[MyTrueColors]

Дорогой фандом,

Есть предложение провести небольшие командные игры в облегченном варианте.

Ранее

С примерными правилами подобной игры можно познакомиться здесь .

В дополнение к правилам будет следующее:
- ограничение на наличие как минимум 1-й текстовой работы будет снято
- все новеллы Мосян
- могут участвовать команды по РПС (дорама)

Примерные сроки (могут быть сдвинуты, расширены):

Набор в команды - 13-19 апреля
Подготовка - 20-26 апреля
Выкладка - 27 апреля - 10 мая (мб меньше в зависимости от кол-ва команд)
Голосование - 11-17 мая

UPD Примерные правила и ВиО - здесь


Отпишитесь пожалуйста в комментариях, если вам нравятся текущие даты командной игры, или же если вам кажется, что стоит сдвинуть на какой-то срок(неделю), или же свое мнение.

запись создана: 04.04.2020 в 13:00

@темы: Организационное, Голосование

---

[Qishan Wen]

ДЕАНОН

Детектив/приключения/экшн
"Трофей"
Автор Roctis Kravei, бета - Nejdana
детектив/приключения/экшн

Драма/ангст/хоррор
"Гребень"
Автор Nejdana
"Темнота и тишина"
"Развлечение"
Автор Roctis Kravei, бета - анонимный доброжелатель
драма/ангст/хоррор

AU/RPS
"Иное решение"
Автор Roctis Kravei, бета - анонимный доброжелатель
AU/RPS

Романс/пвп/флафф/юмор
"Семена"
"Лента"
"Цена спокойствия"
Автор Roctis Kravei, бета - два анонимных доброжелателя (все ещё желающие оставаться анонимными)
романс/пвп/флафф/юмор

@темы: Деанон, Совет кланов, Орден Цишань Вэнь

---

Yunmeng Jiang: деанон

[Yunmeng Jiang]

Спасибо всем, кто был с нами!

Тема «Детектив/приключения/экшн»

Арт "Успеть" — автор  Lalaif
Текст "Не то время, не то место" — автор  MyTrueColors, беты  Аурум,  Алгоритмизация

Тема «Драма/ангст/хоррор»

Текст "Второй дом" — автор  platepants, беты  Аурум,  Алгоритмизация
Текст "Решение" — автор  darkmorgana~, бета  Аурум
Арт "Не открывай глаза" — автор  Lalaif
Арт "Ты как?" — автор  Layne
Текст "Ради него" — автор  Доктор Амбридж, бета  Аурум
Текст "Не снимая одежд, не развязывая поясов" — автор  Ginger_Elle, бета  Аурум

Тема «AU/RPS»

Текст "Мельницы богов" — авторы  .Рен,  Аурум, беты  Алгоритмизация,  Ginger_Elle,  Shadowdancer (анонимный доброжелатель)
Коллаж "Синхронизация" — автор  Рене
Арт "Моменты" — автор  Layne

Тема «Романс/пвп/флафф/юмор»

Текст "Выбирай правильно" — автор  monmorensy, бета  рыцарь Алекс
Текст "Вэй Усянь звонит в дверь" — автор  Ginger_Elle
Текст "Три противоядия" — автор  Sunraise, бета  Алгоритмизация

Оформление:  MyTrueColors

@темы: Деанон, Совет кланов, Орден Юньмэн Цзян

---

Орден Гусу Лань: деанон

[Орден Гусу Лань]

Детектив/приключения/экшн
Прекрасный и опасный, клип - *Амели*
Атака, арт - iris M
Не за красивые глаза, арт - Enkin

Драма/ангст/хоррор
Выполнила, драббл - Мар(т)
Наблюдатель, мини - orange_tree
Убей меня, клип - *Амели*
Рука дающего, мини - Мар(т)
Черный след, мини - Доктор Амбридж
Потрахайтесь тут еще, арт - Enkin

AU/RPS
В руку, миди - Мар(т)
Что читаешь, арт - Enkin
Вэй Усянь освобожденный, арт - iris M
Поцелуй, мини - orange_tree
Все думают, что мы встречаемся, миди - *Амели*

Романс/пвп/флафф/юмор
Crazy to love you, клип - Ызарга
Let's burn, клип - *Амели*
По правилам, мини - Мар(т)
Плоть, мини - Доктор Амбридж
Лимерики, стихи - wedymar
Сладость, арт - Enkin
Я сыграю тебе, гэгэ, коллаж - Arya337

Оформление - iris M

@темы: Деанон, Совет кланов, Орден Гусу Лань

---

Итоговые результаты

[mdzs wars]

Спасибо всем участникам и читателям феста "Совет кланов"!
Мы рады, что вы приняли в нем участие, активно творили, читали и голосовали!
Поздравляем победителей!

1 место

код

<div align="center"><a href="https://mdzs-wars.diary.ru/?tag=5664229"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/4/8/6/3486883/86587772.png" alt="изображение"></a></div>

2 место

код

<div align="center"><a href="https://mdzs-wars.diary.ru/?tag=5664235"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/4/8/6/3486883/86587775.png" alt="изображение"></a></div>

3 место

код

<div align="center">
<a href="https://mdzs-wars.diary.ru/?tag=5664164"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/4/8/6/3486883/86587776.png" alt="изображение"></a></div>

4 место

код

<div align="center"><a href="https://mdzs-wars.diary.ru/?tag=5664161"><img src="https://secure.diary.ru/userdir/3/4/8/6/3486883/86587777.jpg" alt="изображение"></a></div>

Полные результаты по ссылке

За баннеры спасибо  MyTrueColors

@темы: Совет кланов, Результаты

---

Голосование: романс/пвп/флафф/юмор

[mdzs wars]

Голосование за выкладку на тему «Романс/пвп/флафф/юмор» открыто.

В голосовании не могут принимать участие юзеры без дневника. В дневнике должно быть не менее 2 полных страниц записей (>40 записей), сделанных до 01.10.2019 года.

Организаторы сами проверят закрытые дневники.
Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

Голосовать можно минимум за 2 команды, максимум - за 3 команды. Голоса, в которых будет менее 2 команд или более 3, не принимаются. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя. За свою команду голосовать можно.

Голосование продлится до 21 декабря включительно.

Каждый голос приносит команде 1 балл.

Форма голосования:

Команда 1 - название работы
Команда 2 - название работы
Команда 3 - название работы

В голосовании участвуют следующие команды:

Qishan Wen
"Семена"
"Лента"
"Цена спокойствия"

Орден Гусу Лань
"Crazy to love you"
"Let's burn"
"По правилам"
"Плоть"
"Лимерики"
"Сладость"
"Я сыграю тебе, гэгэ"

Yunmeng Jiang
"Выбирай правильно"
"Вэй Усянь звонит в дверь"
"Три противоядия"

Орден Цинхэ Не
"Просто чтобы было"
"Неприлично и скандально"

@темы: Совет кланов, Романс/пвп/флафф/юмор, Голосование

---

клан Не из Цинхэ: романс/пвп/флафф/юмор

[Орден Цинхэ Не]

Название: Просто чтобы было
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Размер: 1960
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн/Не Хуайсан
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: у Цзян Чэна и Не Хуайсана сложные отношения, которые они сами не понимают
Примечание/Предупреждения: бессмысленный флафф

Цзян Чэна терзало тяжёлое предчувствие. С самого вечера ему казалось, что непременно случиться что-то неправильное, что-то раздражающее, что-то противоречащее естественному ходу вещей. Какая-то беда или раздражающая неприятность. Несмотря на то, что на следующий день был запланирован всего лишь банкет с большой охотой в честь дня рождения Цзинь Гуаншаня, на сердце у него было неспокойно. Малыш А-Лин останется в Ланьлине с няньками и вроде бы причин беспокоиться о нём не было, и нежить, которую соберут для охоты Цзинь Гуанъяо и его люди, не будет представлять угрозы. Но его всё равно что-то тревожило. Противный червячок сомнения упорно копошился в его измотанном разуме.

Ему не хотелось этого признавать, но он уже давно был плох. После осады горы Луаньцзан он не мог найти себе места, разрывался между обучением адептов и делами ордена, метался по Юньмэну, как будто лично хотел истребить каждого водного гуля, тогда же ему впервые попалась на глаза группка последователей Старейшины Илина и он совсем потерял разум от ярости. Во время визитов в Ланьлин госпожа Цзинь качала головой и уговаривала его отдохнуть, а Цзинь Гуаншань умасливал обещаниями частых встреч с племянником, когда тот подрастёт. Сам же Цзян Чэн чувствовал себя так же плохо, как и год-полтора назад, когда он только обустраивал жизнь возрождённого ордена. Вместо чая он всё чаще пил отвар от головной боли и плохо спал. Иногда он просто не мог заснуть, ворочаясь до самого утра. Иногда болтался на грани между сном и явью, это приносило небольшое облегчение и смутные воспоминания о странных снах. Когда же он засыпал крепко, когда же он засыпал крепко, он оказывался полностью в их власти. Иногда ему снились ветхие лачуги, скудные огороды, старики, с опаской глядящие на него, и мальчик, повисший у него на ноге. Только тогда, когда он присматривался к лицу мальчика, он понимал, что окружён живыми мертвецами, и мальчик уже раскрыл свою клыкастую пасть, чтобы укусить его. Иногда ему снилась сестра с её доброй улыбкой, она ставила перед ним чашку самого лучшего в мире супа из корня лотоса, трепала на голове и говорила, что пойдёт позовёт родителей. Но она никогда не возвращалась, а Пристань Лотоса вокруг медленно темнела, оплавлялась и, наконец, загоралась.

Так Цзян Чэн искал спасения от бессонницы в тяжёлой работе и вине, спасения от плохих снов и головной боли в травяных отварах и благовониях, спасения от сжигающей внутренней ярости в действии, но ничего не помогало. Он срывался на адептов, на слуг, на случайных просителей, на крестьян, иногда в ярости колотил посуду, с трудом сдерживая ком в горле. Госпожа Цзинь трепала его по голове и говорила, что время излечит. Но её постаревшее лицо с выгоревшими глазами и седые пряди в прическе не внушали особой веры в её слова.
Лишь один Цзян Чэн крепко спал всю ночь и почти весь следующий день, не просыпаясь и не ворочаясь – когда к нему с визитом без предупреждения нагрянул Не Хуайсан, уже немного нетрезвый после долгих посиделок с артистками у кого-то из своих многочисленных друзей. Не Хуайсан тогда много говорил, в том числе о том, как ужасно Цзян Чэн выглядит и как сильно загоняет себя, и Цзян Чэна это приводило в ярость. Он едва не прогнал прочь пустоголового Не Хуайсана, но его сердце дрогнуло и сдалось под напором приятных манер, крепкого вина и ласковых рук. Они потом ещё пару раз мельком виделись, но Не Хуайсан выглядел заинтересованным совсем другими людьми и игнорировал Цзян Чэна. Это неожиданно укололо самолюбие Цзян Чэна, привыкшего к тайным знакам внимания.
Но как это всё было связано с банкетом, охотой и его предчувствием?

Наверное, никакого.

***
Банкет и охота прошли удивительно спокойно. На банкете Цзинь Гуаншань сиял и источал благосклонность, подле него всегда был готовый исполнять приказы и управлять празднеством Цзинь Гуанъяо, такой же благосклонный, но со свойственным ему оттенком заискивания. Госпожа Цзинь в окружении родственниц и служанок выглядела отстранённой, пусть и пыталась сохранить царственный вид, который, как слышал Цзян Чэн, отличал её с юности. Ему было неприятно находиться здесь после всего, что произошло. К тому же обстоятельства слишком напоминали ему…

Не Хуайсан, как обычно, одетый с большим вкусом, опять прикрывался веером с ярким узором и демонстративно игнорировал Цзян Чэна, даже не подошёл поздороваться, чего раньше никогда не случалось, предпочитая общество Цзян Чэна кому угодно – Лань Сичэню и Цзинь Гуанъяо, главам вассальных кланов Цинхэ Не, их бывшим однокашникам, как минимум семи разным барышням, даже какому-то застенчивому юноше в одеждах Ланьлин Цзинь. Это бесило. И пугало. Цзян Чэн и так не очень хорошо понимал Не Хуайсана и причину, по которой он так часто его навещал раньше, но, похоже, теперь его нрав отвратил от него даже беспечного второго молодого господина Не.
Цзян Чэн изо всех сил пытался получить титул лучшего охотника, не забывая подстраховывать адептов – его всё ещё тревожило странное предчувствие. Но тягаться с Не Минцзюэ он не мог, глава Не был слишком хорош. На охоте ничего не случилось, Цзинь Гуанъяо нашёл чудовищ по силам рядовым адептам, но предчувствие не отпускало.

***

– Приветствую главу Цзян, – Цзян Чэн обернулся на мягкий голос и обернулся. Не Хуайсан церемонно поклонился, скромно опустив взгляд, но когда он выпрямился, в его глазах горели лукавые огоньки.

– Второй молодой господин Не, – сухо отозвался Цзян Чэн. – Чем обязан столь внезапному визиту? – «После того, как Вы изволили игнорировать меня два дня» – он с усилием прикусил губу.

– Братец Цзян опять выглядит так же ужасно, как и в прошлый раз, – Не Хуайсан приложил сложенный веер к губам, он был так же беспечен, как и обычно, игнорируя тяжёлый тон и тяжёлый взгляд Цзян Чэна, и это раздражало. – Хотя я не раз говорил отдыхать время от времени и даже подсказывал где и с кем! – Не Хуайсан по-хозяйски стряхнул с его ханьфу невидимую пылинку и разгладил воротник.

У Цзян Чэна дёрнулась бровь. Иногда Не Хуайсан был невыносим, но в этом была часть его обаяния.

– Сегодня я хотел посетить одно наиприятнейшее заведение и подумал, что тебе тоже пойдёт на пользу немного хорошего вина, музыки и красивых девушек, – Не Хуайсан подмигнул ему самым невыносимым образом.

Цзян Чэн нахмурился. Он мог бы просто взять и сказать, что в Юньмэне его ждут срочные дела, но… он не умел отказывать Не Хуайсану, особенно если он на него смотрел таким бесстыжим взглядом.

– Дай подумать… Пожалуй, я и впрямь могу потратить вечер, если музыка, вино и девушки будут так хороши, как ты о них говоришь.

– Не стоит беспокоиться, глава Цзян, я знаю, о чём говорю, это место способно удовлетворить самый взыскательный вкус, – Не Хуайсан снова приложил веер к губам. – Хотя, я смею полагать, для главы Цзян они будут недостаточно хороши – вино хорошее, но не достойное небожителей, барышни красавицы, но не небесные феи…

– Ты! – У Цзян Чэна снова дёрнулась бровь и сжались кулаки.

Не Хуайсан рассмеялся, прикрывшись веером.

***

Место, в которое они прибыли, показалось истинно невероятным. Казалось, укутанный плотным туманом городок, распложенный на нескольких небольших островах в русле широкой реки состоял из одних только винных лавок и весёлых домов, всюду горели яркие фонарики, кричали зазывалы, деловито сновали посетители.

– Ну и место…

– Да, оно совершенно особенное. Кстати, ты знаешь, недавно тут произошло жуткое убийство артистки! Говорят, её призрак теперь бродит здесь… хочешь поискать?

– Нет, спасибо, никаких мёртвых артисток сегодня. Только живые.

– Как пожелаешь, братец Цзян. Это весьма занимательная история, и один мой друг может рассказать тебе эту историю из первых уст!

– Не сегодня, ладно? – Цзян Чэн неожиданно почувствовал себя уставшим.

– Как пожелаешь, как пожелаешь, – Не Хуайсан лукаво улыбнулся, – и знаешь, мы здесь инкогнито. Никаких бессмертных заклинателей, никакого оружия. Мы идём слушать музыку и любоваться прекрасными девушками.
Наконец, они пришли к одному из зданий, утопающему в густом белом тумане. Оно выглядело хорошо, но не вычурно или вульгарно, у владельца был отличный вкус. Как и везде, здесь висели разноцветные фонарики, и изнутри доносился смех.

Внутри Не Хуайсан только кивнул женщине на входе и повёл Цзян Чэна… куда-то очень далеко. Они вышли в густой сад, также украшенный фонарями и пошли куда-то по тропинкам, укрытым туманом. Издалека всё ещё раздавались голоса, музыка и смех, но уже приглушённые.

– Ты что, решил меня заманить к призрачной артистке? – Усмехнулся Цзян Чэн.

– Нет-нет, братец Цзян, – тихо рассмеялся Не Хуайсан, – я знаком с владельцем этого место и являюсь почтенным клиентом, поэтому для меня здесь держат особое местечко. Но я не могу обещать, что призрак артистки не заглянет к нам. Мммм, знаешь, она была чем-то похожа на тебя… – Цзян Чэн нахмурился. – Красивая и невыносимая. Хороша во всём – в музыке, в поэзии, в танцах, но горделивая и спесивая.

Цзян Чэн едва не заскрипел зубами, но промолчал. Наверняка именно это и привело её к смерти. Хорошо, что Не Хуайсан промолчал об этом. Значит, хоть немного совести у него завалялось.

Когда они, наконец, расположились, в уютном чайном домике, Цзян Чэн расслабился. На стенах висели картины с видами природы, весьма недурные, точно по вкусу Не Хуайсана. Похоже, это место действительно было обставлено в соответствии с его предпочтениями.

– Кстати, смотри, что у меня есть, – он достал из рукава стеклянную бусину.

– Безделушка, – фыркнул Цзян Чэн.

– А вот и нет, – Не Хуайсан снова лукаво улыбнулся. – Мне его дала одна девушка. Она сказала, что он может защитить от беды.

– Какие глупости, ты же знаешь, что так не бывает…

– Тем не менее, мне почему-то кажется, что она тебе пригодится. Пусть будет просто так, – Не Хуайсан прицепил бусину на пояс Цзян Чэна.

Вскоре пришли девушки. Две служанки, весьма недурные девицы, принесли вино и закуски, поклонились, едва не касаясь лбом пола. Третья была артисткой – её внешность показалась Цзян Чэну простоватой: черты лица были недурны, но фигура слишком плотная и выдающаяся, таких девушек любили господа попроще, купцы или богатые ремесленники. Впрочем, и среди достойных господ случались любители. Но она и впрямь недурно играла на пипе и обладала очень приятным голосом, но пела по большей части тоскливые песни о неразделённой любви. А после нескольких пиал вина – Цзян Чэн был вынужден признать, оно было ничего – ему стало казаться, что барышня смотрит на Не Хуайсана с каким-то особенным теплом и нежностью, а Не Хуайсан только многословно восторгался её талантами. Это раздражало.

– Хуайсан, вынужден признать, это место и впрямь не так уж плохо.
– Вот видишь! – Не Хуайсан толкнул его локтем.

– Но я немного устал от этого шума. Можем ли мы, как досточтимые господа, придаться воспоминаниям в тишине?

– Разумеется, братец Цзян, – Не Хуайсан кивнул девушке. – Можешь идти, душа моя, но принеси нам ещё пару кувшинов вина и закуски.

Девушка низко поклонилась и вышла, и спустя некоторое время вернулась с подносом.

– Эта девушка наверняка одна из лучших в этом заведении, и она приносит тебе вино, как простая служанка, по одному твоему жесту, – Цзян Чэн покачал головой. – Не смей разбивать ей сердце, пустоголовый негодяй! – он шутливо толкнул Не Хуайсана в бок. Они оба уже были немного пьяны, и Не Хуайсан только рассмеялся.

– Как-то необычно для тебя, глава Цзян, беспокоиться о сердце артистки, которую ты даже не знаешь.

– Зато я знаю тебя, – Цзян Чэн разлёгся прямо на устланный циновками пол. Он вина закружилась голова, и спустя пару секунд внезапно накатил приступ головной боли.

– Братец Цзян?

– Извини, я устал с дороги, хочу немного отдохнуть. Не могу поверить, что здесь так тихо.

– Братец Цзян, а что я буду делать, если придёт призрак артистки?

– Это же не ты разбил ей сердце, негодяй? Значит, ей от тебя ничего не надо… – пробормотал Цзян Чэн, засыпая.

– Ну вот, братец Цзян, а я уж надеялся, что ты будешь срывать с меня одежду, как обычно, а не спать… ну что же, тебе полезно, – он уложил спящего Цзян Чэна на колени, вытащил из волос заколку и погладил по голове.

***

Когда он проснулся, уже было позднее утро. Стояла тишина, и только птицы пели. Он спал на коленях у Не Хуайсана, который тоже спал, привалившись к оконной раме.

Цзян Чэн встал и отряхнулся. Не Хуайсан даже не шелохнулся.

Цзян Чэн улыбнулся – всё-таки Не Хуайсан был очаровательным.

Он разминал затёкшую спину, когда его взгляд упал на стеклянную бусину на поясе.

Он запомнил её обычной светло-жёлтой стекляшкой, но теперь в центре виднелось тёмное пятно, вроде чернильной капли.

– Доброе утро, братец Цзян. Ну что же, кажется, призрак артистки нас не потревожил… однако же ты меня здорово удивил! Просто так взять и уснуть!

Цзян Чэн улыбнулся ему. Он чувствовал себя просто прекрасно.

Название: Неприлично и скандально
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Размер: 1711 слов
Пейринг/Персонажи: Не Хуайсан, адепты Цинхэ Не, в эпизоде Вэй Ин
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: R
Краткое содержание: в Нечистой Юдоли завелась странная тварь неприличной конфигурации
Примечание/Предупреждения: ООС, AU, упоминается каноничная расчленёнка, постканон, невнятный тайминг.


Отчаянный перепуганный вопль метался по каменным переходам, бился об стены, собирал эхо, пока не расплескался по внутреннему дворику. Не Хуайсан прикусил губу и прикрыл это красноречивое свидетельство слабости веером.

Конечно, в Нечистой Юдоли время от времени кричали. Чаще всего кричали на тренировочной площадке, иногда кричали на конюшне, порой кричали где-то в спальнях, иногда орали с чарками в руках, особенно если глава клана Не в отсутствии. Но одно дело издавать воинственные вопли с саблей в руке, или грохнуться с коня — а что, тоже бывало, никто не застрахован. В спальне, опять-таки, почему бы не повод пару раз крикнуть в голос. Ну, или не пару, а чуть больше. Празднество тоже может оказаться шумным. Но такого откровенного ужаса Не Хуайсан не припоминал.

Он бы встал сейчас, но тут и без него было кому вскакивать с озабоченным видом. Воины есть воины, а он только плавно отодвинулся от стола и прижался спиной к стене. Совершенная гарантия, что никто не подкрадётся сзади, и в Нечистой Юдоли лучшие в мире стены — надёжные, крепкие, толстые.

Хуже всего, что вопль был явно мужской, но высокие истерические нотки заставляли сомневаться. Не Хуайсан неуютно повёл плечами, выразительно захлопнул веер и… остался на месте. Вообще этого было достаточно, всех присутствующих как ветром сдуло. Определённо, быть главой клана Не это ещё одна гарантия — он окружён воинами, все они люди надёжные, обученные. От него никто и не ждёт, что он вооружится до зубов и примется бегать по длинным коридорам и переходам в поисках возмутителей спокойствия.

Младший адепт с безумными от ужаса глазами так и не смог выдавить ни одного вразумительного объяснения.

— Вот такой! — он показывал указательными пальцами расстояние примерно в чи, потом отчаянно мотал головой и тут же разводил их на расстояние два чи, испуганно дёргался и снова сводил к прежнему размеру. — Вот такой!!! Сам! Один!

— Одно хорошо, — утешающее проговорил Не Хуайсан. — Кто бы на него ни напал, эта тварь небольшого размера.

— Тварь! — выкрикнул несчастный и затрясся, выписывая кистью руки замысловатые движения, как будто пытался то ли проползти, то ли куда-то засунуть эту руку. — Вот такой!

— Толщиной с руку?

Это был плохой вопрос. Адепт застыл, сжался в комок, судорожно запахнул на себе ханьфу и снова завопил, как резаный, мотая головой и всё пытаясь описать жестами нечто вот такой длины и вот такой толщины.

Когда несчастный уснул, лекарь обстоятельно отчитался перед молодым главой клана. По всему выходило, что неведомая тварь его не тронула, на адепте не осталось никаких подозрительных эманаций, не было ни ран, ни уколов, ни укусов, даже кровоподтёков не было. Следов проклятья лекарь тоже не нашёл.

Нечистую Юдоль прочесали вдоль и поперёк, но ничего не нашли. Не Хуайсан на всякий случай оставил в своей спальне зажжённый светильник, а перед тем как забраться в кровать лично проверил под ней. Бдительность — не порок. Беспечный глава клана — беда своего клана. Если юноша чего-то испугался, то это будет найдено очень скоро.

Под утро по коридору кто-то принялся носиться с неистовым топотом, но хотя бы не кричали. Не Хуайсан устал притворяться спящим, вымучено застонал и оделся. Стоило выяснить, что происходит.

Во внутреннем дворике плясали отсветы факелов.

— Вот такой, — лязгая зубами, шептал кто-то, и тень рассказчика отмерила примерно такую же длину, как юноша накануне. — И так двигается рывками, как будто УЖЕ, и капля на конце!

— Ужас какой… вообще отдельно?

— Вообще! Это… это же…

Голос перехватило, как будто кто-то в попытке не проговориться зажал себе рот ладонью.

— Что ты мелешь, идиот?!

— Ведь все знают, что тело Не Минцзюэ долго было расчленено. Рука там, нога сям. А вот про это же никто… а кто-то проверял, у него всё на месте?!

— Клянусь небесами! — горестно зашептал первый голос. — Я что, член за неведомую тварь могу принять? Ну, мальчишке позволительно, но я взрослый человек!

— Член Не Минцзюэ?!

Не Хуайсан открыл рот, набрал полную грудь воздуха, закрыл рот, беззвучно выдохнул и сделал шаг назад, в густую тень. По-хорошему, сейчас бы рассмеяться, потому что чушь. Или выйти и строго велеть расходиться и не плодить сплетни. С другой стороны, ему не пришло в голову проверить, все ли части тела старшего брата на месте. Ну, кроме очевидного: голова, руки, ноги, торс.

— Чушь, дикий бред, быстро все разошлись, и не вздумайте разносить эти байки! Сразу видно домыслы приглашённых адептов! Стыд какой!

А это уже голос одного из старших адептов. Не Хуайсан внимательно вглядывался в его лицо, освещённое неверным светом факела. Нужно взять его на заметку, сохранять спокойствие и критическое мышление в такой идиотской ситуации — это очень полезные личные качества. Он неслышно вернулся в свою спальню и забрался на кровать, поджав ноги. Богатое воображение неожиданно взбесилось и принялось подсовывать до омерзения натуральные картинки. Вот так соберёшься совершенно невинным образом поужинать или каллиграфией заняться, а на тебя из темноты беззвучно выползет… «вот такой», толщиной с руку. И привет. И ведь не отобьёшься!

— Нужно было меньше непристойных книг читать в юности, — сам себе высказал Не Хуайсан, неуверенно покосился по тёмным углам.

Нет, так недолго и рехнуться, если в каждом углу будет мерещиться, простите, член.

Снились какие-то вопиющие непристойности. Не Хуайсан проснулся с неистово колотящимся сердцем, судорожно сжимая скомканное одеяло. Сердито смотрел на шкафчик, в котором скрывалась его коллекция особых книг. Там такого не было!

Смех смехом, но Нечистую Юдоль быстро захлестнуло шепотками и слухами. Не Хуайсан понятия не имел, что с этим делать. Он пытался смеяться над ситуацией, и раз за разом отдавал распоряжение полностью обследовать всю Нечистую Юдоль. От этого переполоха была одна несомненная польза: нашли несколько тайников с артефактами, запечатанными ещё пра-пра-предком, навели порядок в самых отдалённых закоулках, выполнили текущий ремонт, обновили двери и окна.

Последнее появление блудного члена стряслось в прачечной среди белого дня. Подвернулся под руку дородной работнице, которая как раз перебирала бельё для стирки, извернулся, мазнул вдоль запястья, оставив влажный след. На этот раз Не Хуайсан решил сам побеседовать с женщиной, рассудив, что это не трепетный юноша, не гордый воин, и не нежная девушка.

Прачка шумно отхлёбывала чай, любезно предложенный главой клана, и после каждого глотка сокрушённо покачивала головой и повторяла «ой, надо же».

— Так значит, уважаемая, это был…

— Нефритовый жезл! — категорично буркнула женщина и снова глотнула чай. — Ой, надо же… Да что ж я, в руках не держала, что ли? У меня трое детей!

Не Хуайсану потребовалось несколько тягостных мгновений, чтобы справиться со смущением и увязать в голове наличие троих детей с удержанием в руках… эээ… нефритового жезла.

— Вы опытная женщина в самом расцвете сил, — любезно кивнул Не Хуайсан. — Тем более что среди белого дня, не в темноте…

— Все говорят, что это член господина Не Минцзюэ, — она с негодованием округлила глаза и снова схватилась за чашку.

Не Хуайсан мысленно застонал. Если она сейчас скажет, что держала в руках оригинал и готова подтвердить, что это именно он, останется только сгореть на месте.

— Действительно все?

— Третьего дня, — она загнула палец и снова вытаращилась на него. — Член подстерегал молодых адептов в купальне! Подкрался, нырнул и попытался обесчестить самого младшего! Конечно, сзади него случился его приятель, но разве он…

Не Хуайсан подумал, что вот прямо сейчас он сойдёт с ума, и это будет лучший исход.

— А кухарка! Вот только позавчера чистила бедная женщина овощи! Так разве не напал он на неё, шмыгнув прямо под одежды?! Это же страшно жить! А вчера? А сегодня? Проказничает! Безобразит! — она придвинулась ближе и доверительно понизила голос. — Бабы говорят, что вам жениться пора. Это знак.

Где-то в груди заломило от задавленной попытки то ли расхохотаться, то ли зарыдать в голос. Прачка не унималась.

— Столько достойных заклинательниц в самом соку. Вот и перестанет…

— Что перестанет? — Не Хуайсан ошарашено отодвинулся.

— Одержимость у вас, молодой господин. Одни говорят, что это нефритовый жезл покойного главы Не, а вот другие говорят, что вам жениться пора. Из-за воздержания ваш нефритовый жезл и того. Блуда желает!

— Чего желает?!

— Как чего… утех! Любовных. Дело молодое. Я вам красавицу сосватаю, хотите? Я же лучшая сваха, с полсотни счастливых брачных союзов!

Не Хуайсан затравленно оглянулся и тут же уловил еле заметный запах вина. С облегчением выдохнул. Видимо, уважаемая женщина уняла понятный испуг самым простым способом из всех возможных. Вот язык и пустился того… в блуд. Слава небесам, всего лишь в разговорный.

После того, как внезапно откровенную работницу поблагодарили и выпроводили, Не Хуайсан опустошённо сидел в одиночестве, пытаясь уложить в голове неожиданный неприличный скандал, обросший сплетнями. Неизвестно, какая из сплетен хуже, и стоит ли считать комплиментом вот это вот… он развёл указательные пальцы на пару чи, критически прикинул, как носить в штанах эдакое богатство, особенно если толщиной с руку. По всему выходило, что оно может и нарядно, но непрактично. Украдкой потрогал себя — одержимость или нет, а у него все части тела были на месте и нормальных размеров.

И в этот момент возле ноги под столом что-то шевельнулось. Сердце испуганно дёрнулось, Не Хуайсан замер.

— Глава клана, — старший адепт как назло склонился в дверях. — Я собрал людей для обхода.

Нечто заползло под полу верхних одежд. Не Хуайсан не выдержал, резким рывком отшвырнул лакированный столик, развернул веер и с силой ударил сверху вниз, едва не распоров себе ногу. В разные стороны полетели сломанные планки, в руках остался металлический остов, скрывавшийся под изящной росписью шёлка и гладким благородным бамбуком.

— Это… — слабо выдохнул ошарашенный адепт, глядя на длинное и толстое существо, пригвождённое к полу.

Не Хуайсан не отпускал остатки веера. Вообще-то он не смог бы, пальцы судорогой свело.

— Подойдите ближе, — строго проговорил он, и с неудовольствием понял, что говорит почти как Лань Цижэнь. Отчётливые менторские нотки в собственном голосе немало его удивили. — Вот так выглядит детёныш змея-измерителя. Действительно похоже на… член. Только это не головка, это голова, с пастью.

— Мы же искали…

— Что вы искали?

Адепт покраснел и отвёл глаза. Не Хуайсан сердито нахмурился, стараясь не хохотать в голос.

— Что же. Потрудитесь привести сюда собранных для обхода людей, объяснить им, что искать нужно свежую кладку змея-измерителя где-то в окрестностях. Детёныши этой твари любопытны, но не опасны. И я вас прошу, сделайте что-то с этими непристойными слухами! Кому только в голову пришло!

У него получилось разжать пальцы и подняться на ноги, сурово уставиться на адепта, пусть и снизу вверх. Но поклонился он низко, идеально сложив перед собой руки, и пятился до самой двери. Не Хуайсан медленно выдохнул. Только бы не прижился этот нелепый слух, только бы не прилип…

***

— Бродячий хуй тебе товарищ!

Ссора на трактире — что может быть банальнее. Не умеют пить некоторые, вот и раскричались, не дают прилично посидеть с другом. Вэй Ин подавился вином и вытаращился.

— Вэй-сюн, не обращай внимания, — Не Хуайсан вымучено улыбнулся. — У нас тут, сам видишь, люди творчески переосмысляют даже примитивное искусство площадной брани. Изысканность и чистота… бесхитростность порывов.

— Как у невоспитанных детей, — глубокомысленно подхватил Вэй Ин и рассмеялся, наполняя чарки.

@темы: Совет кланов, Орден Цинхэ Не, Романс/пвп/флафф/юмор, Текст

---

[Орден Гусу Лань]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Yunmeng Jiang: романс/пвп/флафф/юмор

[Yunmeng Jiang]

Название: Выбирай правильно
Автор:  Yunmeng Jiang
Бета:  Yunmeng Jiang
Размер: мини, 1245 слов
Пейринг/персонажи: Вэй Усянь/Цзян Чэн, пре-Лань Ванцзи/Вэй Усянь/Цзян Чэн
Категория слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: глава Великого ордена отдается своему помощнику возле двух изуродованных трупов прямо на глазах у наследника другого Великого ордена

— А!... — Цзян Чэн уткнулся лбом в сжатые кулаки, давя вырвавшийся стон. — Вэй… ммм!.. Еще!

Никогда, ни разу в жизни ему не было так безумно, так невозможно хорошо. Вэй Усянь живой, вернулся к нему, и Цзян Чэн больше не один — с этим огромным, чистым счастьем не могла сравниться даже жестокая радость свершившейся мести. Грязный пес Вэнь Чао еще не перестал дергаться на залитом кровью полу, воздух пах затхлостью и смертью, где-то за дверью ждали Лань Ванцзи и тысяча незаконченных дел. Но Вэй Усянь потянул Цзян Чэна к себе со знакомым блеском в черных глазах, и разве можно было отказать ему, когда Цзян Чэн так соскучился?

Вэй Усянь двигался безо всякого ритма: то мучительно медленно вдавливался внутрь и замирал на несколько долгих мгновений, то толкался так быстро, что Цзян Чэн кусал рукав, чтобы не орать в голос от прошивающих все тело вспышек болезненного удовольствия. А Вэй Усянь, словно издеваясь, прижимался к спине, горячей даже через плотную ткань их одежд, грудью и хрипло шептал, задевая губами край уха:

— Не молчи, не молчи, хочу тебя слышать, — и совсем тихо, почти беззвучно: — думал, никогда больше не услышу.

У Цзян Чэна на кончике языка вертелась тысяча вопросов: с чего он это решил, где он был, что с ним стало, почему не дождался у горы, как овладел темной энергией и не соблаговолит ли, наконец, взять Цзян Чэна по-настоящему, глубоко и жестко, чтобы он поверил — Вэй Усянь действительно вернулся. Но вместо этого изо рта вырвалось:

— Подожди, там… мм! — он почти заскулил на особенно сильном толчке, с трудом заставив себя не сжиматься, и на выдохе договорил: — Лань Ванцзи!

Вэй Усянь действительно остановился и даже приподнялся со спины Цзян Чэна, но тут же звонко шлепнул его по заднице, с притворным возмущением воскликнув:

— Как жестоко! Звать другого мужчину, когда в тебе мой…

Цзян Чэн не глядя завел руку за спину, нащупал голое бедро Вэй Усяня и как следует ущипнул, обрывая непристойную чушь. Не хватало еще, чтобы Лань Ванцзи и правда услышал что-то подобное, как потом смотреть ему в глаза? Вот только Вэй Усянь плевать хотел на приличия и осторожность. В отместку за щипок он толкнулся так резко и глубоко, словно решил достать до самого Золотого ядра, и у Цзян Чэна потемнело в глазах. Он рванулся, пытаясь уйти от невыносимо острой волны жара, но Вэй Усянь опять навалился сверху, крепко прижимая Цзян Чэна к себе, и отчаянно забормотал:

— Не сжимайся, не сжимайся, — его голос дрогнул, разом растеряв все шутливые нотки. — Не могу, я сейчас!

Он говорил что-то еще, но Цзян Чэн уже не слушал. Он вздрагивал всем телом, замерев на самом краю, и не хватало самой малости, чтобы…

— Пожалуйста, — мольба вырвалась словно сама собой, но у Цзян Чэна уже не осталось сил стыдиться.

Внизу живота сладко тянуло, его трясло как в лихорадке от желания получить больше, еще больше удовольствия. Если бы проклятый Вэй Усянь прекратил издеваться и совсем чуть-чуть потерся внутри, где немного больно и очень приятно… Но он как назло застыл без движения, словно намеревался свести Цзян Чэна с ума. Можно было прикоснуться к себе, но ему почему-то хотелось закончить одновременно с Вэй Усянем и только от давления внутри. В отчаянии Цзян Чэн снова попытался вывернуться из цепкой хватки, невольно сжимаясь вокруг горячей плоти.

— Нет! — громкий вскрик Вэй Усяня наверняка услышали даже Бессмертные на своих горных пиках.

Цзян Чэн даже не успел испугаться, что что-то ему повредил, потому что в этот момент двери распахнулись, и в комнату влетел Лань Ванцзи.

Время как будто замерло, и в комнате повисла мертвая тишина. Нужно было что-то сказать, объяснить, оправдаться и принести извинения, но телом Цзян Чэна словно овладел злой дух, не дающий шевельнуться или вымолвить хотя бы слово. Он мог только неотрывно смотреть в бледное лицо Лань Ванцзи, который с каждым мгновением становился белее прежнего, и молиться всем богам, чтобы крыша дома обрушилась прямо им на головы. После такого позора, если Лань Ванцзи не убьет их на месте за то, что они оскорбили его взор столь вопиющей непристойностью, Цзян Чэну все равно придется наложить на себя руки.

Может быть, прошло несколько минут, а может, пара мгновений. Лань Ванцзи не двигался и не отводил взгляд, замерев на пороге, и Цзян Чэн все никак не мог отвернуться или хотя бы зажмуриться. Все тело звенело от напряжения и, самое страшное, от так и не схлынувшего удовольствия — Вэй Усянь внутри него ощущался все также до звездочек перед глазами хорошо.

Напряженную тишину разорвал громкий смех. Кажется, то, чего давно боялся Цзян Чэн, все-таки случилось — этот болван Вэй Усянь окончательно лишился разума.

— Лань Чжань, а ты вовремя, — его голос звучал так весело и беззаботно, словно Лань Ванцзи застал его за мелким нарушением правил Облачных Глубин. — Если бы ты меня не напугал, все бы уже закончилось, а так продержусь подольше.

К ужасу Цзян Чэна, он качнул бедрами, будто хотел доказать Лань Ванцзи свою готовность продержаться. Горячий узел внизу живота, ослабший было от внезапного испуга, вновь стянулся туже, и Цзян Чэн тяжело выдохнул через рот, едва удержав стон.

Ну почему Вэй Усянь уродился таким бесстыдником? Сам Цзян Чэн готов был сгореть со стыда, представляя, что теперь думает про него Лань Ванцзи: глава Великого ордена отдается своему помощнику возле двух изуродованных трупов прямо на глазах у наследника другого Великого ордена. Про все еще тихо сидящюю в углу нежить, Цзян Чэн старался даже не вспоминать. Да еще ни один человек в Поднебесной не оказывался в столь недостойной ситуации! Цзян Чэн знал, что должен сделать, но все никак не мог отвести взгляд от замершего на пороге Лань Ванцзи, сбросить с себя Вэй Усяня и, наконец, как следует выбранить. А тому все было мало:

— Цзян Чэн, давай позовем Лань Чжаня к нам? Ему же скучно просто смотреть, пусть присоединится!

Лань Ванцзи издал какой-то странный сдавленный звук, но все-таки не выхватил Бичэнь — и Цзян Чэн ощутил смутный укол разочарования. Какая была бы быстрая и легкая смерть. Зато от возмущения с Цзян Чэна будто спало заклиятие неподвижности, и он наконец смог отвернуться от Лань Ванцзи, пытаясь через плечо посмотреть в глаза бесстыжему Вэй Усяню.

— Вэй Усянь! Да что ты несешь? Второй молодой господин Лаааа!.. — Проклятый демон Вэй Усянь выбрал именно этот момент, чтобы снова начать двигаться, и Цзян Чэн торопливо зажал себе рот двумя руками, заглушая крик.

Нужно было утопить негодяя в пруду в день знакомства.

— Брось, Цзян Чэн, Лань Чжань такой красивый, — Вэй Усянь толкнулся глубже, сдавленно охнул и почти серьезно продолжил: — А Цзян Чэн надо мной издевается, просил же не сжиматься!

Легко ему было говорить! Цзян Чэн не мог не сжиматься, когда Вэй Усянь заполнял его так глубоко, да еще и на глазах у...

— Пойдешь к нам, Лань Чжань?

На этот раз вопрос прозвучал серьезно, даже слишком серьезно, но у Цзян Чэна совсем не осталось сил задуматься, почему. Наверное, немного безумия Вэй Усяня передалось и ему, потому что в его затуманенном удовольствием разуме мелькнула мысль: а что если Лань Ванцзи и правда?.. Представив, как по его коже скользят длинные изящные пальцы с жесткими мозолями от струн на самых кончиках, Цзян Чэн бессильно уронил голову на руки, пряча лицо, и застонал в голос, уже не стараясь сдержаться. Все пропало, теперь и он лишился рассудка вслед за Вэй Усянем.

— Видишь, Цзян Чэн тоже хочет, иди сюда.

Лань Ванцзи ничего не ответил, а Цзян Чэн не стал спорить. Ему было очень хорошо, очень стыдно, и он сам не знал, чего хочет больше: чтобы Вэй Усянь замолчал и Лань Ванцзи отвернулся, или чтобы продолжал смотреть. Или подошел и… Что именно могло случиться потом, Цзян Чэн не знал, но Вэй Усянь наверняка что-нибудь придумает.

Цзян Чэн крепче вжался лбом в сложенные руки и даже не вздрогнул, когда едва слышно скрипнули высохшие половицы — Лань Ванцзи принял решение.

Название: Вэй Усянь звонит в дверь
Автор:  Yunmeng Jiang
Бета:  Yunmeng Jiang
Пейринг/персонажи: Цзян Чэн/Лань Сичэнь, преслэш Вэй Усянь/Лань Ванцзи
Тип: слэш
Рейтинг: R
Жанр: юмор, крэк, комедия абсурда и совсем чуть-чуть разрушенной романтики
Размер: миди, ~10 000 слов
Саммари: Цзян Чэн под предлогом обучения каллиграфии заманивает Лань Сичэня на романтический ужин, но его хитрый план проваливается в Вэй Усяня
Предупреждения: modernAU, OOC, тупой юмор, пошлый юмор, секс-игрушки, финский стыд, герои ведут себя как идиоты; альтернативные анатомия, физиология и вообще всё.



