проще — засада, заклинатели, непобедимый меч Сюаньсу...

Что теперь с Ло Бинхэ? Где он? Жив ли он? Если он не приходит даже во сне — как быть?

Обломки Синьмо — не то, что Шэнь Цинцю решается тревожить, не с его силами, не в отсутствие Ло Бинхэ; но у него еще есть Система, и можно вывернуть ее наизнанку запросами, требованиями и угрозами, и добиться своего. Свое — это обещание задать направление, если пользователь решится начать новую сюжетную арку, что-то про множество пар железных сапог.

Если Система рассчитывает, что этот пользователь согласен пробыть без Ло Бинхэ так долго — она очень, очень неправа.

Потом нужно создать стабильный портал. Потому что Шэнь Цинцю ни за что не хотел бы, чтобы его мальчик, его Бинхэ, мучился в чужом мире, не в силах вернуться.
Некоторых усилий стоит приставить к порталу Шан Цинхуа («Стой тут. Держи открытым. Упустишь — убью!»)

Шан Цинхуа мелко трясется, но держит портал как следует — удерживает открытым. Сколько в этом человеке страха, а сколько храбрости, никогда Шэнь Цинцю не понять. Неважно. Лишь бы дождался. А то еще схлопнется этот мир без главного героя... без двух героев.

Шэнь Цинцю делает шаг за грань и снова становится Шэнь Юанем.

Как он, оказывается, привык к силе. К почтению. К тому, что никто не может оттолкнуть его с дороги. И к тому, что можно летать на мече.

Что это за мир — его родной или просто очень похожий, Шэнь Юань не знает, и ему, в общем-то, все равно. У него нет цели возвращаться в прежние места и встречаться с теми, кто мог его знать (кто мог его уже давно оплакать). Ему просто нужно найти своего мужа.

Истинное благословение, что Система при переходе не отключилась. Надо же, Система может быть благословением. С ее подсказками Шэнь Юань хоть как-то продвигается в поисках. Как трудно найти человека в здешних людских муравейниках!

Где может быть Ло Бинхэ? Без документов, без заклинательских сил, без ауры протагониста? Шэнь Юань обшаривает все подряд в направлениях, указанных виртуальной помощницей, всматривается в лица — пришлось завести очки, что за фигня, он и забыл... Главное, не перепутать. А что, если это таки другой мир и в нем есть свой Шэнь Юань? Что, если даже свой Ло Бинхэ есть? Он видел похожих людей — вот, из машины выходит великолепный мужчина в дорогом дизайнерском костюме, на лацкане — значок в форме язычка пламени, под пиджаком, кажется, кобура с оружием, но он смотрит, не узнавая, и нет, это не его Бинхэ. Мужчина хмурится, смотрит непонимающе — потом к нему присоединяется спутник, немолодой мужчина в военной форме, берет его под руку и уводит — вот он совсем непохож на Шэнь Юаня, но что-то, что-то все же есть... Нет времени рассматривать.

Но сейчас ему по пути с теми двумя, потому что подсказки ведут его на ярмарку — карнавал, фестиваль, как это тут может называться? Повсюду люди, разукрашенные павильоны с развлечениями, едой и напитками, музыка гремит из динамиков, и где-то здесь может быть и Ло Бинхэ (а если не здесь, то он просто пойдет дальше).

Денег у Шэнь Юаня нет, но выглядит он, должно быть, так, что кажется легкой добычей, а на ярмарке полно темных углов и закоулков. И в одном из этих темных углов он узнает, что разучился драться. А еще — что его плохо держат ноги. Так скоро? Так мало времени на поиски?
Он стоит на коленях на земле, прикрывая голову руками — вставать не нужно, совсем не нужно, нужно упасть, тогда те, кто бьет его, потеряют интерес и уйдут, и снова можно будет искать, но вот что-то они все никак не потеряют этот самый интерес... Потом его вдруг оставляют в покое. У гопоты появились свои трудности — теперь бьют их, в три пары рук и ног, те двое — военный и его друг в дорогом костюме, и с ними еще один.

Еще один.

Раскидав нападающих, этот «еще один» устремляется к Шэнь Юаню и вцепляется в него так, что поначалу даже больно. На несколько минут они вдвоем совсем запутываются друг в друге — руки ощупывают, ноги ищут опору, лица... лицом к лицу все равно ничего не разглядеть.