Название: Три противоядия
Автор:  Yunmeng Jiang
Бета:  Yunmeng Jiang
Размер: мини, ~6400 слов
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн / Вэй Усянь
Категория: слэш
Жанр: рефлексия, романс, херт/комфорт
Рейтинг: PG-13
Примечания: пост-канон, гремучая смесь новеллы и дорамы, хэдканоны во все поля, возможный ООС. Чэнсяни – единственный реальный пейринг, но в тексте упоминаются чувства Цзян Чэна к Вэнь Цин. Другие пейринги либо на уровне туманных намеков, либо на уровне мнительной ревности.
Краткое содержание: Наступил день, когда Вэй Усянь пришел в Пристань Лотоса за своим мечом.

— Глава ордена Цзян! — вразнобой взорвалась приветствиями Пристань Лотоса, стоило Цзян Чэну переступить с лодки на деревянный причал.

— Глава ордена Цзян, — повторил за уличными торговцами Вэй Усянь, выбиваясь из общего гула не словами, но интонацией.

Его голос — подсечка, от которой невозможно удержать равновесие. Его лицо — испытание, в котором нельзя сохранить равнодушие. Цзян Чэн онемело стоял на берегу и чувствовал себя так, словно упал в ледяную воду и разучился плавать.

Вэй Усянем было легко захлебнуться.

Они не виделись пять лет. Цзян Чэн оказался не готов к тому, что за прошедшее время в Вэй Усяне останется так мало от Мо Сюаньюя. Сына Цзинь Гуаньшаня отличала почти девичья нежность черт, невысокий рост и хрупкое телосложение. Сколько лет было мальчишке, когда он пожертвовал свое тело «мстительному призраку»? Цзян Чэн не интересовался. Но в одном он был уверен: настоящий Мо Сюаньюй повзрослел бы совсем по-другому. Сегодняшний Вэй Усянь снова выглядел на тот возраст, в котором когда-то погиб. Может быть, он даже выглядел на тот рост, в котором когда-то погиб.

В прошлую встречу только глаза выдавали подмену душ. Сейчас навряд ли кто из знакомых Мо Сюаньюя его признал бы. Красота Вэй Усяня никогда не была нежной.

В его волосах пестрела неизменная красная лента, но черные одежды сменили цвет, посветлев на несколько тонов. Чэньцин выбалтывала имя своего владельца любому встречному, но от остальной части былого образа Вэй Усянь отказался. Официально он не состоял ни в одном из орденов, насколько докладывали Цзян Чэну. Цзян Чэн никогда не просил докладов, не пытался расспрашивать о том, какими дорогами ходил бывший друг. Ему раз за разом продолжали отвечать на незаданные вопросы. Не Хуайсан присылал письма о чудесных пейзажах Чанчуня и о терпкости вина Шэньяна. Цзян Чэн не отвечал даже ради соблюдения вежливости. У писем из Нечистой Юдоли был приторно-сладкий аромат цветов, сочувствия и витиеватых интриг. Старейшина Илина — слишком значимая фигура, чтобы великие кланы позволили себе упустить его из виду. Разве только господин Верховный заклинатель не торопился делиться информацией, но новый Верховный заклинатель в целом не отличался ни многословностью, ни привычкой обсуждать людей за их спинами.

Если верить слухам, с тех пор как Ханьгуан-цзюнь взвалил на себя бремя высшей политики, Вэй Усянь всегда появлялся там, где творилось зло.

«Быть им, если не можешь быть с ним», — виделось Цзян Чэну.

— Даочжан Вэй, — отозвался он на приветствие. С неискренней вежливостью, которая так странно смотрелась между ними.

Непривычное обращение оцарапало горло и немного — душу.

Они разошлись на непонятной ноте. Не расстались врагами, но и друзьями не расстались. Неразлучные в прежней жизни — до предательства, до смерти, — в этой они отправились разными путями, как будто стали друг другу чужими — теми, кого больше не связывала даже ненависть.

Их прежнее единство разбито вдребезги. Свою часть осколков Цзян Чэн всегда носил с собой, под сердцем. Чем сильнее оно билось, тем больнее впивались осколки.

Сердце Цзян Чэн старался по возможности не использовать.

«Кем ты пришел ко мне?» — жег язык единственно важный вопрос.

Никто и никогда не мог ответить, кто они друг другу.

Пережитые трагедии добавили их отношениям горечи, но не прозрачности. Вэй Усяню с самого начала было тесно в любой роли. Или может быть, это чувствам Цзян Чэна было тесно в любой роли, которую он мог предложить Вэй Усяню. Он был его заклятым соперником, с которым они сражались спиной к спине. Был названным братом, которого Цзян Чэн никогда не называл братом вслух. Единственным другом, вызывавшим порою отнюдь не дружеские желания. Он был — всем этим и ничем из.

Цзян Чэн безнадежно запутался в Вэй Усяне, и в храме Гуаньинь бывший друг рвал все соединяющие их нити. Извинялся так, будто стремился вымести осколки из-под сердца Цзян Чэна. Просил прощения, будто навсегда прощался. Отказывался от прошлого — и от того, где они были врагами, и от того, где были близки.

— Заблудился? — желчно спросил Цзян Чэн, перетерпев первую, самую острую боль в потревоженных душевных ранах. Демонстративно прошел мимо незваного — долгожданного — гостя. Вэй Усянь тенью последовал за ним. Плечи пекло призрачным полуобъятием, несмотря на то, что брат держался на несколько чжанов позади, не навязывал прикосновений.

Последнее, что между ними было, — его руки, ласково стирающие слезы со щек Цзян Чэна.

Цзян Чэн ускорил шаг, подстегиваемый предвкушением того, как войдет в главные ворота резиденции и с силой захлопнет их перед лицом бывшего обитателя.

Фантазия, в которой Цзян Чэн прогонял Вэй Усяня, согревала уже не первый год. И ведь на самом деле злость была не от того, что Вэй Усянь пришел в Пристань Лотоса — без приглашения и без предупреждения. Злость от того, что пришел поздно.

Пять лет назад, угодив в западню Цзинь Гуанъяо, Цзян Чэн повел себя несдержанно, выставил свой душевный раздрай на всеобщее обозрение. И все же у него хватило самоуважения — или не хватило времени — не открываться до конца перед посторонними. Он рассчитывал, что Вэй Усянь наведается к нему после, чтобы объясниться без свидетелей.

Вэй Усянь бесстыдно опоздал, заставил ждать слишком долго. Так в его стиле. Он и своего воскрешения заставил ждать слишком долго.

Цзян Чэн не мог обрадоваться встрече. Он корил себя за то, что скучал, хотя после всего, в чем был виновен Вэй Усянь — не должен был скучать. Не должен был прощать. Но сердце так давно хотело простить. Всего лишь нужно было попросить об этом. И Вэй Усянь — попросил.

Жадному сердцу слов оказалось мало. Оно хотело, чтобы брат вернулся в клан. Но об этом Вэй Усянь просить не стал.

Цзян Чэн резко остановился, оглядываясь вокруг и с недоумением осознавая, что ноги вывели его в отдаленную часть Пристани Лотоса. Здесь можно было встретить разве что диких фазанов и таких же диких юных адептов, выслеживающих фазанов. Сколько же они с Вэй Усянем шли в молчании, которого Цзян Чэн не слышал за собственными мыслями?

На поляне, окруженной густыми деревьями, не было ни единой двери, которой можно было бы красиво и громко хлопнуть.

— Я охотился неподалеку. Зашел поздороваться, — отозвался из-за спины Вэй Усянь, словно отвечал на давешний вопрос, который не подразумевал необходимости отвечать.

Цзыдянь ожил, рассыпал жгучие лиловые искры, считывая реакцию хозяина раньше, чем тот успел отреагировать.

— Что с А-Лином? — прорычал Цзян Чэн, порывисто оборачиваясь.

Это — иррациональная вспышка ярости, вспыхнувшая от не менее иррационального страха. Умом Цзян Чэн понимал: если бы с Цзинь Лином что-то случилось, Вэй Усянь не стал бы терять время ни пустыми разговорами, ни пустым молчанием. Но когда речь заходила о Вэй Усяне рядом с Цзинь Лином, Цзян Чэн был не в состоянии рассуждать здраво. Одной мысли, что племянник собирался охотиться в Юньмэне, а после обещал заглянуть в гости, — достаточно, чтобы представить худшее. Ведь Цзинь Лин раз за разом ввязывался в ночные охоты вместе с Вэй Усянем, игнорируя запреты своего дяди.

Старейшина Илина — ожившая легенда, сильнейший темный заклинатель — оставался одиночкой, отказывал любым попыткам напроситься к себе в ученики. Цзинь Лин был одним из немногих, чью компанию Вэй Усянь признавал.

Цзян Чэн не знал, что сильнее — страх за Цзинь Лина или зависть к человеку из прошлого Вэй Усяня, которому нашлось место в его настоящем.

— Они с Сычжуем и Цзинъи отправились на дальние озера.

«Воровать лотосы», — застыло в воздухе проглоченное окончание фразы.

Развлечение, допустимое в четырнадцать, не подобает человеку, пятый год управляющему собственным кланом.

Вот только в четырнадцать Цзинь Лину не с кем было воровать лотосы. Он упустил все то, что наполняло радостью юность его старшего дяди.

Пока Вэй Усянь был мертв, Цзян Чэн справлялся. Или считал, что справлялся. Он был главой клана, занимавшего влиятельную позицию в царстве заклинателей. Он воспитывал племянника, пытаясь обеспечить всем необходимым.

А потом воскрес Вэй Усянь и научил А-Лина дружить. Как когда-то научил дружить самого Цзян Чэна. Или все же нет. Ведь ни с кем другим Цзян Чэн так и не сумел сблизиться.

Всего лишь еще пара строчек в длинном списке того, что смог Вэй Усянь и не смог Цзян Чэн.

— Не смей приближаться к нему! — рявкнул Цзян Чэн, борясь с желанием вцепиться пальцами в отвороты серого ханьфу и с чувством встряхнуть.

Вэй Усянь смотрел прямо и твердо.

— Он мой племянник.

«Нет, не твой. Ты больше не принадлежишь ни клану, ни нашей семье. Ты сам так выбрал много лет назад. Это не было правдой поначалу. Ты сам сделал это правдой», — хотелось ответить Цзян Чэну.

Ничего из этого ему не удалось выговорить.

— Как ты можешь использовать при нем темную энергию? — спросил Цзян Чэн. Слова прозвучали гораздо тише его «Не смей!», но именно они заставили Вэй Усяня вздрогнуть.

— Я осторожен. Ему ничего не угрожает.

— В прошлый раз ты говорил тоже самое, — сказал Цзян Чэн, не повышая голос. — Что ты осторожен. Что все под контролем. Что ничего не случится.

Алая кисточка качнулась — от порыва ветра или от злорадства. Цзян Чэн перевел на нее взгляд и сухо сглотнул.

Чэньцин не была незаменимой. Она — всего лишь посредник. Инструмент. Вэй Усянь мог бы выстругать новую флейту, повесить новую кисточку — и это была бы Чэньцин.

И все же не проходило и дня, чтобы Цзян Чэн не вернулся мыслями к тому моменту, когда бросил призрачную флейту Вэй Усяню. Цзян Чэн взял ее с собой под действием неясного порыва. Отдал, повинуясь обстоятельствам.

Но после не мог перестать сомневаться в правильности поступка.

Чувство обреченности, пустотой расползающееся под ребрами, не из-за того, что уже случилось. Из-за того, что могло случиться. Однажды Цзян Чэн совершил роковую ошибку — не стал проводить различие между Вэй Усянем, которого знал, и Вэй Усянем, который вернулся с горы Луаньцзан. Он видел разницу, даже слепой увидел бы. Но он принял ее, принял голодную черноту, созвучную собственной жажде мести. И чем обернулось потакательство?

Вэй Усянь трижды не сумел справиться с собственными силами. Каждый раз при этом погибал тот, кто был важен Цзян Чэну.

Он не мог потерять еще и Цзинь Лина. От одной мысли об этом темнело в глазах.

Цзян Чэн разучился доверять Вэй Усяню. Разучился на него полагаться. Любить вот только не сумел разучиться.

— Это другое! — ввинтился в уши горячечный голос. — Я не использую ничего опасного.

— Конечно. Призыв нарисованных глаз — все равно что огненный талисман.

— В городе И у меня не было выбора. Это не повторится.

Этих заверений достаточно, чтобы вся фальшивая сдержанность покинула Цзян Чэна.

— Мы оба знаем, как хреново ты держишь слово! Научись уже не разбрасываться обещаниями, которые не сможешь выполнить!

Братьям не обещают оставаться рядом всю жизнь.

Это и возлюбленным обещают, только если по-настоящему уверены в чувствах.

— Цзян Чэн.

— Ты вообще не учишься на своих ошибках, да? Самонадеянный идиот! Продолжаешь пользоваться дрянью, которая однажды тебя уничтожила. Тебя и тех, кто был с тобой. И хоть кто-то пытается тебя образумить? Даже Лань Ванцзи бросил попытки.

В прежние времена второй господин Лань твердил, что темный путь разрушает тело и душу. Что заставило его переменить свое мнение шестнадцать лет спустя? И что случилось потом, раз человек, который встал рядом с Вэй Усянем, когда весь заклинательский мир обратился против, больше не был рядом?

— Не вмешивай в это Лань Чжаня.

— Отчего же? Мне ведь интересно, почему ты не со своим Ханьгуан-цзюнем. Что между вами произошло или, может, не произошло?

— Ты что, ревнуешь? — Вэй Усянь отвесил вопрос словно пощечину, несмотря на мнимую мягкость тона.

— Следи за языком!

Предположение Вэй Усяня — чистой воды провокация. За многие годы у Цзян Чэна выработалась устойчивость к подобного рода выходкам. Он был хорошо осведомлен: Вэй Усянь заигрывал без умысла, был добр к людям по природе своей. Таков уж характер. Это ничего не значило. Даже в тех случаях, когда обаяние Вэй Усяня было направлено на самого Цзян Чэна. Особенно в этих случаях.

В Цзян Чэне не было столько мелочной ревности, сколько в Вэй Усяне — флирта. Он ревновал только тогда, когда действительно чувствовал угрозу. Было всего два человека, к которым Цзян Чэн мучительно ревновал своего названного брата.

Впервые он напился уксуса, когда они учились в Облачных глубинах.

— Мой меч у тебя? — после тяжелой паузы, невпопад спросил Вэй Усянь.

— Я давно переплавил его на гвозди.

— Я хотел его забрать, — продолжил Вэй Усянь, не обращая внимания на слова Цзян Чэна.

— Ты же не…

— Я сформировал золотое ядро.

Цзян Чэн стиснул зубы, уязвленный очередным проявлением превосходства брата:

— Все еще неукоснительно следуешь девизу ордена, который бросил? Совершаешь невозможное?

— Второй раз идти по пути самосовершенствования проще, чем в первый. Все-таки я уже знаю дорогу.

Вэй Усянь как будто бы пытался сделать вид, что в его достижении не было ничего особенного, как будто не было общеизвестно, что если заклинатель не сумел сформировать ядро еще в подростковом возрасте, сделать это взрослому человеку — в разы труднее.

Ядро неразрывно связано с физическим телом, но его сила пропорциональна силе души. Дух Вэй Усяня в теле Мо Сюаньюя — уникальный случай. Вэнь Цин бы захотела его изучить.

Мысли о Вэнь Цин как всегда непрошенные. Некоторых мертвецов Цзян Чэн не способен оставить земле.

— Что же ты скромничаешь? Все знают, что Мо Сюаньюй был слабым заклинателем.

— Нет, не был. Ему просто не дали шанса раскрыть свой потенциал. Начали обучать в четырнадцать и изгнали, не прошло и года. Изгнали за то, что не имело отношения к его заклинательским способностям.

Вэй Усянь защищал человека, с которым даже ни разу не говорил, словно родного.

Цзян Чэн проклинал его манеру включать весь мир в зону своей ответственности. В роли друга Цзян Чэн порою искренне ненавидел Вэй Усяня. В роли врага его никогда не получалось ненавидеть как следует.

— Значит, величайший темный заклинатель всех времен решил вернуться на путь меча? Занятная шутка. Я был уверен, что ты давно похоронил того Вэй Усяня.

Они непримиримо смотрели друг другу в глаза. Нападали словами, нанося раны, от которых нельзя было уклониться.

— Спасибо за «величайшего». Твои комплименты слаще спелой локвы.

— Это не комплимент.

— Ты только что ругал меня за то, что я снова использую темную ци. Чем ты недоволен сейчас — тем, что я использую светлую?

— А что, до трюков ты больше не опускаешься?

— Сейчас многие заклинатели их применяют. Мой компас, мои флаги. Но они — не Стигийская Тигриная Печать.

Этот обмен выпадами тоже завершился не в пользу Цзян Чэна. Он примерился для последнего удара:

— Почему бы тебе не выковать новый меч? Новое тело. Новая жизнь. Этот ряд просит о продолжении, разве нет?

— Новый меч будет просто заменой, — парировал Вэй Усянь. — Я скучаю по Суйбяню. Он подходил мне идеально.

Вэй Усянь ответил так, как будто говорил совсем не про меч. Может быть, Цзян Чэну просто хотелось, чтобы он говорил не про меч.

Отвернувшись, Цзян Чэн достал из рукава талисман и чернила. Написал короткую записку, вложил в нее немного ци — и бумажная бабочка упорхнула в сторону резиденции. С ее крыльев сыпался блестящий пурпур, тающий в воздухе.

Цзян Чэн упускал еще одну возможность с чувством хлопнуть дверью.

В заново отстроенном родительском доме он был окружен вещами мертвецов. Сидел на резном троне отца. Носил на пальце кольцо матери. Скреплял волосы заколкой, подаренной сестрой. Но хуже всего был простой деревянный гребень, который Цзян Чэн не решался выбросить, как когда-то не решался подарить.

Чэньцин шестнадцать лет пролежала в тайнике, надежно запечатанная талисманами подавления. За эти годы она ни разу не увидела ни проблеска солнечного света — Цзян Чэн не удосуживался проверять сохранность. Видеть ее, касаться ее было больно и горько. Чэньцин едва ли считалась боевым трофеем. Скорее — свидетельством безоглядного поражения.

Суйбянь Цзян Чэн хранил последние пять лет. На каких правах? Подарка? Заложника? Его ведь даже не сам Вэй Усянь отдал, а его бешеный пес. Втайне и вопреки решению хозяина. Чтобы Цзян Чэн убедился, если не поверит словам.

Он убедился.

От Цзян Чэна осталось так мало после того, как поверил.

А потом что же? Он должен был вернуть Суйбянь? Разве ему предоставили такую возможность? Со стороны казалось, что меч ему не оставили, меч у него попросту забыли за ненадобностью.

Чэньцин напоминала о том Вэй Усяне, которого Цзян Чэн когда-то возненавидел. Суйбянь напоминал о том Вэй Усяне, которого Цзян Чэн любил.

Короткий разговор досуха выпил моральные силы. Цзян Чэн прислонился спиной к ближайшему дереву и закрыл глаза, прячась в поверхностной медитации. Ему слишком сильно хотелось смотреть на Вэй Усяня, чтобы себе это позволить.

Под смеженные веки брызнуло отсветом лилового. Возвратившаяся бабочка пеплом осыпалась в протянутую ладонь.

— Глава ордена!

Юный адепт, расторопно выполнивший поручение, склонился в низком, почтительном поклоне, на вытянутых руках протягивая меч.

Цзян Чэн взял Суйбянь в руки. Отослал младшего ученика небрежным жестом. Стоило тому скрыться из виду, Цзян Чэн извлек из рукава еще один талисман, активируя легким духовным импульсом. Вокруг поляны прошла рябь отводящего внимание поля. Предосторожность, которая могла оказаться не лишней. Листва потревоженно зашелестела и умолкла той неестественной тишиной, которой природа отзывалась на вмешательство в энергетическую структуру мира.

Возвращать меч было сложно. Как будто, отдав его, Цзян Чэн окончательно рассчитался бы с Вэй Усянем. Не позволяя себе малодушия, Цзян Чэн перехватил ножны за лезвие, протягивая рукоятью вперед. В этом не было ни капли церемонности, ни толики вежливости, но Вэй Усянь не обратил на это внимания. Едва взяв Суйбянь в руки, он тут же достал его из ножен — Цзян Чэн видел, с какой жадностью дрожали пальцы. Вэй Усянь действительно скучал. Настолько, что совсем не мог это скрыть. Стоило ли удивляться?

Цзян Чэн пристально следил за реакцией. Не пропустил, как у Вэй Усяня расширились зрачки, когда он вслушался и осознал. Посмотрел на Цзян Чэна — удивленно и радостно. Улыбнулся широкой своей улыбкой, от которой Цзян Чэн отвык, но которую не мог забыть.

Стыд жаром окатил щеки. Не раздумывая, Цзян Чэн обнажил Саньду.

Он вложил в первый удар изрядное количество духовной силы. У обычного человека выпад непременно выбил бы оружие из рук. Вэй Усянь удержал блок. Цзян Чэн расцепил клинки и бросился в новую атаку раньше, чем у Вэй Усяня хватило бы дерзости прокомментировать вслух то, что брат ухаживал за его мечом. И в одном слове «ухаживал» слишком много той заботы и печали, что с головой выдавали Цзян Чэна.

По какому-то злому року он полировал Суйбянь именно сегодня.

Хуже того — упустил из виду эту компрометирующую деталь. Не попытался скрыть.

И теперь стало неважно, насколько резок будет Цзян Чэн и что именно скажет — Вэй Усянь уже понял, как сильно тот по нему тосковал.

Они кружили по поляне — чересчур маленькой, чтобы сражаться было удобно. Вэй Усянь перешел из защиты в нападение. В его технике узнавались приемы ланьлинской школы, к которой он прежде не прибегал. Цзян Чэн отказывался уступать инициативу, даже если атаковать Вэй Усяня было неудобно вовсе не из-за недостатка пространства для маневра. После той правды про золотое ядро, которую узнал Цзян Чэн, он обещал себе больше никогда не обращать Саньду против своего брата. Но сейчас — не настоящая схватка, уж скорее — ностальгический бой о тех временах, когда они состязались, совершенствуя навыки, и юный Вэй Усянь подначивал своего шиди, сокрушаясь, что в Пристани Лотоса не мог подыскать себе по-настоящему достойного соперника.

Ци кипела в меридианах. Цзыдянь покалывал руку, но Цзян Чэн его одергивал. Он не собирался использовать подобное преимущество. Ему был нужен обычный бой на мечах — измерить силу Вэй Усяня.

Эта схватка оказалось не такой уж и простой. У Цзян Чэна было больше опыта на многие годы и битвы. Он отточил свое мастерство мечника. Но проблема была в том, что они с Вэй Усянем хорошо друг друга знали, выучили саму манеру мыслить. Как ни прискорбно, Цзян Чэн продолжал думать так же, как думал, когда им было по пятнадцать.

Разве только Вэй Усянь отвлекал собой гораздо сильнее, чем когда им было по пятнадцать. Раньше его улыбка казалась чем-то само собой разумеющимся. Не теперь.

Вэй Усянь не улыбался, когда играл на Чэньцин. А сейчас он отчетливо наслаждался каждым своим движением, самим ощущением металла, продолжающего его руку. На контрасте стало особенно заметно, как зажат был Вэй Усянь поначалу, и как отпустил себя, стоило узнать секрет Цзян Чэна. Названный брат бессовестно красовался, лучился самодовольством — и в кои-то веки это не раздражало. У Цзян Чэна была отличная возможность выместить в бою накипевшую обиду, но сейчас он ее не чувствовал. Вэй Усянь излучал свет, и это притягивало взгляд. Заставляло любоваться. Разделять его мальчишеский восторг.

Этот бой нельзя было затягивать. Он и без того выходил из-под контроля.

По наитию Цзян Чэн мысленно обратился к Суйбяню, веля ему остановиться. Меч не то чтобы безоговорочно послушался команды, но его заминки оказалось достаточно, чтобы лезвие Саньду уткнулось в шею Вэй Усяня.

Тот недоуменно моргнул, но почти сразу на лице проступило понимание. Вэй Усянь восхищенно присвистнул и принялся паясничать:

— Какое коварство, глава ордена Цзян. Вы слишком хорошо поладили с моим мечом. Обращать его против вас — крайне неблагоразумно.

Проклятый Вэй Усянь второй раз за считанные минуты заставил Цзян Чэна испытывать стыд. Только в этом случае — совершенно необоснованный. Вэй Усянь — не тот, кто гнушался использовать уловки. Он и не тот, кто их осуждал. В его словах и сейчас не было упрека, но они заставляли жалеть о порыве. Жульничать не имело смысла — Цзян Чэн победил бы в любом случае. Просто стало интересно, сработает ли такой ход.

Цзян Чэн отвел меч, убирая его в ножны. Вэй Усянь сыто потянулся и повесил Суйбянь на пояс. Как можно дальше от Чэньцин. Шагнул к Цзян Чэну, беззлобно и безболезненно ткнул ему кулаком под ребра. Цзян Чэн привычно вернул жест.

Глупое ребячество, совсем не надлежащее их возрасту и положению.

— Жить надоело?

Казалось, Вэй Усянь искренне наслаждался проигрышем, когда Цзян Чэн не мог получить и капли удовлетворения от победы. Впрочем, от этого боя у него изначально не было ни единого шанса на то, чтобы получить удовольствие. Даже если последнее время Вэй Усянь тренировался фехтовать учебными мечами, между ними оставалось около двадцати лет разницы воинского опыта — было бы попросту унизительно не справиться с братом даже с такой форой. Но и победа безнадежно обесценивалась. Даже честная. А его — честной не была.

Вэй Усяню Цзян Чэн проигрывал даже тогда, когда выигрывал.

— Признайся, ты когда-нибудь бился моим мечом? — заговорщицким тоном спросил Вэй Усянь.

— Нет. Конечно нет.

«Но хотел», — повисло между ними очередной замолчанной репликой.

Когда Вэй Усянь пропал на три месяца, Цзян Чэн носил его меч на бедре, рядом со своим. Когда Вэй Усянь пропал на пять лет, Цзян Чэн повесил его меч в своей комнате. Оба раза хранением он не ограничился.

Острота заклинательского меча — это не только и не столько острота его лезвия. Это — острота ци, которой оно пропитано. Энергия, наполняющая меч, не рассеивается, но застаивается. Взять в руки оружие, в которое давно не вливали духовную силу — все равно что выпить стакан воды, простоявший несколько суток. Жажду утолит, но на языке останется привкус затхлости. Меч со «свежей» энергией имел преимущество перед тем, который давно не держали в руках. Мимолетное, существующее лишь в самом начале схватки. Но если речь шла о настоящем бое — оно могло сыграть решающую роль.

Или если речь шла о поединке с более сильным соперником, которого было так трудно превзойти. Так трудно и так необходимо — ведь именно этого требовали и заветы ордена, и собственное сердце.

Вэй Усянь издавна дразнил Цзян Чэна за то, что он полировал Саньду чаще, чем это было реально необходимо. Чаще, чем он сам полировал Суйбянь — даже в те времена, когда действительно это делал. Но Цзян Чэна бодрил ритуал, и он не собирался от него отказываться. Цзян Чэн был готов вкладывать всего себя в любое преимущество перед раздражающе талантливым названным братом.

После вылазки в лагерь перевоспитания Вэней, Цзян Чэн забрал Суйбянь по праву главы ордена, по праву брата. Вынул его из ножен на привале. Просто убедиться, что меч был в порядке. Не был. За него посмели хвататься псы из клана Вэнь. Цзян Чэн и сам не заметил, как достал тряпицу и принялся оттирать их отпечатки — стирать даже намек на их следы, как собирался стереть с лица земли следы самих вэньских псов. Не отдавая отчет в своих действиях, Цзян Чэн начал переливать в Суйбянь духовную энергию. Это могло оказаться бесполезной тратой сил, когда каждая крупица силы была на счету. Это успокаивало, как данное самому себе обещание: во что бы то ни стало найти брата, вернуть ему меч острым, сильным, готовым к бою.

Тогда Цзян Чэн даже не понял, что Суйбянь звал его. Признавал его.

Неопытный мальчишка годами не держал ничего кроме Саньду. Забыл как должен, или вернее — не должен ощущаться чужой меч. Ему и в голову не приходило, что меч по имени «Какая разница» мог оказаться безнадежным однолюбом. Цзян Чэну никогда раньше не нравился Суйбянь. Слишком женский меч, чем он часто упрекал брата. Но с некоторых пор «женский меч» сам просился в руки. Цзян Чэн часто смыкал пальцы на рукояти, находя в этом поддержку.

Он надеялся, что при встрече с Вэй Усянем меч расскажет о том, о чем сам Цзян Чэн никогда бы не стал говорить словами. Предвкушал момент, как отдаст Суйбянь брату, и тот почувствует, что в нем — чистая энергия. Как будет благодарен за это внимание. За эту веру.

Все произошло именно так и совсем не тогда.

Цзян Чэн вернул брату флейту, которую нестерпимо хотелось стереть в пыль. Вернул меч, о котором заботился ровно так же как о собственном, несмотря на явную ревность Саньду. Но у него оставался еще один подарок от Вэй Усяня. Подарок, который он не смог бы вернуть и с которым не умел жить. Цзян Чэн предпочел бы никогда о нем не узнавать или знать с самого начала.

— Но у тебя же наверняка были идеи, да?

Неожиданно для себя Цзян Чэн рассказал:

— Да. Два меча — удобно для сражения с воздуха. Стоять ногами на Саньду, Цзыдянем удерживать врагов на расстоянии, ручными печатями управлять Суйбянем.

Цзян Чэн не раз бился Цзыдянем, планируя на своем мече. Но затея с еще одним мечом на пределе возможностей: управлять тремя совершенно разными потоками ци — не под силу никому из ныне живущих заклинателей. Если бы Цзян Чэн справился — было бы чем покрасоваться перед Вэй Усянем.

Не было смысла отрицать: Цзян Чэн привязался к Суйбяню, сожалел, что не воспользовался им в бою. Не то чтобы не успел. Попросту не позволял себе зайти так далеко. Сражение с Суйбянем в руках слишком уж похоже на сражение с Вэй Усянем плечом к плечу. Цзян Чэн не хотел заниматься самообманом. Но это не мешало ему представлять, как вписать второй меч в рисунок боя.

Он вложил в Суйбянь столько духовных сил, что просто не мог не чувствовать его своим.

— Какая интересная фантазия, — томно протянул Вэй Усянь, как будто они говорили совсем не о сражении. — Почему ты не попробовал?

Они оба знали почему, незачем говорить вслух. Цзян Чэн не мог отрепетировать боевую схему, не спросив разрешения законного хозяина. И не мог спросить у законного хозяина разрешение.

— Если тебе нужно мое благословение, оно твое. Давай, — предложил Вэй Усянь, без труда читая мысли человека, с которым прожил половину жизни.

— Сейчас? — переспросил Цзян Чэн.

— Боишься не справиться? Тогда одолжи Саньду. Я попытаюсь.

— Ни за что!

Цзян Чэн был не в состоянии отдать свой меч Вэй Усяню. Правда, нет. Не потому что не был готов ко второму раунду их извечного противостояния.

Потому что его меч звали Саньду.

Неведение, привязанность, злость. Когда-то отсылка на буддистские три яда ума казалась Цзян Чэну остроумной. Однажды он подумал, что эти три порока как нельзя лучше характеризовали его отношения с братом. Цзян Чэн не вкладывал этот смысл, но, раз заметив, выкинуть из головы уже не получалось. Его назвали Саньду Шэншоу, и тем ироничнее теперь звучало прозвище. Ведь он был беспомощен перед этими слабостями.

— Не будь таким жадным. Мой меч столько пробыл у тебя. Кто знает, что ты с ним все-таки делал. Ну, помимо, — потешался Вэй Усянь, изображая пальцами, как будто полировал невидимый меч. Отчего-то движение напоминало совсем не о полировке мечей. Словно мало было жеста, выражение лица Вэй Усяня, сам блеск глаз и прикушенная губа выглядели вопиюще бесстыдными.

У Цзян Чэна пересохло во рту. Только Вэй Усянь мог одновременно раздражать и возбуждать. Остро захотелось швырнуть в него чем-нибудь потяжелее, но под рукой не было ничего подходящего. Кроме разве что Саньду.

— Ты ужасен. Тебя убить мало, — с чувством сказал Цзян Чэн, не шелохнувшись.

Он любил Вэй Усяня слишком по-братски, чтобы вожделеть, и слишком собственнически, чтобы не вожделеть.

Не получалось равнодушно смотреть, как в Облачных Глубинах Лань Ванцзи доставалось то внимание, которое раньше безраздельно принадлежало ему.

В день, когда Цзян Чэн купил гребень у торговки в Цайи, он впервые поймал себя на том, что ему хотелось поцеловать Вэй Усяня. Странно было безо всякой на то причины увидеть в лучшем друге чувственную привлекательность, которую не замечал проведенные бок о бок годы. Как будто Цзян Чэн сам себе все выдумал, боясь его потерять. Эти фантазии не прижились в сердце. Остались редким наваждением, которое застилало глаза в моменты, когда Цзян Чэн был меньше всего к нему готов.

Иногда казалось, что в отрыве от ревности его желания попросту не существовало. Что по-настоящему он не хотел Вэй Усяня в свою постель, он всего лишь не выносил мысли о том, чтобы Вэй Усянь был в постели кого-то другого.

Даже сейчас Цзян Чэну больше хотелось сорвать с Вэй Усяня безликие серые тряпки и одеть его в лиловое, чем просто сорвать с него безликие тряпки.

С горы Луаньцзан Вэй Усянь вернулся одетым в черное. Цзян Чэна покоробил отказ от фамильных цветов клана, но Вэй Усянь сумел его убедить: люди должны узнавать последователя пути тьмы, сыгравшего решающую роль в Аннигиляции Солнца. И все же с тех пор Цзян Чэн не мог избавиться от ощущения, что Вэй Усянь больше ему не принадлежал. Для узнаваемости хватило бы и флейты. Но Вэй Усянь искал не только узнаваемость. Он искал правильный образ. Зловещего темного заклинателя, повелителя мертвых. Ведь в настоящем Вэй Усяне не было черного и зловещего, он был олицетворением света. Ровно до тех пор, как его погасили.

Луаньцзан Цзян Чэн возненавидел задолго до того как лично ее навестил. До того как Вэй Усянь выбрал не его клан, а Цзян Чэн чуть не спросил, любит ли он Вэнь Цин. До того как Вэнь Цин вернула ему гребень, а он чуть не спросил, любит ли она Вэй Усяня.

Цзян Чэн не всегда различал зависть и ревность. Особенно плохо различал, когда видел Вэнь Цин подле Вэй Усяня.

Кого он, в конце концов, ревновал? На чьем месте хотел оказаться?

Иногда совесть главы клана вынуждала Цзян Чэна отправляться на поиски супруги, хотя единственная дева, которую он желал видеть своей невестой, погибла десятилетия назад.

Но это был его долг — перед собственным орденом и Цзинь Лином. И все же, каждый раз, когда Цзян Чэн знакомился с выгодной партией, которая не вызывала отклика в его душе, — перед глазами вставали родители, и он медлил перед долгом.

В ночи после сватовства его терзал один и тот же сон про Пещеру Усмирения Демона, в котором Вэй Усянь и Вэнь Цин занимались любовью. Можно ли было считать это кошмаром? Во сне Цзян Чэн не помнил, что оба они мертвы. Он и бодрствуя не всегда верил, что мертвы.

Во сне Цзян Чэн стоял поодаль незамеченным, слушал стоны, всматривался в тени, сгорая от того, как сильно их ревновал и как сильно их жаждал.

Он бы многое отдал, чтобы хотя бы один из них выбрал его.

Но с тех пор как Цзинь Гуанъяо вывернул прошлое наизнанку своими ядовитыми речами, Цзян Чэн не мог не думать о том, что это он сам должен был выбрать их обоих. Не отпускать своего брата в фальшивое изгнание на Луаньцзан, забрать Вэней в Пристань Лотоса. Сделать предложение Вэнь Цин, как ему столь безрассудно хотелось. Весь заклинательский мир восстал бы против ордена Юньмэн Цзян, но у него был бы Вэй Усянь, были бы силы противостоять чужой армии. Вместо этого Цзян Чэн выбрал путь, который уберег родной край от того чтобы вновь захлебнуться в крови. Может быть, это решение оказалось неправильным. Оно принесло временный покой его землям и навсегда лишило покоя его душу.

— Цзян Чэн, ты хотя бы знаешь, где мы сейчас?

— В Юньмэне? В Пристани Лотоса? — скептически предположил Цзян Чэн.

Вэй Усянь в возбужденном нетерпении махнул ему за спину:

— Это ведь то самое дерево.

— Какое дерево?

Вэй Усянь обошел вокруг Цзян Чэна. Приблизился к одному из деревьев с прямым стволом и раскидистыми ветвями — такому же, как любое другое здесь. Почти любовно огладил кору.

— То, где я прятался, когда ты выкинул мои вещи и велел убираться, помнишь?

— Как будто я знаю, на котором ты отсиживался. Уж прости, но канаву, где я тогда подвернул ногу, не смогу тебе показать.

— Интересно, а что если… — пробормотал Вэй Усянь и вдруг обхватил ствол руками, будто всерьез собрался взбираться.

Цзян Чэн схватил брата за шкирку, пресекая нелепый маневр в зародыше.

Вэй Усянь недовольно повел плечом:

— Эй! Мне же было интересно, поймаешь ли ты меня, если я начну падать!

— Я поймал. Просто до того, как ты начал падать.

Вэй Усянь с силой дернулся, вырываясь из хватки, разворачиваясь одним рывком. Цзян Чэн успел среагировать — просунул левую руку между деревом и затылком Вэй Усяня, чтобы смягчить возможный удар.

Сохраняя устойчивость, Вэй Усянь вцепился в плечи Цзян Чэна. Получилось до боли похоже на объятие. Цзян Чэн впитывал Вэй Усяня — растрепанного и разгоряченного недавней схваткой. Они оказались так близко друг к другу, что можно было отчетливо различить запах специй. Цзян Чэн больше не ел острой пищи, слишком уж она напоминала о Вэй Усяне. Не то чтобы в доме, где каждый угол был наполнен воспоминаниями о названном брате, это могло уберечь от мыслей. Но специи — именно то, каким Цзян Чэн представлял Вэй Усяня на вкус.

Длинные волосы мягкой волной щекотали ладонь. Влекло зарыться в них пальцами. Потянуть на себя.

Цзян Чэн впервые хотел поцеловать Вэй Усяня просто потому что хотел поцеловать, а не потому, что рядом был человек, который мог вмешаться и опередить, увести из-под носа Вэй Усяня и все его поцелуи.

Цзян Чэн с усилием сморгнул морок. Разорвать объятие — не сумел даже попытаться.

Может, если бы с самого начала они имели право открыто очертить отношения братством, все эти непрошенные желания не сумели бы пройти через барьер родственного. Но так уж вышло, что между ними не поставили барьеров. Мысленно называть Вэй Усяня братом почти так же бесстыдно, как мысленно его целовать.

Вэй Усянь был его неопределенностью. Его персональным проклятием. Его счастьем, за которое с первой встречи приходилось дорого платить.

Девятилетний Цзян Чэн был уверен, что отец привел мальчика с улицы для него. Ведь именно ему поручили заботиться о Вэй Усяне. Цзян Чэну и в голову не пришло — и еще долго не приходило, что отец мог привести его для себя.

В детстве Цзян Чэну позволили обмануться. Позволили решить, что Вэй Усянь — его. Зыбкая иллюзия. Даже тогда было ясно, что Вэй Усянь — для всех, и присвоить его только себе не получится. Но Цзян Чэну так нравилось это заблуждение, что полностью избавиться от него не удавалось даже сейчас, после всех нарушенных клятв верности.

Мама всегда была против их дружбы, тем сильнее распаляя желание дружить. Именно за нее, за эту дружбу, а вовсе не за опрометчивые выходки, мадам Юй наказывала первого ученика клана Юньмэн Цзян. Она не любила воспитанника не за дурной характер, а за то, что он не был ее сыном. Цзян Усяня она бы любила.

Многие ненавидели Вэй Усяня не за то, что он сделал и кого погубил, а за то, что не могли быть им или с ним.

Цзян Чэн хорошо их понимал. Раньше он был с Вэй Усянем, потому что не мог им быть.

Когда они с братом были младше, он хотел стать таким же сильным. Цзян Чэн и сам считался талантливым заклинателем, пока его не сравнивали с Вэй Усянем. Его сравнивали всегда. И хуже всего, что он сам — первый, кто сравнивал. Цзян Чэн слишком громко просил о том, чтобы не быть слабее Вэй Усяня, и боги исполнили его желание — извращенным, жестоким способом.

Чувствуя тепло рук на плечах, Цзян Чэн думал о противоестественной операции, которой не помнил. О том, что в их жизни был момент запредельного единения, которое не случается даже на пути совместного самосовершенствования. Они делили одну душу — ту ее часть, что с каждым часом все меньше принадлежала Вэй Усяню и все больше — Цзян Чэну.

Не существовало между людьми долгов, за которые требовалось расплачиваться собственной душой.

— Я не возвращался за телами, — судорожно выдохнул Цзян Чэн.

— Что?

— Я не возвращался. Тебя заметил отряд заклинателей из клана Вэнь. Я отвлек их на себя.

— Зачем? Ты же…

— А ты зачем?.. — отбил вопрос Цзян Чэн, потянувшись раскрытой ладонью к животу Вэй Усяня. В последний момент оборвал жест, не коснувшись даньтяня. Вместо этого прижался лбом ко лбу.

Вэй Усянь заставлял одновременно испытывать несовместимые чувства. Ладно бы просто кидало из крайности в крайность, сменяя любовь ненавистью. Так бывает. Но у Цзян Чэна чувства не проходили, не вытесняли одно другое. Они разрастались, накапливались, и оставалось только цепляться за то, которое ярче, чтобы душу не разодрало от противоречий.

Пристань Лотоса горела, и Цзян Чэн сгорал вместе с ней. Он оказался в шаге от того, чтобы своими руками убить брата, но когда Вэй Усяню стала грозить реальная опасность — бросился его защищать, не раздумывая о последствиях или о том, чья жизнь ценнее.

Цзян Чэн потерял слишком многих. Не мог потерять еще и его. Только не его.

До боли узнаваемый поступок, который так не хотелось узнавать.

Вэй Усянь был виноват в смерти родителей, и Цзян Чэн подставился под удар вместо него. Он был виноват в смерти Цзинь Цзысюаня, и сестра подставилась под удар вместо него.

— Мне плохо без тебя, — произнес Вэй Усянь так тихо, что Цзян Чэн не был уверен, не придумал ли это. Он решил бы, что придумал, если бы чужое дыхание не оседало на губах.

— Ты прятался от меня пять лет.

— Я не мог прийти к тебе Старейшиной Илина. А на то, чтобы перестать им быть, понадобилось пять лет.

От этого признания у Цзян Чэна едва не остановилось сердце. И сразу — забилось сильнее, посылая кровь не по артериям, а по тем нитям, что сшивали судьбы Цзян Чэна и Вэй Усяня.

Люди придумали поцелуи, чтобы разговаривать о чувствах без слов. Цзян Чэн подался вперед, стирая последнее расстояние, касаясь губ. Вписывая Вэй Усяня в ту роль, которую никогда не мог предложить. В ту, про которую и сам не был уверен, что хотел видеть его именно в этой роли. Но другие — слишком мало для того, что их связывало.

Вэй Усянь застыл, не откликнулся на прикосновение. Цзян Чэн в нетерпении ткнул его рукой под ребра, чтобы тот уже наконец-то отмер. Отреагировал. Ответил или оттолкнул.