И не надо глядеть. Чтобы узнать Ло Бинхэ, в конце концов, оказывается, не нужно вглядываться.

Почему-то у Ло Бинхэ здесь рога на голове. Неужто тут так выглядят демоны? Неважно, он и сам-то...

Он обнимает своего мальчика (большого, взрослого, сильного, о, и рога, надо же), держит его крепко-крепко (нужно дотянуться до них порталом, пусть система скажет Шан Цинхуа...)

Те двое стоят над ними и смотрят понимающе: были такими же, видели то же самое, прошли бы через то же самое, если нужно.

Во всех мирах, всегда.

Во всех воплощениях.


Название: Под прикрытием
Команда:  bingqiu team
Персонажи: Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю
Тип: перевод
Жанр: пвп
Рейтинг: R
Размер:драббл, 773, в оригинале 949 слов.
Примечания: Оригинал: UmbrellaMartialGod, оригинал - archiveofourown.org/works/21290183, разрешение на перевод получено
Саммари: Не то чтобы Шэнь Цинцю особенно любил секс на публике или что-то типа того. Ему ОЧЕНЬ стыдно. Так что не спрашивайте его, как он оказался под столом Ло Бинхэ и

какой сюжет, такой и спойлер

с членом Ло Бинхэ во рту.

Пока Шэнь Цинцю сидел под столом, в голову ему пришла внезапная мысль, что если они смогут таки провернуть это незаметно, Ло Бинхэ получит самую большую выволочку в своей жизни.
Единственная причина, по которой мысль была мимолетной — то, что в этот самый момент Шэнь Цинцю был типа занят: положив руки на бедра Бинхэ, он двигал головой вверх-вниз, стараясь взять в рот столько этого дурацкого демонолордовского члена, сколько мог.
Одна из рук Бинхэ была опущена вниз и лежала на затылке Шэнь Цинцю. Большой палец ободряюще гладил его, рисуя круги на коже, и Шэнь Цинцю решительно не был заинтересован в этом прикосновении, спасибо большое! Честно, это абсолютная дерзость со стороны Ло Бинхэ — требовать подобного скандального действия от своего учителя!

(И если мысль о том, что их могут спалить, заставляла Шэнь Цинцю бессознательно раздвигать бедра шире, в жажде хоть какого-то облегчения — никому об этом знать не полагалось).
— И что мой господин желает сделать со слухами о заговоре, готовящемся в западных областях?
Голос Мобэй-цзюня звучал слегка отдаленно, как будто он стоял у дальнего конца длинного каменного стола. Достаточно далеко, чтобы он не заметил чего-то неладного, но достаточно близко, чтобы услышать, если Шэнь Цинцю слишком громко втянет воздух. И хотя не то чтобы Мобэй-цзюнь был способен сделать с этим что-нибудь, Шэнь Цинцю скорее убьет себя, чем позволит Шан Цинхуа смеяться над ним из-за того, что его запалили занимающимся полу-публичным сексом с протагонистом.
Учитывая все возможные варианты, Бинхэ сравнительно хорошо справлялся, сохраняя спокойный вид, хотя Шэнь Цинцю практически чувствовал, как сильно он хочет толкнуться членом поглубже ему в глотку. Когда он занимался своими демонолордовскими делами, голос Ло Бинхэ становился глубже и выражал намного больше уверенности, чем привык слышать Шэнь Цинцю. И хотя Шэнь Цинцю находил это довольно возбуждающим — видеть, как Ло Бинхэ надевает маску протагониста, — он не мог не скучать немного по своему мужу.
— Свяжись с нашими представителями на западе, чтобы узнать, нет ли у них еще информации. Я не хочу действовать, опираясь только на слухи, — сказал Бинхэ с уверенным спокойствием кого-то, кому вовсе не сосут член под столом.
Несмотря на свое желание не попадаться, Шэнь Цинцю не мог не почувствовать легкую обиду. Он тут делает всю тяжелую работу, а Бинхэ даже не пытается побороться? Ну хоть немного? Будьте уверены, аура протагониста не давала иммунитета к порносценариям!
А что насчет того дела во дворце Хуаньхуа в царстве людей? — продолжал Мобэй-цзюнь.
— Если госпожа дворца говорит, что все решено, тогда я не слишком беспокоюсь, — ответил Ло Бинхэ, — но если там что-то не... хм!
Если бы Шэнь Цинцю не ожидал этого, он бы подпрыгнул от громкого удара, когда кулак Ло Бинхэ врезал по каменной столешнице. Вместо этого Шэнь Цинцю просто продолжил вести по нижней части члена Ло Бинхэ языком, прежде чем обхватить его губами. Он напрягал щеки, стараясь сосать сильнее и брать глубже, лаская ту часть, что не помещалась в рот, рукой.
— Господин? Вы в порядке?
Раздался шорох, и Шэнь Цинцю замер, опасаясь, что Мобэй-цзюнь подойдет поближе.

— Я в порядке, — заявил Бинхэ сквозь сжатые зубы, слегка возвысив голос, — В-вели дворцу Хуаньхуа с этим разобраться. Если н-надо будет, мы можем просто отправить туда одного из наших под... при... прикрытием.
Шэнь Цинцю хотел ухмыльнуться из-за того, как дыхание Ло Бинхэ прерывалось от каждого его, Шэнь Цинцю, особого усилия. То, что он один имел такую власть над протагонистом романа — мужчиной, чья судьба предполагала, что он будет обладать сотнями жен — кружило ему голову.
— Господин, вы уверены, что...

У меня есть другие срочные дела, — ответил Ло Бинхэ мрачным командным тоном, с такий интонацией, что Шэнь Цинцю почувствовал, что в комнате внезапно стало невыносимо жарко. Бинхэ запустил пальцы глубже в волосы Шэнь Цинцю, потянув так, что ему захотелось застонать. — Это все?

К облегчению Шэнь Цинцю, Мобэй-цзюнь наконец завершил свой доклад. Ло Бинхэ сидел неподвижно и молча, пока они не услышали, как закрываются тяжелые каменные двери. Как только они остались одни, Ло Бинхэ позволил себе зарычать. Он откинулся на спинку кресла, чтобы посмотреть, как развратно Шэнь Цинцю обнимает губами его член, глядя из-под длинных ресниц..
С непристойным звуком Шэнь Цинцю выпустил член Ло Бинхэ изо рта — тонкая ниточка слюны протянулась от головки к губам, — ослабляя впечатление от своего пристального взгляда.
Зрачки Ло Бинхэ были расширены, губы изогнуты в усмешке. Рука его сдвинулась, лаская щеку Шэнь Цинцю; и то, как подушечка большого пальца Бинхэ скользнула по влажным губам, послало волну мурашек вдоль позвоночника Шэнь Цинцю.
— Бинхэ, — сказал Шэнь Цинцю с укором, проводя губами по его пальцу, пытаясь поставить мужа на место строгим взглядом, как если бы Шэнь Цинцю не стоял на коленях, весь умоляя о внимании.
Когда пальцы Бинхэ проникли в рот Шэнь Цинцю и прижались к его языку, он растаял от прикосновения, и все чувство стыда стремительно его покинуло.
— Учитель, — ответил Бинхэ, — позволите ли вы этому мужу ответить тем же?

@темы: Арт, Свой пейринг, Драма/ангст/хоррор, Романс/пвп/флафф/юмор, mini OTP wars, Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю, Текст

---

[Аурум]

Уважаемые участники!

30 апреля объявляется днем пейрингов Вэй Ин/Цзян Чэн и Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Работы принимаются с 00.00 до 23.59 мск.

Не забывайте, пожалуйста, проставлять теги и оформлять шапки работ.

Код шапки

<b>Название:</b>
<b>Команда:</b>
<b>Персонажи:</b> 
<b>Тип:</b>
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Размер:</b>
<b>Примечания:</b>
<b>Саммари:</b> 

---

[Аурум]

Уважаемые участники!

29 апреля объявляется днем пейрингов Ван Ибо/Сяо Чжань и Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю.
Работы принимаются с 00.00 до 23.59 мск.

Не забывайте, пожалуйста, проставлять теги и оформлять шапки работ.