Вэй Усянь не оттолкнул.

Впился пальцами в плечи, притягивая к себе, порывисто вжимаясь губами в губы. Его рот жег, словно был вымазан в перце. Цзян Чэн облизнулся поверх поцелуя, надеясь сглотнуть остроту. Но Вэй Усянь был весь из себя — острота и жар, плавящие тело и мысли.

Цзян Чэн зарылся пальцами в черные волосы — как мечтал совсем недавно.

В какой-то момент он настолько потерялся в ощущениях, что не уследил за собственной ци. Влил в Вэй Усяня силу, как до этого вливал в его меч. Словно пытался залечить раны, которые не лечатся.

Это оказалось ошибкой.

Цзян Чэна отбросило от Вэй Усяня, вытащило из блаженного томления — растерянного и не понимающего.

Он согнулся, как после яростного удара под дых, судорожно хватаясь за живот. Только потом пришла боль. Она расходилась по всему телу и по всем меридианам. Нестерпимо пульсировала в даньтяне. Собственная ци сходила с ума, обжигая энергетические каналы, лишая семи органов чувств разом.

Вечность спустя агония начала отступать.

Цзян Чэн наткнулся руками на дерево. Прислонился к нему спиной. Сполз по шершавому стволу вниз, на траву — ноги не держали. Краем сознания и не до конца вернувшимся зрением Цзян Чэн заметил, что Вэй Усянь устроился рядом. Кажется, он что-то говорил или касался. Переживал.

Цзян Чэн погрузился в медитацию, пытаясь взять собственные духовные силы под контроль. Их вдруг оказалось гораздо больше, чем он привык. Он вслушался внимательнее и наконец различил, что ощущал меридианы сидящего справа от себя Вэй Усяня словно собственные.

От этого открытия окатило невыносимым ужасом и кричащим восторгом.

Цзян Чэн крупно вздрогнул. Они с Вэй Усянем сидели близко друг к другу — и пальцы соприкоснулись с чужими. Цзян Чэн не успел отдернуть руку. Вэй Усянь накрыл ее ладонью, крепко сжимая поверх кольца. Цзян Чэн благодарно переплел пальцы.

Цзыдянь молчал, как будто тоже не различал их.

@темы: Совет кланов, Орден Юньмэн Цзян, Романс/пвп/флафф/юмор, Текст

---

[Qishan Wen]

Название: Семена
Автор: Qishan Wen
Бета: Qishan Wen и анонимный доброжелатель
Размер:1165
Пейринг/Персонажи: Вэнь Нин/Вэй Усянь
Категория: слэш
Жанр: романс, флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Ему хотелось просто порадовать молодого господина Вэя.
Примечание/Предупреждения: драббл написан целиком по дораме.

Семена

Вэнь Нин не нуждался во сне, ему не были нужны отдых и пища. Но череда его дел заканчивалась тогда же, когда дядюшка и остальные шли спать. Ночью гасили огни, сестра засыпала беспокойным сном, и лишь после этого он покидал их небольшую хижину.
Единственное снадобье, которое выходило у него безукоризненно - то, что дарило сон без сновидений. После ужасов и гонений, что все они пережили на тропе Цюнци, и того страха, который испытала Вэнь Цин, не зная, увидит ли она вновь Цюньлиня, спокойные ночи можно было сосчитать по пальцам одной руки. По счастью, у них было все, что нужно для такого отвара.
Когда гасили огни, сестра засыпала сном без сновидений, убаюканная его уверениями, что утром они встретятся снова, и он покидал их небольшую хижину, накрыв сестру своим плотным шерстяным плащом. Ведь ему не будет холодно.
Он вышел из хижины, как и обычно, раздумывая над тем, какой уголок Погребальных холмов еще не был изучен. Его внимание привлек шелест листьев, потревоженных легким ветром. В лунном свете виднелись насаждения редиса и картофеля. Вэнь Нин прошел мимо грядок, вышел к маленькому рукотворному пруду и задумался, как еще можно улучшить условия для дорогих молодому господину Вэю растений. Семян осталась лишь небольшая горсть. В Цишане лотосовые пруды были бесполезной роскошью, и впервые эти растения Вэнь Нин увидел уже взрослым, за его пределами.
И все же попробовать стоило. Вэнь Нин несколько ночей подряд носил землю от подножья Луаньдзана, приносил воду, собирал удобрения… делал все это с мыслью о том, что красивый пруд, усыпанный зонтиками лотосовых листьев, порадует не только молодого господина Вэя, но и сестру, и бабушку, и маленького А-Юаня, который никогда лотосы не видел.
Плоды, а точнее ростки его трудов взошли через месяц. К тому времени Вэй Усянь, расстроившись первой неудачей, отвлекся на свои заклинательские изыскания, и совсем забыл о попытке вырастить лотосы на горе. Но даже спустя некоторое время он не обратил на них внимание, просто не заметил первые побеги. И, быть может, не замечал бы и дальше, если бы в один из сумрачных вечеров не вышел из своих "покоев" просто прогуляться. Заметив движение темной фигуры у забытого им пруда, он решил подойти поближе. Его глазам предстало зрелище, в которое сложно было поверить - хрупкие зеленые побеги со скрученными листьями тянулись вверх. Их было много, и некоторые листья уже раскрывались. Онемев от изумления, Вэй Усянь перевел взгляд на притихшего Вэнь Нина, который молча наблюдал за его реакцией.
— Как ты это сделал? — поборов удивление, спросил Вэй Усянь, протянув ладонь, и аккуратно погладил бархатистую поверхность самого большого и крепкого листочка, уже раскрывшегося.
— Молодой господин Вэй… Я… я… просто присматривал... за ними, — Вэнь Нин привычно заикнулся, торопливо вытирая руки тряпицей и отводя глаза. Он улыбался немного виновато, будто его застали за чем-то плохим или неприличным, и в то же время радостно.
Все обитатели их поселения уже давно заметили изменения в “пруду с лотосами молодого господина Вэя”. И только тот, кому действительно были ценны эти растения - не увидел даже первых всходов. Но Вэнь Нин делал это не ради отметок и благодарностей. Ему искренне хотелось сделать хоть что-то приятное человеку, который спас его и дорогих его сердцу людей.
— Ты вырастил их сам? Один? — присев на корточки, Вэй Усянь коснулся кончиками пальцев мутной воды. Но ведь он сделал все так же, и единственный росток был безвозвратно уничтожен. Единственная надежда увидеть что-то родное здесь была раздавлена детской рукой. Почему у него, проведшего всю жизнь в Пристани Лотоса, не получилось, а у выходца из Цишаня всего за месяц - и такие всходы? В это просто не верилось. Это казалось чудом.
Подняв взгляд на Вэнь Нина, который все высматривал что-то в грязи под ногами, и мял в руках ветошь, которой до того вытирался, Вэй Усянь улыбнулся, и его уставшее осунувшееся лицо словно преобразилось.
Луна, скрывшаяся за тучей, пока они разговаривали, снова выглянула, и осветила его силуэт, выхватила из ночного мрака черты его лица, сделав их чуть резче и острее. Залегшие тени, морщинка между бровей, чуть прикушенная в улыбке губа... В глазах - ни тени от той пугающей жестокости и злости, которая пьянила кровь самого Вэнь Нина там, на тропе в заключении у ордена Цзинь. Во взгляде легко читалась искренняя радость и недоверие, восхищение.
— Значит, у нас будут семена… - отметил он очевидное, глупо улыбаясь, его губы разъезжались все шире. — А ты… Спасибо тебе, Цюнлинь, — он церемонно свел руки, улыбаясь широко, и склонился в глубоком поклоне.
— О… да, конечно, пожалуйста! Не стоит, молодой господин Вэй! — Вэнь Нин торопливо придержал его за локти, не позволяя согнуться ниже. Он не сделал ничего такого, за что следовало бы его так благодарить, и все же… Такое обращение смутило, как и вообще вся реакция. — Вам правда нет необходимости… — на языке вертелось “вы ещё на колени встаньте из-за цветов!” - но во-первых, он был уверен, что молодой господин Вэй так и сделает, а во-вторых, подобную наглую фразу он бы не выговорил и до половины.
— Благодарить тебя за то, что все это не пропало? — Вэй Усянь вскинулся, улыбаясь так же широко, и поддавшись порыву, обнял остолбеневшего Вэнь Нина. Тот среагировал точно так же - совершенно бездумно, просто склонил голову и коснулся своими губами губ молодого господина Вэя.
В образовавшейся тишине был отчетливо слышен лишь лихорадочный стук сердца. Секунда, другая, и губы Вэй Усяня дрогнули, раскрываясь. Скорее всего это был изумленный вздох, но Вэнь Нин уже не особенно задумывался над его реакцией. Его не оттолкнули, и желание продолжить это прикосновение пересилило и стеснение, и неопытность.
Обняв Вэй Усяня, Вэнь Нин прижал его к себе. В голове крутилось множество мыслей о том, чего не стоило делать, но все они исчезали под градом восторженных эмоций. Он не мог ощутить прикосновения так же, как любой другой человек. Вот только тьма, которую подчинил себе Вэй Усянь влекла его к себе с непреодолимой силой уже давно. Соприкосновение с ней, струящейся внутри Вэй Усяня, он ощущал прекрасно, и простое касание губ было самым невинным из тех желаний, которые рождались в его душе.
Вэнь Нину хотелось продолжать этот поцелуй бесконечно - просто держать Вэй Усяня в объятии, иногда проходясь ладонью по его спине, и чувствовать, как пальцы молодого господина сжимаются на отвороте ханьфу. Сам он отстраняться не спешил, уже давно перехватив инициативу в поцелуе.
— Простите, молодой господин Вэй… - прошептал ему в губы Вэнь Нин, почти без запинки, и с трудом заставил себя отодвинуться, переборов темные желания, вызывающие притяжение и возбуждение. Разжать руки он смог далеко не сразу.
— Хм… - Вэй Усянь даже не сразу нашел, что сказать. В глазах его отражался свет луны и немного безумного темного пламени, такого же, что горело в груди Вэнь Нина. - Буду считать, что я поблагодарил тебя за… все твои старания.
Вэнь Нин разжал руки и зажмурился. Горячая жадная волна в груди, удушающая, сжимающая своей когтистой лапой, она требовала забрать себе свое... Он тряхнул головой. И светло улыбнулся, отступая на шаг.
— Простите, молодой господин Вэй…
— Не думай об этом! - тут же отозвался Вэй Усянь, закидывая руки за голову. Словно ничего и не случилось. Вэнь Нин испытал облегчение - он не смог бы простить себя, если бы Вэй Усянь посчитал его несдержанность оскорбительной.
Конечно…
Луна все так же заливала своим серебряным светом поляну на Луаньцзане. Лотосовые листья покачивались под редкими порывами ветерка. Хрупким росткам предстояло вырасти в прекрасные нежные цветы.



Название: Лента
Автор: Qishan Wen
Бета: Qishan Wen и анонимный доброжелатель
Размер: 1036
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн/Вэнь Цин
Категория: джен, гет
Жанр: романс, флафф, в финале - драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Короткие встречи - вот и все, что они могли себе позволить.
Примечание/Предупреждения: Отношения персонажей основаны на дораме. Прямое упоминание смерти персонажа, без деталей.

Лента

Пещера была совсем неглубокой и удивительно сухой, проход завершался почти круглым залом, под потолком висели и сохли лекарственные травы, собранные в пучки аккуратными руками Вэнь Цин. У валуна, который служил ей столом, лежал кинжал, и ворох трав и кореньев, разложенных на соломенной циновке.
Ни один росточек не оставался без её внимания. Идеально подходящие чистились, укладывались отдельно, как первосортные, те, что пойдут на самые сильные снадобья. Немного пожухшие или подгнившие Вэнь Цин отбрасывала в сторону, где скопилась небольшая горка.
Заклинательница медленно осматривала каждое соцветие, каждую веточку, иногда поднося к лицу и вдыхая сладкие или резкие ароматы, которые порой доносились и до него. Старательно укладывала в мешочки, туго затягивая плетеные шнурки.
В распущенных волосах не было ни единого украшения, алая лента потерялась где-то в ворохе их одежд. Легкое нижнее платье, тонкое, темно-бордовое, совершенно не скрывало нежные очертания ее хрупкого, и, одновременно с тем, сильного тела. Светлая кожа будто сияла изнутри. Она казалась неуместной среди этих стен, высоких сводов пещеры. Сюда едва пробивалось рассветное солнце, золотыми пятнами раскрашивающее стены, добавляющее теплых оттенков сумрачным краскам.
Она похудела, а черты лица заострились, под глазами залегли едва заметные тени, на ладонях, кожа которых стала сухой и тонкой, проступал узор вен.. Благородная дева Вэнь не перестала быть прекрасной, но во всем ее облике виднелась неподъемная усталость, такая, что даже силами лучшей целительницы уже не сохранить былую неприступно-холодную внешность. Словно ей нужно было сделать тысячу дел, и нельзя было потратить и минуты на необходимый отдых. Заботу о других она предпочитала заботе о себе.
Вот и теперь вместо того, чтобы наслаждаться утром в объятиях возлюбленного, она перебирала свои травы. Цзян Чэн лежал, оперевшись на руку, разглядывая её прямую спину. Прохлада пробиралась под плащ, становилось некомфортно.
Всего несколько часов назад он не замечал ни твердости пола пещеры, ни каменной крошки, о которую царапал спину, ни пронизывающего холода. Руки его путались в шелке волос, скользили по ее телу, и он никак не мог отпустить ее - с таким трудом отвлекшись от гнетущих мыслей обо всём ином. Он запрещал себе возвращаться мыслями к делам и интригам орденов, ведь еще несколько часов ему можно было быть не главой ордена. Смотрел на Вэнь Цин и улыбался - непритворно, мягко, отслеживая каждое ее движение.
Он мог бы увезти ее в Пристань Лотоса, навсегда сокрыв ее там. Если бы он только был таким же безбашенно-смелым, как….
— Долго еще смотреть будешь? Чего уставился? — голос ее эхом отразился от свода. Вэнь Цин смотрела на него, полуобернувшись, держа в руках темную пиалу. И когда она успела ее взять, откуда... - Иди сюда, ну?
— Это еще зачем? в голос вернулась легкая язвительность и подозрение. Он сел, потягиваясь, сморщил нос, ощутив тянущую боль в плече.
— Вот поэтому, — отозвалась Вэнь Цин, сев ближе, небрежно махнула рукой на нательную рубашку, заставляя снять ее одним жестом. — Вэй Усянь уже две недели скачет козлом по Луаньцзану, а ты до сих пор руку нормально поднять не можешь. У вас там что, совсем нет целителей?..
— Были.
Его голос стал холоднее непроизвольно, и в теплых карих глазах отразилась искра вины за напоминание. Она торопливо прижала ладонь к коже, на которой не было и следа раны. Цзян Чэн почувствовал отголосок боли. Что поделать, Вэнь Цин была права. Он слишком глубоко погрузился в восстановление места, не удостоив вниманием тот факт, что восстанавливать нужно было не только здания. В Пристани Лотоса не было ни одного опытного лекаря, хотя туда и съехались приглашенные заклинатели со всех уголков.
Мягкие успокаивающие поглаживания убаюкивали, тонкие пальцы разминали плечи, он чувствовал, как струйки ее энергии пронзали его, находя отзыв внутри, в глубине, у сердца. Даже в таких условиях Вэнь Цин оставалась лучшим лекарем, и одной процедуры хватило, чтобы притянуть ее к себе без мерзкого болезненного ощущения, которое оставалось с ним даже спустя месяц после сражения. Вэнь Цин отложила пиалу, позволив себя обнять, согреваясь его жаром, и щедро делясь своим, запуская пальцы ему в волосы, растрепав прическу, перебирая пряди, целуя его виски, пока он сидел безмолвно, гладя ее спину, поясницу, бедра, аккуратными короткими касаниями.
— Я вряд ли смогу прийти раньше, чем через месяц…
— Ничего. Я вряд ли смогу покинуть это место.
Цзян Чэн смотрел на нее снизу вверх, ласково, трепетно сжимая, хоть и хотелось закричать. Почему они должны встречаться здесь, в тайне ото всех? Хотелось разрушить и эту гору, и весь мир, всем заявить, что она его! Никто не смеет коснуться ее и пальцем, накинувшись с обвинениями в преступлениях ее ордена!
И в то же время, с каждым нежным поцелуем, крепким объятием, с каждой царапинкой на плече поперек шрамов, он понимал, что Вэнь Цин отказом пойти с ним делала для него ровно то же самое, что он сам делал для Вэй Ина. Она защищала его без оглядки на собственные чувства. Тайнами и запретами, короткими встречами, отказаться от которых была не в силах, не способная оттолкнуть, впервые испытывающая такое глубокое и светлое чувство. Впервые с кем-то ощущающая себя не лучшим целителем и прославленной заклинательницей, а живым человеком, ценимым за хрупкость, нежность и смех.
Все восхищения главы ордена Цзян касались вовсе не привычных комплиментов от любого другого мужчины. Цзян Чэн восхищался только тем, что она позволяла увидеть ему наедине. И благодарил ее за каждое откровение ответным.
— Тебе пора идти. И мне тоже, брат будет волноваться.
Он только хмыкнул, чуть скривив губы. Она была права, а признавать это не хотелось. Он оттягивал момент прощания, воруя поцелуй за поцелуем, не в силах оторваться. Вэнь Цин не отталкивала.
Она ушла первой, когда солнце уже было в зените, ветер играл с ее простым, но безукоризненно чистым одеянием и распущенными волосами. Алая лента запуталась в одеждах Цзян Чэна, и он нашел ее уже позже, когда уходил.
***
Солнце клонилось к западу, раскрасив небо в кровавые оттенки, чернильно-фиолетовые тучи подсвечивало закатное золото, горные пики над Безночным городом щерили свой оскал, особенно хищный сегодня.
Цзян Чэну хотелось стать лютым мертвецом и выдрать сердце Цзинь Гуаншаня своими руками. Раскрасить свежей кровью кладку площади перед ступенями Знойного дворца. Разбить лицо Гуанъяо, сжимающего в руках черную деревянную шкатулку, и заставить его умыться слезами. Только за то, что его руки сжимали именно эту шкатулку.
И больше всего ему хотелось разорвать на куски самого себя, за то, что не нашел в себе смелости поставить выше ордена свою трепетную привязанность.
Все, что ему теперь осталось - резной деревянный гребень и ее алая лента.



Название: Цена спокойствия
Автор: Qishan Wen
Бета: Qishan Wen и анонимный доброжелатель
Размер: 2830
Пейринг/Персонажи: Вэнь Жохань/Цзинь Гуаншань
Категория: слэш
Жанр: ангст, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: ...Каждый раз он чувствовал себя девкой из борделя, которая не в праве отказать нелюбимому клиенту. Он ненавидел эти встречи. Но приходил послушно. Каждый раз.
Примечание/Предупреждения: Автору очень понравился облик персонажей из аниме. Как следствие => принуждение и насилие над Цзинь Гуаншанем.

Цена спокойствия

Вэнь Жохань считал ниже своего достоинства повторять приказы и правила. Хотя Гуаншань вел себя неизменно в каждый свой унизительный визит. Дружеские отношения между кланами ему приходилось поддерживать самым омерзительным способом.
Он был частым гостем в борделях, и, конечно, был наслышан о правилах поведения красавиц. Только правила Вэнь Жоханя отличались от тех, которым подчинялись дорогие или дешевые девки, услаждавшие взор и тела посетителей. Ему была омерзительна сама мысль, что он должен был быть такой девкой для Вэнь Жоханя.
Чувствовать себя шлюхой для главы ордена, еще и находясь в таком же положении - унизительно вдвойне. Подставляться послушно под поцелуи и шлепки, под грубые толчки и неласковые касания, изучающие, словно они вместе впервые. Каждый раз после таких встреч Цзинь Гуаншань долго принимал ванну, выполаскивал рот после нескольких приступов рвоты, отмывался от дурманящего запаха, растирая кожу до красноты, предварительно выгнав всех служанок.
Конечно, он мылся и в Знойном дворце. До того, как прийти в комнату с широким ложем, застланным алым и черным шелком. С ненавистью выливал на свое тело масла из многочисленных стеклянных сосудов, расчесывал волосы, снимая с них заколки и гребни. Надевал приготовленные молчаливыми слугами алые одежды. А потом кидал их испачканными и изорванными в чан с водой для омовения, быстро споласкивался и спешил убраться как можно дальше. Уже в Благоуханном дворце он будет сдирать с себя кожу мочалом, кусая губы, вычесывать волосы, смывая даже малейшие следы того, в чьей постели он был.
Он не сразу это заметил, но за все эти годы, за все эти визиты, слуги были всегда разными. Те, что провожали его до ванной комнаты, ожидая, пока он приготовится, и те, что вели его к покоям Вэнь Жоханя. Он ни разу не видел одно и то же лицо дважды. Ему было приятно думать, что они умирали той же ночью, когда его гордость ломали в очередной раз, вжимая в постель лицом.
Именно таким был итог всех свидетелей его позора и больного увлечения Вэнь Жоханя. Сам он берег эту тайну иначе. У него была единственная немая и безграмотная девушка среди всех его служанок, и именно она прислуживала ему в эти дни. Опускала взгляд, видя на красивом теле господина укусы в обрамлении синяков. Цзинь Гуаншань никогда не трогал ее, хоть в награду за немоту боги и даровали ей красивое лицо и очаровательно нежное тело. Касаться любой женщины после того, как... как он проводил вечера в Знойном дворце, извиваясь змеей на алом шелке, ему не хотелось.

Всегда было сложно угадать, встретят ли его в комнате, или придется ждать. Это не было оговорено правилами, и если приходилось ждать, то он просто садился на край постели, душа в себе зарождающееся желание убить Вэнь Жоханя или сбежать от него. За подобные действия он был наказан очень жестоко.
Правая рука отзывалась болью при таких мыслях, заставив сидеть смирно и терпеливо. Лишь усилиями десятка целителей его ордена руку удалось сохранить. Изрезанная, пронзенная множество раз, с переломанными фалангами - таким было наказание за то, что он посмел сжать кинжал, и оставить на ребрах Вэнь Жоханя длинный узкий шрам от скользящего удара.
Цзинь Гуаншань лучше любой другой ночи помнит именно ту, больше пяти лет назад, когда слезы боли застилали его взгляд. С превращенной в кровавое месиво рукой, прибитой к изголовью его же кинжалом, Цзинь Гуаншань провел всю ночь в постели под Вэнь Жоханем, который не собирался отказываться от своего любимого развлечения из-за какой то царапины, и до утра страстно клялся ему, что если из-за этой мелочи Цзинь Гуаншань умрет, то земли его ордена сначала утонут в крови, а затем на долгие годы превратятся в пепелище.
Больше он никогда не брал с собой оружие. Единственная попытка покушения вылилась в долгие месяцы лечения не только внешних повреждений, но и многочисленных внутренних разрывов. Той ночью только чудо помешало Вэнь Жоханю воспользоваться острием кинжала, чтобы поиметь его.
Сегодняшний вечер не предвещал неожиданностей. Сдерживая дыхание, успокаивая себя мыслями о том, что ему нужно лишь дотерпеть до утра, и можно будет уйти, его никто не остановит. Он беспокойно ходил вокруг низкого стола, пока что даже не глядя на постель. В комнате, как и всегда, приятно пахло сложной смесью благовоний: сладко, свежо, расслабляюще. Цзинь Гуаншань ненавидел эти ночи и эту комнату , зная точно, что эти благовония здесь жгли специально для него. Именно потому что он всегда любил это сочетание ароматов. Даже здесь.
Подойдя все же к кровати, он сел на край и откинувшись на спину, устремил взгляд в потолок, каждая деталь которого ему была прекрасно известна. Перекрестие балок, богатая роспись, расшитые золотом занавеси из легкой полупрозрачной ткани, пока что убранные... Дверь бесшумно раскрыли и так же тихо притворили. Шаг вошедшего был легким, неторопливым. Цзинь Гуаншань внутренне напрягся, заставив себя выдохнуть, подавил приступ дрожи и сел. Волосы упали на лицо, заслоняя обзор. Прямо перед ним стоял Вэнь Жохань, усмехающийся, лучащийся самодовольством, в тонком белоснежном одеянии, подчеркивающем его крепкое стройное тело.
— Рад, что вы нашли время воспользоваться моим приглашением, глава Цзинь.
Тихий голос, с ноткой высокомерия, торжества. За все эти встречи, за все годы, он все с таким же упоением повторял эту фразу, наслаждаясь тем, что по щелчку пальцев Цзинь Гуаншань ложился в его постель. Ложился послушно и безропотно, отводя глаза, прикусывая губы. Потому что знал уже цену неповиновения. Знал, что подчиниться Вэнь Жоханю - лучший выбор из возможных.
— Разденься, — последовал короткий приказ. Цзинь Гуаньшань кинул взгляд, за который тут же получил удар - в нем мелькнула лишь искра недовольства, но Жоханю этого достаточно, он слишком хорошо умеет видеть его в чужих глазах, особенно в этих. Он стискивает его подбородок, и зарождающийся гнев сверкает фиолетовыми искрами. Толкает на постель, заставляя упасть на спину, и повторяет еще более жестко:
— Распустите пояса, глава Цзинь. Или я сожгу вашу одежду.
И Цзинь Гуаншань снова подчинился. Легкой боли оказалось достаточно, чтобы напомнить о возможности куда более серьезных последствий. В глазах Вэнь Жоханя было неприкрытое предвкушение - удовольствие от сопротивления, пускай и такого мелкого, подогрело кровь. Ему нравилось, когда Цзинь Гуаншань сопротивлялся, ломать его было особенно приятно. Все то, что происходит в постели после - приятно, безусловно, тоже, но основное удовольствие в этом взгляде золотых глаз, которые, как ни старайся, все равно выдают истинные чувства их владельца. Даже жаль, что глава Цзинь так сильно ценит свое тело, и даже малого напоминания достаточно, чтобы подавить сопротивление. И все же, пускай он покорно снимает одежду, разводит ноги, и даже, не сдерживаясь, обнимает и выдыхает его имя - в глазах его горит яркая как солнце ненависть.
Вэнь Жохань неотрывно смотрит, как изящные руки распускают пояс, как с плеч соскальзывает ткань, обнажая кожу - столь идеальную, без единого шрама, что желание оставить на ней отметину просыпается в груди, распускаясь жарким цветком. Лишь один изъян есть на этом теле - идеально ровный шрам на внутренней стороне бедра. Старый след неповиновения. Однажды Цзинь Гуаншань попытался от него избавиться, и на месте прежнего шрама появился более длинный и глубокий.
Достаточно движения пальцев, чтобы украшенный драгоценной вышивкой полог отгородил кровать. Одежды Вэнь Жоханя падают на пол, оголяя загорелую, совсем не по-благородному темную кожу. Во взгляде алых глаз восторг и удовольствие, когда Гуаншань стискивает зубы, откидывает за спину волосы, опирается на локоть. Его кожа совсем белая, одуряюще прекрасная, постыдно обнаженная. Он не испытывает смущения, несмотря на то, что Жохань единственный, кто видит его настолько голым и знает все его тело. Такое горячее, манящее, доступное. Его лицо украшают непокорные взгляды из-под полуопущенных ресниц. И это прекрасно, как и нервное движение, которым он отстраняется, давая место на краю кровати.
Вэнь Жохань нависает над ним, соприкасаясь лишь малым участком кожи у колена. Смотрит в глаза, Цзинь Гуаншань взгляд не отводит, ожидая удара, не ласки. Готовится к худшему - настроение Вэнь Жоханя угадать по взгляду невозможно. Он мог быть разным: издевательски смеяться, опуская кнут на спину, размазывая стекающую кровь по ягодицам, или почти рычать, едва касаясь пальцами тонкой чувствительной кожи. А мог и несколько раз сменить линию поведения, и каждый раз это было неожиданно, непредсказуемо.
В такие ночи Цзинь Гуаншань мог только надеяться, что не вызовет у него желания взять в руки тот самый кинжал. Слишком много раз приходилось его коже познать остроту его лезвия и проклясть себя за то, что единожды им замахнулся.
Ладонь Вэнь Жоханя тяжелая и горячая, настолько, что казалось, будто она может прожечь кожу до кости. Он ведет ею от колена к бедру, мимоходом огладив шрам, проводит по плоскому животу, кладет на шею, чуть сжимая, и сразу же успокаивающе гладит большим пальцем, в знак того, что это не угроза.
Цзинь Гуаншаня била дрожь. Мысль подчиниться, чтобы избежать боли, уже не казалась унизительной. Страх сковывал, удушал, он судорожно сглотнул, увидев удовлетворенную улыбку Вэнь Жоханя. Тот надавил ему на грудь, заставив снова лечь, выбирая, каким хочет видеть его сегодня - истерзанным, измученным, рыдающим... Впрочем, последнее он видел все реже и реже, и, пожалуй, это зрелище ему надоело. Цзинь Гуаншань лежал без движения, только торопливо вздымалась грудь. Его тело вздрагивало от каждого прикосновения, он снова и снова судорожно сглатывал, его уже почти колотило. Он не мог совладать со своей реакцией, когда в сознании проносились воспоминания прошлых встреч, и чем больше их всплывало, тем сильнее была его дрожь. К происходящему за расшитыми занавесями невозможно было привыкнуть. Вэнь Жохань был пугающе непредсказуем.
Неожиданная мысль о том, как, должно быть, жалко это выглядит, заставила его немного успокоиться. Он приподнял подбородок, подставляя шею, в тот момент, когда Вэнь Жохань склонился к нему. Правила, правила. Быть послушным, не провоцировать, дать то, что он хочет. И тогда, возможно, его не охватит гнев, который он, несомненно, выместит на Цзинь Гуаншане.
Вэнь Жоханю всегда безразлично, что, кроме страха и боли, почувствует Цзинь Гуаншань. Оставлял ли он грубые отметины пальцев или едва уловимо касался губами его кожи - он думал только о собственном наслаждении. Особенно ему нравилось, как дрожь страха перетекала в возбуждение. И когда это происходило, на бледных щеках, наконец, появлялись розовые пятна румянца, следы его смущения. Гуаншань приходил раз за разом, ненавидел его, боялся больше смерти, не смел возразить - и неизменно возбуждался под ним, когда Вэнь Жохань касался его шеи, доводил до исступления поцелуями и легкими укусами. Так же произошло и сейчас - едва обласкав чувствительное место, оставив отметину, Вэнь Жохань ощутил бедром, как твердеет и приподымается член Цзинь Гуаншаня.
Вэнь Жохань громко усмехнулся, провел пальцами по подбородку, приподнял еще выше, оставляя поцелуи на кадыке, вслушиваясь в сбившееся дыхание. Он вжал колено между чужих ног, и Цзинь Гуаншань, рвано вдохнув, дернул бедрами, потеревшись об него. Вэнь Жохань едва не рассмеялся. Отзывчивость и непокорность, ненависть и желание сплетались в Цзинь Гуаншане самым причудливым образом.
Вэнь Жохань прижал своего любовника к постели, резким движением задрал его колено к груди, снова с нажимом провел большим пальцем по лаковой полоске шрама.
— Жаль, что вы не цените мои подарки, глава Цзинь. Они идут вам невероятно.
— Возможно, вам стоит пригласить в свои покои Нэ Минцзюэ, глава Вэнь? — голос Цзинь Гуаншаня дрогнул, выдавая напряжение, которое он испытывал под пристальным взглядом, прикованном к белой отметине. — Я уверен, он не откажется от ваших подарков, а я совсем не буду против освобо…
Его слова прервала сжавшаяся на бедре рука. Длинные ногти вонзились в нежную плоть, оставляя наливающиеся кровью лунки.
— Думаете, мне стоит заменить вас Нэ Минцзюэ? — он спросил это вкрадчиво, улыбаясь, но в глазах сверкнула ярость. Обжигающая боль там, где его пальцы сжимали кожу Цзинь Гуаншаня, заставила задохнуться не только всеми возможными ответами, но даже воздухом. — Хм, и кто же заменит вас на посту главы? Ваши сыновья еще слишком юны для этого, разве нет?
Цзинь Гуаншань сжал в кулаках простынь и легкую ткань сброшенных одеяний, прикусил язык и губы, зажмурился - боль была слишком сильна, чтобы он мог выдавить хоть какой ответ. Даже когда Вэнь Жохань разжал ладонь, пульсация от ожога заставляла его стискивать кулаки.
— Не говорите больше подобных вещей, - буднично выдохнул ему в шею истязатель, проведя губами по бешено пульсирующей вене. — Вы поняли?
Цзинь Гуаншань молча кивнул, сглотнул шумно, и положил подрагивающие руки на плечи Вэнь Жоханя. У него оставался лишь один шанс уйти относительно целым - показать свое желание. Сопротивляться бесполезно, а лгать… здесь лгать у него получалось плохо.
Вэнь Жохань повел плечами, небрежно скидывая его руки, отстранился, словно раздумывал о чем-то. Склонил голову, провел ладонью по следам на бедре, что остались от его пальцев и ногтей, Цзинь Гуаншань не сдержал болезненного шипящего вдоха, а затем и вскрика, когда снова сжав пальцы, резким рывком Вэнь Жохань заставил его перевернуться на живот.
Уткнувшись лицом в простыни, Цзинь Гуаншань испытал странное облегчение. Больше не было неопределенности, которую он испытывал с того момента, как его мучитель вошел в комнату.
Не важно, что именно в поведении и словах Цзинь Гуаншаня заставило разозлиться Вэнь Жоханя, теперь было ясно, чего от него ожидать. В редкую встречу на теле главы Цзинь не оставалось кровоточащих отметин, и чем больше он пытался их избежать, тем сильнее была вероятность, что ему достанется.
Жесткая рука вплелась в волосы на затылке и сжала их, сильно дернув, отчего он сжал зубы - снова, от боли, пока второй рукой Вэнь Жохань давил ему на поясницу, заставляя выгибаться почти неестественно.
— Надеюсь, ты уже использовал масло, потому что тратить время я больше не намерен. В голосе не сдерживаемое возбуждение. Редкий для их общения переход на “ты”, означающий крайнюю степень злости. Цзинь Гуаншань пытается расслабить свое тело, выгнуться ещё сильнее, потому что чужие руки словно пытались его переломить пополам . Он не выдержал, схватился за те пальцы, что была в его волосах, короткий импульс внутренней энергии, прошедшей через кончики его пальцев, вызвавшей жжение, и Вэнь Жохань отдернул ладонь, выпустил волосы, сразу же перехватил за горло, почти зарычал в ухо - но совершенно удовлетворенно и восторженно:
— Какая неслыханная дерзость, глава Цзинь.
Рука с поясницы переместилась на ягодицу, сжимая, оставляя только синяки, раскрыв его взгляду и твердости чужой плоти. Цзинь Гуаншань замер, чувствуя, как крепко сжались пальцы на горле. Ощущая сзади неторопливое скольжение и давление. Вэнь Жохань крепче сжал его горло, и перед глазами потемнело от боли - сопротивление судорожно сжимающегося отверстия он сломил одним мощным глубоким толчком.
Выгнутый до предела, с пережатым горлом, он не мог расслабиться и хоть этим облегчить проникновение. Даже после подготовки, на которую он потратил не меньше часа, такое грубое вторжение заставило его кусать губы. Вэнь Жохань вжался в него так крепко, что казалось, желал вплавиться в его тело.
Никакого времени на передышку у него не было. Едва перед глазами перестало сверкать, и разряды боли, проходящие от зада до кончиков пальцев, заставляя их сжиматься, немного ослабли, жесткая рука на горле чуть расслабилась, позволив вдохнуть, а сам Вэнь Жохань стал грубо двигаться, неторопливо, вслушиваясь в хриплое дыхание, сдерживаемые стоны. Наслаждаясь.
Цзинь Гуаншань взялся за его ладонь, в надежде разжать её - сдерживаться от стонов, давясь воздухом, было невозможно, перед глазами темнело, и ему хотелось потерять сознание. Хотя он понимал, что ему не позволят провести весь этот унизительный ритуал в бессознательном состоянии. Член внутри двигался все легче, боль немного отступила, притупилась, рвущиеся из горла стоны затихли. В паху снова начало мучительно тяжелеть.
Как бы ни были омерзительны эти визиты, Вэнь Жохань слишком хорошо знал его тело и реакции, чтобы его действия не вызвали у Цзинь Гуаншаня отклика. Когда он убрал руку с его горла, переложив ладонь на плечо, замер внутри, будто раздумывая, а на самом деле ожидая, Цзинь Ганшань рвано вздохнул, и рефлекторно двинул бедрами вперед-назад. Дрожь пошла по телу от тихого самодовольного смеха. Поощрительный шлепок по ягодице заставил его крепче сжать зубы.
— Ненавижу… — прошипел он на грани слышимости.
— Я знаю, — с наслаждением отозвался Вэнь Жохань, подтолкнув его, положив руки на поясницу, и задавая темп. Цзинь Гуаншань двигался сам. Сам насаживался, подаваясь бедрами назад, приподнялся на колени, раскачиваясь, с ненавистью глядя на алый шелк. Будто ткань была повинна в том, что он крутил задом так, что в боль вплеталось постыдное наслаждение.
Он знал, что даже если будет отзывчивым и покорным, в любой момент Вэнь Жохань может захотеть взять его по-другому - более грубо, или, что вгоняло в ещё большую ярость - нежнее. Тогда избавиться от болезненного удовольствия было бы нереально, ведь к моральному унижению прибавилось бы физическое, когда горячее семя брызнуло на живот, стоило лишь ощутить, как внутри все обжигало чужой влагой.
Каждый раз он проигрывал это внутреннее сражение, подстраиваясь под грубость или ласку, позволяя Вэнь Жоханю играть на своем теле, будто на музыкальном инструменте. Рывок, легкое поглаживание по бедру, размазывание крови по коже - и ладонь Вэнь Жоханя обхватила его член. Цзинь Гуаншаню осталось только громко простонать - напряжение было почти нестерпимым, он прижимался к рукам и бедрам Вэнь Жоханя, наступал ладонями на свои же растрепавшиеся волосы, замирал, чувствуя острые ногти на нежной коже головки.
Его перевернули резким рывком - снова на спину, Вэнь Жохань небрежно закинул его ноги себе на плечи, сгибая едва ли не вдвое. На холодном лице было отчетливо видно торжество, удовольствие, ведь ему открывалось отличное зрелище - Цзинь Гуаншань закатывал глаза, из его рта уже бесконтрольно рвались стоны, с члена текло, и прозрачные капли, срываясь с головки, падали на губы, пачкали лицо.
Судорожно сжимающаяся теснота подвела Вэнь Жоханя к грани удовольствия, он двигался все быстрее, царапал белые ягодицы, разукрашивая их алыми полосами. Несколько глубоких сильных рывков, и Цзинь Гуаншань ощутил, как внутри разливается чужое обжигающее семя. Горло болело от стонов, на губах чувствовался собственный терпкий вкус, тело предательски дрожало, слишком чувствительное. Он прикрыл глаза, дыша быстро, пытаясь успокоить дыхание. Ладони Вэнь Жоханя, скользящие по ягодицам и бокам, дали понять, что одного раза тому будет мало. При этой мысли щёки снова обожгло краской...
После таких ночей Цзинь Гуаншань почти сдирал с себя кожу мочалкой. Он ненавидел быть с Вэнь Жоханем. Больше всего за то, что ему нравились эти ненавистные ночи, и то, как именно ему приходилось покупать спокойствие для своего ордена.

@темы: Совет кланов, Орден Цишань Вэнь, Романс/пвп/флафф/юмор, Текст

---

Голосование: AU/RPS

[mdzs wars]

Голосование за выкладку на тему «AU/RPS» открыто.

В голосовании не могут принимать участие юзеры без дневника. В дневнике должно быть не менее 2 полных страниц записей (>40 записей), сделанных до 01.10.2019 года.

Организаторы сами проверят закрытые дневники.
Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

Голосовать можно минимум за 2 команды, максимум - за 3 команды. Голоса, в которых будет менее 2 команд или более 3, не принимаются. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя. За свою команду голосовать можно.

Голосование продлится до 21 декабря включительно.

Каждый голос приносит команде 1 балл.

Форма голосования:

Команда 1 - название работы
Команда 2 - название работы
Команда 3 - название работы

В голосовании участвуют следующие команды:

Qishan Wen
"Иное решение"

Орден Гусу Лань
"Поцелуй"
"Все думают, что мы встречаемся"
"В руку"
"Что читаешь?"
"Вэй Усянь освобожденный"

Yunmeng Jiang
"Мельницы богов"
"Синхронизация"
"Моменты"

Орден Цинхэ Не
"Свап-АУ: названые братья"
"Там, где пьют"

@темы: Совет кланов, AU/RPS, Голосование

---

клан Не из Цинхэ: AU/RPS

[Орден Цинхэ Не]

Название: Свап-АУ: названые братья
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Размер: 1968
Пейринг/Персонажи:

спойлер!

Не Сичэнь,

спойлер!

Мэн Минцзюэ,

спойлер!

Лань Яо и др.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: по мотивам древнего дежурочного упороса – а что было бы, если названых братьев поменять местами?
Примечание/Предупреждения: ретеллинг сюжета новеллы

Глава Не оглядывал поле боя. Его кровь всё ещё кипела, и тяжёлая сабля на поясе всё ещё отзывалась жаждой крови, но бой был окончен. Хэцзянь был важной стратегической позицией, и он был слишком близко к Цинхэ. Со стороны Вэнь Сюя это была провокация и попытка показать свою силу. Что же, победа осталась за Цинхэ Не, а голова Вэнь Сюя висела на колу у ямэня. Глава Не тяжело вздохнул. Множество людей пострадало. Адептов Не, тех, кто вступил под его знамёна и просто мирных жителей, уже не одну сотню лет плативших за их защиту. Кажется, в этот раз орден Не их подвёл – жестокая битва заклинателей развернулась на улицах Хэцзяня, одни жители разбежались, куда глаза глядят, другие попрятались в домах; многие здания пострадали и сейчас там и сям адепты Не вместе с самыми смелыми из горожан тушили пожары, загоревшиеся от огненных талисманов.
Предстояла большая работа. Он отравился на поиски своего помощника.

Взгляд главы Не привлёк юноша, помогавший доставать воду из колодца. Высокий и крепко сложенный, с хорошей осанкой, он был одет в серое ханьфу без опознавательных знаков, а волосы были подвязаны простой тряпицей, но у него был дух истинного командира, и другие адепты, как и горожане, не задумываясь, подчинялись его командам, таская вёдра. Глава Не мысленно отметил перспективного юношу – вероятно, его ждало большое будущее.
Следующие пару недель любопытный молодой человек то и дело попадался ему на глаза – усердно упражнялся на плацу, выделяясь своим могучим ростом, помогал составить карту местности, вернувшись из разведки, внимательно слушал на собраниях командиров или помогал наколоть дрова для кухни, поэтому заинтересованный глава Не расспросил одного из командующих.

– Этот человек? Должно быть, это Мэн Минцзюэ, – командующий отчего-то немного нахмурился. – Он присоединился к нам два месяца назад. Он не слишком сильный заклинатель, и у него… - помощник замялся. – Были проблемы с дисциплиной. Однако, его поставили командовать отрядом из пяти человек, и он завоевал авторитет среди солдат. Среди определённой их прослойки, если быть точнее.

– Проблемы с дисциплиной?

– О нём… ходят слухи. И он готов кулаками защищать своё… имя, – командир отвёл взгляд.

Не Сичэнь задумался. Человек, за которым он наблюдал, казался резким и решительным, но не драчуном.

– Какого рода слухи?

– Глава Не… – кажется, командир был смущён. – Понимаете, он… говорят, он заявился в Башню Золотого Карпа в день рождения Цзинь Цзысюаня с какой-то безделушкой и требовал, чтобы Цзинь Гуаншань признал его своим сыном! А его мать была какой-то проституткой из Юньмэна. Конечно же, нет ничего удивительного в этом, он действительно может быть его сыном… в любом случае, прежде, чем его успели выбросить вон, он устроил беспорядок и сбросил Цзинь Гуаншаня с лестницы Башни Золотого Карпа! После такого, клан Цзинь конечно же постарался скрыть эту историю, но она всё-таки просочилась наружу. Никто не знает, куда он пошёл потом, но теперь он присоединился к нашим войскам и можно даже сказать делает некоторые успехи, – командир вглядывался в лицо Не Сичэня, пытаясь угадать его настроение.

– Можешь идти, – Не Сичэнь задумчиво вглядывался вдаль, сложив руки за спиной.

Командир поклонился и ушёл, неловко оглядываясь.

Спустя пару недель Не Сичэнь услышал, что человек по фамилии Мэн взял на себя руководство двумя отрядами после того, как второй командир была ранен, окружил и ликвидировал разведывательный отряд Вэнь и добыл ценные сведения – донесения, которые должны были отправить в Безночный Город. Определённо, этот молодой человек заслуживал награды. Например, продвижения по службе. Прошение об этом уже лежало на столе Не Сичэня. Но прежде он решил познакомиться с молодым господином Мэн лично. Недалеко от места, служившего адептам импровизированной столовой, он услышал громкую брань.

– Ты просто подставил нашего капитана, первым подал рапорт и присвоил наши заслуги! – дальше несколько голосов что-то говорили, но не так разборчиво. Не Сичэнь остановился и прислушался.

– Не говори ерунды! Он должен был прикрывать братца Ли, а теперь братец Ли лежит у лекарей и едва дышит! – снова неразборчиво, но, кажется Не Сичэню удалось разобрать слова «чушь» и «не понимаешь». – Я должен был стать командиром отряда после братца Ли, а он просто взял и начал командовать нашим отрядом! И потом ещё первым примчался в лагерь, чтобы выставить себя в рапорте в выгодном свете! – послышался грохот, как будто кто-то ударил кулаком по столу так, что подпрыгнула посуда, и снова голоса, теперь больше. – Да ты только и можешь, что присваивать чужие заслуги, сын шлюхи! – теперь послышался такой грохот, как будто упали сразу лавка и стол, и снова гул голосов.

Не Сичэнь встряхнулся и вошёл в палатку.

В палатке царило столпотворение. Стол и лавка лежали на полу, вокруг них – разбросанная посуда. Спорщики и наблюдатели в ту же секунду замерли, и их взгляды устремились на Не Сичэня. Посреди палатки возвышался Мэн Минцзюэ с потемневшими от ярости глазами и держал на весу одной рукой отчаянно брыкающегося и вцепляющегося в его руку человека в одеждах одного из небольших соседних кланов, но увидев главу ордена, тотчас же отпустил его и поклонился Не Сичэню. Человек упал на пол, едва удержался на ногах и тоже поклонился.

– Глава Не! Я Фэн Мин, клан Фэн из Юйсяня! Разрешите подать жалобу! – со всех сторон тут же раздался гул голосов, который Не Сичэнь пресёк одним движением руки.

– Готов принять полагающееся наказание, – не поднимая головы, сквозь зубы отчеканил Мэн Минцзюэ.
Не Сичэнь вздохнул. Это была непростая ситуация.

– Мэн Минцзюэ! Ты был несдержан и поддался ярости. Это недопустимое поведение. – «Для командира» добавил он про себя. – Отправляйся в штаб, – Мэн Минцзюэ поклонился немного глубже, гордо распрямился и вышел. – Фэн Мин, – тот сразу же воспрял, – ты уберёшь здесь и получишь двадцать палок, – он выдержал паузу, – за оскорбление старшего по званию.

– Старшего по званию? – Фэн Мин потерял самообладание. – Но он не старше меня по званию, мы с ним равны! Или…
Не Сичэнь покачал головой, резко развернулся и вышел из палатки.

Вскоре Не Сичэнь догнал Мэн Минцзюэ.

– Глава Не…

– Погоди, – он приветливо улыбнулся, – мы ведь так как следует не представились друг другу.

– Глава Не, право, не стоит, я не… – Мэн Минцзюэ отвёл взгляд.

– Не Сичэнь, клан Не из Цинхэ, – поклонился он.

– Глава Не, пожалуйста, остановитесь! – Мэн Минцзюэ сначала попытался остановить его, но потом сделал шаг назад и тоже поклонился.

– Мэн Минцзюэ, из Юньпина.

– Вот и хорошо. Я много слышал о тебе.

Мэн Минцзюэ нахмурился.

– Это преувеличение. Всё… не совсем так было, – он смущённо отвёл взгляд.

Не Сичэнь улыбнулся.

– Я что-то подобное подозревал, – он кивнул. – Я видел, тебя наказывали за драки.

– Я получил своё наказание и понял урок, – нахмурился он.

– Там были доносы, а не показания свидетелей. Может ли быть такое, что это тоже были преувеличения.

Мэн Минцзюэ промолчал. Не Сичэнь покачал головой.

– Ты показываешь хорошие результаты. Где ты учился? Явно не с детства, но твоя прилежность и старание приносят плоды.

– Моему владению мечом не сравниться с настоящими школами, – он покачал головой. – Меня учили стражники в ямэне.

– А твои познания в военном деле? У тебя они определённо есть.

– Я… – он как будто бы смутился, – учился по книгам. Мне их давал судья. Говорил, чтобы я шёл в армию, мол, дослужусь до сотника, и никто не посмотрит, что я…

– Какой добрый человек, – от этого рассказа сердце Не Сичэня как будто потеплело. – А заклинательство? Тебе ещё предстоит несколько лет тренироваться, прежде чем ты сформируешь золотое ядро, но ты уже учишься некоторое время, и к тому же твои методики невероятно эффективны.

– Это… он как будто бы смутился ещё сильнее. – После смерти матери и… происшествия в Ланьлине я присоединился к монахам в Пуяне, и они взялись меня учить, что же касается этих методик… Это долгая история. Не имею своим намерением оскорбить главу Не, – он поклонился, – но уже отбой. Я готов принять своё наказание за драку.

– У тебя не будет наказания, – на мгновение Не Сичэнь почувствовал на себе тяжёлый и острый взгляд – настоящий взгляд Мэн Минцзюэ, которого, видимо, удостаивались лишь его враги. Гордый человек. Он наверняка счёл это мягкостью и снисхождением. – Я давно принял решение твоём повышении, так что этот инцидент будет считаться всего лишь воспитанием нерадивого подчинённого, - он замолчал.

«Мэн Минцзюэ. Я уверен, что у тебя будет большое будущее, если тебе немного помочь преодолеть этот барьер».
– Можешь идти, ты прав, уже отбой.

Мэн Минцзюэ низко поклонился ему и ушёл. Прямая спина, развёрнутые плечи, острый взгляд и звучный голос. Этот человек был прирождённым военачальником. Не Сичэнь вздохнул. К тому же, его телосложение идеально подходило к владению саблей. Пожалуй, стоило ему предложить вступить в ряды Не из Цинхэ как полноценному адепту.

***

Не Сичэнь поднял голову от донесений и с улыбкой обернулся.

– А-Яо! Я рад видеть тебя в добром здравии.

Глава Лань не обладал внушительным ростом или комплекцией, и не был неземным красавцем, но его благонравие, острый ум, безупречные манеры, утончённость, владение шестью искусствами и способности ставили его на верх списка молодых заклинателей, где он уступал только Не Сичэню.

– Братец Сичэнь! – Лань Яо поклонился ему, Не Сичэнь встал и поклонился в ответ.

– Я получал письма твоего дяди, но это совсем не то же, что встретиться лично, – они тепло улыбались друг другу. Не Сичэнь принялся готовить чай для гостя. – Как дядя? Как Сюаньюй? Я слышал, ему пришлось нелегко.

– Спасибо, что беспокоился, братец Сичэнь. Дядя невероятный человек, только благодаря его усилиям держится южный фронт, – Лань Яо принялся по-хозяйский возиться с чаем. – Сюаньюй сейчас помогает дяде на юге, я опасаюсь за него, он, несомненно, молодец, он справился с тяготами перевоспитания в Цишани. Глава Цзян тогда передавал слова благодарности за то, что Сюаньюй так быстро привёл помощь его сыну и первому ученику клана Цзян. До сих пор не могу поверить, что они действительно справились с таким древним чудовищем, как Черепаха-Губительница, – он покачал головой и сделал глоток чаю. – До сих пор не могу поверить, что Пристань Лотоса разорена.

Не Сичэнь помрачнел.

– Да, кто бы мог подумать…

Они немного посидели в тишине.

– Я встречал Ванцзи. Он так же суров и безжалостен, как и всегда. Но, кажется, ему будет недоставать его соперничества с Вэй Усянем.

Не Сичэнь улыбнулся.

– Мне до сих пор неловко перед твоим дядей.

– Глава Не, разрешите войти? – донёсся голос.

– Конечно.

Мэн Минцзюэ зашёл в палатку, его брови немного приподнялись при виде Лань Яо.

– А-Яо, познакомься, это командир передового отряда и мой помощник – Мэн Минцзюэ.

– Приветствую главу Лань, – низко поклонился Мэн Минцзюэ.

– … однако же отчего вы оба выглядите так, как будто уже виделись раньше? – Не Сичэнь почувствовал неподдельное любопытство.

– Боюсь, эта история слишком длинная, и к тому же она изрядно меня смутит… может быть в другой раз?

***

Штурм Знойного Дворца был невероятно тяжёл.

Несмотря на то, что в последний момент подоспело подкрепление – Вэй Усянь со своей флейтой и бесчисленной армией живых мертвецов, это был невероятно тяжёлый бой.

Где-то в коридорах Знойного Дворца сверкали искры Цзыдяня, стоял насмерть неприступной преградой яростный Не Ванцзи, а снаружи звучала жуткая мелодия флейты. В парадном зале Вэнь Жохань, который выглядел полностью обезумевшим, сражался сразу с целой армией и казался непобедимым.

Взмывала в воздух тяжёлая сабля Не Сичэня, едва слышно звенел гибкий меч Лань Яо, бил по струнам гуциня Лань Цижэнь, но все их усилия были как будто бы напрасны, Вэнь Жохань казался бессмертным божеством.

Не Сичэнь взглядом искал командира своего авангарда, оглушённого одной из атак. За то время, что они вместе сражались, они научились прикрывать друг друга так, как будто были частями одного целого, и его сейчас не хватало, может, он смог бы создать возможность для атаки, или они вдвоём могли дать возможность атаковать Лань Цижэню или Лань Яо.

Когда Лань Цижэнь уже с усилием опирался на свой меч, а Не Сичэнь тяжело дышал. Лань Яо отнял флейту от губ, переводя дыхание.

А Вэнь Жохань всё так же безумно улыбался, и его улыбка внушала ужас.

Внезапно с пола поднялась высокая широкоплечая фигура. Человек этот нащупал рядом с собой саблю и неловко потряс головой.

Лань Цижэнь заметил это движение и тут же отвлёк на себя внимание обезумевшего Вэнь Жоханя, бросаясь в безрассудную атаку.

Мэн Минцзюэ пронзил сердце Вэнь Жоханя одним ударом.

***
В лагере было суетно.

Мэн Минцзюэ вышел из палатки и потянулся. Всё тело до сих пор болело, даже золотое ядро не особенно помогло.

– Братец Минцзюэ, – Не Сичэнь улыбнулся ему тёплой, но усталой улыбкой. – Знаешь, там с тобой хочет поговорить один человек. Это Цзинь Гуаншань, твой отец. Кажется, он будет рад принять тебя в орден Цзинь как своего сына.

Мэн Минцзюэ поморщился и махнул рукой.

– Разве ты не знаешь? У меня нет отца.


Название: Там, где пьют
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Размер: 1664 слова
Пейринг/Персонажи: Не Хуайсан/ Не Минцзюэ, Не Хуайсан/Лань Сичэнь, Лань Цижэнь/Вэнь Жохань, Цзян Фэнмянь/Юй Цзыюань, Лань Чжань/Вэй Ин, Вэнь Чао/Вэнь Цин, и другие
Категория: джен
Жанр: AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в баре «Нечистая Юдоль» просто пьют.
Примечание/Предупреждения: банальная «кофешоп!AU» без претензий на оригинальность, сплошной ООС, расчет на бэкграунд из канона, элемент ретеллинга эпизода из книги Михаэня Энде «Момо».


Конкуренция рождает чудовищ. Можно завлекать посетителей дополнительными плюшками, можно сулить им бесплатные орешки. Можно первое время отчаянно демпинговать и наливать текилу по закупочной цене буквально себе в ущерб. Можно позиционировать себя как элитное заведение, куда стремятся попасть буквально все вокруг. В «Нечистой Юдоли» пошли по другому пути.

Бар, в котором пьют. И всё. Поэтому в «Нечистую Юдоль» ходили пить бармены из «Облачных Глубин», официанты и повара из пафосной «Башни Золотого Карпа», весь персонал «Пристани Лотоса», включая хозяйку. Даже из «Безночного города» всё равно приходили, пусть и надменные, но настолько измученные круглосуточным графиком, что на ссоры сил у них уже не хватало.

Не Хуайсан за стойкой обычно просто беседовал с посетителями. Создавалось впечатление, что бармен ничего не делает всю смену — только слушает, как кто-то над стаканом изливает ему душу, иногда вставляет пару слов, смеётся или молча сочувствует, а напитки наливаются как-то сами собой под прикрытием белого веера. Иногда оказывается, что это вовсе и не веер, а полотенце, которым до блеска натираются бокалы.

Первыми из конкурентов-посетителей в «Нечистой Юдоли», как ни странно, появились хозяева «Пристани Лотоса». Не Хуайсан тогда ещё был просто официантом, за стойкой безраздельно царствовал Не Минцзюэ. На следующий же день после того, как чету Цзян поздравляли с очередной годовщиной свадьбы в «Пристани Лотоса», они пришли сюда обсуждать развод. Юй Цзыюань очень старалась не повышать голос, и ей это не удавалось, а Не Хуайсан из шкуры лез, стараясь рассадить посетителей таким образом, чтобы вокруг ругающихся супругов оставалось хотя бы узкое кольцо приватности.
Цзян Фэнмянь любил жену. Это Не Хуайсан увидел сразу, и никак не мог понять, зачем они вообще разводятся. Да, она резкая и властная, а он мягкий и уступчивый, но разве противоположности не притягиваются?

— Когда я вернусь, сделай так, чтобы я тебя не увидела, — госпожа Юй поднялась с места, испепелила мужа взглядом. Не Хуайсан попался ей на глаза случайно, когда она как раз с недоброй усмешкой изучала стихийную зону отчуждения вокруг зоны боевых действий.

Цзян Фэнмянь тогда никуда не ушёл. Упрямо дождался жену, говорил с ней тихо, но настойчиво. Она слушала, раздражённо постукивая по столу ногтями, поймала за рукав проходящего мимо Не Хуайсана и прошипела:

— Принеси мне коктейль Бася, пока я его не...…

— Уже несу, — Не Хуайсан правильно понял просьбу, опрометью кинулся к стойке. Уже через несколько минут перед изумлённой Юй Цзыюань появился высокий бокал с пышной шапкой из взбитых сливок, политых густым фиолетовым сиропом.

— Я что заказывала?!

— Это первый и последний такой случай в «Нечистой Юдоли», — Не Хуайсан взмахнул белым полотенцем. — Этот коктейль, он вообще уникальный. Он раньше не готовился ни для кого.

В самом деле, не вызывать же полицию лишь из-за того, что уважаемая гостья опасается не удержать гнев под контролем и решила перестраховаться. Обманчиво хрупкая ладонь Юй Цзыюань легла на стол, коротко цокнуло тяжёлое кольцо. Не Хуайсан почему-то прикипел взглядом к этому кольцу. Казалось, что сейчас как полыхнёт электрическим разрядом, захлестнёт всех окружающих. Предгрозовое ощущение сгущалось в воздухе. Госпожа Юй оценивающе повернула бокал, так же придирчиво смерила взглядом Не Хуайсана, попробовала коктейль и тихо хмыкнула. Длинная пауза тянулась и тянулась. Не Минцзюэ за стойкой лирично протирал идеально прозрачный стакан, наблюдал за дегустацией напитка через стекло.

— Но я заказывала коктейль Бася, — голос утратил как минимум половину строгости.

— Это эксклюзивная рецептура.

Не Минцзюэ отставил стакан в сторону, перекинул полотенце через плечо. Только он умел так улыбаться, когда губы почти не двигаются, только глаза загораются теплом. Не Хуайсан обожал сдержанную улыбку старшего брата.

— Молочный коктейль с лошадиной дозой ликёра, взбитые сливки, ежевичный сироп, — Юй Цзыюань рассмеялась и сделала ещё один глоток. — Как назовёте шедевр?

— Если позволите, то в вашу честь. Не включая в меню.

Не Хуайсан был точно уверен, что у его брата ничего не было с Юй Цзыюань. Не просто уверен, он это знал так же точно, как и тот факт, что владельцы «Пристани Лотоса» так и не развелись ни в тот день, ни позже. Коктейль назвали Цзыдянь, и это персональное предложение готовилось исключительно для госпожи Юй, и исключительно руками Не Минцзюэ. Даже сейчас, когда Не Хуайсан занял его место за стойкой, и посетители считают его старшего брата просто туповатым вышибалой и варваром, не подозревая что он, вообще-то, владелец «Нечистой Юдоли».

Цзян Фэнмянь тогда сделал прекрасную рекламу для «Нечистой Юдоли», аккуратно упомянув несколько раз в деловых переговорах. Это выяснилось случайно.

— Поговорите с Не Хуайсаном, и всё решится само собой. Так мне сказали.

Не Хуайсан только учился быть барменом и некоторой оторопью смотрел на совершенно неожиданного посетителя. Лань Цижэнь, владелец «Облачных Глубин» — пафосного и очень дорогого заведения с претензией на белую костью и голубую кровь — сидел за стойкой «Нечистой Юдоли» и неодобрительно морозил юного бармена строгим взглядом.

— Тебе тоже так сказали? — почти рядом с ним сел Вэнь Жохань.

Не Хуайсан до сих пор помнил, как тогда пытался сглотнуть сухим горлом и отчаянно таращился на старшего брата поверх голов посетителей. Заведение Вэней «Безночный Город» в который раз порывалось поглотить конкурентов, объявляя это выгодным сотрудничеством.

— Не знаю, что вам и посоветовать, — бледно выдавил Не Хуайсан.

Он до сих пор понятия не имел, с какого перепуга принялся заваривать чай вместо того, чтобы предложить виски. Оба ничего не заказали, сразу принялись культурно ссориться. Лань Цижэнь холодно отбивал агрессивные наскоки собеседника, подчёркнуто вежливо прерывался на глоток чая. Вэнь Жохань так же прерывался на поставленную перед ним чашку чёрного кофе, сваренного с острым перцем и никакого сахара.

Никто не понял тогда, что такого сделал юный бармен, и почему заклятые конкуренты ушли почти трезвые и почти в обнимку, но разговоры о слиянии заведений прекратились на следующий же день. Да он и сам этого не понял.

— Сходи в «Нечистую Юдоль», поговори с Не Хуайсаном.

Этот совет давали друг другу по любому поводу. Никто не умел так внимательно слушать, как он. Никто не умел так убедительно и вовремя сказать «я ничего не знаю», чтобы разговор свернул в сторону конструктива. На стойке подписывались контракты, мирным путём и в досудебном порядке расторгались спорные договора, решались личные конфликты. Не Хуайсан много слушал, много болтал, но вытянуть из него хоть слово о ком-то из посетителей было абсолютно невозможно.

Вот и сейчас, когда назревала пьяная ссора, он только меланхолично улыбался, варил кофе, натирал стаканы и посматривал на младшего сына Вэнь Жоханя, который умудрился докопаться до собственной родственницы, явно позабыв о том, что она ему родственница. То пытался схватить за плечи, то поцеловать в щёку.

— Мне одну Губительницу, а ей — что ты будешь? — ей коктейль «Золотая канарейка». И быстро!

Вэнь Чао в «Нечистой Юдоли» не любили. Хамоватый, наглый, но ради Вэнь Цин его терпели.

Лань Чжань из «Облачных Глубин» даже голову не повернул. Он приходил раньше других, ничего не заказывал, сидел за стойкой почти рядом с кофемашиной и пил воду без газа. Не Хуайсан иногда мечтал, чтобы хотя бы однажды стряслось чудо, и все посетители взяли с него пример. Это был бы очень невыгодный для кассы вечер, но зато как тихо было бы в баре.

— У вас в карте напитков нет коктейля «Золотая канарейка», — вполголоса проговорил Лань Чжань.

— Есть, — Не Хуайсан не глядя нажал кнопку быстрого набора и проговорил в трубку. — Такси к бару «Нечистая Юдоль», пожалуйста. К служебному входу. Спасибо.

Положил мобильный и с тонкой улыбкой смешивал Черепаху-Губительницу. Убойное месиво из русской водки, текилы и подогретого тёмного пива.

— В дамской уборной висит особое меню. Коктейль «Золотая канарейка» — такси к служебному входу и сопровождение охраны. Коктейль «Бася» — срочно вызовите полицию. Коктейль «Пучина» — спрячьте меня. Девушки должны иметь возможность отделаться от навязчивого ухажёра и улизнуть.

Лань Чжаню можно было это рассказывать. Трезвым его ни разу не замечали в роли навязчивого ухажёра, а пил он исключительно с Вэй Ином. Собственно, он же его потом и уводил, заботливо придерживая на поворотах и не давая сунуть в карман пепельницу.

Вэнь Цин явно сказала, что собирается припудрить носик, встала, с каменным лицом выдержала шлепок по заднице и ушла в уборную. Вэнь Чао тут же устроил свару с молодыми официантами из «Облачных Глубин» — эти отвечали на любые выходки только задорным хохотом, пили джин-тоник. Сычжуй и Цзинъи могли тут веселиться только ещё с полчаса, с ними в компании чаще всего видели Цзинь Лина — официанта из «Башни Золотого Карпа». Потом придёт владелец «Облачных Глубин», строго на них посмотрит, закажет только чай, и будет сверлить молодняк глазами, пока веселье не скиснет, и они не уберутся по домам. Это со своими племянниками Лань Цижэнь ничего не мог поделать — Лань Чжань отмалчивался, строго глядя в стакан с водой, а Лань Сичэнь своей доброжелательностью мог довести до белого каления даже Вэнь Чао.

В глубине служебного помещения Не Минцзюэ вывел Вэнь Цин на улицу, усадил в такси, вернулся на своё место. Не Хуайсан ему молча кивнул, отдал официанту Черепаху-Губительницу. После этого коктейля Вэнь Чао побушует ещё минут десять, потом притихнет и будет долго смотреть в стол страшными глазами, пока за ним не придёт Чжулю и не уведёт домой. Но не в этот раз.

Вэнь Чао с пьяных глаз хлопнул по заднице только вошедшего Лань Сичэня, получил по затылку пивной кружкой от уже успевшего выпить Лань Чжаня, Вэй Ин хохотал в голос и кидался жареным арахисом. Звон битой посуды, воинственные крики, яростная ругань мадам Юй, которой перевернули на платье молочный коктейль с ликёром. Не Хуайсан только горестно вздыхал за стойкой и бережно промывал порез на руке Лань Сичэня. Краснел, снова вздыхал, когда тот поглаживал его запястье длинными пальцами, проникновенно улыбался и уверял, что ему не больно.

— Больно или не больно — инфекция вам ни к чему.

— Верно.

И снова пальцами по запястью. Не Хуайсан заклеил порез пластырем, обмахнул веером раскрасневшееся лицо, неловко зацепил стакан — только осколки брызнули по каменному полу.

— Это я виноват.

— Ну что вы.

Зал постепенно пустел. Лань Сичэнь ушёл с дядей конвоировать молодняк к месту проживания, в дверях обернулся с улыбкой. Не Хуайсан только нервно опрокинул в рот глоток коньяка. К нему липла ещё одна улыбка — Мэн Яо смотрел и улыбался. Он всегда так улыбался, когда Лань Сичэнь обращал внимание не на него. От этой улыбке вдоль спины пробирало ледяной дрожью.

— Бармену нельзя пить, — голос Не Минцзюэ над головой словно окутал незримой заботой.

— Бармену можно всё, — парировал Не Хуайсан, провожая последних посетителей.

Он запер дверь. Повернул табличку — «Закрыто». В окна сиренево заглядывал ранний рассвет.

— Бармену можно почти всё, — поправил себя Не Хуайсан и уткнулся лицом в шею Не Минцзюэ, едва только оказался в надёжных объятиях. — Пить вот нельзя, это точно.

@темы: Совет кланов, Орден Цинхэ Не, AU/RPS, Текст

---

Гусу Лань: AU/RPS. Пост 1

[Орден Гусу Лань]

Название: В руку
Автор: Орден Гусу Лань
Бета: Анонимный доброжелатель
Размер: около 4,8 тыс. слов
Пейринг/Персонажи: Вэй Усянь/Лань Ванцзи
Категория: слэш
Жанр: АУ, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вэй Усяню подарили антикварную курильницу.
Примечание/Предупреждения: неграфическая смерть второстепенных героев за кадром.

1. Вдох

— Что это?

Вэй Усянь крутит в руках здоровенную штуковину, выглядящую, как результат той игры, где дети дорисовывают друг за другом зверя, не видя, кого пытался изобразить предыдущий художник. Хобот как у слона, лапы полосатые — тигриные, хвост тоненький, туловище не пойми чье, кажется, медведя.

— Подарок, — говорит Цзян Чэн. — Ты же теперь такое любишь.

— Такое — это какое? — Вэй Усянь прикидывает вес штуковины: тяжелая дура. Вот только что с ней делать?

Цзян Чэн мнется, но все же отвечает:

— Эзотерическое. Это курильница для благовоний. Антиквар сказал — ужасно древняя и ценная. Не то чтобы я верил этому проходимцу, только вдруг подумал... — Цзян Чэн отводит глаза и пытается сделать лицо человека, которого здесь нет. — Подумал, что она тебе понравится. И купил. Но если она тебе...

— Нравится! — Вэй Усянь на всякий случай прячет штуковину, то есть, курильницу, за спину. — Я просто удивился. Спасибо за подарок. Антиквар не объяснил тебе, как его использовать?

«Эзотерическое». Надо же.

У Вэй Усяня нет привычки жечь благовония. Равно как и упражняться в тайчи, медитировать на даньтянь, чистить ци и развивать духовность. Он вернулся домой, где его уже похоронили и оплакали, из маленькой страны на Ближнем Востоке, где почти умер. По документам — так даже совсем с концами умер. Дома пришлось сначала долго валяться в больнице и доказывать, что не покойник, но потом дела пошли на лад. Теперь у Вэй Усяня есть смены в госпитале — как раз столько, чтобы зарабатывать себе на пропитание и не пугаться к концу недели своего отражения в зеркале, — ребенок, чтобы быть ему отцом, отдельная квартирка, чтобы помещаться там вдвоем, и жизнь, чтобы ей радоваться.

С другой стороны, брат при всем честном народе объявил его «окончательно чокнувшимся» еще когда речь впервые зашла о волонтерстве и «Врачах без границ».

Выслушав подробную инструкцию по разжиганию курильницы, Вэй Усянь обещается опробовать подарок сегодня же вечером.

Ни тем же, ни следующим вечером Вэй Усянь курильницу не использует: дома нет ни углей, ни благовоний. Их нужно покупать отдельно, а ближайший, если верить поисковикам, специализированный магазин находится дальше, чем они с А-Юанем могут позволить себе пройти в будний день.

Машину Вэй Усянь продал, когда вернулся после... шицзе говорит — воскрешения, и, наверно, она права. Конечно, при необходимости он и в автомобиль сядет, и общественным транспортом воспользуется, но никому ведь не запрещены маленькие слабости. Слабость Вэй Усяня — всюду, где только допускает время и расстояние, ходить пешком. А-Юань не возражает: ему нравится гулять с папой.

Доставшаяся в наследство от родителей квартира сдана в долгосрочную аренду. Вэй Усянь нашел такое жилье, чтобы группа присмотра за детьми, а потом и школа — в десяти минутах, а больница, где он работает на полставки — в сорока.

— Пиши заявление на полную занятость, сегодня же согласую, — время от времени заводит разговор главврач.

— У меня ребенок.

— Правильно. Значит, деньги нужны.

— Неа. Значит, дома каждый день бывать нужно.

Еще несколько часов в неделю Вэй Усянь преподает анатомию будущим медсестрам и их прекрасным (или нет?) половинам. Возиться со студентами весело.

Возиться с собственным обедом тоже бывает весело, а порой и более заморочно, чем со студентами. Ради маленького племянника шицзе совершила чудо и таки научила Вэй Усяня вполне сносно готовить. Он шинкует овощи, получивший разрешение посидеть на кухне А-Юань делает уроки. В школе учитель поощряет их за прилежание наклейками, которые собирают в специальный блокнот. Темы меняются каждые две недели, сейчас это космос.

У А-Юаня уже несколько страниц звезд, драконов и мультяшных героев. Он демонстрирует Вэй Усяню наклейку, где, на дилетантский взгляд последнего, изображена черная дыра. Или зарождающаяся звезда? Кто их разберет, эти тайны Вселенной.

— Ты помнишь, кто там живет?

— Чудовище, от которого космонавт спасает инопланетян.

— Правильно, — довольно кивает А-Юань. — А помнишь, какое чудовище?

Ха, не на того напал! Важных вещей Вэй Усянь не забывает.

— Ти-рекс. Ты сам мне рассказывал.

Когда кастрюля поставлена в мультиварку, а упражнение дописано, они все-таки выбираются в магазин и после долгих обсуждений покупают сандаловое дерево: А-Юаню нравится запах.

Ужинают овощами с рисом, в случае Вэй Усяня — еще с пригоршней разных приправ. Когда-то он заглатывал пищу, как топливо, спеша унестись по бесчисленным делам. Теперь Вэй Усянь жует медленно. Еда — благо и ценность, к ней нужно относиться с почтением. Главное — напоминать себе об этом каждый день.

— Давай зажжем? — А-Юань весь вечер кидает любопытные взгляды на поселившегося в их гостиной диковинного зверя.

— Ну давай.

Чуть-чуть жгут, на пробу: вдруг внезапная аллергия или голова разболится? Аромат вкусный, но с некоторых пор Вэй Усянь предпочитает не рисковать. Собственным ребенком — так точно.

— Спокойной ночи, папа.

— Спокойной.

В квартире темно, тихо и безопасно. Если ночью его что-то потревожит, Вэй Усянь всегда сможет встать и тихонько пройти в соседнюю комнату — посмотреть на А-Юаня.

Вэй Усяня ничего не тревожит. Он спит.

Спит и видит сон. Насквозь пропитавшаяся сандаловыми дымами комната, льющийся в окна свет, пол, на котором развалился Вэй Усянь — нагретый, деревянный, приятный на ощупь. Вокруг полки и шкафы, набитые книгами — библиотека, наверно. Перед Вэй Усянем — низкий стол, лист бумаги и древний письменный прибор вместо ручки. Напротив Вэй Усяня — мужчина такой красоты, какую только во сне и увидишь. Сидит, прямой, как бамбук, выводит кистью иероглифы — аккуратные, ровные, изящные, хоть делай окантовку и на стену вешай.

Ничего так мозг картинки подкидывает, эстетичные. Главное не задремать прямо тут.

Выведя очередной штрих, мужчина отрывается от работы, поднимает глаза на Вэй Усяня — и мелко вздрагивает.

— Вэй Ин.

— Ага.

Вэй Усянь с удобством растягивается на полу — это его сон, в конце концов. Смотрит на мужчину снизу вверх, любуется хитро сделанным и наверняка тяжелым украшением в волосах, снежно-белыми одеяниями, карими с золотой искрой очами, которые, как известно, зеркало души. И откуда подсознание Вэй Усяня что взяло. Чисто кадр из псевдоисторического фильма про Древний Китай.

Мужчина откладывает кисть и чинно складывает ладони перед собой.

— Вэй Ин.

— Мне, конечно, очень приятно, что ты зовешь меня по имени, но мог бы и сам представиться.

На лице мужчины проступает огорчение, столь глубокое, что становится стыдно за свои слова, хотя ничего обидного Вэй Усянь вроде и не сказал.

— Ты меня не узнаёшь.

— Вот только не надо про плохую память! — машет рукой Вэй Усянь. — Я не забыл бы тебя, если бы хоть раз встретил. Но мы не встречались.

«И вообще: ты мне снишься», — последнего он не говорит вслух: это кажется не очень вежливым.

— Должно быть, та сторона стирает воспоминания о тех, кто мало важен, — сон упрямо гнет свою линию, зря Вэй Усянь с ним деликатничает. — Тебе не нужна памятная табличка? Не уверен, что смогу быстро найти для нее безопасное место, но, если ты захочешь, я все сделаю.

Библиотека совсем не такая уютная, какой выглядела поначалу.

— Есть уже табличка. Брат постарался.

— Цзян Ваньинь? — голос ровный-ровный, должно быть, нотки недовольства Вэй Усяню только чудятся.

— Кто же еще. Меня не было всего три месяца, а он и табличку, и памятник на семейном кладбище — все успел. Госпожа Юй запретила делать демонтаж: дорого, мол, и общую картину испортит. Ходи теперь, как дурак.

Мужчина хмурится. Так и морщин себе раньше времени наживет.

— Госпожа Юй? Тебя не было без трех месяцев одиннадцать лет. Очень долго. Я скучал.

Библиотека не уютная ни капли. Под горящим взглядом собственного сна Вэй Усянь поднимается с пола и идет к выходу. За легко поддавшейся дверью — традиционный китайский сад, просторный и ухоженный. Дорожки усыпаны песком и мелкой галькой, где-то вдали звонит колокол.

Мужчина шагает бесшумно, но Вэй Усянь все равно оборачивается.

— Прости. Я не буду больше говорить о том, что тебе неприятно. Не уходи от меня.

Говорит — а за каждым словом словно годы молчания, смотрит — а в лице мука, будто настоящий, отдельный человек, думающий и чувствующий, а не плод воображения Вэй Усяня.

— Хочешь посмотреть на кроликов? Потомки тех, которых ты мне тогда подарил.

Вэй Усянь никогда никому не дарил кроликов. Он и в руках-то их держал пару раз от силы. Но раз так и не представившийся незнакомец считает, что Вэй Усянь будет рад пообщаться с кроликами, то почему бы и нет. Это ведь просто сон.

— Хочу.


Весь следующий день Вэй Усяня не оставляет фантомное ощущение нежнейшего кроличьего меха под пальцами. Странно, но детали сна расплываются не больше, чем недавние события, имевшие место на самом деле.

После дневных лекций он заглядывает в «Пристань Лотоса» — излишне поэтично и порой сбивает покупателей с толку, но ни Цзян Фэнмянь, ни его супруга не решаются менять иероглифы, начертанные на вывеске почти сорок лет назад. За эти годы семейное дело Цзянов несколько раз претерпевало резкие изменения, чтобы в конце концов стать магазином — уже целой сетью — медтехники.

Цзян Чэн хочет, чтобы Вэй Усянь «перестал дурить» и «занялся, наконец, нашим бизнесом». Он не видит в том смысла: в «Пристани Лотоса» и без посторонней помощи отлично справляются. Особенно госпожа Юй, отношения с которой тем больше налаживаются, чем дольше Вэй Усянь живет отдельно.

— Опробовал вчера твой подарок. Ты был прав: мне действительно понравилось. Занятная штука.

Буркнув нечто неразборчивое, шиди утыкается в электронную кассу. Он не любит, когда благодарят.

— Ты будешь в субботу?

— Извини, не получится. Я уже обещал бабушке.

Цзян Чэн поджимает губы.

— Сам ведь жаловался, что до нее ехать битый час, да еще и с пересадкой.

— Ничего, мы с А-Юанем постараемся.

Бабушка — Тан Баошань, — несмотря на более чем почтенный возраст, все еще заведует пригородным детским домом, где когда-то воспитывалась Вэй Цансэ, а потом, пусть и не очень долго, — Вэй Юань. Вэй Усянь заглядывает к ней регулярно: помыть высокие окна и полы в дальних углах — клининговая служба не всем по карману, — починить что-нибудь, да и просто поболтать, пока А-Юань носится по саду с соседским мальчиком. У живущих куда ближе Цзянов они бывают реже, и шиди обижается. Как ему объяснить? Вэй Усяню хватило одного взгляда, брошенного госпожой Юй на его сына, когда тот, здороваясь, назвал Цзян Фэнмяня «дедушкой». Больше А-Юань такой ошибки не делает.

Надежда, что появление на свет Цзинь Лина, похожего на госпожу Юй, словно зернышко риса на своего соседа в колосе, решит проблему, не оправдалась. Наверно, дети как яйца в магазине: делятся на второй, первый и высший сорт. Дети Цзян Чэна определенно будут с пометкой «VIP», но у шиди пока даже девушки на примете нет, весь в работе.

В их простенькой гостиной курильница смотрится так, словно Вэй Усянь ограбил музей. Вечером А-Юань сам несет коробку с сандалом и углями. Притащил бы и спички, но брать их без разрешения нельзя.

— Давай пожжем? Дым вкусный.

Сам не зная почему, Вэй Усянь колеблется.

— Ты хорошо спал сегодня ночью? Ничего необычного не снилось?

— Мы с папой гуляли по рынку. Это считается?

— Нет, — улыбается Вэй Усянь. — Принеси, пожалуйста, спички.


Ну вот. Опять библиотека. Что за сон такой навязался?

— Ты вернулся, — говорит вчерашний владелец кроликов.

Это кто куда вернулся? Проигнорировав абсурдное заявление, Вэй Усянь вышагивает между шкафами в поисках чего-нибудь мягкого под свою уставшую после долгого дня голову. Безобразие: нигде ни одной подушки.

— Ты странно одет, — доносится из-за спины.

Вэй Усянь впервые оглядывает себя. Нормально он одет: джинсы, домашняя толстовка, кеды. Лет пять как не стриженые волосы стянуты красной резинкой — других дома не водится. То есть, учитывая, что Вэй Усянь, во-первых, спит, во-вторых, осознает факт из первого пункта, резинка может быть какого угодно цвета. А не вообразить ли у себя на голове пучок с резными шпильками, как у собеседника? Кстати, о нем.

— Не очень-то вежливо критиковать меня, а самому до сих пор не представиться.

Кожа у него светлая-светлая, а после слов Вэй Усяня становится совсем прозрачной.

— Лань Ванцзи.

Вот оно как. «Лань Ванцзи», — Вэй Усянь беззвучно проговаривает пару раз и решает, что ему не нравится.

— Слишком официально, будто на таможне в очереди стою. Нет ли другого?

Лань Ванцзи смотрит таким взглядом, что Цзян Чэн, будь он тут, непременно бы сказал: братец, ты даже собственный сон умудряешься довести до белого каления!

— Лань Чжань.

Вэй Усянь пробует и это имя на вкус. Звучит мягко, хорошо ложится на язык и для называния удобное. Годится.

— Пойдем гулять, Лань Чжань. Тут же есть что-нибудь, кроме библиотеки, парка и садка с кроликами?

— Мгм.

Лань Чжань показывает окрестности свободно, словно живет здесь.

— Я живу. Мы ведь в Облачных Глубинах. Ты совсем их не помнишь?

— Никогда не заносило в места с таким названием. Это ведь монастырь? Ой. Ничего себе.

Стена с правилами впечатляет. «Нельзя», «не разрешается», «не допустимо», «в Облачных Глубинах запрещено...». У Вэй Усяня кружится голова. «Не повышать голос», «не думать суетных мыслей», «не иметь в покоях предметов неподобающих цветов». Не бегать. Не смеяться. Не дышать. Не быть. Зажмурившись и закрыв ладонями уши, Вэй Усянь спешит прочь, пока тьма перед глазами не оборачивается глубоким, спокойным сном.


С Мянь-Мянь они работают вместе больше года. До этого медсестры часто менялись: многим из них не нравилась манера Вэй Усяня растягивать прием сверх отведенных часов. Поначалу он еще пытался укладываться в отведенные регламентом рамки и поменьше разговаривать с больными, но потом бросил эту затею. В результате некоторые из пациентов попадают в кабинет на полчаса позже, чем были записаны, но, пожалуй, это все-таки меньшее зло, чем невнимательный, лишнего вопроса не соизволивший задать врач.

— Ну что, Мянь-Мянь, потрудимся на благо системы здравоохранения?

— Так уж и быть, уговорил.

Сегодня хороший день: сплошные простудные, гриппозные и больничные. Никаких тебе перенаправлений к онкологу или подозрений на диабет.

— Пожалуйста, не волнуйтесь. Доктор Вэй примет всех, — доносится из холла голос Мянь-Мянь.

От нее всегда ненавязчиво пахнет духами, а в ящике стола лежит подушечка с сушеной мятой. В перерыве они привычно обедают вместе, и Мянь-Мянь шикает:

— Убери телефон.

— Не могу, я в поиске.

Вэй Усянь показывает экран с забитым запросом: «благовоние сандал как влияет».

— Я же говорю: убери телефон, — хмыкает Мянь-Мянь. — У меня бы лучше спросил. Нормально влияет. Успокаивает, расслабляет, улучшает сон. Антисептик отличный. А тебе зачем?

— Улучшает, говоришь? — Вэй Усянь прячет телефон в карман. — Мне брат курильницу презентовал. Я в ней два вечера немного сандал пожег — и обе ночи потом снилось... - Лань Чжань, конечно, выдуманный, но назвать его «хренью» язык не поворачивается, — Всякое снилось, в общем.

— Ну так не жги. Индивидуальная реакция организма плохого не посоветует.

Мянь-Мянь права: зачем делать потенциально опасное или неприятное, когда можно не делать — и мир от этого не рухнет?

Вэй Усянь проговаривает про себя первое из двух их собственных семейных правил, висящих дома на холодильнике, улыбается соседям за столом и с аппетитом продолжает обедать.


Хоть жги, хоть не жги — результат одинаковый. На что пытается намекнуть подсознание, третий раз подряд засылая его в библиотеку в обществе невероятно красивого мужика: на необходимость второго образования или срочного устройства личной жизни?

— Привет, — говорит Вэй Усянь.

Лань Чжань сдержанно кивает. Вид у него грустный, а еще такой, словно Вэй Усянь взял в заложники его любимого кролика и привязал за уши к тикающей бомбе.

— У нас с А-Юанем тоже есть правила, — может, это его немножко утешит? — Целых два: всегда быть в хорошем настроении и прятать на ночь еду в холодильник. Я однажды не убрал мясные шарики, утром встал сонный, сжевал парочку, — и веселое начало дня было обеспечено!

— С А-Юанем? — Лань Чжань смотрит очень внимательно.

— Да. Это мой сын, ему семь. А сколько правил на этой вашей стене?

— Четыре тысячи.

Вэй Усянь присвистывает.

— Ну вы даете. И как все это запоминать?

— Переписыванием. Тебя дядя тоже заставлял.

Опять он за свое. Вот упрямый сон: нет бы о чем приятном поговорить, а он тень на плетень наводит. Поговорить или... заняться.

Во рту становится сухо. Это сон, ничего больше — так почему бы не превратить его в эротический? Можно прямо здесь, на залитом солнцем полу, спина ведь поутру все равно не заболит. Если стащить с Лань Чжаня все его тряпки, медленно, тщательно, как капустные листья отделить от кочана, будет ли под белой хламидой тело — столь же совершенное, как лицо? А волосы, если вытащить из них шпильки и прочую дребедень, упадут до пояса или ниже? Ужас как ему нравятся мужики с длинными волосами.