Код шапки

<b>Название:</b>
<b>Команда:</b>
<b>Персонажи:</b> 
<b>Тип:</b>
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Размер:</b>
<b>Примечания:</b>
<b>Саммари:</b> 

---

[mdzs wars]

Дорогие участники и читатели!

Скоро начнутся первые выкладки! В связи с этим, напоминаем:

1. Всем участвующим командам необходимо вступить в сообщество феста до начала выкладок.
2. Каждый день будет выкладываться по 2 команды.
3. Пейринги дня определяются за сутки до начала выкладки. Команды первого дня будут определены в 00:00 28 апреля. Все последующие будут объявляться в 23:00.
4. Так как орг является участником игры, для распределения команд по выкладкам была приглашена  Аурум, которая не является ни участником какой-либо команды, ни АД для любого из участников.

@темы: mini OTP wars

---

[mdzs wars]

На mini OTP-Wars заявились следующие команды:

Команды

Цзинь Лин/Цзян Чэн:  platepants,  potion,  MyTrueColors,  Hiriden,  Ayray

Юэ Цинъюань/Шэнь Цзю:  Thexalux,  Эльфенок Рицка,  Seadwelliz,  Tiringolwe,  Hide Matsumoto

Хэ Сюань/Ши Цинсюань:  Michelle, ma belle,  apharti,  antananariva,  Tayo Lebenswell,  Hartwig Neumann

Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь:  *Амели* , Glorydale,  Angrem,  незримая_кысь,  evijuls

Лань Ванцзи/Вэй Усянь:  Dark Mousy,  Доктор Амбридж,  Мар(т),  iris M,  Jess_L

Ло Бинхэ/Шэнь Цзю:  Tiringolwe,  Liss-ka,  30.06.12.16.28,  antananariva,  левое щупальце

Цзинь Гуанъяо/Лань Сичэнь:  Aihito,  Green T Альт.,  Estel Flashback,  *Амели*

Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Юань):  Seadwelliz,  Tiringolwe,  Liss-ka

Хуа Чэн/Се Лянь:  Seadwelliz

Лань Чжань/Вэй Ин/Цзян Чэн:  Mozilla,  monmorensy

Ван Ибо/Сяо Чжань:  Shun,  Kara,  orange_tree,  ~Энни~

Хэ Сюань/Ши Уду:  Hide Matsumoto,  Maen,  zaf,  шати

Не Хуайсан/Цзян Чэн:  Eva Lyden,  Enkin,  дежурочная плесень

Сюэ Ян/Цзинь Гуанъяо:  Чайная Чашка Зла,  Коварный Пион,  Потерянный Веер

Ван Чжочэн/все:  Jinli hua long,  Evil Line,  Злобный мурзик

Сюэ Ян/Сяо Синчэнь:  evijuls,  Amarth,  Mark Cain

Цзян Чэн/Вэнь Цин:  Ярь,  сурикат бонапарт,  Miss_De_Fault

Не Хуайсан/Цзинь Гуанъяо:  Akitosan,  Нехуй-сан

Вэй Ин/Цзян Чэн:  Некто в фиолетовом,  Лотос Ю,  Чужое ядро

Сюэ Ян/Мо Сюаньюй:  Li Yuan,  Narinke,  Дамария,  .Рен

Лань Сичэнь/все:  TandMfan,  Holmes Mycroft,  Cardinal Sin

Вэнь (Чжао) Чжулю/Не Хуайсан:  во славу крэка


Участники, которые подали индивидуальные заявки, могут в течение трех дней, до 23.59 мск 25 апреля, выбрать следующее:

1. Войти в состав других существующих команд (по договоренности с капитаном или исполняющим его обязанности и при условии, что в команде есть свободные места).
2. Создать команду, за которую подавали заявку, и продолжить участие.
3. Отозвать свою заявку.

Если участник по какой-то причине не успел подать заявку в одну из заявившихся команд, то он может подать ее в течение двух дней, до 23.59 мск 24 апреля.

Всем участвующим командам необходимо вступить в сообщество феста.

Первая выкладка - 29 апреля, в среду. Пейринги дня будут определены в 00:00 28 апреля. Напоминаем, что выкладки проходят каждый день, пейринги дня определяются за сутки до начала выкладки.

Удачи всем участникам!