Вэй Усянь действительно ложится на пол. Колени у Лань Чжаня твердые, но в общем и целом — годятся. Приходилось в жизни укладывать голову и на менее удобные поверхности. Глаза у Лань Чжаня круглые-круглые, а золото в них при таком освещении — густой-густой россыпью.

— Давай, рассказывай. Как я умер, и про дядю, и про стену, и про что хочешь. Я же вижу — ты не успокоишься, пока все мне не выдашь. Обещаю слушать и не перебивать.

И Лань Чжань рассказывает. Длинную запутанную историю с обилием незнакомых и подзабытых с детства имен. Историю страшную, где гордыня, обида и алчность подталкивают людей на ужасные вещи, за которыми следует не менее ужасная расплата. Лань Чжань рассказывает, и каждым словом, едва заметным жестом, чуть меняющейся интонацией выдает себя — смертельно влюбленного человека.

Смертельно влюбленный в покойника. Какая ирония.

Угревшийся и привыкший к чужим коленями Вэй Усянь с трудом садится. Ему грустно, но показывать это нельзя: ведь Лань Чжаню еще грустнее. Вэй Усянь гладит его по кончикам пальцев.

— Мне очень жаль, что у вас так получилось. Вот только... я действительно никогда не бывал в Облачных Глубинах, не дарил тебе кроликов и не командовал мертвецами на войне. Я совсем не такой, как твой Вэй Усянь. Я самый обычный.

Солнце скрылось, и золотые искры в глазах Лань Чжаня подугасли. Сейчас они почти совсем темные.

— Мне бы хотелось знать, как ты живешь. И что такое «холодильник»?

— В другой раз расскажу.


Вэй Усянь рассказывает. Про холодильник, и про А-Юаня, и про маленькую страну на Ближнем Востоке, где умер сам — немножко и на три месяца, а лучший друг и названый брат Сяо Синчэнь — тот серьезно и насовсем.

Курильница стоит на специальной подставке в библиотеке. Она же — в гостиной Вэй Усяня и цзиньши Лань Чжаня. Стоит, и источает тонкие пары сандала, и творит невозможное — разрывает естественный ход вещей во времени и пространстве. Во всяком случае, Вэй Усянь от души на это надеется — не очень-то приятно подозревать себя в систематических галлюцинациях.

Впрочем, он все равно не сумел бы выдумать такого, как Лань Чжань. Значит, можно не волноваться.

— Ты уверен, что у А-Юаня нет кровных родственников?

— От него отказались при рождении.

А вдруг и правда есть? Тан Баошань, вероятно, возьмется помочь, если ее попросить. Вэй Усянь раздумывает на эту тему несколько дней и в итоге решает: от добра добра не ищут. Может, там такие родственники, с которыми на улице поздороваться стыдно, не то что маленького с ними знакомить. Это теперь их проблемы, что у них нет А-Юаня. Захочет — сам их разыщет, когда подрастет.

От одежды Вэй Усяня пахнет, как в эзотерической лавке.

У учителя А-Юаня закончились космические наклейки. Пришел черед динозавров, саблезубых тигров и пещерных людей, что в комплексе, конечно, не очень хронологично, но детям нравится.

— Смотри, папа, у меня ти-рекс. Ты помнишь, где он живет?

— Конечно. Он живет в черной дыре и хочет съесть инопланетян.

Мянь-Мянь тормошит его за плечо.

— Опять спишь за работой?

— Извини. Просто заполнять эти карточки так скучно...

Сидящий напротив Ван Чан с блеском прошел проверку: и бровью не повел, когда на первом свидании Вэй Усянь вытащил из кармана старых любимых джинсов старый немодный телефон и минут на пятнадцать отошел, чтобы поговорить с маленьким. Неплохой парень, с какой стороны не посмотри. Только стрижка слишком короткая.

— Давай купим бабочку, — просит А-Юань в канцелярском магазине, куда они, вообще-то, за тетрадями зашли. — Пожалуйста.

— Какую?

— Соломенную.

Вэй Усянь что-то упустил в последних игрушечных тенденциях. Консультант, кажется, тоже.

— В нашем ассортименте нет эко-товаров.

А-Юань огорчен, но согласен утешиться черным кроликом-сквиши.

Лань Чжань больше не водит их в сторону стены с правилами. Они гуляют в местечке под названием Цайи. Погода отличная, не то, что дома.

— Ты с дуба рухнул? Чуть не выписал ей дозировку вдвое больше положенной!

— Я... ты права. Впредь буду внимательнее.

За окном вот-вот пойдет мокрый снег.

— Нам лучше остаться друзьями.

Ван Чан теряется. Это их третья встреча, и вроде бы ничего не предвещало.

— Почему?

— Я тебя не люблю, — честно говорит Вэй Усянь.

Лань Чжань берет его за руку.

Снег падает мохнатыми хлопьями, а шапку Вэй Усянь забыл дома.

По утрам он открывает глаза с ощущением, будто не спал и минуты.


Осознание настигает, подобно ледяной ладошке на лице: заигравшийся во дворе А-Юань будит не позвавшего его вовремя домой папашу-нерадея, который заснул посреди бела дня.

Вэй Усянь отпаивает сына горячим и укладывает в постель пораньше: хоть бы не разболелся. Сам, переодевшись в ночное, подходит к зеркалу — и роняет расческу. Несколько секунд, не меньше, на него смотрит чужое отражение: мужчина в просторных черно-серых одеждах и сапогах, подпоясан красной лентой, за которую заткнута флейта.

Вэй Усянь занавешивает зеркало полотенцем, выкидывает остатки благовоний вместе с углями, а курильницу прячет в стол.

А-Юань за стенкой покашливает.

Будильник надо завести на полчаса раньше: задуманный на вечер поход в супермаркет не состоялся, значит, с завтраком придется повозиться дольше обычного. Вэй Усянь закрывает глаза.

В библиотеке всегда солнечно, Лань Чжань всегда попадет в нее первым. У него ссадина на щеке, а повязка на правой руке идет от запястья выше под одежду.

— Что случилось?

— Был недостаточно внимателен на охоте, — Лань Чжань отводит глаза.

— Потому что перестал нормально спать?

Ответ, в общем-то, не нужен. В походке Лань Чжаня — обманчивая мягкость и текучесть хищного зверя, и ловит он Вэй Усяня, как кот птицу. Обнимает. Стоит неподвижно, едва дышит, и позволивший себе расслабиться на минуту Вэй Усянь чувствует его, словно вторую кожу, словно спрятавшийся в почке лист — надежно укрывающие от всех невзгод чешуйки.

— Лань Чжань, посмотри на меня.

— Нет.

— Посмотри.

Вэй Усянь мягко берет его лицо в ладони, еще мягче говорит:

— Ты такой замечательный. Жуть как тебе не повезло любить долбоклюя вроде меня, да еще и покойника, — Вэй Усянь касается губами пораненной щеки. — Не грусти по мне слишком, я того не стою. А от курильницы избавься, пока она еще чего-нибудь не учудила.

— Вэй Ин.

— У тебя все будет хорошо. Ты только высыпайся.

— Посмотри на меня.

Чтобы не говорить ему «нет», Вэй Усянь закрывает глаза и приказывает себе проснуться.


Будильник еще не прозвонил, но оставаться в постели нет ни смысла, ни желания. Хорошо, что сегодня не надо ни принимать больных, ни читать лекции: дел и без того ожидается невпроворот.

За приготовлением завтрака Вэй Усянь прилежно проговаривает сначала названия продуктов, потом кухонной утвари, потом того, что нужно сделать с первым и вторым. Яйцо под пальцами гладкое, рукоятка ножа — шершавая с островками холода там, где в дерево вделан металл. Удар нужен один, быстрый и точный — разбить, вылить в миску, проследить, чтобы в будущий омлет не попала скорлупа.

Если думать только о том, что делаешь или видишь прямо сейчас, на все прочее в голове места просто не остается.

Пять вещей, которым стоит порадоваться, не сходя с места: безопасный дом, еда на столе, вода в кране, маленький в соседней комнате. Лань Чжань, всегда внимательный на охоте.

А-Юань за столом кашляет так, что вопрос о школе сразу отпадает. В ожидании педиатра Вэй Усянь укутывает его во все имеющиеся в доме одеяла и раскрывает окна настежь: нужно выветрить сандал. Перестирать постельное белье, шторы, домашнюю одежду: ненавязчивый, но устойчивый запах чувствуется даже на лестничной площадке.

— Ты куда? Скоро вернешься?

— В аптеку и в магазин. Скоро. Запомнил, что тетя доктор сказала? Будь умницей, лежи и скоро выздоровеешь.

А-Юань серьезно кивает.

А-Юань может быть сколько угодно умницей, но семь лет — это семь лет. Вернувшись через полчаса, Вэй Усянь находит окно — открытым, пол под ним — мокрым от залетевшего с улицы снега, а сына — зареванным.

— Она упала!

— Кто? Что? Отойди от окна и марш под одеяло!

— Ку... курильница упала. Я играл, будто она мутировавший ледяной ти-рекс, выставил ее чуть-чуть под снег — а она упала! Хотел побежать вниз и быстро ее найти, но ты ведь не разрешаешь выходить во двор без спроса.

Хвала богам: хоть это вспомнил. Надо было вчера курильницу подальше запрятать, она опасна, с ней надо что-то делать. Мутировавший ти-рекс — придумал же. Просто безо...

Первое и главное правило из двух: всегда оставаться в хорошем настроении.

Окно закрыть. Маленького — в кровать, продукты — на кухню, лекарства — на тумбочку, в ложку, в рот.

— Папа, ты очень сердишься?

— Нет.

— Почему?

— Потому что упала курильница, а не ты.

Заручившись поддержкой А-Цин с первого этажа, Вэй Усянь битый час ищет эту гуеву курильницу в мокром и грязном снежном месиве и ничегошеньки не находит.

2. Выдох

Шэнь Лу протягивает Лань Ванцзи пакет:

— Смотри, что я нашла.

Лань Ванцзи аккуратно вытаскивает на стол интересного вида конструкцию, в которой после секундного сомнения признает курильницу для благовоний. Не новую: судя по запаху и состоянию нижнего отсека, ей пользовались уже не раз.

— Я о нее споткнулась и чуть не упала. Смотрю — лежит.

— И ты решила принести ее мне.

Мама радостно кивает.

Когда Лань Ванцзи было шесть, она ушла. То есть, сначала попыталась убить себя, а потом ушла, но об этом он узнал гораздо позже. Еще потом был долгий некрасивый развод и лечение в психиатрической клинике.

Суд запретил Шэнь Лу встречаться с детьми.

Это было давно. Отца уже лет двенадцать как нет в живых, Лань Сичэнь выбился в политики муниципального уровня, а Лань Ванцзи живет отдельно, отстоял свое право не ездить больше в офис — из квартиры работается ничуть не хуже — и простил маме, что, когда-то, сбежав из дому, она не взяла его с собой.

Мама постоянно что-то приносит: пачки чая, булочки, билеты в театр, телефонные номера («Позвони, Лань Чжань»). Лань Ванцзи пьет чай, ест булочки, едет в театр, а номера выкидывает — ему не нравится разговаривать с чужими людьми, даже если мама считает, что «вы друг другу непременно подойдете».

Курильница красивая, но тоже чужая.

— Наверняка ее ищут. Нужно дать объявление.

Мама цокает языком, но не спорит. Официант приносит счет. Лань Ванцзи берет маму под руку, и они идут: она — делать покупки, а он — их носить.

Вечером Лань Ванцзи фотографирует курильницу, размещает снимки на паре сайтов, заодно и отмывает находку. Старая работа. Может, даже антиквариат. Дядя бы оценил точнее, но сейчас больше, чем обычно, нет настроения звонить и выслушивать очередную порцию стонов о его, младшем потомке дальней ветви аж самого императорского рода, неправильных карьерных и прочих выборах.

— И кем ты станешь, получив подобное... скажем так, образование?

— Бухгалтером.

— Нет, дорогой мой, надо смотреть правде в глаза. Ты станешь клерком. Конторщиком. Господином «от девяти до пяти»!

Лань Ванцзи так и не разобрался в сути этой драмы. На службе его ценят и платят достаточно, чтобы хватало на независимую жизнь и кое-какие накопления. Сама работа не в тягость, особенно с тех пор, как необходимость ежедневно бывать в офисе отпала. Что до социальной активности, то Лань Ванцзи решительно не понимает, чем маму, дядю и даже брата не устраивает «Общество любителей традиционной китайской музыки». Они репетируют трижды в неделю, а раз в несколько месяцев выезжают с концертами.

Необычный все-таки дизайн у этой курильницы. Настоящий владелец ведь не рассердится, если Лань Ванцзи использует ее по назначению? Как раз осталось немного масла лотоса.

...В детях Лань Ванцзи разбирается не так, чтобы очень, но мальчику, пожалуй, лет семь. Они идут вместе по улице, идут кому-то навстречу — вспомнить бы, кому, но пока не получается.

— Как ты смог вылезти из сна? Ты колдун? — строго спрашивает мальчик.

— Нет, — отвечает Лань Ванцзи. — Я не вылез, я всегда здесь был.

Мальчик не верит: хмурит брови, отворачивается.

— Сам вылез, а бабочек не забрал.

— Каких бабочек?

— Соломенных. Я просил у папы, но он у нас не нашел, и мы кроликов взяли: сначала одного, потом еще. Смотри какие.

Мальчик показывает Лань Ванцзи двух кроликов-сквиши: черного и белого.

Если это сон, то нельзя ли как-то на него повлиять? Лань Ванцзи очень хочет найти в кармане соломенную бабочку, но его волевые потуги прерываются звуком шагов.

— Папа!

Мальчик срывается с места. Лань Ванцзи просыпается.

Утро — лучшее время суток, и чем раньше, тем краше. Солнце еще толком не взошло, когда Лань Ванцзи просматривает страницы сначала магазинов эко-игрушек, а потом — мастеров хэндмейда. Попадаются очень приятные варианты.

Вот глупости. Сдался ему этот сон.

Владелец курильницы объявляется сразу после завтрака. К счастью, пишет, а не звонит: Лань Ванцзи в принципе не любит разговаривать по телефону, но до обеда — особенно.

«Моя благодарность не знает границ!»

«Мы живем в одном районе, какая удача!»

«Хотите, я к вам приеду?»

«Или встретимся в «Яблочке»? Или как вам лучше?»

«В «Яблочке»», — набирает Лань Ванцзи, пока собеседник не закидал его еще полудюжиной сообщений.

До кафе всего-то полтора квартала. Он ставит на стол отмытую до блеска курильницу в качестве опознавательного знака и ждет.

Начальник обещал через час скинуть новую задачу. Дядя зовет обедать в субботу — в прошлый раз Лань Ванцзи отвертелся, но надо же и совесть иметь. Мама поменяла тактику: теперь она не оставляет контакты потенциальных партнеров, а грозится познакомить лично. Немного обидно. После отца мама не стала больше заводить отношений: ей ли не знать, что в одиночестве нет ничего плохого?

В «Яблочко» заходит новый посетитель. Встречается взглядом с Лань Ванцзи — и улыбается. Словно тучи вдруг разошлись, явив миру круглоликое дневное светило — теплое и веселое. Словно радостная весть пришла из мест, откуда уже ничего не ждешь. Словно мучила душу тоска — а потом рассеялась, будто и не было ее никогда.

Мужчина спешит, и Лань Ванцзи поднимается ему навстречу, баюкая в груди не знание пока, но робкую надежду: отныне и впредь жизни его уже не стать прежней.


Название: Что читаешь?
Автор: Орден Гусу Лань
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: kid!Лань Ванцзи, kid!Вэй Усянь
Категория: джен
Рейтинг: PG
Примечание: AU, в котором Вэй Усяня с улицы подобрали в орден Лань

Название: Вэй Усянь освобожденный
Автор: Орден Гусу Лань
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Вэй Усянь, Лань Ванцзи
Категория: джен
Жанр: AU
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: вестерн!АУ

@темы: Арт, Совет кланов, Орден Гусу Лань, AU/RPS, Текст

---

Гусу Лань: AU/RPS. Пост 2

[Орден Гусу Лань]

Название: Поцелуй
Автор: Орден Гусу Лань
Бета: Орден Гусу Лань
Размер: ~1500 слов
Пейринг/Персонажи: Ван Ибо/Сяо Чжань
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Куда же бочжани без обнимашек в гримерке? После концерта 10.11
Примечание/Предупреждения: мат, ER

Ибо бежал так, будто за ним гналась свора собак, сотня диких фанаток или куча очень быстрых зомби. На лестнице он перепрыгивал через ступеньки, на повороте к гримеркам едва не врезался в осветителя, который катил за собой прожектор. Вслед еще доносились аплодисменты, рев толпы, музыка, но Ибо уже не обращал на это внимания.

В голове билось одно: только бы Сяо Чжань его дождался. Только бы не уехал, а если уехал, то… На мгновение промелькнуло: может, стоит на него обидеться, но даже в мыслях это прозвучало мелочно и как-то по-детски. Они ни о чем не договаривались, и Ибо хорошо знал — иногда усталость сильнее любых желаний, а Сяо Чжань много работал и сильно уставал, и Ибо не хотел его тревожить, не хотел доставлять проблем. Ибо все понимал. К тому же, на Сяо Чжаня было невозможно обижаться. Стоило только посмотреть на него, услышать его, вспомнить его, и обидам не оставалось места.

Блять, подумал Ибо. Блять. Пожалуй, для обиды все-таки найдется местечко. В гримерке Сяо Чжаня было пусто: ни самого Сяо Чжаня, ни одежды, ни вещей, только бутылка из-под воды и ворох проводов на столике у зеркала.

Сяо Чжань уехал. И когда они теперь встретятся?

Блять. Дерьмо. Ничего более осмысленного у Ибо в голове не осталось.

Ибо был понятливым мальчиком, но это не мешало ему расстраиваться, беситься и иногда — очень редко, но очень ярко — злиться на Сяо Чжаня. Даже по самому мелкому поводу.

Перед тем, как вернуться в свою гримерку, Ибо завернул к звуковикам: отдал микрофоны, наушники, поблагодарил за помощь, отклонил предложение зависнуть в баре. По пути его еще выловил Ся Сунлинь, который помогал с постановкой танца, и Вэй Чжимин, ассистент костюмера, который и отсыпал ему этот обалденный пиджак с искрой (серьезно, Ибо подумывал купить себе такой же, потому что, будем честны, он выглядел в нем горячо), и все пылали желанием продолжить вечер. Ибо тоже пылал, но совсем в другом смысле.

Он знал, что Сяо Чжаня немного вело от этих официальных шмоток, которые так любили состоятельные менеджеры: дорогие глянцевые ткани, пиджаки, брюки со стрелками, накрахмаленные рубашки и жилетки (кто-то до сих пор по доброй воле носит костюмы-тройки, да?), всякие маленькие платочки, треугольником выглядывающие из нагрудных карманов, — Сяо Чжань реально в этом разбирался. (Ибо не мог запомнить разницу между худи и свитшотом). Сяо Чжань говорил, что это стиль. Ибо был уверен, что это геморрой. Но когда его сегодня одевали (особенно первый костюм, в котором он выглядел так, будто собирался жениться — ему не хватало только цветка в петлице, и он готов поклясться, что мама по ту сторону экрана пролила пару слезинок от умиления), Ибо мог думать только об одном: Сяо Чжаню бы понравилось. Потом он представил, как Сяо Чжань поправляет ему галстук, улыбаясь и не поднимая глаз, потом как Сяо Чжань застегивает ему запонки, обхватив запястье. Еще Ибо подумал: они бы охеренно смотрелись вместе. От таких мыслей его окатило горячей, обжигающей волной, но это было не возбуждение, а тяжелое, отчаянное желание, максимально далекое от секса и прочих плотских утех.

Опять эти сладкие мечты влюбленной школьницы. За что.

В гримерке Ибо планировал связаться с менеджером и сказать, чтобы подавали машину. Он был почти готов, оставалось только покидать в сумку всякую мелочевку типа павербанка, мицеллярной воды, матирующих салфеток, которые он всегда таскал с собой, и переодеться в футболку — в водолазке было слишком душно. Ибо открыл дверь, зашел внутрь и остро ощутил чужое присутствие. От облегчения в голове зашумело.

— Я думал, что ты уехал.

Сяо Чжань вынырнул откуда-то из-за стойки для одежды, увешанной чехлами, застенчиво улыбнулся, словно извиняясь за свое вторжение, но глаза у него дико, лихорадочно блестели. Да он до жути взвинчен, возбужден, с восторгом понял Ибо. У Сяо Чжаня почти сорвало крышу.

У Сяо Чжаня почти сорвало крышу, повторил он про себя снова. Все внутри скрутилось в узел от предвкушения, сердце дрогнуло в сладком томлении. Ибо обожал Сяо Чжаня, у которого срывало крышу. Сяо Чжань враз забывал свои дурацкие принципы и поучения (тише, не шуми, я же сказал не шуми, хватит на меня смотреть, не глупи, я не буду слать тебе такие фотки, ты сошел с ума, зачем ты мне это прислал, здесь же люди, не сейчас, позже, и еще сотня) и весь будто переплавлялся в вожделение, чистое желание, где не оставалось места рациональному и разумному. Сяо Чжань всегда был прекрасный, восхитительный, в любой одежде (да, и в футболке, и в спортивках, и в своих любимых шмотках с последнего показа), в любое время дня (да, даже с утра с опухшим ото сна лицом, и да, он устал повторять это Сяо Чжаню), но именно в такие моменты он становился для Ибо идеальным. Совершенным.

Ибо не верил ни в Будду, ни в Иисуса, но иногда не мог не думать: небеса, с какой же любовью боги создавали Сяо Чжаня. И специально для него.

Если бы Ибо сказал, что никогда не читал слащавых подростковых романов, то ему бы никто не поверил.

— Я хотел. И должен был, водитель ждет меня уже час. Но я не смог.

Сяо Чжань шагнул к нему, не отрывая взгляда. Гримерка вдруг показалось огромной, Сяо Чжань — дико неторопливым, и Ибо, не выдержав, сам рванул к нему навстречу. Он впечатал Сяо Чжаня в огромное зеркало за его спиной, обнял, уткнулся лицом куда-то в шею. Сяо Чжань без раздумий обнял его в ответ, прижал к себе еще плотнее и прошелестел еле слышно в ухо:

— Наконец-то.

Ибо был с ним полностью согласен.

Он поднял голову, чтобы посмотреть Сяо Чжаню в глаза, чтобы поцеловать его, но остановился на полпути, прижался лбом к его лбу и замер. Сяо Чжань мог сказать: Ибо, ты танцевал как бог, когда я смотрел на тебя, то чуть не кончил, у тебя был классный костюм, классный пиджак, ты горяч, как солнце, я хочу целоваться с тобой, обниматься с тобой, трахаться с тобой, вообще-то, просто быть с тобой — но в этом не было нужды. Сяо Чжань молчал; его глаза говорили за него.

Как обычно, возбуждение зародилось не в животе, не в паху, а в груди: сначала мягко, по-кошачьи обволокло, сжало сердце, и только потом стекло вниз. Как обычно, Ибо растерялся: Сяо Чжань был здесь, в его руках, и он хотел получить его целиком и полностью, взять все, что он мог дать, и сам дать в ответ столько, сколько возможно.

Так. Для начала, они оба слишком одеты. Стоит снять пиджак, водолазку, затем вытряхнуть Сяо Чжаня из его одежек, затем приникнуть — кожа к коже, затем поцеловать, сначала губы, эти прекрасные губы, потом вниз, туда, где шея переходит в плечо, не забыть про почти прозрачную родинку над ключицей. Сяо Чжань всегда такой отзывчивый: он вцепится ему в плечи, вздрогнет, не сможет удержать стона…

Ибо казалось, что он объят пламенем; они еще даже не поцеловались, только прижимались друг другу, пялились друг на друга так, будто не виделись десять лет, а не несколько дней, и Ибо был готов кончить от одних фантазий. От мыслей о том, что сейчас будет.

Сяо Чжань сделал все еще хуже. Он отвел взгляд, наклонился еще ближе, его губы скользнули по скуле Ибо — легкое, невесомое касание, от которого кровь вскипела сильнее — и прошептал:

— Как ты хочешь?

В голове стоял белый шум, и Ибо глупо переспросил:

— Как я хочу?

— Да. Как ты хочешь, Ибо, ртом или рукой? Лично я очень, очень хочу помочь тебе ртом.

Вместо белого шума в голове на мгновение образовался вакуум. Сяо Чжань охеренно отсасывал, Ибо уже знал, знал, за такой минет можно расплатиться парой лет жизни и после радоваться, что отхватил по скидке. Он никогда не отказывался, он что, дурак?

Но все когда-то происходит впервые.

— Нет, Чжань-гэ, твой рот очень нужен здесь. Поцелуй меня.

Сяо Чжань вздрогнул в его руках, выдохнул — почти застонал. Ну же, мысленно взмолился Ибо, в жопу минеты, я хочу поцелуй, поцелуй прекрасного Сяо Чжаня. И Сяо Чжань снизошел до его молитв. Он на мгновение отстранился, бросил на него короткий, обжигающий взгляд. И поцеловал.

Блять, блять, успел подумать Ибо. Каждый раз как первый. Это какая-то магия.

Сяо Чжань, определенно, хотел выпить из него душу, Ибо хотел ее отдать. Они стонали друг другу в рот, терлись друг о друга, как два школьника, которые еще не знают что, как и куда и не умеют гуглить, все было лихорадочно, торопливо, неумело, несмотря на почти год практики. Руки Сяо Чжаня скользили по спине Ибо вниз, мяли задницу, затем снова поднимались вверх к лопаткам, Ибо зарывался ему в волосы ладонями, гладил затылок. Под крепко зажмуренными веками пылало, он жалел, что у него не десять рук — тогда бы он смог трогать Сяо Чжаня сразу везде, где хочется.

Время остановилось, замерло, Ибо потерял себя в этом бесконечном поцелуе, в Сяо Чжане, и оргазм застал его врасплох: по позвоночнику прошла дрожь, под веками полыхнуло особенно ярко, и Ибо выгнулся в объятии Сяо Чжаня, запрокинув вверх голову. Он распахнул глаза — потолок был обычный, отштукатуренный, белый.

Разрядка принесла не удовлетворение, а досаду.

— Так быстро, — прошептал Ибо, не сумев удержать мысли внутри. — Каждый раз так быстро.

С Сяо Чжанем хотелось медленно, долго, нескончаемо. Каждый день. Сейчас они отлипнут друг от друга, переоденут штаны (последний раз Ибо кончал в штаны в шестнадцать), Сяо Чжань поцелует его — в щеку, в лоб, без губ, потому что если в губы, то это просто так не закончится, и они разъедутся по своим отелям, по своим проектам и кто знает, когда пересекутся вновь.

Сяо Чжань притянул его к себе обратно, белозубо улыбнулся. Несмотря на его стояк, который все еще упирался Ибо в бедро, в глазах его горело сытое, ровное пламя.

— Ничего, все еще будет, — и в голосе Сяо Чжаня не было ничего, кроме уверенности.

Разве Ибо мог ему не поверить?



Название: Все думают, что мы встречаемся
Автор: Орден Гусу Лань
Бета: Орден Гусу Лань
Размер: миди, ок. 4500 слов
Пейринг/Персонажи: Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Категория: слэш
Жанр: флафф, романс, иногда страсти-мордасти, юст
Рейтинг: G
Краткое содержание: AU, в котором чжулюхаи немножко тупят, а потому приходят к осознанию только в период фанмитов (а настоящий авторский фанон - что они не тупили ни минуты, и всё началось еще на съемках))
Примечания: 1) таймлайн - июль-август 2019; 2) для желающих упасть в чжулюхай: фанвидео, склад ссылок, таймлайн

— Ван Ичжоу спросил, встречаемся ли мы.

Лю Хайкуань был слишком уставшим и немножко пьяным, поэтому не дрогнул, только заморгал часто, будто ему что-то в глаз попало.

— И что ты ему ответил?

— Нет, не так он сказал, — задумался тоже немного нетрезвый Чжу Цзаньцзинь, зарылся рукой в волосы, встряхнул их, так что челка рассыпалась, и несколько прядей упали на лоб. Хайкуань перестал моргать и уставился на эти пряди. — Он не спросил. Он это утверждал. А я не стал спорить, потому что, знаешь, — он наклонился ближе, как будто хотел поделиться тайной, — мы с тобой, и правда, часто встречаемся.

И захихикал.

Если бы Лю Хайкуань легонько подул, то прядки челки разлетелись бы в стороны, открывая высокий лоб. А стоило немного податься вперед, и...

Он вздохнул, выпрямился сам, выпрямил всё еще хихикающего Цзаньцзиня, и налил им обоим воды.

***

— Ли Бовэнь уверен, что мы встречаемся.

Хайкуань заскочил к Цзаньцзиню в гости и проведать его питомцев. У Цзаньцзиня был целый зоопарк: четыре собаки, поссум, рыбки. Поссума они покупали вместе, так что Хайкуань чувствовал себя отчасти за него в ответе, а из собак Цзаньцзиня у него еще со времени съемок дорамы сложились особые отношения с Тини. Та пару раз даже спала тогда в отельном номере Хайкуаня, за что Цзаньцзинь счел ее предательницей. Надо было видеть взгляд, каким он провожал виляющий хвост Тини, исчезающий за дверьми номера Хайкуаня.

Сегодняшним утром Цзаньцзинь выслал Хайкуаню очень размытое фото Тини с новой стрижкой, и Хайкуаню ничего не оставалась, как заехать посмотреть, что сотворили с его любимицей. Так что сейчас они с Тини валялись в кресле, фоткались и ласкались, а Цзаньцзинь наливал сок, нарезал фрукты и тофу.

— То есть, он тоже утверждал, а не спрашивал? — уточнил из кресла Хайкуань. Цзаньцзинь со своего места видел только его макушку.

— Тоже? — удивился Цзаньцзинь.

Хайкуань понял, что тот не помнит их разговор про Ван Ичжоу, и махнул рукой: мол, неважно, продолжай.

— О да, он был уверен. И, к слову, про «тоже» — еще Чэн-Чэн...

— Тоже уверен?

— Абсолютно.

Цзаньцзинь прошёл в комнату, уселся напротив Хайкуаня, поставив угощения на небольшой столик между ними. Хайкуань, конечно, не станет ничего есть, но вдруг.

— Ты их разубедил? — стараясь не показать, насколько ему на самом деле интересно, спросил Хайкуань.

— Я начал было возражать, но потом, — Цзаньцзинь посмотрел на него виновато, — я перестал. Это странно, но похоже, они так сильно в этом уверены, что чем больше я буду спорить — тем хуже сделаю. К тому же, у Чэн-Чэна сделалось такое лицо... Мне показалось, что еще секунда — и он подумает что-то плохое! Что я, не знаю, стыжусь этих наших с тобой отношений, в которых он так уверен? Или будто бы отрекаюсь от тебя своими возражениями? А я не хочу, чтобы кто-то так думал.

Хайкуаня будто окутало упоительное тепло, и он безсознательно потянулся за кусочком тофу. Какое-то время назад он перестал мучать себя диетами, более-менее удовлетворенный своим весом и внешним видом, но всё еще редко позволял себе перекусывать чем бы то ни было.

Цзаньцзинь наблюдал за ним с улыбкой, думая, какой же Хайкуань прекрасный и расслабленный — в его кресле, с его собакой на коленках. И даже ест.

***

— Куча людей из кучи стран думают, что мы встречаемся! — Цзаньцзинь восторженно потряс телефоном. — Нас шипперят! Постят гифки с фанмита, что-то пишут на разных языках! Вот эти загогулины, это что?

Они возвращались с записи интервью — Цзаньцзинь предложил поехать в машине, которая забирала его, потому что там «сиденья удобнее». В общем-то, спина Хайкуаня была с этим согласна, но он в любом случае не отказался бы провести еще час (а если повезет с пробками, то и два) в такой приятной ему компании, даже если они будут просто сидеть рядом, уткнувшись каждый в свой телефон.

Фанмит, о котором упомянул Цзаньцзинь, записывался на прошлой неделе, интернет до сих пор бурлил впечатлениями, из которых одним из самых ярких неожиданно стали Лю Хайкуань и Чжу Цзаньцзинь. Выполняя нелепое задание организаторов «кто кого спихнет с тумбы», Цзаньцзинь в какой-то момент удержал потерявшего равновесие Хайкуаня, заботливо схватив его за талию.

Хайкуань оторвался от собственного телефона, бросил взгляд на соседний экран.

— Греческий?

— Греческий, — благоговейно повторил Цзаньцзинь. — Представляешь, даже там нас смотрят и любят!

— Может, ругают?

— Но тут стоят сердечки!

— Тогда вряд ли ругают, ты прав. Тебе это всё нравится, да?

— Мне это... не неприятно, — подумав, серьезно ответил Цзаньцзинь. — Шипперят тех, между кем видят хорошие отношения. Ну или красавчиков. А значит мы либо первое, либо второе, — он лукаво улыбнулся, его взгляд скользнул по лицу Хайкуаня, которое было, по его мнению, даже чуть более, чем красивым. — И я рад, что мне в пару достался ты. Хотя мне попадались еще посты про меня и Чжочэна или даже про...

— Не хочу знать, — торопливо покачал головой Хайкуань. Он, действительно, не хотел знать.

— А тебе это... неприятно? — тут же спросил Цзаньцзинь.

— Мне всё равно.

Это было не так, но наиболее близко к тому, что Хайкуань хотел бы чувствовать. По отношению к шипперству, не по отношению к Цзаньцзиню.

Цзаньцзинь немного помолчал, высматривая что-то в его лице.

— В общем, — наконец, сказал он, — если это добавит популярности нам лично, дораме в целом, и нашим с тобой героям — а за них, как ты знаешь, я переживаю, как за живых!.. То почему бы и нет.

— Ты же... не поэтому тогда меня удержал? — от неожиданно пришедшего в голову неприятного подозрения Хайкуаня даже передернуло, поэтому он поспешно кинул его прямо в Цзаньцзиня, которому всегда легко удавалось одной лишь улыбкой (с ямочками) превращать дурные мысли Хайкуаня в мыльные пузыри.

— Что? — Цзаньцзинь резко повернулся к нему всем телом, приоткрыв рот, что у него обычно означало возмущение. — Я тебя удержал, потому что ты падал!

Да, в мыльные пузыри. Улыбаясь кончиками губ, Хайкуань кивнул:

— Хорошо, когда рядом есть тот, кто не даст упасть.

— Охохо, это ирония? Пытаешься преуменьшить мои заслуги? А помнишь, как свалился Го Чэн? Это выглядело опасно! Хорошо, что его тоже успели поймать. Просто сделали это не так... элегантно.

Они одновременно рассмеялись.

Хайкуань бросил взгляд в окно.

— Мы едем сначала ко мне? Проще первым тебя забросить, чтобы не делать крюк.

— И Куань-гэ дальше поедет один? — Цзаньцзинь сделал страшные глаза. — Ну нет, он бы, наверняка, грустил — никак нельзя этого допустить.

— По-твоему, как только я остаюсь один, — «без тебя» чуть было не добавил Хайкуань, но передумал, и тут же пожалел, что передумал, — я тут же начинаю грустить?

— А не так?

Хайкуань легонько щелкнул его по нахальному носу.

***

— В комментариях пишут, что я смотрю на тебя, то есть, А-Яо смотрит на Лань Сичэня, — так, как будто мы, то есть, как будто они...

— Встречаются? — подсказал Хайкуань запнувшемуся Цзаньцзиню.

— Ну, тут другое слово, неприличное, — хмыкнул Цзаньцзинь.

Он зависал в телефоне, поэтому не заметил, как на миг вспыхнули уши Хайкуаня.

— Покажи, — помолчав, попросил Хайкуань. Цзаньцзинь поднял на него глаза, и теперь была его очередь краснеть — у него смущением всегда обдавало скулы. — Да не комментарии, видео покажи.

Цзаньцзинь улыбнулся, стряхивая замешательство, потыкал в экран и передал ему телефон.

Это было видео с «сияо» — тандемом их с Хайкуанем героев в дораме. Цзаньцзинь горячо болел за них, даже слишком. Хайкуань об этом знал, потому что Цзаньцзинь не очень-то умел сдерживаться, и иногда даже слишком эмоционально высказывался на интервью, а в личных беседах — распалялся до дрожи или до едва сдерживаемых слез. В дораме вскоре всё должно было закончиться плохо, и сердце Цзаньцзиня болело, когда его героя сильно ругали — концовка еще не вышла, но большинство читали новеллу, и знали, что А-Яо главный злодей. Цзаньцзинь часто ловил себя на том, что слишком сильно расстраивался из-за чьих-то слов или собственных мыслей по поводу судьбы А-Яо, мужественно боролся с самим собой, но то и дело проигрывал схватку.

— Красиво, — резюмировал Хайкуань, досмотрев.

— Просто «красиво» — и всё, что скажет Хайкуань-лаоши? — шутливо возмутился Цзаньцзинь.

— Мне кажется, тут подчеркнули, как доверчив и наивен был Сичэнь.

— Наивен? — возмущение Цзаньцзиня потеряло шутливость. — Доверчив??? Он просто показан хорошим, ужасно хорошим, и добрым, и благородным! Прекрасный Сичэнь! Если бы и он не поверил А-Яо, отнесся к нему как остальные — орден Цишань Вэнь никогда бы не пал!

В недавно вышедших эпизодах как раз закончилась война с Цишань Вэнь, а Мэн Яо убил Вэнь Жоханя.

— Тише-тише, — примирительно поднял руки Хайкуань. — Интересная версия, кстати. Но не хочу сейчас углубляться в дискуссию о том, что было бы, если.

Цзаньцзинь немного надулся, но всё же не стал спорить и снова полистал комментарии.

— Думаешь, можно разместить это в вейбо? — спросил вскоре.

— Лучше ограничиться теми официальными материалами, что тебе присылают.

— Мне их мало! — раскапризничался Цзаньцзинь. — И они не о том, о чем мне на самом деле хочется сказать. Мне кажется, многие не заметили эту вторую историю дружбы, ничуть не менее крепкой, чем у главных героев!

— Цзаньцзинь, — Хайкуань посмотрел на него очень серьезно, — осторожнее. Игра с публикой иногда может обернуться против тебя. Сегодня они тебя любят, а завтра ненавидят. Я знаю немало таких историй. Если тебе кажется, что все эти тысячи подписчиков, которые к тебе сейчас хлынули, это твои друзья, то это не совсем так. Чем больше ты открываешься — тем легче тебя ранить. А ты и так многое принимаешь слишком близко к сердцу.

По мере того, как он говорил, лицо Цзаньцзиня всё больше светлело, будто внутри него зажигались лампочки.

— Хайкуань-лаоши беспокоится за меня? — ласково спросил Цзаньцзинь, и от этого тона сердце Хайкуаня пропустило удар.

— Постоянно, — честно ответил он.

Они помолчали, улыбаясь друг другу.

— Хочешь, сыграю тебе эту песню, которая была в видео? — предложил Хайкуань.

Глаза Цзаньцзиня расширились от восторга.

— Да, ДА! Конечно, пожалуйста, о да. — Он вскочил с дивана так резко, что запутался в собственных ногах и чуть не упал. — Я запишу, ладно? Только для себя, никому не покажу, честное слово!

— Ладно.

Пока Хайкуань устраивался за клавишами, Цзаньцзинь носился по комнате в поисках наилучшего ракурса.

Одной мелодией Хайкуань в итоге не ограничился, перескочил на что-то другое, похожее, грустное и пронзительное, а потом спел шутливую песенку, чтобы поднять настроение, и бросал взгляды на Цзаньцзиня, ловя его восторженные улыбки, а Цзаньцзинь таял и плавился в очаровании этого вечера и человека рядом с собой.

***

— Вы же, и правда, встречались? Это тот, про кого ты говорил мне на съемках, да, Хайкуань?

— Да.

Катастрофа.

Трубка, которую он прижимал к уху, выскальзывала из вспотевших пальцев Цзаньцзиня.

Интерес к нему с Хайкуанем со стороны зрителей продолжал расти, и случилось то, чего он точно не ожидал: фанаты откопали в вейбо старую переписку Хайкуаня с Не Цзихао, делали репосты, разбирали каждую фразу на молекулы, и приходили к однозначному выводу: Лю Хайкуань и Не Цзихао встречались. Лю Хайкуань — гей. А Чжу Цзаньцзинь — его новый бойфренд.

Два из трех утверждений были правдой. Все три грозили большими неприятностями в мире киноиндустрии, где царила цензура и предубеждения.

— Цзаньцзинь? — напомнил о себе Хайкуань в трубке.

— Прости, — Цзаньцзиню еще никогда не было так страшно, — прости, ты предупреждал, ты знал, что нечто подобное может случиться, но я тебя не слушал, прости, меня занесло из-за амбиций и горячности, и поверь, я сделаю всё, всё, что угодно, чтобы это исправить.

— Цзаньцзинь, успокойся, пожалуйста, — Хайкуань вздохнул. — Это всё неприятно, но не нужно паниковать. Мое агенство позаботится о том, чтобы это затихло. И ты ни в чем не виноват.

— Я виноват! Мы столько раз говорили об этих слухах, что мы с тобой встречаемся, и я ничего не сделал, чтобы их остановить. Я был даже не против! Я охотно говорил о тебе на интервью, и вместе мы вели себя.. слишком как обычно. Теперь я понимаю, Хайкуань, как это могло выглядеть со стороны! Но это подогревало интерес к нашим героям и к нам с тобой. И, в конце концов, думал я, ажиотаж вокруг личных отношений не навредил Ван Ибо и Сяо Чжаню, но я забыл, что мы не они, что у нас другие роли, другой статус, и что у тебя есть своя жизнь и свое прошлое. Но поверь, последнее, чего я хотел — навредить тебе!

Цзаньцзинь тяжело дышал. Хайкуань молчал.

— Я говорил со своим агенством тоже, — продолжил Цзаньцзинь, чувствуя как внутри всё сжимается. — Из части интервью вырежут те куски, где я рассказываю о тебе. На следующих мероприятиях нас разведут по разным составам там, где получится. И проверят вейбо за всё время, что мы подписаны друг на друга, и подскажут, что лучше удалить.

Трубка молчала.

— Хайкуань? — жалобно позвал Цзаньцзинь.

— Помнишь ты говорил, — наконец, ровным голосом произнес Хайкуань, — что не стал разубеждать Чжочэна, потому что ему бы могло показаться, что ты отрекаешься от меня?

Цзаньцзинь съехал по стене, к которой прислонялся, вниз, и закрыл глаза ладонью.

— Нет, не думай так, пожалуйста, — его голос срывался. — Это не то, что я делаю. И никогда так не будет. Но я знаю, что ты пострадаешь от этих слухов сильнее, чем я, и эта мысль меня убивает. Актерство для тебя чертовски важно, и ты чертовски в этом хорош! И когда я думаю, что какой-нибудь важный босс смотрит сейчас твое резюме, а потом открывает интернет и натыкается на обсуждение твоей ориентации, и не берет тебя в свой сериал или кино — это невыносимо! Ты должен сниматься, и твоя репутация должна быть такой, чтобы тебе была везде открыта дорога.

— Спасибо за заботу о моей карьере, — голосом Хайкуаня можно было замораживать реки.

— Хайкуань!

— Наш завтрашний совместный поход на концерт, я так понимаю, отменяется?

— Я не думаю, что идти куда-то вместе сейчас, будет хорошей идеей.

Хайкуань вымученно рассмеялся. Цзаньцзинь зажмурился и добавил:

— Но я бы хотел заехать к тебе, когда ты будешь свободен? Нам обязательно надо поговорить лично, а не по телефону, пожалуйста, Хайкуань, гэгэ, этот разговор разрывает мне сердце, дай мне шанс объясниться.

Он почти не дышал, ожидая ответа.

— Думаю, мы так или иначе где-то пересечемся на этой неделе, — спокойно и уже не так холодно сказал Хайкуань, но Цзаньцзиню всё равно захотелось побиться затылком о стену. — Мне нужно подумать.

***

До Шанхайского фанмита им удалось встретиться еще трижды, но только в компании кучи коллег и друзей.

Увидев большие несчастные глаза Цзаньцзиня Хайкуань понял, что не сможет долго держаться от него подальше, да он и не хотел. Но обиду было не так-то легко побороть: он планировал не только поход на концерт, но и еще кое-что особенное, а потом еще был его день рождения, который он тоже хотел провести с Цзаньцзинем, и даже придумал, как это всё совместить с вылетом в Шанхай, чтобы нигде не опоздать и не забегаться, а теперь эти планы оставалось выкинуть, словно ненужный мусор. Преследовала мысль, что ему всё это было нужно сильнее, чем Цзаньцзиню, и того не было рядом, что его немедленно разубедить.

Проблемы со всплывшими старыми переписками с Не Цзихао тоже не улучшали настроения. Хайкуань считал: он не первый и не последний гей в Китае, даже если никто никогда открыто не говорит об этом. Он тоже не собирался кричать о своей ориентации, а невинные фотографии с Цзихао и вейбо-флирт ничего не доказывали. Но раньше никто бы и не додумался искать доказательств — он не играл еще в дорамах, которые прогремели бы так громко, как «Неукротимый», и хоть его роль там и не была центральной, интерес публики даже к актерам второго плана рос не по дням, а по часам, весь каст это на себе чувствовал. И так получилось, что множество их сцен с Цзаньцзинем будут в самом конце, зрителям еще только предстояло их увидеть, и появление новых фанатов, шипперов, их домыслов и теорий, было неминуемо. Он долго и серьезно разговаривал обо всём этом со своим агентом: та разделяла позицию Цзаньцзиня и одобряла его действия.

— Я лучше помогу вам устроить десять тайных встреч, на которых вас точно никто не снимет и не запишет, чем одну — открытую, на которой вы и сами не будете знать, когда на вас смотрят, а когда нет. Да и какое удовольствие от такого свидания, — увидев, что Хайкуань собирался возразить, она поправилась: — хорошо, хорошо, совместного времяпрепровождения.

Хайкуань очень ценил ее умение беззлобно иронизировать.

— Я вообще-то хотел, чтобы Чжу Цзаньцзинь пришел на мое выступление тридцать первого.

— Изначально плохая идея, даже если бы сейчас не всплывали твои прошлые похождения, — пожалуй, иногда она перегибала палку, но Хайкуань знал, что она заботится о его интересах. Почему-то принять такую же заботу со стороны Цзаньцзиня было гораздо сложнее. — Пока проходит промо-кампания «Неукротимого» вы оба везде и всегда представляете дораму, даже когда просто идете в магазин. Каждый публичный шаг вместе должен быть согласован с агенствами обоих и с «Тенсентом», чтобы потом никто никому не выкатил счет. Я знаю, что тебе это не нравится, — она снова предвосхитила его возражения, — но таковы правила игры. Так что общайтесь пока виртуально: сдержанно, но не холодно. Вам всё равно надо размещать контент друг с другом, который присылает «Тенсент», и это даже хорошо: может, получится переключить акцент с вас лично на ваших героев.

Не получилось. «Тенсент» разместил видео со съемок, в котором Цзаньцзинь кормил Хайкуаня лапшой. Рекламщики дорамы умудрялись раз за разом находить в куче записанных на съемках материалов сцены, балансирующие на грани личного и интимного — обычно, правда, они вытаскивали на свет что-нибудь с Ван Ибо и Сяо Чжанем, и те уже успели обрасти прочной броней и с блеском отбивались от сплетен или игнорировали их, а вот Хайкуань немного растерялся.

Так что их мимолетные встречи с Цзаньцзинем прошли странно и неловко, они перекинулись буквально парой фраз, хотя Хайкуань не старался специально избегать общения с ним. Смущало и то, что остальной каст, похоже, наблюдал за ними как за пороховой бочкой, решив, что парочка поссорилась.

Немного прочистить мозги у Хайкуаня получилось на выступлении в небольшом клубе — том, куда он собирался пригласить Цзаньцзиня. Он спел несколько песен и пообщался с фан-клубом, и к его облегчению, никто не задавал неудобных вопросов, наоборот, спрашивали про музыку, детство, увлечения, так что он рассказывал много и с удовольствием, и пел — самое любимое, пел так, как если бы Цзаньцзинь был в зале, и ему даже казалось, что он чувствует на себе его горящий взгляд, как недавно, когда тот записывал его дома. И Хайкуань признался себе в том, о чем всегда знал, но сейчас ощущал как никогда остро: эти отношения, этот человек — чрезвычайно важны для него. Нельзя позволить их особенной, удивительной связи испариться, утечь меж пальцев.

А поздно ночью, вернувшись домой, он внезапно получил короткое сообщение от Цзаньцзиня: «Я скучаю». И подумал, что ему всё же не кажется, что они чувствуют друг друга на каком-то сверхъестественном уровне.

«Я тоже», — написал он быстро и без колебаний.

***

— А ты не облегчаешь им задачу, — прокомментировал Хайкуань, направляясь к своему месту в бизнес-классе самолета и потянул за собой Цзаньцзиня, который был какой-то рассеянный и всё время терялся сегодня в аэропорту. — Если мы теперь летаем отдельно от всех, то что им остается думать, кроме того, что мы встречаемся?

Пару дней назад Цзаньцзинь написал ему:

«Я придумал! Полетим в Циндао бизнес-классом, там сможем поговорить. Полтора часа! Только ты, я и алкоголь»

«Никакого алкоголя».

«Ты прав, никто третий не должен нам мешать».

«Ты сейчас не шутишь про бизнес-класс? Вряд ли эти расходы предусмотрены нашим контрактом».

«Не беспокойся об этом, билеты уже заказаны».

«Ты сам раскошелился? Я заплачу за свой билет. Я настаиваю!».

«Ладно-ладно».

Так Лю Хайкуань и Чжу Цаньцзинь оказались в бизнес-классе самолета, летящего на очередной фанмит в Циндао, в то время как остальной каст летел в экономе.

— Возможно, теперь они думают, что мы уже тайно поженились.

Хайкуань улыбнулся немного странно и будто мечтательно, потом отвернулся, чтобы поставить их чемоданы на багажную полку, и устроился у окна.

Цзаньцзинь сел рядом, пристегнул ремень, тут же наклонился к Хайкуаню и зашептал, не дожидаясь ни пока рассядутся все пасажиры, ни пока самолет взлетит, как будто накопленных им невысказанных слов было так много, что они начали переливаться через край:

— Это было ужасно, Хайкуань, я больше никогда, никогда не хочу такого переживать. В следующий раз, прежде чем что-то сделать, что касается нас обоих, я посоветуюсь с тобой, ладно? И я уверен, мы сможем прийти к какому-то решению, которое устроит обоих, а главное оно будет наше, а не мое или твое. Не хочу, чтобы ты думал, что я что-то решаю за тебя, или что хочу вынудить тебя смиряться с моими решениями. Каким бы правым я себя не чувствовал. А я не чувствую! Если честно, я совершенно растерян, я не знаю, что говорить, а о чем лучше промолчать, тем более, что иногда молчание может навредить сильнее, чем слова. Мне советуют то одно, то другое, совершенно противоположные вещи, чтобы у каких-то незнакомых людей сложилось некое мнение о нас, но единственное мнение, которое мне в этой ситуации важно — это твое! — Цзаньцзинь набрал в легкие побольше воздуха, потому что начал задыхаться. — И этот фанмит, куда мы едем — я буду стоять рядом с тобой, неважно кто какие сделает выводы. Зато я буду знать, что мы вместе, что я смогу увидеть, как ты реагируешь: что тебя расстраивает, а что радует, потому что мне это важно, а не реакции публики по другую сторону. Я должен тебя видеть, а не пытаться рассмотреть через чью-то спину, как в Шанхае. Если, конечно, — тут он замер и весь будто сжался, — если, конечно, ты с этим согласен и тоже этого хочешь.

— Хочу, согласен, — больше всего на свете Хайкуаню сейчас хотелось его обнять, — прости, что отгородился от тебя. И я тоже растерян, и у меня нет верного и однозначного ответа на вопрос: как сделать так, чтобы люди думали то, что нам хочется, чтобы они думали. Возможно, нам надо быть самими собой. А возможно, надо притворяться. Но я тоже хочу делать это вместе с тобой, что бы мы не выбрали.

Цзаньцзинь прикрыл глаза и счастливо улыбнулся. Они поговорили обо всём, что делали в последние дни, обещая за каждую несостоявшуюся встречу назначить новые две, а то и три.

Через полчаса полета Цзаньцзиня сморил сон, возможно, потому что он ужасно переволновался во время своей пламенной речи, и он уткнулся лбом в плечо Хайкуаня, очаровательно сопя. Хайкуань снял наушник с его уха и забрал из ослабевшей руки телефон.

По приземлении Цзаньцзинь сразу заметил, что настроение у Хайкуаня — лучше некуда. Он вряд ли его таким вообще когда-либо видел. Не Лю Хайкуань, а просто бокал шампанского какой-то.

— Что с тобой? — не выдержав, спросил он, когда они заселялись в гостиницу.

— Потом расскажу, — подмигнул (подмигнул!) Хайкуань.

— Когда потом?

— Скоро. После фанмита?

Цзаньцзинь изнывал от любопытства.

Перед самим фанмитом была долгая автограф-сессия, они сидели за круглым столом с остальными приехавшими актерами и расписывались на куче плакатов, которые потом пойдут в продажу.

Хайкуаню вдруг пришла в голову идея подписаться на изображении его, Цзаньцзиня, героя, из-за чего Цзаньцзиню ничего не оставалось, кроме как подписаться на герое Хайкуаня. И так пострадал далеко не один плакат! Это потом обязательно заметят, но Хайкуаня будто подменили, и он совершенно не переживал о последствиях, а Цзаньцзинь и удивлялся, и наслаждался каждой секундой, ловя улыбки Хайкуаня, встречаясь взглядом с его блестящими глазами, и, увлекшись, тоже немного подразнил в ответ, дописав «люхай» рядом с написанным Хайкуанем «Чжу».

Фанмит для них прошел в таком же приподнятом настроении, Хайкуань много улыбался, дурачился с микрофоном, и даже согласился — чем Цзаньцзинь был не очень-то доволен, — разыграть сценку признания в любви с фанаткой, от чего в прошлый раз отказался, хоть и пришлось отжиматься в наказание.

До отеля они добрались глубокой ночью, Хайкуань из-за плеча агента, отчитывавшей его за что-то, жестом показал Цзаньцзиню, что пришлет сообщение, и несколько минут спустя Цзаньцзинь получил смс: «Путь свободен. Номер 250».

— Лю Хайкуань! — с порога воскликнул Цзаньцзинь, врываясь в номер. — Тебя покусал какой-то весельчак? Я вырву ему зубы!

— Чжу Цзаньцзинь, — захлопывая за ним дверь и загоняя в угол, медленно произнес Хайкуань, — что-то от меня скрывает.

— Что? — это был неожиданный поворот, Цзаньцзинь от удивления приоткрыл рот. — Я? Что скрываю?

— Ты заснул в самолете, — каким-то низким и волнующим тоном начал Хайкуань, — у меня на плече. И я...

— И ты? — перед глазами Цзаньцзиня пронеслись какие-то неприличные и заманчивые картинки, и в горле пересохло.

— И я, — Хайкуань чудовищно растягивал момент, — забрал твой телефон, потому что ты его чуть не выронил.

— Телефон? О, это, ну телефон, ну да, — Цзаньцзинь надеялся, что на его лице не написано разочарование от такого банального поворота. — И что с ним?

— Он еще не заблокировался, экран засветился, и я увидел, что ты слушал.

— Ох, — вот теперь Цзаньцзинь понял. — Ох.

Хайкуань улыбался и смотрел на него, как никогда раньше. А может, он так смотрел всегда, а Цзаньцзинь только сейчас заметил. Что-то происходило, что-то неминуемое, что всегда должно было случиться между ними, и по каким-то абсурдным причинам так долго не случалось.

— У тебя запись моего выступления, от начала до конца, полтора часа, — мягко сказал Хайкуань, — такую никто не выкладывал в сеть, более того, записывать было запрещено. Ты кого-то туда послал, чтобы меня записали?

Цзаньцзинь не понял, на самом деле Хайкуань не догадался обо всем, или просто оставляет ему лазейку, но он не собирался пользоваться ни первым, ни вторым. Не собирался врать.

— Я сам это записал, — едва слышно произнес он. — Я там был. В зале.

— Я бы тебя заметил, — Хайкуань тоже перешел на шепот. И не то чтобы возражал ему, скорее будто подталкивал говорить дальше, не останавливаться. — Там были почти одни девчонки, а нескольких парней я прекрасно рассмотрел.

— Ну, актер я или как? — пожал плечами Цзаньцзинь. — Я умею загримироваться так, чтобы даже мама не узнала.

— И ты загримировался?...

— Девчонкой. Симпатичная, кстати, получилась. Нацепил крутую шпионскую аппаратуру, записал всё, каждую песню, каждое слово, потому что... — он снова ощутил себя в том зале, неподвижно замершим в темноте, впитывающим каждый звук и жест, и как никогда понимающим, какие именно чувства испытывает, — потому что не видеть тебя было невыносимо. Ты пел очень красивые песни.

— Я пел их для...

И тут зазвонил телефон.

Цзаньцзинь с трудом оторвал взгляд от Хайкуаня, вытащил злосчастный аппарат.

— К слову о маме...

Хайкуань вздохнул, но мама это мама, и он отошел, чтобы Цзаньцзинь мог поговорить без помех.

***

— Мама спрашивала, встречаемся ли мы.

Цзаньцзинь отводил покрасневшие глаза. Ответив на звонок матери, он в итоге вышел из номера Хайкуаня, и разговор оказался долгим — его не было около получаса, а сейчас он вернулся, бледный и взволнованный, и безрадостно подпирал стенку.

Хайкуань посочувствовал ему от всего сердца: его объяснения с собственными родителями по поводу того, с кем он встречается, были давно позади, но он всё еще помнил те противоречивые эмоции и давящее напряжение.

— И что ты ей сказал?

— Правду.

Хайкуань ждал, но Цзаньцзинь долго молчал. Потом сказал, наконец:

— Ты был сегодня прекрасен, Куань-гэ, мы были прекрасны, но, помнишь, ты говорил, что не знаешь, надо притворяться или нет, и, наверное, правильный ответ всё же — надо.

— И я готов это делать. Только хотел бы знать, ради чего. Что ты сказал своей матери, Цзаньцзинь?

— А что бы ты сказал своим родителям, если бы они спросили тебя, не встречаемся ли мы? — снова ушел от ответа Цзаньцзинь, но по крайней мере перестал отводить от него взгляд, наоборот — вцепился в него глазами, будто две иголки воткнул.

Хайкуань вскинулся, бросил первое, что пришло в голову:

— Правду.

И вдруг подумал: вот он, этот момент, один из многих, которые они уже упустили, так может, в этот раз стоит, наконец, шагнуть вперед и узнать, что там, — небеса или пропасть.

Пристально смотревший на него Цзаньцзинь заметил, как тот вскинул подбородок, как распрямилась и так ровная, как струна, спина. Хайкуань всем своим видом бросал вызов и не собирался ни о чем умалчивать, а потому твердо пояснил:

— Что я люблю тебя, но, к моему огромному сожалению, мы не встречаемся. И я не знаю, почему.

Цзаньцзинь рухнул на стул, потому что ноги его не держали. Он молчал, наверное, несколько минут, дышал громко, смотрел на Хайкуаня, а тот смотрел на него, глаза в глаза. Наконец, Цзаньцзинь облизал губы и прохрипел:

— А потом ты бы, как я, разрыдался, так что тебя не могли успокоить минут десять, или обошлось бы без этого?

Что-то невозможное появилось в глазах Хайкуаня после этих слов. Облегчение, радость и даже, кажется, гордость, и за всем этим нечто огромное и ужасно нежное.

— Ты, серьёзно, ей так и сказал?

— Почти слово в слово.

Хайкуань присел напротив, взял руку Цзаньцзиня, которой тот комкал край рубашки, прижал ее к своей щеке, а потом поднес к губам и поцеловал запястье там, где бился пульс. Неохотно оторвавшись спустя несколько долгих мгновений, он прижался к запястью ухом, прислушиваясь, будто проверяя, принесли ли его действия результат. Да стук сердца Цзаньцзиня был слышен, наверное, даже в Монголии!

— Тогда надо сообщить твоей маме, что всё уже уладилось, — мягко улыбнувшись и щекоча теплым дыханием кожу, предложил Лю Хайкуань.

— Обязательно. Но попозже, — подаваясь ему навстречу, полупростонал-полувсхлипнул Чжу Цзаньцзинь.

@темы: Арт, Совет кланов, Орден Гусу Лань, AU/RPS, Текст

---

AU

[Qishan Wen]

Название: Иное решение
Автор: Qishan Wen
Бета: Qishan Wen и анонимный доброжелатель
Размер: 3600
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн/Вэнь Цин, Вэй Усянь, Вэнь Нин, Цзян Яньли, Цзинь Цзысюнь (так, на пару строчек)
Категория: джен
Жанр: АU, повседневность, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда одно решение может изменить всё... Даже если потом его последствия тебе не понравятся, иногда ты можешь действительно выиграть счастливый билет.
Примечание/Предупреждения: В основе - события дорамы. Возможно - ООС. Хороший конец... не для всей истории, конечно. Только для данной AU.

Иное решение

Над Луаньцзаном расцветал многообразием красок вечер. Ветер с подножья нес к вершине ароматы цветущих трав. Самое лучшее время для перемен - все вокруг было пропитано силой. Запахи, пружинящая под ногами земля, даже обычно черные деревья словно излучали невидимые до того свет и краски.
Вэнь Цин шла быстро, но не срывалась на бег, хотя желание догнать уходящего было сильным. «Спокойно, только спокойно, дышать, подойти и отдать… ни минутой больше рядом с ним, и так дел полно,» - мысли бились, словно пойманная птица в силке, сердце колотилось в груди.
Впереди, среди черных деревьев, то и дело появляясь и исчезая снова, маячила спина, обтянутая фиолетовым шелком. Он уходил неспешно, догнать его оказалось слишком легко. И она забыла, что хотела сказать, едва осталась лишь пара шагов. Резко опустила протянутую руку, напустила невозмутимый вид. Остановилась, потому что в конце концов все таки перешла на бег, резко тряхнула головой. Сделала решительный шаг.
Глава Цзян, - окликнула Вэнь Цин и вскинула подбородок. Голос вышел достаточно равнодушным и спокойным. Прекрасно.
Спина Цзян Чэна окаменела, он сбился с шага и обернулся, не успев натянуть маску отстраненного высокомерия, с которой не расставался теперь почти никогда. Сейчас перед Вэнь Цин стоял вовсе не глава клана, а молодой парень, что когда-то решительно протянул ей подарок, покраснев до корней волос. Цзян Чэн выглядел чуть смущенным, у него были крепко сжаты губы, а во взгляде явственно читались удивление и вопрос.
— Дева Вэнь? В чем дело?
— Я должна вам… вернуть это.
У неё на секунду пропал голос. Сердце пропустило удар. Она протянула ему то, что так старательно берегла все это время. В ладони лежал завернутый в сиреневый шелковый платок резной гребень.
— Что? - на его лице растерянность и недоумение быстро сменились привычной злостью. «Как тебе идет это выражение,» - отстраненно подумала Вэнь Цин и поднося вторую руку к первой, в легком поклоне уже двумя протягивая гребень.
— Заберите, глава Цзян. Мне он ни к чему.
— Это подарок. Я хотел, чтобы он остался у вас.
— Хорошо. Тогда я дарю вам это… в благодарность за ваш визит.
Вэнь Цин преодолевает растояние одним решительным шагом, поднявшийся ветер хлопает полами ее одежды. Она отодвинула все мысли на задний план, поддалась порыву - прижалась, схватила за отворот ханьфу и решительно поцеловала, приподнявшись на носочки. Тонкая рука заткнула гребешок за ту же часть ворота. Цзян Чэн ровно мгновение стоял, не двигаясь.
Все приличия были забыты, здесь их могли увидеть лишь духи да мертвецы, но едва ли они проболтались бы об их первом поцелуе. О том, как Цзян Чэн подхватил Вэнь Цин под поясницу, приподнял, беря на руки, прижав к себе, мысленно благодаря всех богов за то, что она этим своим порывом разрешила мучительнейшую из дилемм. Самую сложную из тех, что стояли перед ним. Она держала его лицо в своих ладонях, отстранялась, целовала снова, а по щекам текли слезы - так не хотелось расставаться. Сейчас, когда она не сдержалась, уже не хотелось притворяться, что ей все равно, хотелось не отпускать его никогда.
Поцелуй завершился, оставляя за собой горький привкус нереальности. Цзян Чэн стоял, держа Вэнь Цин на руках, глядя в её глаза, блестящие от слез. Вокруг все ещё был лес вдоль тропы в поселение клана Вэнь, и самая любимая женщина все ещё не принадлежала ему. Это было неправильно. Формально, он должен был попросить руки у ее родителей, но здесь и сейчас… да ни в каком времени и месте не было у него такой возможности, к тому же их уже не было на свете.
Он аккуратно, словно фарфоровую чашу на церемонии, поставил её на тропу. Медленно погладил её по щеке. Прикусил губу, глядя на неё. Безмолвная, крепко сжимающая губы, сжавшая до боли кулаки - не смеющая произнести ни слова. Всем своим видом она просила лишь об одном - что бы он, здесь и сейчас, защитил её. Защитил их всех. Даже если это было не так, даже если он это себе лишь придумал…
«Плевать,» — решительно подумал Цзян Чэн, — «больше я тебя не отпущу,» — он протянул к ней ладонь, сжал её руку. И повел её обратно на гору, к месту, которое ещё совсем недавно покидал с самыми мрачными мыслями.

Вечер на Луаньцзане всегда наступал неожиданно. Люди из клана Вэнь ещё не привыкли к местному рельефу и климату. Даже к тому, что теперь им не грозят избиения и бессмысленная жестокость ордена Цзинь, они относились с недоверием, и потому встречали вечера как новую опасность - запирались в хлипкой, свежепостроенные хижине, сбивались, как и раньше, все вместе, в одну, будто так было безопаснее. Хоть Вей Усянь и пообещал им защиту, помог бежать, но даже ему верили с трудом. Страх и смирение - две вещи, избавиться от которых теперь было очень сложно.
Неожиданное возвращение Вэнь Цин за руку с только-только ушедшим Цзян Ваньинем повергло их почти в шок. Она молчала, сжимая своими маленькими ладонями его руку. Все вышли встретить их, настороженно и недоверчиво глядя.
— Все вы… долго вы ещё собираетесь гнить здесь? — Глава Цзян держал в руке ладонь Вэнь Цин. Он был уверен, что может сейчас совершить все что угодно. самое невозможное. — Собирайте все, что вам нужно. Моему ордену очень нужны новые адепты.
Он не смотрел на их удивленные лица. Даже удивленно приоткрытый рот Вей Усяня оставил без внимания. Бросил ему лишь небрежно, будто они не говорили несколько часов назад о том, что их пути разошлись навсегда:
— Я забираю этих людей. А ты… как закончишь свои дурные эксперименты - вернешься домой. Задержишься хоть на день - сломаю ноги.
— Погоди, что? — в один голос спросили Вэнь Цин и Вэй Усянь, на лице которого отражалась гамма самых разнообразных эмоций. Удивление, недопонимание, недоверие, страх - лишь самые очевидные. Страх Вэй Усяня - какая редкость. Пускай он был заметен лишь мгновение - этого было достаточно. Цзян Чэн знал его слишком хорошо.
— Я забираю всех этих людей под свою защиту.
— Ты же понимаешь, сколько неприятностей может из этого выйти.
Вэй Усянь подошел к нему, глядя легкомысленно, как и всегда - небрежно и играючи вращая Чэньцин на пальцах. Он не спрашивал, утверждал.
— Да, — твердо и коротко ответил Цзян Чэн. Он не собирался отступаться.
За все это время Вэнь Цин не произнесла ни слова. Её преследовало ощущение нереальности происходящего. Она боялась верить в то, что человек, известный непримиримостью к врагам своего ордена, готов был сделать ее саму и её родственников частью своей семьи.
Она давно запретила себе мечтать. Задолго даже до того, как внимание Вэнь Жоханя обратилось на неё и на брата. Вся её жизнь была борьбой. Последние годы под его покровительством предвещали лишь поражения. Она не испытывала надежд и не верила в случай. Вэнь Цин была полностью раздавлена произошедшим с братом, невозможностью ему помочь. Но вся её жизнь теперь - с болезненно-неуместной любовью - была наполнена ломкими, как тонкий осенний лед, надеждами. То, что происходило сейчас, она боялась спугнуть. Более того, она была готова сделать абсолютно все, что бы это продолжилось.
Короткий взгляд в сторону Вэй Усяня выдал её с головой - какие бы нежные чувства и надежды она не испытывала, страх за брата, находящегося на грани между жизнью и смертью, уже перешагнувшего за эту грань и вернувшегося чудовищем, не различающим друзей и врагов, пересиливал. Она разжала ладонь.
Цзян Чэн поймал её руку снова.
— Они присоединятся к нам позже, ведь так, Вэй Усянь? — Он так произнес его имя, что становилось совершенно очевидно - вариантов для ответа у него было немного.
— Конечно! — Вей Ин беззаботно заложил руки за голову. — Вы и обустроиться в Пристани Лотоса не успеете, как мы к вам вернемся. Мы же оба сможем вернуться, Цзян Чэн? — Точно с таким же тоном в конце отозвался Вэй Усянь, улыбаясь во всю возможную ширину лица. — Ко всем новым адептам Ордена Юньмэн Цзян отнесутся одинаково?
— Ну разумеется, — Цзян Чэн закатил глаза. На пальце сверкнула молния, свидетельствующая о крайней степени нетерпения.


Торговая улица в Илине была необычайно оживленной. Активнее, чем обычно, тут и там разгорались жаркие споры о цене, торговались даже за самую малую протухшую рыбешку в корзинах у торговцев, не говоря уже о более пристойных товарах. День был в самом разгаре. Меж простых одежд крестьян и знатных господ то и дело мелькали платья заклинателей, и даже от них был слышен непристойный сплетненский шепоток.
«Нет, вы слышали…»
«В это просто невозможно поверить!»
«Большей дерзости нельзя и вообразить…»
«И это после такой славной победы!!!»
В тавернах и постоялых дворах разговор шел едва ли не в полный голос. Но стоило зайти хоть кому то, отдаленно похожему на заклинателя - все внимание было тут же приковано к нему. Не виднеется ли вышитого лотоса на одежде? Нет ли среди разноцветных ханьфу характерно-фиолетовых оттенков? Простой люд замирал на несколько мгновений, оценивая опасность, и кто-нибудь нарушал повисшую тишину. Совершенно непривычно, но кости мыли вовсе не ему. Вэй Усянь пил вино, прислушиваясь к сплетням, что обсуждали в полный голос за тонкой перегородкой.
— Нет, да как вообще можно было сделать подобный выбор? Что, достойных женщин мало?
— Да как вообще можно было выбрать эту ведьму из Вэ… — говорившему грубо заткнули рот ладонью. Возможно даже не особенно чистой. Под недовольное мычание, его товарищи, посмеявшись, опустошили свои чашки.
— Не произноси это имя вслух. Говорят, любого, кто произнесет имя проклятого ордена ждет страшная мучительная гибель! — мужчина в потертом временем одеянии посмеялся и состроил страшную гримасу, разливая вино по чашам снова. — И мужское бессилие… — заговорщическим шепотом под гнусное хихиканье произнес он, доливая последние несколько капель тому, кто заговорил о почти легендарной ведьме.
— Говорят, она красивее луны! Потому глава Цзян и потерял всякий разум.
— Тише ты, правда что! - зашикали с разных сторон, а кто то даже ударил по столу рукой.
— Да чего бояться сопляка, окрученного вэневской ведьмой?! Месяца не пройдет - Юньмэн снова обратится пеплом!!
— И правда что... вы вообразите - заявить на весь свет о подобном…
— Я слышал, орден Цзинь собирает заклинателей в новый поход.
— Неужели им так хочется снова устраивать резню? Сколько невинных людей тогда пострадало из-за их передела власти!?
— Да разве можно позволить дышать хоть кому-то из тех отродий?
— А ну заткнитесь! Не то тут сейчас война развяжется! - голос трактирщика резко перекрыл все недовольные возгласы. Наметанным глазом он верно отметил нарастающее раздражение, посетители уже недвусмысленно подскакивали, с целью пояснить собеседникам за то, стоит ли сжигать Юньмэн сейчас, или можно дождаться обсуждаемого события, и уже тогда идти с резней к едва восстановленному ордену.
А еще трактирщик давно приметил, с какой силой сжимает хрупкую чашу заклинатель, облаченный во все черное, вошедший лишь несколько минут назад в сопровождении другого высокого мужчины, одетого во все белое.
— Значит, Ханьгуань-цзюнь, моя шицзе вышла замуж, и церемония была выше всяких похвал?
— Именно, — Лань Ванцзи впервые нарушил молчание, коснувшись губами чаши с чаем.
— Какие интересные новости ты мне принес! А что же не говоришь о свадьбе моего шиди? Весь Илин судачит уже месяц!
— …
— Ладно, ты прав, зачем повторять новости, которые я уже и так слышал.
— Ты собираешься возвращаться в Пристань Лотоса?
Вэй Усянь уже открыл было рот, чтобы ответить, но на лице его разом сменилось несколько эмоций - напускная веселость исчезла, уступив место напряжению и сосредоточенности. Он подскочил, едва не опрокинув стол, и выхватил из кармана тлеющую печать.
— А-ай!!! Боюсь сейчас мне нужно вернуться на гору!!! Прости, Лань Чжань, угощу в другой раз. Заходи ко мне еще!!!
И он убежал, едва захватив с собой свои скромные покупки.
Трактирщик проводил взглядом заклинателей, велел официанту забрать деньги со стола, и вернулся к посетителям, разговор которых уже переключился с самой обсуждаемой темы последнего месяца.

Цзян Чэн коротко размахнулся, Цзыдянь просвистел мимо его уха, разбрызгивая во все стороны искры разряда, и сбил с ног адепта ордена Цзинь. Тот успел издать только полузадушенный вопль, когда его пронзил разряд молнии. Глава Цзян склонил голову к плечу, глядя на дергающего заклинателя, словно на букашку у своего сапога, раздумывая - раздавить или пройти мимо. Сапог пачкать не хотелось.
— Еще раз услышу от вас подобные заявления - утоплю в реке, оставлю там же на съедение навкам, — Цзыдянь угрожающе менял цвет от обжигающе-белоснежного до черно-фиолетового.
— Глава Цзян, это уже слишком! Орден Цзинь вам это не простит! — второй адепт подбежал к тому, которого все еще било судорогой после разряда Цзыдяня, и помог ему подняться.
— А почему я должен прощать вам оскорбление членов моего ордена? — он смотрел на них свысока, жестким и нечитаемым взглядом, чуть кривил губы, обнажая зубы в оскале-усмешке. Словно всем своим видом говорил: "И что вы мне сделаете, вы все, со своим орденом впридачу?"
— Но это же грязные Вэ… — выкрик был прерван ударом сапога по лицу. Цзян Чэн брезгливо сморщился и обтер подошву о землю. Все-таки запачкал об букашку...
— На территории Пристани Лотоса никогда не было и не будет никого с этим именем. А любому, кто его произнесет, я вырву язык. Вам ясно?
— Вам это с рук не сойдет, Глава Цзинь не позволит вам…
— И почему меня должно волновать мнение Главы Цзинь о том, что происходит в Пристани Лотоса? — Голос Цзян Чэна был похож на змеинное шипение. Цзыдянь засверкал ещё ярче.
В ответ ему бросили два недовольных взгляда, и адепты ордена Цзинь поспешили удалиться, с трудом заставив себя учтиво поклониться в конце, прихрамывая и буквально убегая. Цзян Чэн уже не смотрел на них, он обернулся к третьему дядюшке, который дрожал как лист на зимнем ветру. Только что ему пришлось лично вмешаться, иначе драку, а точнее попросту избиения, было бы не избежать.
Уже несколько месяцев члены клана Вэнь жили в пристани Лотоса, а Цзян Чэн и его подчиненные следовали девизу ордена и превозмогали невозможное.
Больше всего Цзян Чэн опасался, что адепты его ордена примут сторону тех же Ланьлин Цзинь, но как только в Юньмэне увидели, что приведенные с Луаньцзана это в большинстве своем пожилые и уже давно не практикующие заклинатели, а то и вовсе обычные люди - их приняли как родных, забыв о былой вражде.
Всем новоприбывшим быстро нашли дома и работу, недовольства не возникли даже тогда, когда глава Цзян вдруг объявил о помолвке с девой Вэнь.
Очередной визит с допросом на тему, где именно сейчас находятся члены ордена Вэнь состоялся через месяц.
Цзинь Цзысюнь стоял напротив Цзян Чэна и всем своим видом демонстрировал пренебрежение к мальчишке, который стал главной лишь из из-за трагической случайности. И сейчас этот щенок смотрел сверху вниз так самоуверенно…
— Где отродья Вэнь? — без приветственных речей поинтересовался Цзинь Цзысюнь.
— На Луаньцзяне, я полагаю. А что, вы по ним соскучились?
— Вы перегибаете палку, глава Цзян. Терпение Цзинь Гуаншаня не бесконечно. Неужели вы хотите конфликт с Ланьлин Цзинь из-за кучки отбросов? — Цзинь Цзысюнь ухмыльнулся, предполагая что своим тоном и тем, как он произнес слово "конфликт" он явно дал понять, какие нерадостные последствия их ожидают.
— Неужели в Ланьлин Цзинь хотят конфликта с покойниками ордена Вэнь?
— Нас интересуют живые, и вам это известно, глава Цзян.
— Советую прогуляться до Луанцзана. Там вы найдете представителей всех орденов. Как вам идея? - он говорил сдержанно, чуть улыбаясь, покручивая Цзыдянь на пальце.
— Ваш брак с безызвестной девой… из какого она ордена? Из ордена вашей матушки? - Цзинь Цзысюнь словно не слышал его язвительных ответов.
— Мне льстит, как много внимания вы уделяете моему ордену. Может и нам с Вэй Усянем больше времени проводить у вас?
Едва услышав имя Старейшины Илина, Цзинь Цзысюнь побелел. Последняя встреча с упомянутым окончилась крупной ссорой.
— Он путается с отродьями проклятого клана! Вас это до добра не доведет!
— Премного благодарен за ваши предупреждения. Вам пора.
— Хоть вы и подговорили всех в Мэйшане, но распоследний илинский пьяница знает, кто ваша жена!
Терпение и учтивость Цзян Чэна кончились. Резко поднявшись, он расправил ладонь, вокруг неё засверкали молнии Цзыдяня.
— Вам. Пора. Или я должен повторить это ещё раз?
В очередной раз посланники ордена Ланьлин Цзинь были грубо выпровожены за ворота Пристани Лотоса.

Цзян Яньли смотрела на на Вэнь Цин, и улыбалась. Заклинательница выглядела необычайно прекрасно. Алый цвет подвенечного наряда, золотые и алые мазки косметики оттеняли черты её лица. Она крутила в руках золотой веер, то и дело нервно поглядывала на окна. Карминно-красные легкие шелковые волны, расписанные золотой вышивкой, спадали с её плеч и бедер. В роскошном платье, подаренном Цзинь Цзысюанем и Цзян Яньли, она казалось нефритовой фигуркой, созданной самими богами.
— Не беспокойтесь, дева Вэнь. А-Сянь обещал, что они успеют. Он всегда держит слово, вам это хорошо известно.
— Да, просто… Я так волнуюсь, госпожа Цзян. Никогда не думала, что со мной произойдет все это. И уж тем более, что я стану хозяйкой Пристани Лотоса, после того, что здесь….
— Прошу вас, не думайте об этом в такой день, Вэнь Цин. Мы счастливы принять вас в нашу семью, счастливы, что вы стали той, кто укротил нрав моего братца, — смех Цзян Яньли зазвенел хрустальным колокольчиком. Она с особенной нежностью сжала хрупкие руки целительницы. — Вам больше нечего бояться. Мы с Цзинь Цзысюанем, А-Чэном и А-Сянем не дадим вас в обиду.
— Спасибо, госпожа Цзинь, — Вэнь Цин слабо сжала её руки в ответ. От волнения она не знала, что и сказать. Обернулась к зеркалу, поднимая чуть дрожащие ладони, чтобы опустить алый полупрозрачный шелк вуали, и чуть не вскрикнула, увидев в отражении мелькнувшую черную фигуру.
Вэй Усянь стоял у двери, низко поклонившись и не поднимая глаз.
— Извините, что мы так припозднились… А-Ли, у нас есть ещё время?
— А-Сянь!
От радости Цзян Яньли едва не подпрыгнула, но вспомнив, что она теперь строгая замужняя дама, тут же остановилась, напустила на себя серьезное выражение, но оно задержалось на её лице не долее секунды. — Ты… привел его? Ты справился?
— Конечно! Я же обещал! Дева Вэнь! Мои поздравления… Вэнь Нин… Иди сюда, живо! — он обернулся к дверям, стукнул раз по створке, и с новым поклоном выскользнул за пределы комнаты невесты, так ни разу и не поглядев на неё. Цзян Яньли поклонилась и вышла следом, пропустив в комнату рослую фигуру, завернутую в черный плащ.
— Цюнлинь… — недоверчиво прошептала Вэнь Цин, делая короткий шаг. Вэнь Нин снял капюшон, и робко улыбнулся. В глазах его сверкало искренне восхищение. Разве что бледная кожа и рисунок черных отметин на шее напоминало о том, что произошло на тропе Цюнци больше года назад. — Это правда… ты? Вэй Усянь смог….
— Да… Сестра, как ты красива!!! — он не раз и не два говорил эту фразу про себя, и даже вслух, когда был уверен, что Вэй Ин не услышит. Повторял, надеясь не запнуться. Но от волнения и восхищения, от того, как сильно скучал по сестре, он все равно заикнулся.
— Почему вы не дали знать, когда появитесь!? Ведь мы послали к вам гонца ещё месяц назад! — Вэнь Цин зажмурилась, сдерживая слезы радости, потянулась и обняла брата, с потерей которого едва не смирилась. Он робко прижал её к себе.
— Нам нужно было успеть… ещё в о-одно место. Мы успели! И сюда тоже! — Вэнь Нин улыбнулся ей снова - в этот раз даже уверенно. Отстранился, поискал немного за пазухой, и достал маленький футляр с выбитой на нем эмблемой ордена Вэнь. Вэнь Цин недоверчиво приняла его в руки. Черное дерево было теплым, хранило прикосновения многих пальцев до них. Внутри на бардовом шелке лежала простенькая деревянная заколка с золочеными резными элементами. Навершие её изображало собой полу раскрывшийся бутон лилии.
— Это ведь… мамина… вы были в Цишане? — по набеленной щеке все же соскользнула одинокая слеза.
Вэнь Нин кивнул.
— Все, что см-мог найти, — на его лице снова отразилась улыбка, он забрал заколку из её рук и аккуратно вставил в прическу. — Надеюсь,ты будешь счастлива…
— Обязательно, — тихо, но решительно ответила Вэнь Цин.
Церемония была пышной и яркой. Среди гостей не было Вэй Ина и Вень Нина, но часовые ордена Юнмэнь Цзян несколько раз не увидели двух мужчин в черном, что сидели на крыше, и мирно попивали вино. Вместе с темнотой фигуры их растаяли в вечернем мраке. Цзян Чэн получил от Вэй Усяня в качестве подарка на свадьбу самые пылкие заверения что он вот-вот вернется с Луаньцзана.

Чем выше Цзян Чэн поднимался в гору, тем неприветливее ему казался Луаньцзан. Даже не казался - он вспоминался. Пробирающий страх запускал в душу липкие холодные пальцы. Но стоило переступить границу леса, и выйти на поляну у Пещеры Спящего Демона, как все эти отягощающие чувства отступали.
С прошлого его визита это место сильно изменилось. Словно исчезло давящее ощущение, извечный туман. Все цвело - и деревья, и травы на ровных грядках. Произошли и совершенно неожиданные преображения. Взять хотя бы небольшой пруд, в котором покачивались лотосовые листья и головки отцветших лотосов, которые сейчас вдумчиво собирал Вэнь Нин, стоя по колено в воде и грязи.
— Цзян Чэн хотел было окликнуть его, спросить, где Вэй Усянь, но Вэнь Нин его опередил - обернулся резко, прищурившись, словно оценивая угрозу, а за тем опустил руки, и нелепо, едва не упав в пруд, поклонился.
— Глава Цзян! Молодой господин Вэй ждет вас в пещере!
— И давно вы знали, что я приду? Почему тогда он не вышел? — Цзян Чэн скрестил руки на груди, посмотрев на пещеру укоризненно. Толку с этого вышло чуть, так что оставив разговоры с Вэнь Нином на потом, он прошел ко входу в пещеру.
Кроме огромного, захламленного пространства, каждый свободный участок которого был занят чертежами и записями на обрывках свитков, мелкими деревянными поделками, талисманами и печатями, в пещере также была обустроена небольшая кровать, на которой находился Вэй Усянь с кувшином вина.
Он крепко спал, обнимая кувшин, или, по крайней мере, делал вид, что спал. Цзян Чэн проявил необычайное терпение - он ждал ровно три мгновения, прежде чем Цзыдянь разбил кувшин. На счастье Вэй Усяня кувшин был пустым. Осколки разлетелись, а сам Старейшина Илина резко распахнул глаза, хватаясь за флейту, но вместо угрозы обнаружил лишь Цзян Чэна.
— Это был отличный кувшин, между прочим. Мой любимый. Чего тебе тут!?
— Ты совсем страх тут со своими мертвяками потерял? Я тебе когда велел явиться!? — Цзыдянь все ещё потрескивал, но Вэй Усянь только лениво отмахнулся.
— Да ну, ты же понимаешь, тут столько возможностей, как я могу уйти…
— Пока твой… этот… Вэнь Нин будет готовить тебе супы из здешнего лотоса, у тебя оба племянника вырастут. Уверен, что хочешь это пропустить?
— Оба? - на лице Вэй Усяня появилось недоумение, а за тем озарение. — Так вот почему ты… Поверить не могу!!! — Вэй Усянь соскочил с постели, и подбежал к Цзян Чэну. - Вот так новость! И ты молчал! Да если бы я знал, я бы мигом явился.
— Значит, пора явиться. Только вот… — он замялся, вспомнив о вещи, которая волновала его даже больше, чем полумертвый брат любимой жены, которого тут, разумеется, Вэй Усянь в одиночестве не оставит. Да и А-Цин просила передать её личное приглашение для Вэнь Нина. — Печать…
— Забудь о ней. Если её и найдет какой-нибудь безумец, то унести её в мир точно не сможет.
— Что ты имеешь ввиду?
— Я построил хорошие барьеры, не сомневайся.
— Ты слишком самоуверен, — Цзян Чэн усмехнулся, хлопнув Вэй Усяня по спине.
— Как знать, как знать… — Вэй Усянь взял с постели плащ, стряхнул с него осколки кувшина. - Сильно сомневаюсь, что кто-то сунется в жерло вулкана.
С Луаньцзана спускались трое. Вэй Усянь возвращался домой.