запись создана: 23.04.2020 в 00:11

@темы: Организационное, mini OTP wars

---

Пост набора команд

[mdzs wars]

Напоминаем, что сегодня, 22 апреля, последний день приема заявок!

С 15 по 22 апреля (до 23:59) все, кто желает участвовать, подают заявку в форме:

- ник
- пейринг
- что можете делать (фик, арт, клип)
- за сколько команд играете

Напоминаем, что в команде может быть от 1-го до 5-и участников — для каких пейрингов команды наберутся, те и будут участвовать. Можно подавать заявку сразу командой, указав пейринг и перечислив участников в заявке. Если кто-либо уже заявился за пейринг, за который вы хотите пойти с командой, можно подать командный список, который будет включать первого заявившегося. Или же можете подать индивидуальные заявки за тот же пейринг. Во избежание путаницы просьба не подавать повторные заявки, если вы уже есть в командном списке, и не подавать заявки за других пользователей.

Уже собрались команды:

Цзинь Лин/Цзян Чэн
 platepants
 potion
 MyTrueColors
 Hiriden
 Ayray

Юэ Цинъюань/Шэнь Цзю
 Thexalux
 Эльфенок Рицка
 Seadwelliz
 Tiringolwe
 Hide Matsumoto

Хэ Сюань/Ши Цинсюань
 Michelle, ma belle
 apharti
 antananariva
 Tayo Lebenswell
 Hartwig Neumann

Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
 *Амели*
 Glorydale
 Angrem
 незримая_кысь
 evijuls

Лань Ванцзи/Вэй Усянь
 Dark Mousy
 Доктор Амбридж
 Мар(т)
 iris M
 Jess_L

Ло Бинхэ/Шэнь Цзю
 Tiringolwe
 Liss-ka
 30.06.12.16.28
 antananariva
 левое щупальце

Цзинь Гуанъяо/Лань Сичэнь
 Aihito
 Green T
 Альт.
 Estel Flashback
 *Амели*

Собираются:

Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Юань)
 Seadwelliz
 Tiringolwe
 Liss-ka

Хуа Чэн/Се Лянь
 Seadwelliz

Лань Чжань/Вэй Ин/Цзян Чэн
 Mozilla
 monmorensy

Ван Ибо/Сяо Чжань
 Shun
 Kara
 orange_tree
 ~Энни~

Хэ Сюань/Ши Уду
 Hide Matsumoto
 Maen
 zaf
 шати

Не Хуайсан/Цзян Чэн
 Eva Lyden
 Enkin
 дежурочная плесень

Сюэ Ян/Цзинь Гуанъяо
 Чайная Чашка Зла
 Коварный Пион
 Потерянный Веер

Ван Чжочэн/все
 Jinli hua long
 Evil Line
 Злобный мурзик

Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
 evijuls
 Amarth
 Mark Cain

Цзян Чэн/Вэнь Цин
 Ярь
 сурикат бонапарт
 Miss_De_Fault

Не Хуайсан/Цзинь Гуанъяо
 Akitosan

Вэй Ин/Цзян Чэн
 Некто в фиолетовом
 Лотос Ю
 Чужое ядро

Сюэ Ян/Мо Сюаньюй
 Li Yuan
 Narinke
 Дамария
 .Рен

Лань Сичэнь/все
 TandMfan

Вэнь (Чжао) Чжулю/Не Хуайсан
 во славу крэка

запись создана: 15.04.2020 в 00:00

@темы: mini OTP wars

---

[mdzs wars]

<a href="https://mdzs-wars.diary.ru/?tag=5128529"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/8/6/3486883/86733359.png"></a>

@темы: баннер, mini OTP wars

---

Вопросы и ответы

[mdzs wars]

Здесь можно уточнить вопросы по правилам.


Можно ли собрать команду персонаж/все?
Можно, но с одним ограничением. Если соберется команда какого-либо пейринга с этим персонажем (например, Цзян Чэн/Вэй Ин), команде персонаж/все (например, Вэй Ин/все) нельзя выкладывать работы с этим пейрингом.
Исключение, как и для всех остальных команд - день чужого пейринга (одна конкурсная и неограниченное количество внеконкурсных работ).

Можно ли собрать команду гета или джена?
Гета - можно, ограничение то же, что и для команд персонаж/все. Команду джена нельзя, формат феста подразумевает пейринги.