@темы: Совет кланов, Орден Цишань Вэнь, AU/RPS, Текст

---

Yunmeng Jiang: AU/RPS. Пост 2

[Yunmeng Jiang]

Название: Синхронизация
Автор:  Yunmeng Jiang
Размер: 500х600 px
Персонажи: Цзян Чэн, Вэй Усянь
Категория: джен
Жанр: Pacific Rim!AU
Рейтинг: G
Примечание: Егеря точно бы звали Фея или Принцесса =)

Название: Моменты
Автор:  Yunmeng Jiang
Форма: сет артов
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн/Вэй Усянь, Вэнь Цин, Цзинь Цзысюань/Цзян Яньли
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: Иллюстрации к миди "Мельницы богов"

@темы: Арт, Совет кланов, Орден Юньмэн Цзян, AU/RPS

---

Yunmeng Jiang: AU/RPS. Пост 1

[Yunmeng Jiang]

Название: Мельницы богов
Автор:  Yunmeng Jiang
Бета:  Yunmeng Jiang и анонимный доброжелатель
Размер: миди, 21 029 слов
Пейринг/Персонажи: Цзян Чэн/Вэй Усянь, Цзинь Цзысюань/Цзян Яньли, Лань Сычжуй/Цзинь Лин, Сюэ Ян, Сяо Синчэнь, Не Хуайсан, Вэнь Цин, Не Минцзюэ, Лань Ванцзи, Вэнь Чао, Лань Сичэнь и другие
Категория: слэш, элементы гета
Жанр: драма, юмор, романс
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Бывают такие люди: скрипишь зубами, но любишь.
Предупреждения: медицинская AU, ромком, ситком, китайская медицина — облачко, шипперский фик для шипперов, онименяются, героибыникогда
Примечание: в настоящее время в Китае используется только одно имя. Но здесь используется два, потому что захотелось.

@темы: Совет кланов, Орден Юньмэн Цзян, AU/RPS, Текст

---

Голосование: драма/ангст/хоррор

[mdzs wars]

Голосование за выкладку на тему «Драма/ангст/хоррор» открыто.

В голосовании не могут принимать участие юзеры без дневника. В дневнике должно быть не менее 2 полных страниц записей (>40 записей), сделанных до 01.10.2019 года.

Организаторы сами проверят закрытые дневники.
Голоса от сообществ и общественных логинов не принимаются.

Голосовать можно минимум за 2 команды, максимум - за 3 команды. Голоса, в которых будет менее 2 команд или более 3, не принимаются. Голосовать за две и более работ одной команды нельзя. За свою команду голосовать можно.

Голосование продлится до 21 декабря включительно.

Каждый голос приносит команде 1 балл.

Форма голосования:

Команда 1 - название работы
Команда 2 - название работы
Команда 3 - название работы

В голосовании участвуют следующие команды:

Qishan Wen

"Гребень"
"Темнота и тишина"
"Развлечение"

Орден Гусу Лань

"Рука дающего"
"Черный след"
"Потрахайтесь тут еще"
"Выполнила"
"Наблюдатель"
"Убей меня"

Yunmeng Jiang

"Второй дом"
"Решение"
"Не открывай глаза"
"Ты как?"
"Ради него"
"Не снимая одежд, не развязывая поясов"

Орден Цинхэ Не
"Дорога в Цинхэ"
"Страх"
"Глаз бури"
"Веер"

@темы: Совет кланов, Драма/ангст/хоррор, Голосование

---

клан Не из Цинхэ: драма/ангст/хоррор. Пост 2

[Орден Цинхэ Не]

Название: Страх
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Размер: 1534
Пейринг/Персонажи: Не Минцзюэ, упоминаются Лань Сичэнь, Вэнь Сюй и немного других; бледный намёк на нелань.
Категория: джен
Жанр: ангст, драма с элементами экшена и хоррора, сон
Рейтинг: R
Краткое содержание: Не Минцзюэ снятся дурные сны
Примечание/Предупреждения:есть сцены жестокого обращения с животными (мало)

Запах прелых листьев и сырой земли бьёт в нос, голова сама собой поворачивается в нужном направлении.

Белка нашла орех и теперь торопится спрятать его поглубже, дергано перебирая своими маленькими трясущимися лапками с острыми коготками. Мелко дрожит всем телом, зная, что коготки вряд ли помогут.

До белки примерно семь шагов – он уже чувствует запах её меха, её страха – пять шагов – её мяса, её заполошно бьющегося сердца.

Два шага. Белка вскидывает голову. Под лапами ничего не треснуло, просто она закончила прятать орех.

Резкий толчок – он отрывается от земли. Белка несётся по земле, задрав хвост, прыгает на дерево, начинает громко верещать, когда чувствует, как дерево сотрясается от прыжка, – знает, что не её прыжка, вот и орёт. Дико вращает чёрными бусинками глаз, мечется по широкому шершавому стволу.

Не видит хищника, хотя чувствует его всем своим тельцем. Забирается на ветку повыше, там спокойнее.
Ещё один прыжок – и белка оказывается придавленной к неровной коре. Дергается, силится выбраться из-под тяжёлой лапы, разомкнуть хватку, вырваться из когтей, которые, словно в рыхлую землю, легко вошли в твёрдую древесину. Верещит.

Он втягивает сырой осенний воздух, приправленный страхом, и, урча от удовольствия, чувствует, запускает иглы зубов в тёплую плоть. Наесться этим, конечно, нельзя, но ненадолго утолить жажду – вполне.

…В гонке осенней охоты он смутно помнит себя, не может повторить свои цели, даже язык в пасти, кажется, забывает, как нужно ворочаться по-человечески. Есть только ворох запахов, который ведёт его, и неуёмная жажда новой добычи.

Когда холодный рассвет разливается по небу, он приходит в себя, чувствуя, что он крупный зверь, который ест большую птицу. У птицы человечья голова и подозрительно знакомое лицо с семейными чертами, хоть и слишком мелкими и искажёнными гримасой ужаса…


…Не Минцзюэ не спит уже пять ночей. Он медитирует перед сном, ложится в постель, привычно отслеживает потоки энергии в теле, с каждым выдохом заставляя их течь медленнее, становиться холоднее и спокойнее. Представляет, как золотое свечение расходится лучами от ядра и окутывает всё его тело, выгоняя лишние сгустки чужеродной энергии. Выравнивает дыхание. Засыпает глубоко.

И проваливается в кошмары.

Чудовищно правдоподобные, со звуками и запахами, с ощущением ноющих мышц и сбившегося дыхания – после тяжёлого боя, долгой погони, нечеловеческих усилий. Не Минцзюэ словно проживает в этих кошмарах ещё один день и, измождённый, возвращается в день настоящий. Всё тело болит, а что-то в груди неприятно ноет от ощущения приближающейся беды.

С момента пробуждения он не закрывает глаза даже на секунду, боясь вернуться в кошмары среди белого дня.

Поэтому когда в Нечистую Юдоль приходят вести о пожаре в Облачных Глубинах, Не Минцзюэ не понимает сперва, происходит ли это наяву. Он чувствует только, что земля медленно выкатывается из-под ног, как неверный, шаткий камень, висевший над пропастью. Но почерк Лань Цижэня чёткий, а указания сухие и ёмкие. Не Минцзюэ согласен: поздно лететь на помощь, Вэни не вернутся на устроенное пепелище, они скорее пойдут в новые места. Не Минцзюэ кивает письму: он подождёт, и если Вэни не объявятся в Нечистой Юдоли в ближайшие дни, он отправит свой отряд для помощи в восстановлении в Гусу. Если Вэни объявятся, отряд выйдет с задержкой.

Не Минцзюэ выдыхает сквозь зубы и злится: Лань Ванцзи обязали явиться в Цишань как наследника клана. Значит, Вэни объявятся точно. Наверняка в скором времени, на правах старых добрых соседей. Ведь вэньские отряды уже который раз по-соседски прочёсывают дальний берег реки у границы Хэцзяня.

Не Минцзюэ хочет верить письму: Лань Сичэня не было в резиденции, он в безопасности. Но Не Минцзюэ знает почти наверняка: тот скорее в бегах, чем в безопасности. Тело ноет уже не от усталости, а от невыносимого желания немедленно вскочить в седло, на саблю, хоть на грозовое облако – и мчаться вперёд, на поиски человека, в страхе за которого сердце то замирает, то бьётся пойманной птицей.

Но в груди что-то упрямо тянет и гулко гудит, как огромная труба монахов, ведущих службу в старых монастырях. Этот гул отражается во всём теле и говорит о беде, которая ждёт его самого, которая катится к его порогу, как лавина в солнечный день. Не Минцзюэ пока не может оставить дом.

Не Минцзюэ ложится спать. Ночью на Цинхэ налетает гроза, мелкая дробь дождя щедро сыплется на крыши, подбадриваемая выкриками грома. Молнии разрезают небо вдоль, разлучая его с землёй, и всё вокруг содрогается от ужаса.

Не Минцзюэ снится, как конь, преодолевший уже сто дорог, уставший и дрожащий от долгой скачки, грузно падает в реку, дико ржёт, отталкивается от неровного дна, едва не скидывая седока. Вода клокочет и бурлит, разбиваясь о камни. Не Минцзюэ чувствует, как кровь и энергия приливают к его ногам, придавая ему сил держаться. И почти видит, как съезжает седло, не закреплённое плотно из-за спешки. Конь снова рвётся вперёд, ещё и ещё раз, и со следующим рывком точно окажется на берегу – и наверняка без седла. Руку внезапно обжигает сто укусов, и Не Мицнзюэ наконец замечает еловую ветку, вцепляется в неё голыми ладоням, тянется за ней, как за спасительной верёвкой. Боль искрой пробегает от запястья к плечу, ноги сводит судорогой, а седло неотвратимо скользит вниз.

Рывок – и конь бросается вперед, ржёт, ударяясь копытами о землю. Не Минцзюэ ведёт куда-то влево и вниз, он ревёт, напрягает руки, превращается в одно большое слитное движение, стремится всем существом к земле. Он не может упасть, не может, – бьётся в голове.

А в следующий миг мир переворачивается, гаснет и вновь вспыхивает яркими красками. Дух вышибает от удара, но Не Минцзюэ всё равно чувствует запах свежей весенней травы, запах еловой смолы, облепившей ладони. Не слышит, но ощущает всем телом, как рядом топчется испуганный конь. Поворачивает голову и видит, что даже седло осталось на нём, только съехало под брюхо. И начинает хохотать, громко, долго, до боли в груди. Словно это смешно, так бояться горной реки. Словно это не глупо – плотно не закрепить седло.

Не Минцзюэ резко садится.

Шею и плечи сводит, а правая рука не слушается вовсе, словно в бреду. Не Минцзюэ нажимает на нужные точки, левой рукой сгибает правую в локте, в запястье, растирает пальцы. Покорно ждёт, пока волна энергии смоет боль и ощущение уколов сотни острых иголок.

До рассвета, должно быть, осталась пара часов, что принесёт новый день, не известно никому. Поэтому Не Минцзюэ заставляет себя уснуть ещё раз, аккуратно укладываясь на спину.

…светлый лес сменился красным небом и запахом гари. Кругом остались только чёрные остовы деревьев и тлеющий бурелом. Словно солнце сошло с ума и пролило на землю кипящее пламя, уничтожив почти всё вокруг.

Впереди виден просвет, слышны человеческие голоса. Чем ближе, тем громче, но не различить, стоны ли это боли или бравурные выкрики победителей. Всё чаще яркими пятнами вспыхивают белые ханьфу, но радости от этого нет никакой: Не Минцзюэ откуда-то знает, что это одежды клана Вэнь, а не Лань.

Не Минцзюэ выбегает из леса и врезается в группу заклинателей. Бася вибрирует под рукой и нетерпеливо вскрикивает, вырываясь из ножен, описывает широкую дугу, отбрасывая двоих подальше. Почти инстинктивно, не глядя, Не Минцзюэ с силой выбрасывает руку с ножнами назад – и слышит сдавленный вскрик. Слева слышится тихий вой клинка, Не Минцзюэ делает шаг вперёд с разворотом – заклинатель пролетает мимо, а Бася опускается ему на спину. Не Мицнзюэ тянет саблю на себя и, вновь развернувшись, ударяет туда, где почувствовал движение. К его ногам падает заклинатель в белом и красном.

Сзади раздаётся смех. Низкий, довольный. Словно кто-то искренне рад этому зрелищу.

– А я всё гадал, Не Минцзюэ, успеешь ты или нет.

Вэнь Сюй, всё ещё сотрясаясь от смеха, едва складывает руки в издевательски-пренебрежительном жесте приветствия. Не Минцзюэ хочет ему ответить, но тут до ушей доносится чей-то голос:

– Какой клан Лань? Нет главы, нет и клана.

Вэнь Сюй снова заливается смехом, кричит что-то вслед, но Не Минцзюэ уже бежит туда, где стоит несколько человек.

– Пропустите его, пропустите! – орёт наследник клана Вэнь, скользя рядом на мече. – Ему очень нужно!

Заклинатели в одеждах с солнечным узором действительно расступаются, но Не Минцзюэ не может сделать дальше ни шагу. Возле их ног, неестественно отвернув от него голову, лежит заклинатель в слепящее белых одеждах, залитых кровью. Цепкий взгляд подмечает, как причудливо обагрился узор рукавов, похожий на бегущие облака.

Нет. Он не видит лица и не хочет верить своему страху. Нет. Ему не нужно видеть для того, чтобы знать.

Опоздал.

Говорят, люди в клане Лань все красивы и очень похожи, будто высечены из одинаковых камней нефрита. Будто все на одно лицо. Но Не Минцзюэ уверен, что он не спутает этот разлёт бровей, этот изгиб губ с другим. Что узнает даже на ощупь – эту линию скул, по которой невидяще скользит сейчас пальцами, этот шёлк ресниц – всё такой же, даже на закрытых мёртвых глазах. Эту линию шеи, скрытую за воротником, в которую утыкается сейчас, не сдерживая воя.

Но голоса нет. Есть только смех Вэнь Сюя, который он прерывает ради того, чтобы доверительно сообщить:

– Такая досада, знаешь. Лань-сюн, наверное, споткнулся и упал с обрыва. Случайно – а там наши мечи. Такая досада, знаешь.

Не Минцзюэ сжимает в объятьях ещё тёплое тело, силясь влить хоть каплю энергии, и не может. Энергии нет, сил больше нет.

Только нос забивает запах крови и гари.

– Кстати, твой брат… – тянет Вэнь Сюй.

…Не Минцзюэ вскакивает с немым криком, пытается отбросить одеяло, но лишь потом понимает, что не может – потому что не может разжать кулаки.

– Отпусти! – кричит он сам себе раньше, чем понимает что делает.

Сердце в груди бьётся как сумасшедшее, а руку сводит так, будто в ней вибрирует Бася. Одеяло скатывается к ногам, ловя первый рассветный луч. Не Мицнзюэ хватается за него взглядом.

– Нет, этого нет, – выдыхает он.

В воздухе не слышно ни запаха гари, ни хвои, ни листвы.

Название: Глаз бури
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Размер: 1298 слов
Пейринг/Персонажи: Не Минцзюэ/Мэн Яо
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Мэн Яо действительно хочет быть уникальным и единственным для Не Минцзюэ, и для этого все методы хороши.
Примечание/Предупреждения: возможный ООС, вольное обращение с каноном, отчётливое влияние дорамы.

Надёжный. Целеустремлённый. Отважный. Самоотверженный. Да.

Мэн Яо не мог забыть и выкинуть из головы все эпитеты, которыми его так ошарашил глава клана Не. Так чувствует себя человек, стоящий на кромке урагана — опасно, и стоило бы бежать, но очаровывает, пропитывает первобытным безумием неудержимой стихии. А потом ураган захватывает тебя, стремительно куда-то несёт, и приходишь в сознание в самом центре. Да, вокруг беснуется хаос, но здесь тихо, потрясающе уютно, тепло, и буря обнимает со всех сторон, прячет от мира. Глаз бури смотрит на тебя с безжалостных небес, и если хватит ловкости остаться в этом центре навсегда, ни один порыв яростного ледяного ветра не коснётся твоего тела.

— Как она? — Не Минцзюэ попытался смягчить резкий голос, и вошёл беззвучно, деликатно отодвигая тонкую кисейную завесу, не пускавшую докучливых мух.

Мэн Яо осторожно приложил к губам указательный палец, сокрушённо покачал головой. Пожилая женщина на кровати действительно была очень плоха, смерть уже простёрла над ней властную руку, и единственное, что он мог сделать для несчастной — облегчить её страдания. Слуги шептались, превознося самоотверженность Мэн Яо, ходили на цыпочках. Он мягкими движениями, чтобы не тревожить умирающую плеском воды, отжимал мягкую ткань, менял примочку на её пылающем лбу. Поил травяным настоем, капая в приоткрытый рот с кончиков пальцев — она не могла глотать, но лекарь надеялся, что если вот так, бесконечно долгими часами, по капле, то хоть что-то усвоится, поможет ей не мучиться.

— Ты должен поспать, — выдохнул в самое ухо еле слышный голос Не Минцзюэ. — Третий день не спишь. Глаза красные.

Он только помотал головой, упрямо растирая ей руки лёгким маслом с нежным цветочным ароматом. Служанки рассказали, что старая нянька главы клана любит этот запах. Мэн Яо окружил её любимыми вещами, с целеустремлённостью фанатика добывая сведения у всех подряд. Рядом с кроватью — ваза, полная красных яблок. Да, она не может есть, но когда гаснущий взгляд скользил по сочным плодам, на бледных губах появлялось подобие улыбки. Она заставляла маленького Не Минцзюэ съедать каждый день по спелому яблоку, считая это лучшим средством от всех болезней.

Мэн Яо оставался с ней до конца. Успел послать за главой, когда нянька беспокойно пошарила пальцами по лёгкому одеялу, чтобы он смог проститься. Отчаянно ловил Не Минцзюэ за руки, когда он в бешенстве начал было крушить комнату — слуги суеверно шептались, что Мэн Яо точно решил умереть, никто не осмеливался попадаться ему в моменты гнева. И награда, упавшая в руки, была воистину огромной. Слёзы. Злые бессильные слёзы по-настоящему сильного человека. Эти слёзы пропитали ханьфу на плече. Да, Не Минцзюэ вырвался из рук, едва не свернув ему шею, ушёл, предоставив ему заниматься похоронами, но до этого… Мэн Яо не мог перестать трогать влажное пятно на плече, что-то внутри сладострастно дрожало, вынуждая сгибать пальцы хищными когтями. Как он неумело рыдал, стыдясь этих жалких звуков… Стоило закрыть глаза, и этот плач шёпотом нежной музыки ласкал слух.

Один за другим при разных обстоятельствах умирали люди, которые так или иначе были дороги главе клана. Мэн Яо самоотверженно боролся за каждого. Не было человека более преданного, его самоотречение в служении господину вызывала суеверную оторопь. Иногда ему удавалось вырвать человека из когтей смерти — Не Минцзюэ не помнил себя от радости, а радость выражал своеобразно. Один раз хлопнул по плечу, счастливо оскалившись, и Мэн Яо долго лечил тяжёлый ушиб. Но это такие мелочи.

— Господин Не, — Мэн Яо склонился в безукоризненном поклоне, глядя на разгорячённого тренировкой главу клана, как он опускает саблю и хищно поворачивается. — Вы велели сразу бежать к вам при любых новостях.

Он снова еле дышал от возбуждения, когда в тёмных глазах Не Минцзюэ расширившиеся зрачки плеснули глубокой темнотой, губы недоверчиво дрогнули, как будто боялись выпустить улыбку.

— Ты пришёл сам, значит…

— Да, — Мэн Яо склонился ещё ниже, спрятав раскрасневшееся лицо. — Жизнь вашего родственника вне опасности. Конечно, нужно будет строго соблюдать рекомендации врача, лежать, принимать лекарства, но уже через пару недель он сможет сесть в седло.

— Ох, — Не Минцзюэ резким жестом послал саблю в специальную подставку, махнул рукой, отпуская прислугу, и Мэн Яо ошарашено застонал в крепких объятиях. От главы клана пахло свежим потом, разгорячённой кожей, как от сильного зверя.

— Спасибо, — глухое рычание прокатилось по всему телу, ноги сами подогнулись. Упал бы, если бы не крепкие руки. — А-Яо, спасибо.

Всегда жёстко сжатые губы оказались такими сладкими в неистовом поцелуе, Мэн Яо только задыхался, захваченный этим ураганом, еле слышно стонал от боли — Не Минцзюэ никогда не контролировал силу рук, но именно это и нравилось. Ему хотелось большего, но не осмелился. Нет, не осмелился. Нужно очень быстро бежать в глазе бури, чтобы не попасть под порывы жестокого ветра.

Это ничего, что чудом спасённого дядюшку спустя пару месяцев насмерть затоптал взбесившийся жеребец. Только дядюшка умел так воспитывать боевых коней. Рано или поздно его мастерство должно было ему изменить. Чудо по имени Мэн Яо убивалось больше всех, ведь он столько сил приложил, чтобы вылечить страдальца. Жестокие небеса, жестокая судьба. Почерневший от горя глава клана не отпустил его в тот вечер — уснул, лёжа головой на коленях Мэн Яо, а тот побоялся пошевелиться и потревожить своего свирепого господина. Сидел до утра неподвижно, с упоением выглаживая суровое лицо, стирая горькую складку у губ.

— У меня остался только брат, — прошептал Не Минцзюэ, и Мэн Яо вздрогнул от неожиданности. Не смог определить, что глава клана уже не спит, одёрнул руки. — Нет, продолжай. У меня остался только младший брат… и ты. Мэн Яо. Сохрани для меня Не Хуайсана. Ты сможешь, я знаю.

— Вы доверите мне молодого господина?

Вместо ответа Не Минцзюэ порывисто сцапал его за волосы, потянул согнуться. Держал крепко, дышал в губы, как будто пытался влить в него часть своей силы. Мэн Яо не нужно было так держать, он и не хотел вырываться. Ощущение власти вползало под кожу медленно, опасно трогало острыми когтями бешено стучащее сердце.

— Обещай мне.

Мэн Яо осторожно накрыл пальцами его судорожно сжатый кулак. Наклонился ниже — задеревеневшая от долгой неподвижности спина жалобно заныла.

— Обещай.

— Господин Не, — он еле задевал губы сдавленным дыханием, почти ощущал прикосновение.

— Обещай, что умрёшь, но сохранишь. Для меня.

Что оставалось делать? Мэн Яо не мог не восхищаться фанатическим чутьём своего господина. Вряд ли он догадался, вряд ли понял. Чуял на уровне звериных инстинктов? Обезоружил одной лишь просьбой. В груди ломило от желания прижаться к его губам, выпить эту горечь.

Эта просьба поселила в нём страх. Безотчётный жадный ужас не давал спать ночами. Мэн Яо столько раз стоял над спящим Не Хуайсаном, перебирая в уме способы, как избавиться от него и остаться единственным в сердце Не Минцзюэ… и не мог найти. Здесь не подошёл бы яд, как в случае со старой нянькой — было интересно поить её отравой, медленно сводящей в могилу, вместо назначенного лекарем снадобья. Здесь не годился и подстроенный несчастный случай — к боевому коню Не Хуайсана было не подтащить. В горле давил скомканный вопль… этот сопляк занимал его место. Даже подушкой не удушить.

Мягкий. Слабый. Глупый. Бестолковый младший братец. Оберегать его от опасностей было не сложно, личное чудовище на страже — это выгодно, это лучший способ защитить кого угодно. Мэн Яо распознавал риск ещё до того, как он становился очевидным, чувствовал кожей. Пусть лучше эти его приятели из ордена Юньмэн Цзян станут причиной его смерти, раз тянут его на рискованные приключения. День за днём. Месяц за месяцем… годами не позволять себе ничего, кроме жалких крох внимания, таких драгоценных…

— Моя любимая жертва, — Мэн Яо время от времени укладывал отрубленную голову Не Минцзюэ себе на колени, как тогда. — Как я мог позволить тебе любить кого-то ещё, кроме меня? Они должны были умереть, а покойники быстро забываются…

Он ласково причёсывал и переплетал волосы Не Минцзюэ, скользил пальцами по его лицу, непримиримому даже в смерти. Теперь можно было целовать его столько, сколько душе угодно, сколько угодно сладострастному чудовищу где-то внутри.

— И уж конечно я не мог позволить никому другому убить тебя. Только я… только мне можно. Только я знаю, что с тобой стало, Не Минцзюэ. Только мне плакать над тобой.

Глаз бури. Единственное спокойное место в этой жизни. Как его найти теперь, если он убил бурю своими руками? Оставалось только по возможности выполнять последнее обещание — хранить молодого господина Не… до самой смерти.

Название: Веер
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: Орден Цинхэ Не
Пейринг/Персонажи: Не Хуайсан
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: Не Хуайсан и его веер.
Примечание/Предупреждения: стихотворение

Веером взмахну рукой дрожащей.
Не спеша течет на нём река,
По пергаментному небу бродят
Созданные кистью облака...

Хрупкие бамбуковые планки
Щепками вопьются мне в ладонь.
Я кричу до хрипа, но лишь эхо
С дальних гор ответит мне. Не тронь!

Порванной бумаги не касайся,
За бинтами нервно не беги,
Ничего не говори, не надо...
Веер жалко, но не жаль руки.

Ведь она слаба: не удержала,
Не спасла, позволила уйти.
Веер жалко, очень был красивый.
Надо бы другой такой найти.

Впрочем, нет! Смогу исправить этот!
Планки вырежу заботливой рукой,
Склею облака с рекой... Готово!
Только брат все – так же – не со мной.

@темы: Совет кланов, Орден Цинхэ Не, Драма/ангст/хоррор, Текст

---

клан Не из Цинхэ: драма/ангст/хоррор. Пост 1: миди

[Орден Цинхэ Не]

Название: Дорога в Цинхэ
Автор: Орден Цинхэ Не
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: 9437
Пейринг/Персонажи: Не Хуайсан
Категория: джен
Жанр: приключения, хоррор, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: что случилось бы, если бы Не Хуайсан после происшествия с черепахой-губительницей остался бы один?
Примечание/Предупреждения:

спойлер

депривация сна


После побега из пещеры черепахи, ученики разделились на группы, чтобы вместе отправиться в свои кланы, никто из них не знал, что будет их ждать – попытаются ли их вернуть в распоряжение клана Вэнь, убьют на месте или же дадут уйти с миром, но едва ли кто-то из них всерьез надеялся на легкое разрешение конфликта. Адепты Гусу Лань выглядели неважно, но они нашли в себе силы предложить другим ученикам из соседних орденов пойти вместе на восток. Другие разделились. Цзян Ваньинь поспешил за помощью, оставив за старшего одного из учеников и один пошёл вперёд. Цзинь Цзысюань, как негласный лидер, предложил идти на восток более медленным, но безопасным путём по землям Ланьлинь Цзинь и их вассалов, а затем по землям Цинхэ Не для тех, кому нужно было дальше. Земли, что лежали на севере, были давно и прочно под контролем Цишань Вэнь, и проходя через них, ученики не были в безопасности. Некоторые из учеников решили, что идти с большой группой будет опасно и ушли своими маленькими группками.

Не Хуайсану не особенно нравилась идея идти такой большой толпой по неизвестной территории без карты, по лесу, полному ручьев и мелких бурных речушек, оврагов и невидимых в высокой траве расщелин, но, похоже, остальные ученики его клана уже относились к Цзинь Цзысюаню как лидеру. Не то, чтобы это его задевало, Цзинь-сюн был надежным, сильным и благородным. Да и в случае засады или прямого столкновения в большой толпе было бы проще потеряться. Всё время, что он провёл в расположении клана Вэнь, он боялся, что его могут использовать в качестве инструмента давления на брата, в основном из-за сложных отношений Не и Вэнь, а теперь перспективы возвращения в резиденцию клана Вэнь в качестве заложника выглядели ещё более мрачно.

Длинной неровной колонной они выдвинулись на север, однако, к ночи наткнулись на дозорный пункт клана Вэнь, расположенный между почти отвесным скалистым склоном и темным густым лесом, круто уходящим вниз. Это было большое, надежное укрепление, окруженное частоколом с наблюдательными вышками, там они останавливались на ночь перед тем, как их выгнали искать пещеру. Им бы пришлось проползать по одному, с большими временными промежутками.

– Цзинь-сюн, – он потянул за рукав, – выше по дороге есть холм с большим деревом.

Цзинь Цзысюань присмотрелся к силуэту на фоне темнеющего неба и кивнул. Он показал ориентир остальным ученикам и отправил на разведку одного из своих шиди. К этому моменту Не Хуайсана охватила усталость и предельное нервное напряжение, и он воспринимал происходящее с равнодушием, потеряв как страх, так и желание выбраться. Он сидел у дерева, обхватив колени и бесцельно смотрел в пустоту, и был не один такой – большинство старалось держаться, но некоторые из учеников тоже поддались этой усталости и не могли найти себе места.

После возвращения разведчика, нашедшего безопасный путь, по одному они уходили в темнеющий лес и пытались пробраться мимо дозорных.

И, разумеется, не всё прошло гладко. Кто-то в середине цепочки обнаружил себя, и дозорные рассредоточились по лесу. К тому времени половина учеников Не уже была далеко впереди – Цзинь Цзысюань убедил их, что лично будет присматривать за Не Хуайсаном.

Огни факелов и талисманов стали освещать лес опасно близко к оставшейся группе беглецов, и когда сгущающуюся темноту пронзила горящая стрела, им пришлось броситься в разные стороны. Цзинь Цзысюань только и успел сказать оставшимся ученикам, чтобы держались ориентира.

Не Хуайсан даже не успел понять, кто именно схватил его за плечо и потащил в кусты, вглубь погружающегося в сумерки леса, прижал к земле в густых зарослях лещины, видел только рукав формы Не и чувствовал частое неровное дыхание на своей макушке. Сквозь ветви он видел, что Цзинь Цзысюань, вооруженный трофейным мечом, прячется за толстым дубом недалеко от них, его светлые одежды слишком выделялись на фоне темных стволов. Каждый всматривался, вслушивался – насколько близка угроза, откуда раздается шорох шагов, какую область осветит пламя. Болезненная апатия немного отступила, но на смену ей пришли головокружение и тошнота; Не Хуайсан больше всего хотел сейчас оказаться рядом с братом, неважно где, только бы сильный и грозный старший брат защищал его.

Теперь, когда заклинатели клана Вэнь заметили разбегающихся учеников, они медленно шли по лесу, это было испытание силы воли и крепости нервов - кто из загнанных в ненадежное укрытие сдастся первым и побежит, прежде чем его обнаружат, кто из преследователей сумеет найти беглеца или подобраться достаточно близко, чтобы спровоцировать. Сам Не Хуайсан из своего укрытия не видел почти ничего, только землю, покрытую влажной листвой, ветки кустов, смутные силуэты темнеющего леса и яркое пятно одежд клана Цзинь, и ни одного огня факела, талисмана или горящей стрелы, однако, он чувствовал, как напряжен был закрывавший его собой ученик, как сжималась рука на его предплечье и слышал шаги, справа и слева, пока ещё далеко впереди. Шаги справа удалялись от их укрытия. А слева медленно приближались. Ближе и ближе. Далеко справа медленно двигалось пятно света, уже в ограниченном поле зрения Не Хуайсана, но пока было тихо, все ученики сидели в своих укрытиях и едва дышали. Шаги слева затихли. Кажется, мимо них просвистела стрела и ударилась в землю стрела.

– Второй молодой господин Не, – едва слышный шепот прямо у его уха был полон решимости и обреченности, – пожалуйста, бегите.

Его бесцеремонно оттолкнули ещё глубже в заросли ниже по склону. Бежать сейчас казалось ему плохой идеей, но было уже поздно, цепная реакция была запущена, из-за кустов доносился шум, крики и звон мечей. Он неловко вылез из-за кустов и побежал, не разбирая дороги, высматривая в сумеречном лесу огни и белые одежды. Звуков вокруг стало слишком много, но со временем они отдалились и стихли, совсем стемнело и идти пришлось медленно и осторожно.

Он остановился передохнуть за толстым стволом дерева, отчаянно вслушиваясь в звуки сумеречного леса, но ни один из далеких шорохов не позволял определить ни скрывающегося беглеца, ни спешащего преследователя; пока его защищали лесные заросли, но дальнейший путь надо было тщательно продумать. Дерево-ориентир по-прежнему четко выделялось на фоне неба с первыми звездами, но, кажется, теперь оно было немного не там, где он рассчитывал, а намного правее. Резкие звуки прямо за его спиной заставили встрепенуться. К нему приближались быстрые шаги и резкие голоса, яркое пламя в их руках далеко отбрасывало трепещущие тени. Не Хуайсан сначала запаниковал, но приближающийся источник света осветил пышные заросли высокой травы, уходящие вниз, и ему ничего не оставалось, кроме как попытаться спрятаться в этой траве, и перекатился в заросли, надеясь, что его не заметят. Он скатился на дно неглубокого оврага, несколько раз неприятно ударившись о камни, и затаил дыхание, прикрытый зарослями каких-то развесистых лопухов, практически закрывавших небо. Голоса и огни не желали исчезать, приближались и отдалялись – кажется, над оврагом проходила тропа, но сказать что-либо точно, лежа на дне, он не мог.

Выбраться из оврага он смог только под утро, когда голоса и огни совсем пропали, уже светало, и снова нужно было идти со всей осторожностью, высматривая белые одежды среди кустов и деревьев. На его удачу, было тихо, ориентир был ближе, чем казалось ночью; однажды он заметил издалека часового и обошел его, спустившись вниз по склону. Когда солнце было уже высоко, спуск стал слишком крутым, а потом сменился подъемом – холм с ориентиром был совсем рядом, по нему была проложена тропа, и ближе к полудню Не Хуайсан наконец-то смог выдохнуть. Но в роще на холме не было ни одного ученика, и его охватила паника, несмотря на то, что именно этого он и ожидал. На дубе-великане, служившем беглецам ориентиром прошлой ночью, нашлись свежие царапины: несложный ребус, адресованный тем, кто не смог добраться вовремя, сообщающий о том, что основная часть их группы вышла в Ланьлин на рассвете. Все слишком сильно усложнилось. Он ни за что не сможет добраться до Цинхэ, у него нет ни карты, ни припасов, совсем ничего нет, и сам он слабый и ничего в одиночку не сможет, его схватит первый же патруль, и кто знает, что с ним будет потом. Предаваться панике не имело никакого смысла, но остановить удушающий приступ он уже не смог, голова кружилась, вернулась отступившая было тошнота, и всё, что он смог – сжаться в комок, давясь подступающими слезами.

Из малодушного приступа жалости к самому себе его вывели громкие голоса и шаги, не пытающиеся скрыть своего присутствия. Бежать было поздно – роща на холме была полупрозрачной и пронизанной полуденным солнцем – оставалось только надеяться, что дозорные не заметят его за толстым стволом огромного дуба.

На его удачу, они и вправду прошли по тропинке, не сворачивая, и ушли дальше в рощу. Из их разговора нельзя было узнать ничего конкретного – сколько учеников попало в плен, сколько было убито, только то, что происшествие в пещере и побег заложников заставили Вэнь Чао поднять по тревоге все окрестные дозорные пункты, но никаких конкретных указов от уполномоченных лиц Безночного Города пока не поступило, а действовать сгоряча они оба не спешили. Проследив их путь, Не Хуайсан заметил на краю рощи наблюдательную вышку и маленький сарай при ней. Вышка была, по-видимому, направлена на широкую дорогу под холмом, ведущую от города у подножья горы к наблюдательному пункту, но сказать более точно он не мог – поспешный ночной побег сильно дезориентировал его, и он не был точно уверен, что они поднимались в гору этим путём. Дозорные довольно долго разговаривали, прежде чем смениться, но до места его укрытия не долетали даже обрывки беседы, а приближаться он не рискнул – роща была слишком редкой и прозрачной.

Уверенный в своём укрытии, он пытался придумать, что делать дальше. У него не было карты и местность была совершенно незнакома, двигаться по горным дорогам в надежде выйти на тракт было неосмотрительно и опасно – он мог не только попасться, но и заблудиться. От мысли о возможном возвращении в плен снова застучали зубы, и ему потребовалось совершить усилие над собой, чтобы унять дрожь. Сарай и наблюдательная вышка выглядели многообещающе, но незаметно подобраться туда было бы непросто, не говоря о дозорных. Он не знал, насколько бдительны они сейчас, знают ли, что остальные ученики уже ушли отсюда; ни в коем случае нельзя было выдать своего присутствия, в прямом противостоянии у него едва ли был шанс даже будь он вооружен. Может, стоило дождаться ночи и в темноте и попытаться незаметно залезть в сарай. Риск велик, но внутри должно быть что-нибудь полезное. Или оставить эту затею и попытать удачи в другом месте. Например, понадеяться на то, что дорога под холмом ведет в город у подножья горы, через который они проходили. Но до города было всё равно два дня пути – без еды, воды и места для ночлега. Ночь в зарослях не далась ему легко – к утру земля остыла, и он замёрз.

От размышлений его оторвал шум. Прислушавшись, он понял, что один из дозорных покинул свой пост и направляется вглубь рощи, но с наблюдательной вышки его не должны были заметить, значит, это была либо большая удача, либо большая неудача. Он закрыл глаза и прислушался к шагам. Ему пока ничего не угрожало, дозорный уходил в противоположную от подъема на холм сторону, там Не Хуайсан не успел осмотреться, но упустить шанс, который мог подвернуться, он тоже не хотел, поэтому, собравши всю свою смелость и вышел из-за огромного ствола. В нужном ему направлении было ещё несколько толстых деревьев и густые заросли, где он мог бы спрятаться. Впереди отлично были видны одежды клана Вэнь.

Не Хуайсан старался продвигаться по роще так тихо, как он только мог, его сердце бешено колотилось, но руки не дрожали и разум был кристально чист, как будто сам воздух стал более прозрачным, цвета ярче, звуки четче, а предметы – объемнее. Что бы не привлекло сюда дозорного, выглядел он сейчас абсурдно легкомысленным; Не Хуайсан прекрасно мог видеть, как он спускается по пологому невысокому склону, заросшему зеленью, судя по звуку, ниже бежал ручей, чье тихое журчание было едва слышно из рощи.

Лучшей ситуации ожидать было глупо. Он нашел увесистый камень и спрятался за последним возможным укрытием, ниже по склону росла только густая высокая трава и совсем тоненькие деревца. Путь до конца спуска придется совершить в один заход и сразу же ударить. Тихо и быстро, пока не унялся огонь в крови.

Дозорный остановился у ручья и наклонился, чтобы зачерпнуть воды в две фляги. Не Хуайсан не стал раздумывать и, воспользовавшись заминкой, в три прыжка спустился вниз, занес камень и всем своим весом опрокинул едва успевшего обернуться дозорного. Спуск сравнял разницу в росте и телосложении, камень как будто немного вскользь прошелся по виску, но сила удара оказалась достаточной, и неудачливый дозорный, падая, ударился о камень на берегу ручья. Сердце Не Хуайсана было готово выпрыгнуть из груди. Раньше ему никогда не приходилось всерьез вступать в конфронтацию с живыми людьми, но эту проверку, он, к лучшему или к худшему, пока что проходил. Он нервно оглянулся в сторону наблюдательной вышки и изо всех сил напряг слух. Пусть самое сложное было позади, но ему ещё оставалось спрятаться и незаметно уйти с холма. С его точки обзора было видно только зелень и самую макушку вышки, значит, и его тоже не должно быть видно, но, повинуясь голосу бьющей в висках крови, он быстро вытащил всё, что было с собой у дозорного, лишь мельком глянув на лицо, не разбирая деталей и даже не интересуясь, убил ли его удар или только оглушил. От меча было мало толку, но вот лук и колчан со стрелами забрал. Фляги, к несчастью, уплыли ниже по течению быстрее, чем Не Хуайсан успел прийти в себя. Тщательно ощупывая рукава, он забрал все ценные вещи. По-прежнему нервно оглядываясь, всё же проверил пульс – нет, удар пришелся туда, куда нужно и оказался смертельным – поднялся и заспешил к своему сомнительному укрытию, бросил последний взгляд с вершины подъема на белые одежды в траве.

Теперь ему предстояло выбрать – немедленно бежать, попытаться залезть в сарай, когда второй дозорный поймет, что у его напарника что-то пошло не так, или ещё больше – дождаться этого и попытаться убить второго дозорного и получить возможность обстоятельно обыскать сарай. Наверху склона было место, годившееся для засады – раскидистые кусты вроде тех, в который он провёл остаток ночи, недалеко от тела, или можно было вернуться и осмотреть заросли внизу. Хотелось подробнее рассмотреть улов, но раскладываться в такой нервной обстановке он не решился. Второй дозорный наверняка насторожиться и догадается о засаде, едва увидев труп, а для того, чтобы его увидеть, не обязательно даже подходить к началу спуска. Вопрос только в том, подойдет ли он к телу, чтобы проверить пульс или сразу будет искать нападавшего. Во втором случае шансы Не Хуайсана выбраться живым и невредимым стремительно понижались. Если он не убьет второго дозорного, то он вызовет подмогу, и его будут искать. Придется найти надежное убежище и переждать не меньше нескольких часов, а значит, полдня пройдет впустую и идти опять придется ночью.

Его навыки стрельбы из лука не позволяли устраивать засаду слишком далеко или надеяться на точный выстрел по движущейся цели. Он выбрал большой дуб с раскидистой кроной и решил подождать. Если выдастся возможность выстрелить – хорошо, а если нет, то едва ли его станут искать так близко к наблюдательной вышке. Залезть на дерево для него не было сложностью – дома и в Облачных Глубинах он часто вставал пораньше и наблюдал за птицами, ставил кормушки и ловушки, забирался в удобное место и часами выжидал, не шевелясь. Единственным отличием было то, что в этот раз ему придется выстрелить. Риск был велик, но остановиться он уже не мог. Выбрав место с хорошим обзором, через которое, по его представлению, должен будет пройти второй дозорный, он приготовил стрелу и замер, выжидая. Спустя некоторое время вся решимость покинула его. Надежно ли его укрытие? Верно ли он выбрал место для выстрела? Не промахнется ли он? Хватит ли его рукам силы, чтобы нанести смертельное ранение? Может, всё же стоило бежать, дать дозорному поднять тревогу и переждать ещё одну ночь на дне оврага, моля духов предков, чтобы его не нашли? Он был голоден и устал, и это был бы первый его выстрел по живому человеку. Голова снова закружилась. Невозможно. Это было невозможно. Лучше немедленно бежать. Или залезть повыше и надеяться, что его клановые одежды скроют его в листве.

Он уже опустил руки и собирался убрать стрелу в трофейный колчан, когда увидел, что дозорный спустился с вышки и прошел ту часть пути, которую с его позиции не было видно. Он уже вышел к тому месту, которое выбрал для выстрела Не Хуайсан и, прикрыв глаза ладонью от солнца, вглядывался в рощу.

Не Хуайсану показалось, что дозорный смотрит точно на него. Может, наконечник стрелы поймал лучик солнца сквозь листву, а зоркий дозорный заметил это. Сердце ухнуло в пятки и замерло, дыхание остановилось, уши как будто заложило, и Не Хуайсан сам не понял, как натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала в грудь дозорного, но смертельным ранение не было. В панике Не Хуайсан вытаскивал из колчана новые стрелы и стрелял, с трудом прицеливаясь дрожащими руками. Вторым выстрелом он промахнулся и только прибил к земле рукав ханьфу. Третий угодил в руку. В глазах у него потемнело от ужаса, уши как будто вздрагивали в предвкушении звука взрыва сигнальной ракеты.