Можно ли собрать команду тройничка?
Можно, но следует учесть, что это должны быть именно отношения на троих. В работах должны присутствовать все трое, а не двое с третьим подразумевающимся, но не участвующим в сюжете.

Могут ли соавторы записаться в команду под одним логином?
Да, могут, соавторы считаются за одну творческую единицу. Но в таком случае все их работы должны быть соавторскими.

Может ли бета быть Анонимным доброжелателем?
Да.

Можно ли принести во внеконкурс те работы, которые не являются текстами/артами/etc и их нельзя нести в конкурсную выкладку? Например, сет аватарок.
Да, во внеконкурс можно выкладывать любые типы работ.

Как предполагается сохранять анонимность работ, если в команде один человек?
Работы будут выкладываться из-под командного логина, так что условная анонимность соблюдается.

Если я не смог попасть в команды которые хочу, что делать?
Есть два варианта.
Первый: Можно пойти в любую другую команду, например СЯ/шестой шиди, и в день выкладки команды, в которую вы очень хотели (например, ЛЦЖ/ВЖУХ), принести свою работу по пейрингу ЛЦЖ/ВЖУХ.

Второй: Вы можете организоваться в команду "Все остальные". Для нее не будет ограничения по количеству участников, но они не смогут выкладывать в день своей выкладки работы по тем пейрингам, по которым собрались другие команды.
Т.е. если есть команда по пейрингу шестой шиди/ЦЧ, то по нему работу команда "Все остальные" выложить не сможет.
Исключение, как и для всех остальных команд - день чужого пейринга (одна конкурсная и неограниченное количество внеконкурсных работ).

@темы: Организационное, mini OTP wars

---

Правила mini OTP wars

[mdzs wars]

Правила mini OTP wars

1. О наборе в команды.

1.1 Записываться можно максимум за три команды.

1.2 С 15 по 22 апреля (до 23:59) все, кто желает участвовать, подают заявку в форме:

- ник
- пейринг
- что можете делать (фик, арт, клип)
- за одну, две или три команды играете

1.3 В команде может быть от 1-го до 5-ти участников — для каких пейрингов команды наберутся, те и будут участвовать. Можно подавать заявку сразу командой, указав пейринг и перечислив участников в заявке.

1.4 Команды могут формироваться по всем канонам ("Основатель темного пути", "Система-спаси-себя-сам", "Благословение небожителей"), а так же РПС по дораме "Неукротимый".

2. После окончания приема команды получают время на подготовку, а с 29 апреля начинаются выкладки — каждый день посвящен отдельному пейрингу. Пейринг, которому будет посвящен следующий день, будет определен жеребьевкой в конце предыдущего (накануне начала выкладок будет известно, кто первый, вечером первого дня — кто второй и так далее).

2.1 В свой день каждая команда должна выложить не более 5 работ, посвященных своему пейрингу.

2.2 Эти работы могут быть авторскими фиками (размером от 500 слов), переводами фиков с иностранных языков, артами/видео/коллажами, либо переводами стрипов/додзинси. Другие виды работ согласовываются с организаторами до начала выкладок.

2.3 Работы не должны быть выложены нигде, кроме конкурсного сообщества, до окончания конкурса.

2.4 Работы выкладываются анонимно. Для этого участники могут создать отдельные сообщества, от логина которых и будет происходить выкладка.

2.5 Оформлять работы баннерами и кнопками можно, но необязательно.

2.6 В день чужих пейрингов команда может выложить одну работу, посвященную пейрингу, голоса за эту работу также будут зачтены. Делать что-либо в этот день можно, но не обязательно.

3. После завершения всех выкладок будет открыто голосование. Общее голосование, голосование за свой пейринг, голосование за работы по чужим пейрингам будет проходить в соответствующих постах.

Голосовать может любой желающий — от своего аккаунта, анонимные голоса будут удаляться модераторами.
Сообщества, логин mdzs-author, а также любой другой публичный аккаунт в голосовании не участвует.

Точные даты голосования и количество работ, за которые можно будет проголосовать, будут уточнены после определения количества команд.

3.1 В любой день можно выложить внеконкурс. В голосовании он не участвует.

@темы: Правила, mini OTP wars