Когда он уже сидел на земле под деревом и пытался отдышаться, он понял, что практически ничего не помнит о произошедшем. Вроде бы у него дрожали руки. А вроде бы и наоборот, поражали его внутренний взгляд твердостью, какой могли бы гордиться его брат и родители. Кажется, он совсем не мог дышать – ни вдохнуть, ни выдохнуть, пока не скатился вниз по веткам, едва цепляясь за них в полуобморочном состоянии. Это подтверждалось его сбитым дыханием. Но вроде бы он сделал пару медленных глубоких вдохов между выстрелами. Вроде бы у него потемнело в глазах после третьего выстрела. А вроде бы он помнил, как целился в четвертый и в пятый раз.

Не в силах справиться с пережитым, он бессильно лежал на траве и ждал, пока перед глазами перестанут плясать разноцветные мушки и исчезнет ком в горле.

Восстановив дыхание, он с огромным трудом заставил себя не уснуть на месте и подняться. Сначала на колени, потом на четвереньки. После – небольшая передышка, ещё одно усилие разболевшихся мышц – и он заставил себя посмотреть на дозорного. В теле и вокруг было не меньше дюжины стрел. Большая часть мимо. Покачиваясь, он подошел ближе. В траве неподалеку от прибитого к земле рукава лежала откатившаяся по склону сигнальная ракета, а мертвая рука сжимала огненный талисман.

Голова снова закружилась, в глазах потемнело и Не Хуайсан поддался слабости – упал на траву рядом с телом и позволил себе немного полежать. Судя по положению солнца, у него было полно времени до смены караула. Но засыпать нельзя было ни в коем случае, слишком много нужно было ещё сделать. В голове было болезненно пусто, рука с непривычки саднила и горела, накатила усталость, хотелось есть, спать и плакать. Не Хуайсан позволил себе закрыть глаза на пару секунд. Слишком уж приятно солнце приятно подогревало через листву. Он открыл глаза и убедился – солнце было ровно на том же месте, что и в прошлый. Снова закрыл глаза. И открыл. Огромным усилием заставил себя встать. Нет, не сейчас. Ему слишком много надо сделать. В любой момент мимо может кто-нибудь пролететь, из дозорного пункта в горах или наоборот, что если ему захочется перекинуться парой слов или он просто будет достаточно наблюдателен, и заметит отсутствие дозорных под деревянной крышей вышки?

Не Хуайсан в спешке выдергивал из земли и тела стрелы и собирал их обратно в колчан, заодно прихватив и стрелы второго дозорного. Обыскивая тело, он испытал некоторое сочувствие к людям, которые, возможно, оказались на этом месте против воли, вынужденные подчиниться мощи ордена Вэнь, чтобы выжить. Но поделать с этим он ничего не мог – слишком пугающими были мысли о том, что он может оказаться пленником разъяренного Вэнь Чао, инструментом в борьбе против брата или в застенках Безночного Города. Но отогнав воспоминания, нервно огляделся по сторонам и поспешил к сараю.

В сарае было почти уютно – очаг с висящим над ним котелком, циновки, ящики с утварью и маленький бамбуковый столик. И там его ждало то, на что он даже не смел надеяться – шелковая карта окрестностей горы с дорогой от большого дозорного пункта, в котором их держали, к городу у подножья горы и нескольким ближайшим деревням, и почтовым станциям. Кроме того, в ящиках нашлось ещё больше талисманов, готовых и пустых.

Теперь он разложил все свои трофеи и обстоятельно перебрал их. Два с половиной комплекта талисманов – почти все свои он давно раздал другим ученикам. Пригодятся. Два кошелька. Нож – скорее кухонный, но большего ему и не нужно было, всё равно обращаться с ним он не умел. Скромный паёк – пара неаппетитных суховатых лепешек, завернутых в промасленную бумагу, несмотря на их вид, от одного взгляда живот заныл, а рот наполнился слюной, но времени есть сейчас не было, сначала он отойдет подальше от башни и тогда перекусит. Потрепанная книжка – легкомысленный роман. Не самая нужная вещь, но, возможно, ему повезет выменять ее в городе на что-нибудь полезное. Бумага – пригодится.

Денег в кошельках было немного, даже вместе с его собственными средствами сложно было сказать, хватит ли на дорогу домой. Кроме ночлега и еды, нужна была ещё неприметная верхняя одежда – он не мог позволить себе оставаться в накидке клановых цветов в землях Вэнь. Даже если он снимет накидку, всё равно будет слишком приметно. И самое главное – ему понадобятся карты, можно попробовать идти без них, опираясь только на слова местных, но это казалось ему слишком рискованным. К тому же, кто знает, сколько заклинателей ордена Вэнь он встретит. Возможно, ему придется сходить с широкой дороги и идти другим путем. Он с трудом представлял себе стоимость карт, но догадывался, что в пути придется на всём экономить. Весь опыт дальних путешествий ограничивался полетами со старшими, как правило, без остановок или с ночевкой в опрятной чистой гостинице. Когда он доберется до города и оценит возможные расходы, станет понятнее.

Не Хуайсан надеялся добраться до города без остановок, но он уже потерял половину дня и очень устал. Ночевка в лесу не входила в его планы, но он на всякий случай подобрал пару циновок.

Он глубоко вздохнул, прислушался – снаружи не доносилось ни единого звука – последний раз поспешно оглядел сарай, разложил вещи в рукава и, прислушиваясь и нервно озираясь, побежал под кроны деревьев. Последний раз бросив взгляд на тела в белых одеждах он на секунду замер и задумался. Прошлой ночью было холодно. И сегодня он может не успеть спуститься в город до темноты. Нет-нет, он не мог позволить себе разбрасываться такими вещами. Он спрыгнул к ручью и снял с неудачливого дозорного верхнюю накидку. Тело казалось тяжелым и неповоротливым, а накидка промокла и испачкалась, и к тому же она была слишком большой и слишком приметной, и никто ни в коем случае не должен был узнать, что она у него есть. Но она была плотной и тёплой, и здравый смысл подсказывал, что тёплая одежда ему пригодится.

Смотав из одежды узелок, он поспешил вниз по течению. Благодаря карте он теперь знал, где проходит дорога и стоят другие дозорные башни, поэтому он решил идти вдоль ручья, пока не отойдёт подальше от лагеря.

Солнце медленно опускалось по небу, ручей журчал и слепил бликами. Не Хуайсан постоянно оглядывался и прислушивался, но в этом ненормально тихом лесу он не слышал ничего, кроме ручья, шелеста листьев и собственных шагов. Дуб-ориентир пропал из виду, и уставший Не Хуайсан решил сделать привал. Его ноги уже подкашивались от усталости, от голода кружилась голова. Он разломил одну из лепёшек на две части и попытался съесть, но челюсти сводило и куски не лезли в горло, причиняя боль. Он с огромным трудом заставил себя проглотить несколько кусочков, обмакивая их в ручей. Но даже четверть лепёшки придала ему сил.

Он встал и отряхнул колени, раздумывая о том, чтобы найти себе удобную палку, и решил поглядывать по сторонам. Вскоре его взгляд зацепился за что-то в воде ниже по течению ручья.

Кожаная фляга разведчика Вэнь, та самая, которую он упустил ранее, болталась в воде, зацепившись за ветви! Не Хуайсан не мог не порадоваться своей необыкновенной удаче. Добротная и вместительная, но слишком приметная. Можно было бы спрятать её в рукав, но путник без фляги будет выглядеть подозрительно. Придётся продать или обменять её в городе на что-нибудь более простое. Но пока он набрал в неё воду и повесил к себе на пояс. Это немного подняло его дух, и, подобрав на земле какую-то палку, он продолжил спуск.

Но вскоре он услышал то, что так боялся – где-то за его спиной взорвался сигнальный огонь. Казалось, что это произошло где-то совсем рядом, Не Хуайсан запаниковал и упал в ближайшие кусты, пытаясь спрятаться. Его снова затрясло, лоб покрыл липкий пот, он начал задыхаться, а думать и вовсе не мог из-за парализующего страха – как будто сигнальный огонь взорвался прямо у него в голове. Он не знал, сколько времени от так просидел в кустах, дрожа и нервно вслушиваясь в мёртвую тишину неживого леса, прежде чем смог успокоить дыхание и заставить себе размышлять здраво. Уже смеркалось, значит, он должен был пройти довольно большое расстояние. К тому же, в сумерках его темные одежды станут для него преимуществом. И ещё он должен быть очень далеко от дороги. А тишина вокруг была лучшим доказательством того, что его пока никто не ищет и не преследует. По крайней мере, не здесь. Он неуклюже выбрался из кустов и поёжился – за время, что он провёл без движения, конечности затекли и стала явственно ощущаться наступающая вечерняя прохлада.

Он достал недоеденную четвертинку лепёшки, но опять едва справился с ней. Его тошнило, даже несмотря на завывающее чувство голода в животе, зубы отказывались жевать кусочки хлеба, а горло болело. С трудом закончивши скромную трапезу, он поспешил уйти подальше, пока ещё совсем не стемнело. Он уже не мог точно сказать, где находится и сколько осталось идти до места, где ручей впадает в речушку, которое он выбрал своим ориентиром для выхода на дорогу. Сейчас нельзя было с уверенностью сказать, что пугало больше – ещё одна ночь в лесу, где его могут искать, или ночь рядом с дорогой, где точно будут враги. По пути он приметил неплохую палку и теперь шел увереннее, проверяя путь перед собой. Она казалась слишком хрупкой и была коротковата.

Быстро темнело. Идти было всё тяжелее. Измотанный Не Хуайсан хотел как можно быстрее покинуть гору, поесть тёплого риса и лечь спать на настоящую кровать. Он вглядывался в наступающую темноту и напрягал слух, но вокруг была только неестественная тишина. Он решился зажечь один из огненных талисманов, чтобы осветить себе путь. Идти стало легче, но он по-прежнему вслушивался в гнетущую тишину, вздрагивая от каждого шороха.

Ему пока везло с погодой и уже вторые сутки подряд на небе не было ни облачка. Его передернуло от мысли, что он мог бы пробираться по лесу под дождём.

Он едва не упал на землю от неожиданности, когда где-то далеко взорвался ещё один сигнальный огонь. Горное эхо далеко разнесло звук взрыва, но теперь он видел, где в тёмном небе расцвел знак солнца, и точно мог быть уверен, что он пока в безопасности. Не Хуайсан ускорил шаг, стараясь держаться под деревьями. Если сейчас он достаточно близко к месту впадения ручья в реку, он сможет незаметно проскочить. Судя по карте, рядом с этим местом должен был находиться ещё один наблюдательный пост вроде того, какой был около большого дуба. Он задумался, как Цзинь Цзысюань и его группа прошли это место. Наверное, просто убили дежурных или заставили их отступить, воспользовавшись численным преимуществом… Ему не стоило об этом беспокоиться. Здесь и сейчас он был совсем один. Ни его брата, ни людей, которых он послал присматривать за ним. Никого. Только он сам, звёздное небо и адепты Вэнь. Он глубоко вздохнул и продолжил спускаться.

Над макушками деревьев пролетел патруль, Не Хуайсан в ужасе погасил талисман и прижался к стволу дерева, но, кажется, никто из них даже не взглянул вниз.

Шум воды усиливался, перекрывая все возможные звуки вокруг. Только громкая речь сможет пробиться через него. Идти дальше с огненным талисманом было слишком опасно, и Не Хуайсан погасил его.

И вскоре он увидел точно такую же деревянную башенку, как и у дуба. В лунном свете были отчётливо видны дозорные в одеждах Вэнь.

Не Хуайсан глубоко вздохнул и осмотрелся. По берегам реки не было деревьев, весной, должно быть, она заливала всю небольшую каменистую долину до самой башни. Накатил приступ тошноты и головокружения. Насколько он помнил карту, до подножия горы оставалось не так много, и он мог позволить себе ещё половинку сухой лепёшки, утром или самое позднее к обеду он будет в городе и наконец-то поест нормально. От одной только мысли о свежеиспечённой лепешке и дымящемся рисе с бульоном и овощами живот скрутило и рот наполнился слюной. Он усилием воли отогнал эти мысли. Здесь, у реки, было холодно и промозгло, когда он шёл вдоль ручья, он такого не замечал. Но надо было продумать, как обойти дозорных.

Вроде бы, обширное пространство долины и удобное расположение башни на берегу говорили о том, что Не Хуайсану будет несложно обойти их по берегу, скрываясь в густой тени деревьев. Он не мог видеть, чем заняты дозорные, но их фигуры то и дело перемещались от одного края к другому.

Пригнувшись, Не Хуайсан начал пробираться по лесу к дороге. Уже было совсем темно, и он ощупывал путь перед собой палкой. Ему всё время казалось, что дозорные смотрят точно на него, что его шаги слишком громкие, листья деревьев оглушительно шелестят и что его вот-вот схватят. Усилием он заставлял себе дышать глубоко и ровно. Как назло, на него накатила волна усталости. Глаза закрывались, голова кружилась, казалось, он вот-вот просто уснёт на месте.

Когда Не Хуайсан оказался слишком близко к башне, он решил ползти. Это было медленно, но надёжнее. Он медленно ощупывал путь перед собой – камни, влажная холодная земля и прелая листва. Под руку попалось что-то отвратительно склизкое, и он едва не заорал от неожиданности, откидывая в сторону горсть земли. Сердце бешено колотилось, ему казалось, что от его резкого движения закачались кусты и теперь его точно найдут. Найдут, схватят и запихнут в темницу Безночного Города. В горле пересохло, голова кружилась всё сильнее. Он холодной земли он замерз, ладони уже почти ничего не чувствовали, а он только поравнялся с башней. Расстояние и журчание воды не позволяли ничего услышать, а из-за кустов и травы ничего не было видно. Всё, что мог делать Не Хуайсан – это продолжать ползти так тихо, как он только может. От холода начали стучать зубы, в голове стоял туман. Хотелось просто лечь и закрыть глаза ненадолго. Но нельзя было поддаваться этому порыву. Внизу его ждал постоялый двор, дымящаяся пиала с рисом и кровать. Он должен дойти до города.

Когда он решился приподняться, оказалось, что вышка была ещё слишком быстро, и он снова упал в высокую траву. По пути он исколол руки о какой-то куст и едва не отключился, но в следующий раз он смог выдохнуть с облегчением – этот отрезок пути остался позади.

Не Хуайсан весь окоченел, пока полз, и теперь, привалившись к стволу большой ивы, надёжно скрывающей его своей листвой, пытался унять дрожь. Он уже не мог оценить, дрожит он от того, что замёрз, от того, что устал или от страха. Он попытался направить свою ци на то, чтобы согреться, но был слишком измотанным для этого, и потому только поднялся, опираясь на ствол дерева, и пошёл дальше. Луна была высоко, он даже не заметил, сколько времени ушло на то, чтобы пройти мимо башни. Значит, в городе он будет к рассвету. Он поспешил вниз по склону. Теперь сквозь кусты и деревья он видел дорогу.

Не Хуайсан сам не понял, что произошло. Ему показалось, что он просто моргнул и в этот же момент его палка соскользнула по влажному от росы камню и он кубарем полетел вниз по склону. Как назло, руки и ноги едва подчинялись ему, и он только мог попытаться сгруппироваться. Камни больно ударяли его по спине, по рукам и ногам, по голове. Падение было совершенно неконтролируемым, как будто его тело окончательно сдалось без сна и на жалком пайке из лепёшек и воды, он пытался схватиться за камни, ветки или траву, но замёрзшие пальцы не повиновались. Он беспомощно растянулся на острых камнях, впивающихся в спину. Едва из глаз перестали сыпаться искры, он с трудом сел и осмотрелся. Всё тело болело после падения, но боль неведомым образом придала ему сил. А кроме того, он услышал кое-что невероятное – где-то в роще впереди раздавалось чириканье пташки. Значит, он покинул эту проклятую безжизненную гору. И кроме того, близилось утро. Последний кусок лепёшки придал ему сил для последнего перехода. Последним штрихом он снял накидку и вывернул её наизнанку. Нельзя было назвать это хорошей маскировкой, но хоть что-то.

***

Невероятным чудом было то, что по пути к городу, названия которого Не Хуайсан не запомнил, ему не встретилось ни одного человека в одеждах цветов Вэнь. Ушибы от падения всё ещё болели и до смерти хотелось спать. Немного сонный стражник не задумываясь ответил на его вопросы. Было раннее утро, и лавки с одеждой и книгами ещё не открылись. Конечно, он предпочёл бы сразу купить более неприметные одежды, чтобы больше не попадаться на глаза адептам Вэнь в ханьфу цветов Не, но это придётся отложить до обеда. Он зажмурился, пережидая приступ тошноты, и отправился на постоялый двор, благо, стражник понятно объяснил, как туда попасть.

Небольшой городок вдали от больших дорог потихоньку просыпался. На улицы выходили люди, просачивался запах свежей еды, начинали звучать голоса, а Не Хуайсан с трудом добрёл до простого двухэтажного здания. Он расплатился с сонным хозяином, предусмотрительно оставив большую часть денег в другом кошельке. В этот момент он не мог решить, чего же он хочет больше – спать или есть, но запах свежих лепёшек едва не заставил его потерять сознание. Он было собирался жадно наброситься на половину порции риса с маринованными овощами – он помнил, что в лесу из-за переживаний не смог нормально поесть, поэтому не стал брать много – и его снова сразил приступ тревоги. Он медленно выпил чая и попытался убедить себя в том, что он сейчас в безопасности. Он не решился спрашивать о том, есть ли в городе заклинатели в одежде с узором из пламени, но пока никого из них не видел. С огромным усилием ему удалось поесть, но даже эта несчастная половинка порции риса встала поперек желудка. Последним усилием он поднялся в комнату – не такую шикарную, в какой он привык останавливаться, но и не совсем удручающую – и без сил упал на постель.

Он думал, что отключится моментально, едва его голова коснётся подушки, но вместо этого назойливое жужжание только стало громче. Он мучительно пытался уснуть, но подскакивал от каждого шороха, от каждого голоса. Ему казалось, что это адепты Цишань Вэнь. Вот они окружают постоялый двор, чтобы он не убежал. Вот они стоят у его двери. Иногда он начинал задрёмывать, проваливаясь в абсурдные сновидения, которые он не мог запомнить, не приносившие ничего, кроме удивления и недоумения своей нелепостью, но по-прежнему подскакивал от каждого шороха. Его глаза закрывались от усталости, но в голове как будто стоял плотный туман страха, не дающий расслабиться и крепко уснуть. Иногда у него начинали стучать зубы или бросало в дрожь, иногда он отключался, погружаясь в море странных и необъяснимых вещей. Из умывальника спускалась шёлковая нить, по которой наверх карабкались гуси с человеческими лицами, лепёшки бросались в пляс и разлитый бульон требовал вернуть его к семье – кускам вяленого мяса и отрубленной куриной голове, которые…

Он сел на кровати. От бредовых сновидений не осталось никаких воспоминаний. За окном светило солнце, гудели голоса, кипела жизнь. Он наконец осмотрелся в комнате. При свете дня обстановка оказалась более удручающей, чем в утренних сумерках, но в любом случае это уже не имело значения – ему следовало убираться отсюда как можно быстрее. Но сначала он сходит вниз и заплатит пару монет за то, чтобы ему принесли горячей воды – после всех злоключений ему хотелось вымыться как никогда раньше. Ещё монету служанке за стирку. Он критически оглядел свою одежду. Пожалуй, несмотря на то, сколько он ползал по земле, она выглядела достаточно прилично, чтобы сходить за покупками, если не надевать накидку. Потом он хорошенько поспит здесь ещё одну ночь и утром отправится на север.

На улице его снова охватила тревога. Всюду мерещились одежды с узором пламени, к тому же, он не смог сразу сориентироваться в незнакомом городе. Он чувствовал, что выглядит подозрительно. Не надо было идти в город, лучше было бы выбрать деревню поблизости…

Его сердце ухнуло в пятки, когда он и вправду увидел патруль. Он в ужасе метнулся в ближайшую чайную. Интересно, какова вероятность того, что адепты Цишань Вэнь узнают в нём ценного заложника? Он ведёт себя слишком неосмотрительно, слишком подозрительно. Любой догадается, что с ним что-то не так, если он будет так бегать и озираться. Даже простой горожанин. Усталость по-прежнему давала о себе знать. Иногда он чувствовал слабость и головокружение, иногда реальность вокруг становилась ярче, а предметы чётче.

Купить новую одежду оказалось проще всего, хотя он чувствовал, что люди как будто бы смотрят на него странно. С подозрением. А книжную лавку оказалось не только трудно найти, но и пришлось долго торговаться с хозяином, смекнувшим, как сильно Не Хуайсану нужна была карта. Хоть в итоге они и договорились до приемлемой цены, возможно, дальше ему придётся останавливаться в местах попроще, иначе денег до дома не хватит. Кроме того, он купил ещё пару лепёшек, флягу из тыквы-горлянки и соломенную шляпу. Теперь он должен сойти за обычного путешественника.

В гостинице он с наслаждением привёл себя в порядок – теплая вода успокоила и расслабила его, с досадой рассмотрел на себе синяки от падения, огромные и болезненные, и принялся собирать вещи. Теперь у него был узелок, фляга на поясе, простое серое ханьфу, соломенная шляпа и палка. Он должен был выглядеть, как обычный простолюдин. Должен был… он вспомнил патруль в городе и почувствовал комок в горле. Сегодня ночью он должен как следует выспаться, чтобы идти дальше. С такими планами он поужинал ещё половиной порции риса с овощами, набрал воды в обе фляги, выпил чаю и подготовился ложиться спать. Кажется, он немного успокоился и есть было немного проще. Его охватила странная тревога – с одной стороны, он до смерти боялся попасть в руки адептов Вэнь, но с другой – это слишком напоминало сборы в какую-нибудь поездку. Он нервно рассмеялся своим мыслям.

Этим вечером ему спалось намного лучше. Он по-прежнему просыпался он громких звуков, но при этом он не чувствовал себя таким разбитым и его больше не тревожили бредовые сновидения. Однако, когда сквозь сон он услышал голоса внизу, то перестал дышать и его кровь заледенела. Хозяин обращался к шумной компании «Господа бессмертные заклинатели»! Адепты Цишань Вэнь! Он вслушивался в голоса, но не мог ничего разобрать, так как они вдруг начали говорить вполголоса. Они пришли за ним! Хозяин сдал его! Нет-нет-нет-нет, так не пойдёт! Он резко подскочил и принялся собирать вещи. К счастью, оставалась лишь постиранная служанкой одежда, которая досыхала где попало. С лестницы уже доносился топот, когда Не Хуайсан, не задумываясь, выпрыгнул в окно.

Он немного ударился, но приземлился относительно удачно – на гору дров и тут же бросился за угол. Прижавшись к стене, он напряженно вслушивался в голоса. Они определённо доносились из той комнаты, где он совсем недавно мирно спал.

Нужно было немедленно бежать из города.

***

После поспешного бегства ему снова пришлось идти всю ночь пешком. Он не решился идти по дороге, и шёл по лесу в небольшом отдалении, нервно оглядываясь и облизывая губы. На всякий случай он достал из мешочка лук и стрелы – при свете дня он не решился бы ходить с оружием Цишань Вэнь, но ночью ему было так спокойнее. Однажды над дорогой пролетел отряд заклинателей на мечах, они летели медленно, как будто кого-то высматривали. Не Хуайсан прятался в кустах и напрягал слух в надежде услышать обрывки разговоров. Ветер донёс до него что-то вроде «остался в городе» и он немного успокоился.

После того, как всплеск бодрости унялся, на него снова накатила усталость. Голова была тяжёлой, ноги отказывались идти, а глаза закрывались. Он старался держаться дороги, судя по карте, к утру или к полудню он должен был дойти до маленькой деревеньки на перекрёстке, в которой обычно останавливались паломники во время путешествий в известный храм на востоке, название которого Не Хуайсан не запомнил, только то, что там часто молились те, у кого не рождались сыновья.

Он глубоко вздохнул. Идти здесь было проще, чем в горах, но если там было легко оступиться на острых камнях, то тут он дважды едва не провалился в укрытые толстым слоем листвы ямы с дождевой водой. Здесь было сыро, но пахло не свежими водами горной реки, а затхлой дождевой водой, скапливающейся в густой тени низин. Холодало. Всё больше хотелось расстелить циновку, развести костёр и лечь спать прямо здесь.

Но это было бы неразумно, поэтому он размял спину и продолжил идти.

Но спустя некоторое время он заметил огонёк вдалеке. Неужели кто-то сошёл с дороги и разжёг костер? Может, незнакомец, позволит погреться у его костра. Окрылённый, он поспешил в направлении огонька.

Однако, где-то на половине пути он уловил странный звук. Шаги? Неровные, далеко впереди… и… хрипы? Определённо, они ни в коей мере не напоминали дыхание. То ли чавканье, то ли тихое подобие того, что следует перед рёвом… Впереди был живой мертвец, и он тоже шёл к костру! Не Хуайсан запаниковал. Он, конечно, был заклинателем, но вот так определить, что за существо нацелилось на незнакомца, он не мог. Стоило ли ему предупредить об опасности? Или вступить в бой? Но если это был настоящий лютый мертвец, ему ни за что с ним не справиться! Раздумывая, он продолжал идти на свет, но из-за того, что он полностью сконцентрировался на мертвеце, он перестал внимательно ощупывать дорогу палкой. Листва под ним просела, он оступился и невольно вскрикнул.

Его голос далеко разнёсся в ночной тишине.

Он зажал рот рукой и подскочил, прислушиваясь. У костра, кажется, тихонько заржала лошадь. Он услышал неровные шаги – шелестели листья и трещали ветки. Слишком быстро для простого ходячего мертвеца, из тех, что едва переставляют ноги, но слишком медленно для настоящего лютого мертвеца.

Но теперь у него не было времени размышлять пойдёт он за мертвецом или убежит от него. Мертвец почуял его и шёл сюда. Всё, что он мог сделать, это выбрать место для сражения. Поэтому он побежал к ближайшей полянке, хоть сколько-то освещённой лунным светом. По пути он едва не упал, оступившись. Ему было страшно как никогда в жизни. Он никогда раньше в одиночку не дрался с лютыми мертвецами. Да он вообще никогда с ними не дрался! Его снова начало трясти, в голове был туман.

На полянке он прислушался, но звуков теперь было слишком много. Казалось, ветки трещат со всех сторон сразу, а биение его собственного сердца заглушает всё, что можно. Он зажёг и бросил в сырую траву огненный талисман, чтобы хотя бы немного осветить полянку, достал лук и стрелу, приготовился стрелять, почувствовал, что руки до сих пор немного саднит непривычки. Для него это всё было слишком. Только позавчера он направлял этот лук на живого человека, а теперь ещё и лютый мертвец! Он всхлипнул, ощутив жалость к себе. Здесь не было никого, кто мог бы ему помочь. Если он не справится с этим мертвецом, то он просто сгинет здесь, и никто никогда не узнает о его позоре.

Мертвец вышел на поляну, протягивая полусгнившие руки к нему. Не Хуайсан закричал и с резвостью, которой не ожидал от себя, отпрыгнул подальше. Он с трудом соображал, что делает, все уроки и тренировки моментально выветрились из его памяти. Он наполнял стрелы ци и стрелял, хаотично доставал талисманы, бежал, спотыкался… ничего не помогало. Этот мертвец был сильнее. Не Хуайсан упал и выронил лук, он полз по земле, пока не упёрся спиной в дерево. В его ушах звучали хрипы мертвеца и звуки хрустящих веток, усиленные страхом и паникой.

Ему конец.

Внезапно перед его глазами что-то блеснуло, отражая лунный свет и мертвеца откинуло на шаг назад. Не Хуайсан встрепенулся и раньше, чем он смог понять, что происходит, он сковал мертвеца пачкой талисманов. Он беспомощно крутил головой. Рядом с ним в лунном свете стояли два юноши примерно его возраста. Они не были заклинателями, и их мечи не могли причинить большого вреда лютому мертвецу, но силы удара было достаточно, чтобы дать возможность Не Хуайсану действовать.

Не Хуайсан выдохнул. Это было слишком для него. Он никогда не был воином и не был заклинателем. Он просто праздный младший брат, от которого и так требовали слишком много. А тут «перевоспитание», черепаха, бегство, а теперь ещё и лютый мертвец. Не Хуайсан потерял самообладание и разрыдался.

– А? – один из юношей в недоумении уставился на Не Хуайсана. – Господин бессмертный заклинатель, что с Вами?

Не Хуайсан плохо помнил, что было дальше, но, кажется, юноша обнял его и успокаивал, как маленького. Не Хуайсан и сам не заметил, как крепко в него вцепился, продолжая реветь во всё горло. Недостойное поведение для благопристойного молодого господина, но ему было всё равно.


Утром он проснулся от того, что его кто-то легонько тормошил.

– Господин бессмертный заклинатель, просыпайтесь.

Не Хуайсан мимоходом подумал, что это звучит как издёвка, хотя ничего такого этот молодой господин не подразумевает. Он с трудом сел и осмотрелся. Голова по-прежнему была тяжёлой, но после пусть и непродолжительного, но здорового сна ему определённо стало лучше. Он спал на циновке, укрытый одеялом, а его спасители уже разожгли костёр и поставили греться котелок на треноге. Теперь Не Хуайсан смог разглядеть их как следует. Одеты оба были хорошо, но не вычурно и даже почти невзрачно, у обоих была безупречная осанка и хорошее телосложение. Они явно из воинского сословия, причём наверняка из верхушки. Тот, что сидел у костра и сверлил Не Хуайсана прямым тяжёлым взглядом был выше и шире в плечах, с благородными чертами лица, только слегка испорченными слишком резкими скулами. Тот, что утешал его вчера вечером, был скорее среднего роста, вроде бы миловидный, но вроде бы и совершенно неприметный и незапоминающийся.

Не Хуайсану стало неловко.

– Простите, что вчера повёл себя недостойно и причинил неудобства, - он встал в полный рост и поклонился молодым господам.

Ему нельзя было выходить из роли. Он всего лишь бесполезный недоучка из какого-нибудь храма.

– Я вижу, что вы благородные молодые господа, и я благодарен вам за спасение моей ничтожной жизни.

Юноши выглядели немного удивлёнными.

– И никакой я не заклинатель, – выпалил Не Хуайсан. – Всего лишь ученик. Притом совершенно бездарный, – добавил он немного тише, опустив взгляд.

– Не стоит так говорить, это ведь ты спас нас ночью от мертвеца, – второй юноша похлопал его по плечу. – Ты очень храбрый.

Не Хуайсан смутился.

– Я Сун Юй, а этот угрюмый тип – Чан Цзыфэн. Он может казаться суровым, но на самом деле он просто застенчивый, – Сун Юй улыбнулся. – А ты?

Не Хуайсан вздрогнул. К такому он не был готов.

– Юань Дао, – неожиданно для себя выпалил он.

– Очень приятно, – Сун Юй поклонился ему. – Ты обязан хотя бы позавтракать вместе с нами, – он жестом пригласил Не Хуайсана присоединиться. – Ты из какого-то клана заклинателей, верно? Ты умеешь летать на мече?

Не Хуайсан помотал головой.

– Меня пытались учить в храме в Пуяне, но у меня совсем не таланта.

– Так ты монах? Юань-даочжан?

Не Хуайсан достал свои лепёшки и отломил половинку.

– Да, вроде того.

– Значит, ты сейчас направляешься в Пуян?

– Да, – Не Хуайсан. – А вы двое? Вы ведь воины?

Сун Юй шуточно всплеснул руками.

– Неужели это так бросается в глаза? А мы ведь старались не выделятся.

Не Хуайсан рассмеялся. Ему было приятно в их компании.

– Послушай, Юань-даочжан, а нам ведь по пути. Не хочешь присоединиться? Не могу обещать, что мы довезём тебя до Пуяна, но я слышал, что у вас, заклинателей, сейчас непростые времена. К тому же, – он толкнул Не Хуайсана локтем, – будешь защищать нас от всякой нечисти.

Не Хуайсан не мог поверить своим ушам. Он ляпнул про Пуян наугад, но это же почти половина пути до Цинхэ! Он вскочил и низко поклонился.

– Я был бы очень благодарен молодым господам!

***

Ехать с Сун Юем и Чан Цзыфэном было намного лучше, чем идти одному. Они оба были очень хорошо образованы, а Сун Юй прекрасно разбирался в музыке и стихах, они с Не Хуайсаном постоянно обсуждали что-то. Чан Цзыфэн больше слушал, чем говорил, но и он стал относиться к Не Хуайсану теплее. Кажется, он действительно скрывал за суровостью застенчивость.

Днём они ехали – Сун Юй управлял повозкой, а Чан Цзыфэн на лошади рядом. Как они объяснили – перевозили вещи по просьбе семьи Чан, а на ночь останавливались в гостинице или разбивали лагерь. По вечерам Сун Юй иногда играл им на пипе, и казалось, что лучше этого занятия для него не может быть.

– Мой отец тоже хотел, чтобы я был воином. Но я совсем для этого не гожусь, – вдруг безо всякой причины сказал Не Хуайсан. Он сидел рядом с Сун Юем, а Чан Цзыфэн ехал немного впереди. – Я не гожусь для этого и меня совсем к этому не тянет.

Сун Юй хмыкнул.

– Я понимаю тебя, – неожиданно тихо произнёс он. – Меня тоже совсем к этому не тянет. Я бы предпочёл что-нибудь другое. Но ты-то можешь заняться тем, что тебе по душе?

Не Хуайсан опустил взгляд.

Сун Юй глубоко вздохнул.

– Ты ведь не связан узами крови и вассальной клятвы. Ты мог бы просто взять и заняться тем, что тебе по душе, – он снова тяжело вздохнул. – Когда-нибудь он станет генералом, а я буду его подчинённым. Он талантливый и усердный. Моя семья служит его семье уже почти сто лет, и мы дружим с детства. Даже если я мог бы предать свою семью, разве смогу я оставить его? Ох, прости, что-то я разболтался.

Не Хуайсан покачал головой.

– Ничего, я тебя очень понимаю.

– Я могу сдать государственный экзамен и стать чиновником. Это лучше, чем служить в армии. Чиновники плетут интриги, обманывают друг друга, заключают тайные соглашения и всё такое… не так весело, как просто играть музыку и сочинять стихи, но всё еще лучше службы, и к тому же за это семья от меня не откажется – он усмехнулся. – Я мог бы пойти в судьи, стать сначала писарем или секретарём, носить коричневое платье и шапочку, набираться ума-разума от своего наставника… А чем бы ты занялся, если мог?

Не Хуайсан промолчал.

– Не знаю. А ты говоришь так, как будто на самом деле всё уже решил.

Сун Юй хмыкнул и отмахнулся.

– Это просто пустая болтовня, забудь.

Не Хуайсан задумался. Интересно, есть ли в этом мире место для такого ни на что не годного, как он.

***

После того, как Не Хуайсан тепло расстался со своими новыми друзьями, он снова остался один. Он больше не мог прятаться в повозке от патрулей и притворятся их слугой в гостиницах. Он проводил взглядом повозку и пошёл дальше по дороге. Карточка грела душу, дома он непременно разузнает, что же за люди помогли ему.

Он приближался к территории, которая давно принадлежала Цишань Вэнь и ему нужно было идти так осторожно, как он только мог. Благодаря помощи, он сэкономил немного денег на картах, но их по-прежнему было мало. Погода тоже испортилась, накрапывал мелкий дождик, который грозил перейти в холодный ноябрьский дождь. Он поёжился. Надо было идти быстрее.

Видимо, вся предназначенная ему в этом путешествии удача ушла на встречу с Сун Юем и Чан Цзыфэном. Когда он подошёл к первому городу на своём пути, он увидел множество людей в форме Цишань Вэнь. Не Хуайсан к тому времени промок и замёрз. Натянув пониже соломенную шляпу, он потратил уйму времени на то, чтобы зайти в другие ворота. Ему пришлось остановиться в ужасном месте на окраине, потому что в город он не решился бы зайти.

Он опять плохо спал, без защиты ему снова было страшно. Свернувшись в калачик на бамбуковой кровати, он едва не рыдал он собственной ничтожности. За те семь дней, что они ехали вместе, переживания немного улеглись, а кое-что и забылось, и он просто искренне радовался. И был под чужой защитой. Как всегда. А сам по себе он ни на что не годен. В горле встал комок. Вот теперь он точно совсем один. Сколько он не пытался уснуть, его постоянно тревожили то голоса пьянчуг на улице, то завывающий ветер, то холод, хотя он укрылся даже трофейными одеждами Цишань Вэнь.

Утром он встал совершенно разбитым. Аппетита не было, но он купил впрок немного еды. Ему везде то и дело встречались отряды Цишань Вэнь, и каждый раз сердце падало. Отныне он избегал ходить по дорогам, а выбирал окольные тропы, ночевал где попало и всё реже – в гостиницах. Он попал на вражескую территорию. Теперь либо идти напролом, либо искать обходной путь и застрять в пути не меньше, чем ещё на одну неделю. Он плохо спал, постоянно чувствовал усталость, у него не было аппетита. Должно быть, он ужасно выглядел. Почти всё время шли дожди, и ему, промокшему и озябшему, приходилось пробираться через грязь и слякоть. Почти всё время, когда он не думал о том, как бы не попасться патрулям, он думал о доме. О доме и о брате. Его больше не волновала ни воинская честь, ни прочая мишура. Он был согласен оставаться под его защитой на всю жизнь.

На четвертый день своего путешествия Не Хуайсан столкнулся с патрулём Цишань Вэнь в лоб. Он уже был очень далеко от дороги и едва стоял на ногах в поисках места для ночлега, а в итоге сначала едва не зашёл в болото, а потом половину ночи прятался на дереве, дрожа от холода и страха.

Но самое страшное началось потом. Утром он понял, что заблудился. Куда он не пытался идти, вокруг были хилые рощицы, перемежавшиеся болотцами. Всё, что он мог делать – просто идти на север, без малейшего понятия, где же он находится. Он снова вздрагивал от каждого шороха и мучился от постоянной тошноты и усталости. Вскоре у него закончилась еда, которую он купил в городе. Он с трудом запихивал в себя кусочки чёрствого хлеба, понимая, что это последнее, что у него есть. Он не знал, водится ли в мелком болотце съедобная рыба, да и как бы он её наловил? О том, чтобы поймать какое-нибудь животное, речи уже не шло, кроме того, что он с трудом представлял себя занимающимся свежеванием и разделкой тушки, его руки уже слишком сильно дрожали, а концентрировать внимание было совсем тяжело.

Солнце едва просвечивало сквозь тяжёлые облака, но, к счастью, дожди поутихли. Спустя два дня и две ночи блужданий по болоту Не Хуайсан вышел на некоторое подобие тропы. Он больше не боялся и открыто нёс за спиной лук и стрелы, которых, правда порядком поубавилось после встречи с лютым мертвецом.

Он и сам не понял, что произошло, просто однажды у него потемнело в глазах, и он упал. Он лежал на сырой земле и пытался понять, как солнце могло сдвинуться на небе, пока он падал. В голове стоял густой туман, он с трудом соображал. Потребовалось серьёзное усилие, чтобы подняться, опираясь на палку, которую он подобрал после того, как потерял предыдущую. Ему снова было нехорошо. Контуры предметов казались то размытыми, то чрезвычайно чёткими. Он глотнул воды из фляги и пошёл дальше.

Уже совсем стемнело, когда он вдруг услышал голоса. Раньше с ним уже такое случалось, но в этот раз, кажется, всё было по-настоящему. Ему виделся яркий огонь костра, музыка и запах еды. Но это ведь не могло быть реальностью, так? Он просто слишком долго ходил по болоту. Нет тут никаких людей, нет никакой музыки и нет никакой еды. Просто не может быть. Он медленно подкрадывался к костру. Его разум как будто бы очистился от тумана и теперь был кристально чист. Одновременно с этим, он прекрасно понимал, что всё происходящее нереально. Четыре человека вокруг костра. Рослые мужчины, вроде бы даже вооружённые. Не Хуайсана скрутило от тошноты и запаха риса в бульоне. Не Хуайсан не воин и не слишком хороший стрелок. Звонкая мелодия совершенно точно доносилась из ниоткуда. Были ли эти люди и этот костёр реальны? Не Хуайсан не воин, но зато он заклинатель. Что сможет сделать простой человек с заряженной ци стрелой? Или с огненным талисманом? Он уже был на расстоянии выстрела. Скорее всего он просто бредил. Он прицелился. Целится было просто, как никогда. Руки больше не дрожали и не болели от тетивы. Наверное, это был сон, а настоящий Не Хуайсан просто умирал от голода в болоте, и ему снился рис с бульоном. Он выстрелил, и стрела попала точно в спину одному из мужчин, пробив его насквозь. Остальные трое вскочили, двое схватились за оружие, а третий бросил в сторону Не Хуайсана горящее полено, но тут же упал, пронзённый второй стрелой. Не Хуайсан ворвался на стоянку неизвестных ему людей и поджёг с помощью талисманов двух оставшихся, и они с криками убежали, побросав всё. Иными словами, это просто не могло быть реальностью. Настоящий Не Хуайсан ни на что не годен.

Не Хуайсан жадно набросился на кашу в котелке. Он запихивал её в рот и глотал, даже не пытаясь прожевать. Его бросило в жар, руки затряслись. Он перестал понимать, что происходит. Его рвало, бросало попеременно в жар и холод, он выронил котелок и совсем потерял связь с реальностью.

Очнулся он уже днём, и чувствовал себя ещё хуже, чем накануне. Он лежал в зарослях высоких камышей, неподалёку журчала вода. Кажется, вчерашнее и вправду было сном. Во всяком случае, он был также голоден, как и вчера. К тому же он опять потерял свою палку. Без неё встать было совсем тяжело. В полубессознательном состоянии он побрёл по берегу.

Когда он в этот раз услышал голоса, он был уверен, что они настоящие. Он узнал голос помощника старшего брата! Впереди были разведчики Цинхэ Не! Его сознание как будто бы немного прояснилось. Он никак не мог предстать перед ними в таком виде! Он немедленно сбросил с себя серую накидку и принялся доставать клановую. И ещё он должен был избавиться от всех этих вещей! Он замотал лук и колчан со стрелами в накидку с узором Цишань Вэнь и вместе с флягой бросил в реку.

Пошатываясь, он побрёл на голоса.

***

Когда Не Хуайсан проснулся, он сразу понял, что он дома. Пахло травами, он сам был в чистой одежде. Он резко встал, но у него тут же закружилась голова и потемнело в глазах. Служанка, которая сидела рядом с ним, всплеснула руками и тотчас же убежала.

Когда к нему в комнату зашёл Не Минцзюэ, Не Хуайсан просто бросился ему на грудь и разрыдался.

– Ты молодец, – Не Минцзюэ потрепал его по волосам. – Но больше так не делай.

– Да! – Не Хуайсан разрыдался ещё сильнее, обнимая брата настолько крепко, насколько он только мог.

***

– Он нам лгал. Он не монах и никогда им не был.

– И что, разве это имеет значение? Он боялся этих людей по-настоящему, и насчет своих способностей не врал. У бессмертных, похоже, настают непростые времена.

– Почему ты так привязался к нему?

– Мы похожи, знаешь ли. Все трое. Такие маленькие птички, которые сидят в своих клетках.

– Не говори так. Интересно, откуда он на самом деле?

– Что, думаешь однажды воспользоваться его помощью? Как амбициозно, генерал Чан! Думаешь, мы с ним ещё когда-нибудь встретимся?

– Кто знает…

***

Глава разведки Цинхэ Не с интересом осматривал свою добычу. Только сегодня утром ему навстречу неожиданно вышел второй молодой господин, весь грязный, бледный и дрожащий. А теперь он выловил рядом с этим местом интереснейший свёрток – накидку Цишань Вэнь, в которую были замотаны лук Цишань Вэнь, колчан со стрелами, на некоторых из которых была кровь, и фляжку Цишань Вэнь.

Что бы это могло значить?

@темы: Совет кланов, Орден Цинхэ Не, Драма/ангст/хоррор, Текст